Ольга вишневская ростропович кто ее мужья. Откровения дочери о галине вишневской

Мстислав Ростропович. Фото – Наталья Логинова / Коммерсантъ

Елена Ростропович рассказала о своем отце и фестивале его имени.

Фестиваль памяти Мстислава Ростроповича, ушедшего из жизни 10 лет назад, собрал в берлинском Konzerthaus лучших виолончелистов мира, а также учеников и продолжателей традиций маэстро.

Событие стало заметным еще и потому, что сегодня на Западе концерты и фестивали, посвященные творчеству выдающихся россиян, стали редкостью.

Сергей Панкратов поговорил с Еленой Ростропович о ее отце.

Берлинский фестиваль включает в себя не только концерты, фильмы и воспоминания учеников. Организаторы постарались уйти от канона - “выдающийся виолончелист, дирижер, художник” - и представили вашего отца еще и как яркую личность - светского льва, любителя застолий, потрясающего рассказчика анекдотов. Скажите, Елена Мстиславовна, это все тоже о нем?

Конечно, о нем! Мстислав Леопольдович был всегда душой компании, он очень ценил человеческое общение, дружеские застолья. Обладал потрясающим чувством юмора и был великолепным рассказчиком.

А уж какие розыгрыши устраивал! В Национальном симфоническом оркестре Вашингтона, где он 17 лет был главным дирижером, до сих пор бытует “фольклор от Ростроповича”.

Но как же “душа компании” все успевал? С одной стороны, общения с друзьями, с другой - изматывающие репетиции, жесткий гастрольный график, многочасовые перелеты и непрерывный калейдоскоп из стран и часовых поясов…

Для него было в порядке вещей сегодня играть или дирижировать в Мадриде, улететь на два дня на концерт в Америку, а уже на третий - выступать в Вене. Однажды журналисты задали ему вопрос: “Как вы в вашем возрасте переносите смену часовых поясов?” Он ответил: “Без проблем, я просто не знаю, от какой страны мне надо вести отсчет”.

От такого образа жизни у него появилась необычная привычка - он сразу же засыпал в самолете или в такси по дороге в аэропорт. Он и спал-то, как правило, всего по три часа в сутки. Время, потраченное на сон более трех часов, считал потерянным.

Кстати, то, что он так много концертировал, сыграло заметную роль в создании феномена Ростроповича. На его концертах побывало невероятное количество слушателей. Для многих он был не какой-то далекой звездой классической музыки, а виртуозным виолончелистом, которого они слышали лично.

Ведь одно дело - запись, и совсем другое - живое исполнение величайшего мастера, когда ощущаешь его магнетизм. Отсюда и сотни тысяч его поклонников в разных частях света.

Это и сейчас заметно в Берлине. Во всяком случае, такого аншлага, как в дни фестиваля памяти Ростроповича, берлинский Konzerthaus не видел давно. Поздравляю!

Спасибо, но поздравлять в первую очередь нужно директора Konzerthaus Себастьяна Нордманна, который придумал идею этого