Зот корнилович тоболкин. Тоболкин зот корнилович Зот тоболкин биография

Не в первый раз отвечаю на просьбу написать о себе. Моя биография в моих книгах «СЛОВО О ПАХАРЕ», «ПРИПАДИ К ЗЕМЛЕ», «ГРУСТНЫЙ ШУТ» и других.

Родился в сибирской деревне Хорзово в 1935 году в семье, как мне позже объяснили, «врага народа». Деревенский поп при крещении нарек меня Зотом, что в переводе с греческого означает «полный жизни», «дающий жизнь».

Отец, Корнил Иванович, – кузнец, столяр, плотник. С момента образования колхоза «Серп и молот» в 1930 году по 1935 год был его первым председателем.

По клеветническому доносу был арестован, якобы из кулацкой семьи и сам подкулачник. Был сослан на Колыму на пять лет. Народ на собрании безмолствовал, каждый боялся за свою судьбу, такое было время. Позже так же втихомолку клеветника сбросили в колодец (я описывал эту сцену в одном из романов).

Сын этого «деятеля» Филарет (он даже не знал, что носил имя русского патриарха) очень стеснялся своего имени и стал зваться Леонидом. Его мамаша Мокрина, кстати, «великая активистка», при аресте отца сдернула с мамы самотканную кофту, муженек выгреб из сундука иконы, кресты и нищенскую, по нашим понятиям, одежонку.

Мать моя, Александра Гордеевна, хоть и была безграмотной женщиной (умела только расписаться), оставшись одна с семерыми детьми (мне, самому младшему, было четыре месяца), с помощью добрых людей обратилась к властям с кассацией. Возможно, это подействовало, и отец, отбыв три года, был освобожден в октябре 1938 года, а до деревни добрался в январе – мне уже исполнилось три года. По возвращении ему предлагали снова стать председателем колхоза, но он ответил: «Вот вам хомут и узда, я вам больше не слуга». И до конца жизни, до 19 октября 1959 года, работал в кузнице того же колхоза.

Сын «врага народа», мой брат Прокопий, прямо с трактора ушел на фронт.

Перед отправкой, взяв гармонь, наиграл провожавшим напоследок мелодии тех времен, живущие века, про бродягу с Сахалина, «Златые горы», про чудную планету Колыму – все, что требовали. Свою гармошку мне завещал, а сам где-то на дорогах войны в 19 лет пропал без вести. Девки и бабы деревенские поздними вечерами, собравшись вместе, поревев, погоревав (кто-то уже получил похоронки), затягивали песни, те, что горе утешали. Меня, девятилетнего парнишку, просили подыграть, а утром шли на дойку, на покос, в поле. Да и позже, в праздники, на вечорках мне до мозолей приходилось наигрывать и «Барыню», и «Цыганочку», и все, чего просили. Я и засыпал с гармошкой, никому ее не доверял. Об этом и о многом другом я рассказал в прозе, пьесах.

Чту и помню священно свою первую учительницу Марию Ефимовну Исакову.

В школе я был трудный ученик, «первый парень на деревне», все с гармошкой: вечорки по зимам, летом – полянка, но читать любил. Всю школьную библиотеку домой перетаскал и перечитал. Когда был обнаружен пустой книжный шкаф, пришли ко мне. Пришлось расстаться с любимыми книжками, но ни слова порицания не услышал я от своей учительницы.

В детстве мечтал быть пекарем или поваром, очень «сытные» профессии, но приходилось работать с мамой «в пристяжке». Таскал картошку и другую нехитрую снедь на базар за 20 верст в Заводоуковск. Там можно было купить булку казенного хлеба. Как-то мать ушла в очередь, оставив меня торговать. У меня все сперли. Я взвыл от обиды. Мой вой услышал парнишка, главарь этой орды.

Все вернули и даже проводили до Бармы (лог, где иногда убивали).

Подростком работал на прицепке у тракториста Ермолая Тарасова. Помнится, как он однажды спас меня: на заре шибко в сон тянет. И я чуть не оказался под боронами. Он вовремя оглянулся. Лет четырнадцати вез от комбайна зерно на элеватор. Мешка не досчитался. Это – срок, и немалый, да еще сын «врага народа». За меньшее хищение давали «десятку». Так, девушке из сиротской семьи (отец умер у пашни от голода, мать в крещенские морозы замерзла) за горстку осевков из-под триера дали срок. Какой уж не помню, но Зоя из тюрьмы не вернулась. Это Сталин мог бегать семь-восемь раз, чтобы стать после беготни «вождем народа» и палачом его же, даже генералиссимусом. По традиции советской и мне грозил срок (докажи, что не брал). Но я «удрал» (мать выпихнула) в Краснодар, где жила сестра. Поступил там в ремесленное училище. Это было чудное время, там я получил рабочую профессию слесаря (в свидетельстве об окончании одни «пятерки»), обрел друзей своей юности, с которыми не теряю связи до сих пор.

Душевно благодарен бывшим директорам – Федору Антоновичу Смоленко и Григорию Александровичу Дремову, моим тогдашним учителям и наставникам.

После РУ работал на заводе имени Седина в Краснодаре, учился в ШРМ (вечерняя школа). Потом армия, снова ШРМ (десятилетка – с Золотой медалью), работал слесарем, грузчиком, каменотесом, хождение из вуза в вуз в поисках своего места в жизни (Уральский политехнический, лесотехнический, горный). Наконец, потеряв все привилегии, полагавшиеся медалисту, выдержав конкурс, и немалый, поступил в УРГУ на журналистику. Этот вуз не был случайностью, долго к нему «подбирался». Свой первый роман «Припади к земле» начал писать еще до поступления в университет. Он о моих земляках – хлеборобах, об их жизнестойкости, верности земле. Всю жизнь пишу о земле, на которой живу. Это земля извечного мужества, испытаний и больших дел. Великая Земля! Беспокойная Земля. Щедрая и далеко еще не изведанная. Об этом и сборник рассказов «Слово о пахаре», повести «Журавли», «Третья падь» и другие.

Военное и послевоенное лихолетье сибирской деревни, неимоверные усилия людей выжить, преодолеть беды – в моих пьесах «Похоронок не было», «Сибирская баллада». Пьеса «Баня по-черному» («Сказание об Анне»), удостоенная премии Министерства культуры СССР, была поставлена почти в двадцати городах России и ближнего Зарубежья, как теперь принято говорить. Увидели свет и другие мои пьесы.

Судьба журналистская частенько забрасывала меня туда, где свершались «открытия века»: в тундру, низовья Оби, Среднее Приобье. Я дивился людям, свершившим эти открытия, писал о них. Это и всесильный когда-то Виктор Иванович Муравленко, Лауреат, Герой, профессор, член коллегии в нефтяном министерстве, оставивший после себя город, месторождение, улицы, носящие его имя. Первооткрыватель города Светлого, а потом и Надыма – Анатолий Мандриченко. Владимир Игольников, бывший командир первого на тюменской земле студенческого стройотряда, позже главный инженер мощного главка в Новом Уренгое. Владимир Тимохин, начинавший Надым с колышка. Николай Козлов – начальник уренгойского аэропорта, поднявший в воздух первый самолет, разрешивший первую посадку, разогнав перед тем с посадочной площадки волков, гонявшихся за дикими оленями. Василий Тихонович Подшебякин, геолог Божьей милостью, Лауреат. Всех, о ком писал, не перечесть. У меня эта жизнь, которая бурлила на разбуженной нефтегазоносными открытиями тюменской земле, сложилась в повести «Клад», «Сизиф», «Время сильных», в роман «Лебяжий», в кинокартину «Поздняя ягода», снятую на Мосфильме, в пьесы «Взлетная полоса», «Геологи».

«Геологи» – первое мое драматическое произведение, поставлено было в 1972 году на сцене Тобольского театра, теремка, как ласково называли его. Славен был теремок. Я с трепетом однажды вошел внутрь. Там было много света. Стояла на улице осень, золотая, радостная, как багряный восход... Сгорел замечательный Тобольский театр. Это было великое произведение искусства, построенное без единого гвоздя. Ни один человек не оставался равнодушным. Остановится, бывало, посмотрит, обойдет, вернется и стоит, стоит – любуется.

По столичным меркам наша область – «провинция». Дай бог каждому такую провинцию. Взять хотя бы тот же Тобольск, уже Кремль его – каменное чудо, откуда все видно, всю Сибирь, всю Россию.

И глядели… И жили гордо и красиво сильные, щедрые тоболяки. Славился город культурой, ярмарками, сибирскими красавицами, богатырями, был богатым, был умным. Поэты, музыканты, историки, ученые, художники… Какие имена: Ремезов, Менделеев, Ершов, Алябьев, Словцов, Скалозубов… Слава Тобольска гремела по всему миру.

Что Тобольск дал Родине, то не счесть. Что Родина дала Тобольску? Славу каторжной столицы. Ссылали сюда во все времена. При Петре, при Анне Иоанновне, при Екатерине, при Александрах и Николаях. И в те времена ссыльные жили здесь вольно. Ходил по тобольским улицам прославленный предок Пушкина арап Ибрагим, и другой, им воспетый, всесильный временщик Меньшиков, декабристы. Радищев единого дня в тюрьме не сиживал. И Аввакум, царя и патриарха проклявший, жил в городе сибирском припеваючи. Ходил с Золотым посохом в нарядных шубах, служил в двух самых лучших храмах.

Присужденные к каторге у губернатора на балах отплясывали, создавали общества, устраивали музыкальные вечера, издавали альманахи, газеты, привлекая отзывчивых сибирских купцов, которые были попечителями, меценатами.

Радует эта мощь исторических пластов. Тобольск в этом смысле неисчерпаем. Мои романы «Зодчий», «Грустный шут», «Отласы» обращены к выдающимся страницам жизни необъятной когда-то Тобольской губернии.

Но о чем бы я ни писал, будь то повесть «Голгофа» или роман «У Бога за пазухой», я всегда пишу о крае родчем, во веки славном!

В общем, жизнь моя наполнена делами. Дела, хоть и с натугой порой, но ладятся.

Они, конечно, не являются мерилом материального успеха, я по-прежнему из тех, кто живет на крохотную пенсию. Разбогатеть несложно, нужно поставить такую цель. У меня главная цель (и без фальши!), великая цель – дело. Со «звездами» я не ровняюсь. Мои звезды в небесах. Слово «карьера» как достижение выгоды, всеобщей известности, чуждо для меня по смыслу и по духу. Я – пахарь. Мне ближе поле, комнатушка с листом бумаги. Тут я царствую, не думая ни о рубле, ни о славе. А что я буду значить в этом непростом мире, общество пусть судит, знатоки, у которых на все в жизни есть ответы. Я эти ответы ищу. Порой удается, что выразилось в романах, книгах, стихах. В обществе всегда что-то не так. Я взвешиваю жизнь по своим делам. Молодых стараюсь понять, когда есть досуг. Его маловато. Вряд ли кто-нибудь пожелает меня сменить: это хлопотно и тоскливо. Потому я не мерцаю и не курлычу. Уж тут не до суда над поколением. А надевать мой хомут – дело нелегкое. Он не для всякой шеи. Поэтому я ни разу не сказал: «Делай как я!»

Для писателя нужны такие качества, как вдохновение, упорство, искра Божия, то бишь талант. Без этого успех не придет. Последнее время отношение к профессии скептическое.

Потому что в «писатели» полезли все те, у кого есть деньги и бумага. А писателей подлинных единицы. Смею надеяться, если судить по результатам, я к ним отношусь.

Итогами иногда бываю доволен. Закончив, к примеру, роман, я не смогу кричать от восторга: «Ай да, Зот!» Мне дня три-четыре нужно, чтобы отрешиться от свершенного. Когда носишь его в себе, оно гнетет. Орден «Знак Почета», звание Заслуженного работника культуры, несколько государственных и прочих премий вряд ли можно отнести к итогам. Публично о себе помалкиваю. Есть дела поважнее, чем пустой треп. Гораздо интереснее иной раз, хоть и редко, пообщаться с друзьями. К сожалению, ушел из жизни друг и соратник по перу Иван Ермаков. Сам великолепный рассказчик, мастер меткого слова, он очень любил читать нам с женой вслух только что им написанное, а на мои одобрительные отзывы всегда приговаривал: «Рядом с тобой, Зотушка, я – безъязычный Ванька!»

Нет уже очень близкого мне по духу, замечательного друга и прекрасного собеседника Поликарпа Петровича Прокопьева, хозяина земли, великого труженика, человека государственной значимости, неординарного, с неукротимым характером, ставшего прототипом главного героя моей пьесы «Поликарп Первый».

Душевным другом, товарищем был Геннадий Сазонов, геолог. Он и не помышлял быть писателем. Но отдав Северу много лет, пройдя Полярный и Приполярный Урал, померзнув в палатках и покормив комаров, познав цену дружбе и предательству, не мог не написать о том, что пережил и наблюдал. Для Сазонова Север – песня.

А песню надо петь душевно и красиво. Он так и пел.

Остались и здравствуют друзья моей юности, более поздние друзья. Среди них есть очень талантливые, именитые: Николай Сличенко, Иван Нестеров, художники, поэты, актеры. Все мы интересны друг другу тем, что пашем. И это смысл нашей жизни, жизни не очень простой. Но что это за жизнь, если она как по маслу с горки катится? Нет, поднимаешься в гору, и подчас нелегко, с немалым грузом. Так ведь это дело привычное. И оно полезно для души и на пользу Отечеству. Но от власти я далек, хотя теперешняя власть меня устраивает. Державные кресла заняли достойные (умные и молодые) люди. Они не кричат, не витийствуют попусту, а делают (и немало) полезные дела для России. Но очень тревожит разгул терроризма, коррупции, хотелось бы лучшего благосостояния для наших людей.

Хочется радоваться будущему, живу предчувствием дел славных в моей державе и в судьбе. А менять время мне не дано. Славно уж то, что я с ним не ссорюсь. Это не просто – быть в ладу со временем, внимать ему, не брюзжать, а работать в полную силу. В свободное время читаю умные книги, ходим с женой Нэлли в театр, ездим в деревню Речкино. Люблю посидеть на берегу, прогуляться в лес (когда пойдут грибы, ягоды).

В любой эпохе много занятного, влекущего. Я люблю эту жизнь, учусь у нее, постигаю, сколько могу. Учиться не устаю. Каждый день – открытие чего-то удивительного, нового. Жизнь прекрасна, надо дивиться ей будучи благодарным судьбе. Жизнь могла бы сложиться иначе. Меня бросало как утлую лодчонку. Лодчонка не разбилась и плывет куда надо. Другого «плавания» не желаю.

Полагаю, что суровому отцу моему, Корнилу Ивановичу, кое-какие достижения сына пришлись бы по душе. Но от всех Тоболкиных старшего поколения остались сестра да брат и ваш покорный слуга. Сестра любимая Валентина была мне, подростку, опорой, второй матерью, нередко плакала «втихаря». Может, чистые слезы ее спасли меня от крайностей; старался чтить настоящих людей, учиться, трудиться.

Вот уже полвека делит со мной и радости, и беды, поддерживает меня в самом главном моя любимая жена, семья, которой я очень дорожу и благодарен. Об этом не скажешь в двух словах, об этом писать надо книгу. Безусловно, личная жизнь и профессиональная жизнь во многом неразделимы. Жить с писателем непросто.

Жена моя, Нэлли Викторовна, любящая, верная, неутомимая труженица. Весь быт, заботы о трех детях и муже, а теперь и внуках, на ее плечах. Хотя она и сама творческий человек – работала режиссером, редактором на телевидении, – но как-то успевала (часто бессонными ночами) помогать мне и рукописи перепечатывать, и проникнуться (иногда до слез) тем, о чем пишу. Было время, когда лишь она верила в меня как в писателя, вселяла надежду, отметала скептические высказывания «творческого окружения». Досталось ей и обид, и горестей, ведь писатели – народ непредсказуемый, и все-таки жизнь наша наполнена счастьем. Радуют дети, внуки.

Они тоже вступили на нелегкую тропу творчества – продолжатели рода Тоболкиных.

Многое в жизни меняется, приходит и уходит успех, уходят, разъезжаются друзья, остается главная ценность – семья, дело, это уж до последнего часа.

Зот Корнилович Тоболки н, тюменский писатель, прозаик, драматург, публицист, член Союза писателей России.
Родился 3 января 1935 года в деревне Хорзово Заводоуковского района тюменской области.
Начал работать во время Великой Отечественной войны, был прицепщиком, трактористом, электриком, слесарем, каменщиком, геодезистом.
Учился в ремесленном училище и вечерней школе. закончил факультет журналистики Уральского госуниверситета.
С 1964 года работал в газетах, на радио, телевидении. выпускник высших режиссерских курсов в Москве (1975 Г.).
Первые произведения писателя были опубликованы в 1972 году. З.К. Тоболкин – автор многих рассказов, повестей, романов: «ПРИПАДИ К ЗЕМЛЕ» (1976 Г.), «ЛЕБЯЖИЙ» (1979 Г.), «ЖИЛ-БЫЛ КУЗЬМА» (1981 Г.), «ГРУСТНЫЙ ШУТ» (1983 Г.), «ОТЛАСЫ» (1985 Г.), «У БОГА ЗА ПАЗУХОЙ» (1995 Г.), «ГОЛГОФА» (2001 Г.).
Его пьесы «ГЕОЛОГИ», «ВЕРУЮ!», «СКАЗАНИЕ ОБ АННЕ», «ПОЛИКАРП ПЕРВЫЙ» и другие ставились на сценах драматических театров Тобольска, Тюмени, Горького, Армавира, Ульяновска, Москвы.

Устный литературно – краеведческий журнал
«Гимн крестьянскому труду в произведениях нашего земляка Зота Тоболкина»

Цели:
Образовательная: познакомить школьников с биографией, произведениями писателя – земляка З.К. Тоболкина о крестьянской жизни, основанных на краеведческом материале;
Воспитательная: воспитывать чувство любви к родной земле, уважение к труду крестьянина – труженика;

Развивающая: повысить интерес подрастающего поколения к жизни на селе, сельскому хозяйству и профессии хлебороба.

Задачи:
— развивать читательскую компетентность;
— развивать умение владеть приемами монологической и диалогической речи;
— освоить алгоритм составления тематического сборника (устного литературно — краеведческого журнала).

Ожидаемые результаты:
Предметные. Эмоционально и адекватно воспринимать на слух отрывки из художественных произведений; принимать участие в инсценировке; читать вслух прозаические тексты на основе передачи их художественных особенностей; выразительно читать наизусть стихотворение.
Личностные. Умение оценивать поступки людей, жизненные ситуации с точки зрения принятых норм и ценностей; устно делиться своими личными впечатлениями и суждениями.

Метапредметные. В области познавательных общих учебных действий школьники получат возможность работать с текстами: выделять в них главную тему и основную мысль, разные жизненные позиции, выделять информацию, заданную аспектом рассмотрения и удерживать заявленный аспект, работать с несколькими источниками информации.

В области коммуникативных учебных действий: работать в малой и большой группах; распределять между собой работу и выстраивать ее в общее поле; понимать основные разницы между двумя точками зрения и мотивированно присоединяться к одной из них или пробовать высказывать собственную; находить в тексте подтверждение высказанным точкам зрения.

В области регулятивных учебных действий: осуществлять самоконтроль и контроль за ходом выполнения работы и полученных результатов.

Формы работы: коллективная, индивидуальная, групповая.

Задания опережающего характера: в библиотеке познакомится с произведениями Зота Тоболкина, прочитать рассказы «Слово о пахаре», «Колодец», стихи; узнать о деревне Хорзово; рассказать об истории развития колхоза «Сибиряк».

Индивидуальные задания для школьников: подготовить сообщение о биографии Зота Корниловича Тоболкина; подготовить выразительное чтение отрывков из романа «Припади к земле» (использовать словарь устаревших слов); подготовить выразительное чтение наизусть стихотворения нашего земляка.

Задание группе: подготовить инсценировку (четыре школьника).

Оформление: выставка книг, фотографий, презентация.

Эпиграф:
Зовет земля! …
И чем она привораживает к себе? … Трудимся на ней, не разгибая спины, а ее, матушку, ни разу худо не помянули …
Потому, что она матушка. Вот вам и ответ…
Зот Тоболкин

Страница 1. «Я родом из сибирской деревни».

Школьник: Зот Корнилович Тоболкин — сибирский писатель, наш земляк. Родился в старообрядческой деревне Хорзово в 1935 году. Сейчас нет на карте этого места, так как в 80 — ые годы по программе укрепления и ликвидации неперспективных сел Хорзово была переселена в деревню Першино.

Отец писателя, Корнил Иванович, был кузнецом, столяром, плотником. С момента образования колхоза «Серп и молот» в 1930 по 1935 год был его первым председателем.

По клеветническому доносу был арестован и сослан на Колыму на пять лет.

Мать, Александра Гордеевна, хотя и была безграмотной женщиной, осталась одна с семерыми детьми, с помощью добрых людей обратилась к властям с кассацией. Возможно это подействовало, и отец Зота Тоболкина, отбыв три года в ссылки, был освобожден. И до конца жизни работал кузнецом в колхозе.

Старший брат Прокопий прямо с трактора ушел на фронт. А свою гармошку завещал младшему брату Зоту. Девчата и бабы деревенские праздным вечером, собравшись вместе, поревев о своей судьбе, погоревав о тех, на кого получили похоронки, затягивали песни, те, что горе утешали. Зота, девятилетнего парнишку, просили подыграть, а утром шли на дойку, на покос, в поле. Мальчишка часто засыпал с гармошкой, никому ее не доверял.

В школе Зот был «трудный ученик», но любил книги. Всю школьную библиотеку домой перетаскал и перечитал.

В детстве приходилось работать с мамой. Таскал картошку и другую снедь на базар за 20 верст в Заводоуковск. Там можно было купить булку казенного хлеба.

Подростком работал на прицепе у тракториста Ермолая Тарасова. Спас однажды тракторист Зота от верной гибели. Парнишка задремал и чуть не оказался под боронами. Ермолай вовремя оглянулся.

В 14 лет возил от комбайнов зерно на элеватор. Одного мешка не досчитался. А это в те голодные годы – срок и немалый, да еще был он сыном «врага народа».

Пришлось уехать из родной деревни в Краснодар, к сестре.

Там поступил в ремесленное училище, получил профессию слесаря. После работал на заводе, учился в вечерней школе (закончил с золотой медалью). Потом служба в армии и учеба в Уральском государственном университете на журналиста.

С 1964 года работал в газетах, на радио, телевидении. Зот Корнилович Тоболкин — автор многих рассказов, повестей и романов: «Припади к земле», «Слово о пахаре», «Лебяжий», «Жил – был Кузьма», «Грустный шут», «Отласы» и мн.др.

Зот Корнилович является лауреатом премии Ленинского комсомола, Губернаторской премии, премии имени И. Ермакова, премии К. Лагунова, награжден орденом «Знак почета», является заслуженным работником культуры.

В ноябре 2004 году наш земляк посетил родные места. Местные жители радушно встретили Зота Корниловича в сельском Доме культуры. В книге отзывов краеведческого музея хранится его запись: «Рад и счастлив встрече, родные! Счастья вам и радости, которых с каждым годом становится больше».

Наши сельчане всегда ждали новых встреч и новых книг Зота Тоболкина.

Страница 2. Самобытность романа «Припади к земле».
Библиотекарь: Роман «Припади к земле» — написан о наших земляках, о ваших прадедушках и прабабушках, живших в деревне Хорзово. Многие события, описываемые в произведении достоверны, как и фамилии героев. Автор использует местные названия географических объектов: Пустынное, Земляное, Одина, хотя деревня называется Заярье, а не Хорзово.

«Припади к земле» — произведение о сибирской деревни периода коллективизации. Большинство крестьян вступили в колхоз «Серп и молот», но были и такие мужики, которые не решались распрощаться со своим личным хозяйством. В произведении описывается один год из жизни колхозников, 1934.

Старожилы деревни Хорзово рассказывают: « Это самый трудный год был в период вступления большинства крестьян в коллективное хозяйство. Весной случился пожар, сгорел амбар. Осенью град порубил и помял стебли, покрошил и отряхнул колосья, жать было нечего. Все, от мала до велика, собирали колоски ржи в корзинки». Эти достоверные факты описываются автором в произведении.

Но все испытания вынесли сельские труженики, потому что они «сибирской выделки, крепкие, ядреные». А еще они знают секрет своего крепкого стояния на своей земле.

Может и нам удастся разгадать его?

Страница 3 . «Где силам предел?»

Библиотекарь: Жизнь героев произведений Зота Тоболкина о деревне проходит в непрестанном труде. Автор не скупится на сцены, показывающие героев за работой. Писатель сам знаком с крестьянским трудом, поэтому и зримо выписаны сцены сенокоса, жатвы, молотьбы, заготовки дров.

Выразительное чтение сцены заготовки дров школьником.

… Они приближались к делянам. Все громче стучали топоры, визжали пилы. С краю, у поля, немощными руками дергали пилу Фекла и Ворон. Береза поддавалась медленно.

Отовсюду доносились визготня пил, стук топоров, шум падающих деревьев. Падая, они приникали к земле ветками. Сучкорубы тут же очищали их, стаскивали в костры. Березы лежали обнаженные, скорбно прекрасные даже в своей наготе. Их одежды дымились в огне.

Вот и еще одну березу с зловещим визгом куснили стальные зубы, прошлись по ее телу. Оставив рваный след.

Все гуще сыпались опилки, омоченные сладкими слезами – березовкой. Все меньше становилось перерезанных жил.

Вот порвалась последняя. Мгновение постояв, береза рухнула, издав отчаянный стон.

А Венька Бурдаков уже прицеливался к сучкам топором, сек крылья – ветки.

А Агнея с Александрой уже распиливали ее на части. А Евтропий раскалывал куцые, в коричневых обводьях чурки. Фешка оттаскивала их к поленнице.

Постоит, повянет на ветру поленница – на осень привезут ее, сложат у тына. Принесет хозяйка беремя дров, бросит поленья в печь. Весело запотрескивают, ласково. Даже и мертвая березонька щедра и неунывна.

Вопросы библиотекаря:
В какое время года происходит заготовка дров в деревне? – Весной.
Как вы догадались? – На березах выступали «сладкие слезы» — это березовый сок.
Почему именно в это время года? — Еще нет листвы на деревьях, деревья еще не совсем ожили от зимнего сна. Дрова должны высохнуть, чтобы зимой от них было жара больше.
Как вы думаете, почему такая тяжелая работа была по плечу селянам? – У всех были свои этапы работы, трудились сообща.

Выразительное чтение сцены сенокоса школьником:

Утром Евтропий поднял косарей до зари. Молодых без церемонии вытягивал из балаганов за ноги, обливал водою из бочки.

Вышли по росе. Первый прокос по неписаной традиции начинал сам. Косил чисто, травинка к травинке. Под ровным рядом ни одного уса.

Жжжжаажж – аххх, – выводила коса, под самый корень срезая траву. Волнисто и плавно нырял носок. Пятка мощно отбрасывала кошенину в валок.

Жжжаахх – аххх.

— Пятки ожгу! – возбужденно кричал Панкратов, идущий вторым.

Через пять минут Панкратов начинает отставать и, горячась, прокашивает нечисто. Сзади на него наседает Федяня, который не знает, что такое усталость, смятое дыхание, точно родился без легких. По самое колено вздымается встрепанная грива валка.

— Иди к женщинам! — насмешливо советует он Панкратову. – Это как раз по твоим силам.
Панкратов сердится и с большей яростью налегает на литовку.

Но работа не любит гнева. Трава не слушается, ускользает из – под жала. Панкратов бранится, все чаще правит литовку, доставая из – за голенища оселок.

Тем временем Евтропий заканчивает прокос, медленно движется обратно своим следом, чтобы не примять траву у других косцов. Подле Панкратова останавливается: приподнимает валок – усы.
— Может, все – таки меня вперед пустишь? – с уничтожающей вежливостью спрашивает Федяня.

Панкратов, не в силах что – либо сказать от стыда, кивает.

Вопросы библиотекаря:
Значения всех ли слов вам понятны? – «Литовка» — коса, «оселок» — приспособление для заточки косы, «пятка» — самая широкая часть косы, «носок» — узкая часть косы.
В процессе косьбы, крестьяне проявляли сноровку, в чем она заключается? – Косили один за другим, впереди шли молодые и выносливые косцы, затем постарше, старики шли в конце, так как быстро уставали. А вставали так, чтобы не «ожечь пятки».
Как вы понимаете слова писателя «работа не любит гнева»? – Если начинаешь суетиться, ругаться, гневаться, нервничать, то работа не идет на лад, много ошибаешься, ничего не получается. Тяжелая и ответственная работа требует доброго настроя, сосредоточенности, силы, чтобы выполнить ее качественно.

Разговор со школьниками.

Один из героев Зота Тоболкина говорит:
— И как не устает человек! От посевной не разогнулся. Тут уж дроворуб настал, потом сенокос, уборка – так без конца. Где силам предел?

Другой отвечает:
— Человеку всегда больше надо, чем он имеет. Потому и предела нет.
— Согласны ли вы с ответом? Если нет, то, как бы вы ответили на этот вопрос?
— Силы человек берет от земли, на которой работает. Земля чувствует, кто ее любит, возделывает, тому она добром платит, силу дает. В благодарность платит земными богатствами.

Страница 4. «Благородный труд крестьянина — хлебороба»

Библиотекарь: Самое важное предназначение крестьянского труда – это вырастить урожай. Нередко природа испытывает сибирских тружеников села на прочность. Но работая на земле, они научились противостоять стихии. Сберечь урожай помогает хозяйское отношение и преданность выбранному делу.

Чтение наизусть стихотворения Зота Тоболкина.

Белых лилий сугробы.
Кто вас ловко так сгрудил?
С зимним ветром – мы оба –
Неумелые люди.
Разметать – это просто:
Это с детства умеем.
Я пущу в дело посох,
Он – свои суховей.
Или вызовет бурю.
Или Деда Мороза.
Те напьются и — в бубен,
Точно летние грозы.
Грозы – вовсе не худо.
Только град беспощаден.
Выбьет всходам все кудри.
Будь он трижды неладен.
Дождь! Не надо скупиться!
Поливай пощедрее.
Пусть напьется землица!
Пусть окрепнет пшеница!
А убрать мы сумеем.
Ах, как полюшко дышит!
Стебли тянутся к небу.
Колосок ты мой рыжий!
Рыжины этой мне бы!
Ты расти не робея!
Я беречь тебя стану.
Небеса, голубея,
Берегут тебя сами.

Вопросы библиотекаря:
Какие времена года описывает автор стихотворения? – Зиму, весну, лето, осень.
Какие выражения, описания, вам позволили сделать такой вывод? – Зима: белых лилий сугробы, зимний ветер, суховей, буря, посох, Дед Мороз. Весна: точно летние грозы, град. Лето: дождь, гроза. Осень: колосок рыжий, созревший.
Почему автор желает грозы, дождя, но не града? – Дождь напоит землю, пшеница окрепнет, будет хороший урожай. Град может погубить всходы.
Как звучат в стихотворении слова «Пусть напьется землица! Пусть окрепнет пшеница! А убрать мы сумеем». – В них звучат надежда, вера в благосклонность природы. А также клятва, что урожай будет убран.

Страница 5. «Человек — труженик – хозяин жизни»

Библиотекарь: Издавна в крестьянской семье детей воспитывали трудом и личным примером, свято храня заветы и традиции прошлых поколений. Отец всегда передавал свое трудовое мастерство, сноровку сыну, сын – своему сыну. Жить, трудиться на родной земле – вот счастье для деревенского жителя. А твердость духа, открытость сердца, много терпения черпали крестьяне от земли – матушки.

Инсценировка отрывка из романа «Припади к земле».

Хмурясь из – под дремучих бровей, Гордей искоса наблюдал, как дети уплетают казенный хлеб, запивая его молоком. Старший кусал крупно, по – мужицки; младшая, как мышонок, отщипывала кусочками.

Они были похожи друг на друга, только у брата лицо длиннее; у сестры – круглое, в веснушках.

— Тятя, а Проню трактористом посылают, — выпалила Фешка, бурля неистребимой детской радостью.

— Болтушка! – нахмурился брат. – Не спрашивают – не сплясывай!

— В кузнеце разонравилось? – строго взглянул на сына Гордей.

— Науменко вызывал вечор… Давай, говорит, учись трактор водить. Весной, должно, получим.

– А я думал, меня в кузнеце сменишь…

— Как велишь, так сделаю.

— К чему душа лежит, то и выбирай. Давно примечаю, нос воротишь от молота. Выбрал, стало быть.

— Да, что ты, тятя! – покраснел парень, – седня же откажусь!

— Посылают – иди. Дело стоящее. Я не против. Но чтоб без баловства у меня! Машина дорогая. Ей с умом руководить надо.

— Это тебе не мерином править, — назидательно подняла палец Фешка, но не выдержала, прыснула смехом.

Гордей улыбнулся:

— А ты, хохотушка, в классы ходила?

— Не – е, — протянула девочка, — пимы у меня дыроватые.

— Починю. Эту зиму придется поносить старые. Зато шубу тебе боярскую сработаем. Я пару волчишек споймал.

— Ну – у! – Фешка округлила глаза и набосо выскочила в ограду.

— Вот шалая! Простынет ишо! — и, будто вернуть сестренку, Прокопий вышел за ней следом.

— Ты где их изловил, тятя? – ведя сестру за толстую соломенную косу, сказал Прокоп.

— У Волчьего буерака, наваривая дратву, бросил Гордей.

– Вечером освежуем. Шуба добрая выйдет.

— Как ты их, а?

— Так. Ты бы у коровы в стайке почистил. Накопил тут без меня, хозяин!

Ребята, вы посмотрели инсценировку, пожалуйста, ответьте на вопросы:
Кто считался главой в семье Гордея Ямина? — Гордей, отец семейства.
Как вы это определили? – Старший сын слушается отца, дочь тоже не перечит.
Почему отец не стал настаивать на том, чтобы сын работал в кузнеце? – Отец одобрил выбор сына, так как профессия тракториста была раньше самой почитаемой на селе. Тракторов было мало.
Как распределялись трудовые обязанности в крестьянской семье? – Старшие помогали по хозяйству, ухаживали за скотом, а младшие должны были учиться и выполнять нетрудные обязанности по дому.

Страница 6. «Спасибо Вам за…».

Библиотекарь: Произведения Зота Тоболкина и сейчас не теряют своей актуальности. Он пишет на вечные темы: о труде, о сибирском народе, о любви к своей земле, деревне. Через своих героев, их судьбы автор прикасается к душе читателя. Я думаю, что сегодняшний наш разговор не оставил вас равнодушными.

Грустный шут

Памяти отца моего

Часть первая

И скоморох ину пору плачет

(Пословица)

Бойся, тятька! - хрипло выдохнул Тимка, прянул в сторону и сдул ржаную взмокшую прядь, застилавшую зеленые дерзкие глаза. Рука сама собою выхватила нож из-за опояски. Так уж приучена она, рука: голову спасает. Другая-то голова не отрастет: не хвост ящеркин. - На нас прет, ей-боженьки!

Цыть, окаянный! - рявкнул Пикан. - Трясешь попусту имя господне!

Заломив полу кафтана, сунул за пояс, чтоб не мешала, и открылся хозяину. Медведь напирал, а ружьецо было разряжено. Рогатина обломана о другого медведя, шкура которого свешивалась с саней.

Я молитвой его… Бог не оставит.

Молитву на вечер береги, ежели хошь быть жив, - посоветовал Тимка, на случай отступая в кусты. Отец не слышал его, бесстрашно пер на медведя, словно зверь в нем проснулся, и - зверь на зверя: кто кого. Сошлись нос к носу, оба косолапые, бурые, оба в яростном исступлении. Отец тряс долгою бородищей, творя молитву, веруя в чудодейственность ее, а может, так, по привычке, - всюду с молитвой, - бормотал сумрачные слова. Медведь, вскинувшись на дыбы, прижался спиной к листвянке, ревел. В маленьких изумленных глазах, полных обиды и ярости, каталось по солнышку. И кровожадность, и свет этот добрый умещались в крохотных глазках, а мужик, обращенный спиною к солнцу, только что выбравшемуся из-за туч, забыв молитву и повторяя одно только слово «огради», наступал.

Медведь, оскорбленно, глухо уркнув, кинулся на Пикана, стиснул его передними лапами, норовя смрадной клыкастой пастью ухватить за лицо. Кряхтя и до кирпичной красноты тужась, Пикан заворачивал звериную башку назад. Когтистые лапы драли прочную одежу, бороздили тело.

Именем господа, покорись! - требовал мужичище. Медведь орал, охаживая его справа и слева, - не молитва его донимала, боль и ярость.

Молчал лес, в иное время полный разнообразных звуков, треску, шороху, птичьего посвиста; скрипел снег под лапами и подошвами, слышались глухие шмякающие удары, пых, возня, а порою рев. Медведь и человек, словно сговорившись, вскрикивали вместе густыми низкими голосами, потом замолкали, и сила возникала на силу.

Тревожась за отца, Тимка кинулся было на выручку, но Пикан яростно осадил:

Не ле-езь! Сам… сам справлю-усь! - и последним страшным усилием запрокинул медведя на спину. Шея ли звериная слаба оказалась, руки ли помора, привыкшие к веслам и к топору, дюжи нечеловечески, но человек одолел. Сучила ногами зверюга (медведицу распознали), била мордою оземь, сбрызгивая кровавую пену, но все было кончено.

Добить ее? Дорезать? - пытал Тимка. Нож нацелился под медвежью лопатку. Мигни отец - войдет молнией.

Вяжи… домой уведем, - а когда Тимка подскочил к нему с плетеными ременными вожжами, прикрикнул: - Да морду, морду сперва! Смрад нестерпимый!

На морду накинули недоуздок.

Отец брезглив: дурного запаху не выносит. Всю зиму в горнице мяту держит, по весне багульником изгоняет избяной устойчивый запах, растворяя настежь окна.

Нехорошо, гнило несло от медведицы. Увидав под зверем кучу, Иван сердито сплюнул:

Тьфу, нечисть! Вяжи скореича!

Стянув пасть зверюге, перевязал лапы ее, оставив запас для малого шага, Тимка нацепил на измятую шею медведицы поводок. Вязал, что-то шепотком наговаривал. Зверь поначалу бился, сучил лапами, потом расслабленно вытянул конечности, покорился.

От молитвы рассолодела, - усмехнулся Тимка, приоткрывая широкие зубы. Зубов, казалось, у него больше, чем у всех прочих людей. И крепки они, как якоря самокальные. Частенько бивали за дерзкий язык по зубам, аж голова дергалась, били, а он хоть бы что. Зато как сам дюзнет сплеча, драчуны рядками кусачки свои сплевывают. Лют, лют в драке Тимка! Но дерется с улыбкой: дескать, бью не потому, что гневаюсь, а чтоб уму-разуму научить. Сказать правду, с виду парень некрупный, но жиловат, тверд, как лошадиное копыто, и увертлив. Весь в кулаки ушел да в улыбку. Улыбка приметная, от уха до уха. А по рукам, ручейково вздуваясь, текут взбухшие вены. И лоб пропахан могучими стариковскими морщинами. Глаза и зубы отчаянны, дерзки, а морщины словно грустят. И когда шутит, а шутит он постоянно, за словами печаль какая-то слышится, преждевременная, не юношеская печаль.

Вишь, кучу, кхх… добра навалила… за молитв святых отец наших…

Нишкни, барменок! - Дюжий кулак отцовский взвился над Тимкиной головой. Да просто ль достать эту бедовую голову: вертуч, змей! - В силу чудесную веры не имаешь? А она, вишь ты, зверину дикую укротила…

Укротила… твоими руками, - щекоча вздрагивающую медведицу еловой лапой, мыл зубы озорной сын. Сколь ни выбивал из него Иван скоморошьи замашки - дурню неймется. За паужиной, бывало, сидит народ, лишнее слово опасаются вымолвить. Этот брякнет впопад - все ложки перед ртами зависают. Давятся гости от хохоту. Отец по лбу его, да уймешь ли, когда самого в смех тянет. Такое дите сатанинское, ни в мать, ни в отца: со смешинкой родился. Как голос подал, из материнского чрева явившись, думали, плачет… Из-за стола повыскакивали: за рождественским утренником шаньги да пироги ели. Стали ахать, роженице соболезновать, а он на руках у кумы вьется, ручонками машет, сучит ножонками, во рту два резца молочными каплями светятся..

Едок родился! - обрадовалась кума, поднося младенца к отцу. - За стол сажайте!

Есть еще у Пикана сын старший, Митя, в отца рослый, да не в него тихий, доброты небесной паренек. Дочь Авдотья, тоже кроткая, незлобивая девушка. Волосом коричнева, глазами синя, и голосок голубиный, баюкающий. Митрий и Тимка в мать светловолосые, глаза у обоих зеленые, материнские. Только у Мити они кроткие, лучистые, у Тимки - пронзительно студеные, и в каждом по бесу играет.

Ишь чего вытворяет, идол! Вскочил на хребтину медведице и погоняет.

Но, буруха! Нно, пошла! - и пятками ее по ребрам, кулаком по загривку. - Русь побольше тебя, да оседлана. А ничо, везет! Но, страшило лесное!

И вняла ведь тварь, повезла парня. Откуда в дикой послушанье взялось? Или впрямь звери бессмысленные сына младшего понимают? Не раз примечал Пикан: необъяснимую страшную власть имеет Тимка над животиной. Бывало, олешка поймает лесного, тот как собачонка за ним по пятам ходит. Раз волчонка принес из лесу. Все говорил с ним, приучал, будто язык звериный знал. Из одной миски ели, спать вместе ложились. За это Иван отрешил сына от общего стола. А Тимке и горя мало. Видно, не зря Бармой прозвали. Барма - место глухое, дикое. Там Тимка от отцовского гнева спасался - месяц не видывали его. А провинился в том, что на иконе соскоблил лик богородицын и вместо него нарисовал Потаповну… Думали, сгинул, а он живехонек объявился с тем же волчонком, заволосател, одичал, только что не урчит. С тех пор Иван боя шибкого опасался: парень-то с норовом, гордость в нем сатанинская. Чуть обидишь - снова исчезнет, ищи его тогда, свищи. Да и чего зря строжиться: прежнюю веру Пикан, не в пример отцу-покойничку, блюдет слабо. Тот спалил за нее, за прежнюю-то веру, себя и еще тридцать единоверцев. Сжег бы сына и внуков с ним вместе, да семья Пикана в тот год была у царя в работниках. Под конвоем из Светлухи угнали. И кнута отведал Иван, и на дыбе висел, а и звать не стоило: дали топор в руки - упрямства как не бывало. Опьянел Иван от терпкого запаха щепы, оглох от топориного звону. И сыновей словно приворожил кто-то: с утра до ночи гнулись на верфи. Рос остов корабля, поднимались борта, высились мачты. И пока не пустили его на воду, пока не вздулись тугие паруса, не плеснула волна, рассеченная надвое, Пикан с сыновьями ходили шалые. Дуня и Потаповна и домой их не звали: харчи прямо на леса приносили.

Случалось, и царь под началом Пикана плотничал; чуть что не так, покроет Пикан самодержца самыми скверными словами, но тут же, опомнясь, примется виниться перед Спасителем: «Прости, господи, раба твоего многогрешного…» Петр Алексеевич гогочет, словно гусь по осени, и окруженье, ему в угоду, ржет. Иван больше того гневается: чего под руку лезут? Сгоряча - и такое бывало - толкнет кого-либо без всякого почтения к сану. Однажды самого ратмана за борт скинул.

Попомнишь, смерд! - скрипнул зубами опозоренный ратман. Сам был дворовым когда-то, запамятовал. Из прибыльщиков в большие выбился.

От смерда слышу! - самолюбиво срезал Барма.

Сильно поглянулось Ивану гордое непокорство сына: «В меня дерзок, поганец! Немало за то натерпится!» Порядка ради стегнул Барму опояской. Да что опояска, когда об него только что кулаки обламывали.

…Медведица-то как чешет - на коне не угнаться! Рыжко трусит неспешно, розвальни на раскатах заносит. В них туша да шкура медвежьи. Славно поохотились ноне, сла-авно!

Сейчас принято добавлять к имени и фамилии: известный писатель, лауреат, прозаик, драматург и пр. Это неудобно и делать этого не хочется, и не одобрил бы этого сам Зот Корнилович. Но увы, далеко не все тюменцы могут сказать, кто такой Тоболкин.

А ведь было время, когда с его книгами в местных школах знакомились на внеклассном чтении. В библиотеках произведения Тоболкина, выпущенные в Средне-Уральском книжном издательстве, стояли на видном месте на специальных полках. Повесть «Жил-был Кузьма» не раз переиздавалась огромными тиражами, которые в книжных магазинах не залеживались. По этой замечательной повести в Москве был поставлен фильм «Поздняя ягода».

Пьесы Тоболкина (первое его драматургическое детище - «Геологи», затем «Верую», «Поликарп Первый», «Братья», «Про Татьяну», «Сказание об Анне» и другие) когда-то ставились театрами по всей стране, в том числе и в Москве.

Тоболкин любил театр. Он учился не только на факультете журналистики Уральского госуниверситета, но и на московских Высших режиссёрских курсах (окончил в 1975 г.). В 1977 году Средне-Уральским книжным издательством был издан сборник пьес Тоболкина под названием «Самый главный народ».

В начале творческой карьеры Зот Корнилович много писал для региональных газет, радио, ТВ. Как прозаик он дебютировал в столице в 1972 году (первые его рассказы появились в журналах «Современник» и «Крестьянка»). В ту пору автору было уже 37 лет. Как считают многие литераторы, тридцать с хвостиком - самый подходящий возраст для «вызревания» прозаика. До этих пор человек копит в своей кладовой знаний бесценный человеческий опыт, дабы позднее передать его людям через книги.

Его романы «Зодчий», «Грустный шут» и «Отласы» - родом из Тобольской губернии. «Необъятной», как называл её сам Зот Корнилович. И «…о чём бы я ни писал, - говорил сам Тоболкин, - будь то повесть «Голгофа» или роман «У Бога за пазухой», я всегда пишу о крае родчем, вовеки славном!»

Зот Тоболкин трудился за письменным столом (за пишущей машинкой) и в преклонном возрасте. Роман «Голгофа» вышел в 2001 году, когда писателю было уже 66 лет. Жизнь писателя, как он сам говорил , «наполнена делами»:

В общем, жизнь моя наполнена делами. Дела, хоть и с натугой порой, но ладятся.

Они, конечно, не являются мерилом материального успеха, я по-прежнему из тех, кто живёт на крохотную пенсию. Разбогатеть несложно, нужно поставить такую цель. У меня главная цель (и без фальши!), великая цель - дело. Со «звёздами» я не ровняюсь. Мои звёзды - в небесах. Слово «карьера» как достижение выгоды, всеобщей известности, чуждо для меня по смыслу и по духу. Я - пахарь. Мне ближе поле, комнатушка с листом бумаги. Тут я царствую, не думая ни о рубле, ни о славе. А что я буду значить в этом непростом мире, общество пусть судит, знатоки, у которых на всё в жизни есть ответы. Я эти ответы ищу. Порой удаётся, что выразилось в романах, книгах, стихах. В обществе всегда что-то не так. Я взвешиваю жизнь по своим делам. Молодых стараюсь понять, когда есть досуг. Его маловато. Вряд ли кто-нибудь пожелает меня сменить: это хлопотно и тоскливо. Потому я не мерцаю и не курлычу. Уж тут не до суда над поколением. А надевать мой хомут - дело нелёгкое. Он не для всякой шеи. Поэтому я ни разу не сказал: «Делай как я!»

Для писателя нужны такие качества, как вдохновение, упорство, искра Божия, то бишь талант. Без этого успех не придёт. Последнее время отношение к профессии - скептическое.

Потому что в «писатели» полезли все те, у кого есть деньги и бумага. А писателей подлинных - единицы. Смею надеяться, если судить по результатам, я к ним отношусь.

Мне помнится, как в 2005 году Зот Корнилович, в то время ходивший с палочкой, прибыл наряду с прочими тюменскими литераторами, в Дом писателей на генеральную уборку: мыть, выбивать пыль из старых стульев и кресел, на которых отсидело не одно поколение тюменских поэтов и прозаиков, перетаскивать и укладывать по шкафам перевязанные верёвками книги, в общем, готовить дом к ремонту. Даже от этого трудного и скучного дела он, хромой старик, не отлынивал.

Зот Тоболкин спешит на помощь

Творческий разговор

В наше время за книгами того или иного автора мы бросаемся в библиотеки Интернета. Увы, электронных изданий Зота Корниловича Тоболкина в сети нет. Нет их даже в огромной коллекции «Google-книги»: ссылки, например, на романы «Грустный шут», «У Бога за пазухой» и сборник повестей под общим названием «Жил-был Кузьма» присутствуют, но насчёт текстов «Google» информирует: «Нет электронной версии».

Будем надеяться, найдутся энтузиасты - и электронный пробел будет восполнен. Земля русская должна помнить своих мастеров слова.

Как сообщает «Вслух.ру» , прощание с Зотом Корниловичем состоится 26 мая в Доме ритуальных услуг по ул. Одесской, д. 32, с 9.30 до 11 часов.

ТОБОЛКИН Зот Корнилович (3.01.1935, с. Хорзово Заводоуковского р-на), член Союза писателей России (1975). Служил в СА, Работал слесарем, коче­гаром (1952-54,1959-63). После окончания Уральского гос. ун-та (1964) работал в реги­он. журналистике (г. Тюмень, Нижневар­товск). С 1975, после Высших режиссёрс­ких курсов (Москва), занимается творч. дея­тельностью. Работает в жанрах драмы, эпоса, лирики. Автор 6 романов, неск. пове­стей. Широко известен в стране как драма­тург, его пьесы ставились в театрах Москвы («Братья», «Про Татьяну»), отмечены премия­ми на всесоюз. конкурсах («Песня Сольвейг»), высоко оценены театр, прессой столицы, изданы отд. сборником. На основе «драма­тической были» Т. «Жил-бьи Кузьма» на «Мос­фильме» снят худ ож. фильм (1980). Различ­ные истор. эпохи стали предметом изобра­жения в романах Т.: 1-я четверть XVIII в. («Отласы»), сиб. деревня нач. 1930-х («При­пади к земле»), открытие и освоение нефте­газовой провинции в Зауралье («Лебяжий»). Произведения Т. опубликованы в изд-вах Москвы, Минска, Свердловска (Екатеринбур­га), в ж. «Театр», «Современная драматургия», «Наш современник», «Урал». Лауреат лит. премий им. И. Ермакова (1986) и К. Лагунова (2002), Награждён орденом «Знак Почёта» (1984). Соч.: Припади к земле: Роман. - М., 1976; Самый главный народ: Пьесы. - Свердловск, 1977; Лебяжий: Роман, повести. - М., 1979; Сло-г.о о пахаре. - Свердловск, 1980; Грустный шут: Роман. - М., 1983; Пьесы. - М., 1983; Жил-был Крьма: Повести. - Минск, 1984; Отласы: Роман. -М„ 1991; Зодчий: Роман. -Тюмень, 1994; У Бога "!b пазухой. Третья падь. Голгофа: Роман, повес­ти, - Екатеринбург, 2001; Эхо: Поэтические этю­ды (1959-1999). - Екатеринбург, 2001. Лит.: Бобров Э. Нескончаемая драма жиз­ни //Театр. 1984. № 8; Войткевич Н. Зот Тобол-кин //Театр. 1982, № 1; Захарченко В. Плач по утраченному герою // Сибирское богатство. 1999. № 1; Кузин Н. Вчера и сегодня // Кузин Н. Диа­лог со временем. - Свердловск, 1983; Тюрин Н. Восхождение к нефти // Знамя. 1981. N2 5. С. А. Комаров

• Ахшарумов - Ахшарумов, Никол. Дмитриевич, соврем. русск. писатель, род. 1821, написал повести: «Двойник», «Игрок», роман: «Чужое имя», перев. роман Самюэля Уаррена «Ten thousand a year» и составил множество крити...
• Бенеш Шумавский - Бенеш Шумавский (Вячеслав) - современный чешский журналист и литератор, род. в 1850 г., сотрудник многих журналов и автор следующих сочинений, по большей части сборников новелл и рассказов: "Ve mraku ...
• Гегелер
• Гегелер - Гегелер (Вильгельм Hegeler) - немецкий писатель. Род. в 1870 г. Сборники его рассказов "Und alles um die Liebe" и "Pygmalion" соединяют реализм изображения с юмористической точкой зрения, равно как ро...
• Геллер, Серваций Бонифаций - Геллер, Серваций Бонифаций (Heller) - современный чешский писатель, род. в 1845 г.; редактор журнала "Kvty", автор "Krl stepi" (роман), "Boue ivota" (роман), "ivot na Rusi" (1867), "Pohled na Moskvu" ...
• АБРАМОВ Кузьма Григорьевич - АБРАМОВ Кузьма Григорьевич (род. 1914), мордовский писатель. Роман-трилогия "Найман" (1957-64); романы "Своя ноша не тянет" (1967), "Девушка из села" (1980) - о социальных преобразованиях в республике...
• АГИШ - АГИШ (Агишев) Сагит Ишмухаметович (1905-73), башкирский писатель. Повести; роман "Фундамент" (1950) о жизни башкирской деревни; новеллы, юмористические и сатирические рассказы.
• АКСЁНОВ Вас - АКСЁНОВ Василий Павлович (род. 1932), русский писатель. Сын Е. С. Гинзбург. В 60-х гг. один из лидеров "исповедальной", "городской» прозы, для к-рой характерны молодёжный жаргон, внутренняя раскрепоще...
• БАШИРОВ Гумер Баширович - БАШИРОВ Гумер Баширович (род. 1901), писатель, народный писатель Татарской АССР (1989). Роман "Честь" (1948) о татарском колхозе в годы Великой Отечественной войны; роман о современности "Семь ключей...
• БЕК Александр Альфредович - БЕК Александр Альфредович (1902/ 1903-72), русский писатель. Повесть о героической защите Москвы в 1941 "Волоколамское шоссе" (1943-44), роман "Жизнь Бережко-ва" (1956). Роман "Новое назначение" (опуб...
• БРАГИНСКИЙ Эмиль Вениаминович - БРАГИНСКИЙ Эмиль Вениаминович (1921-98), русский драматург. Пьесы и киносценарии в жанре лирико-драматической комедии: совместное Э. А. Рязановым - "Берегись автомобиля!" (1966), "Ирония судьбы, или С...
• ГАЗИ - ГАЗИ (Мингазеев) Ибрагим Зарифович (1907-71), татарский писатель. Автобиографическая трилогия "Незабываемые годы" (1949-66) о первых послереволюционных десятилетиях в Татарии, роман "Обыкновенные люди...
• ГЕРМАН Юрий - ГЕРМАН Юрий (Георгий) Павлович (1910-67), русский писатель. Повести о чекистах "Лапшин" (1937), "Алексей Жмакин" (1938) переработаны в роман "Один год" (1960). Трилогия "Дело, которому ты служишь" (19...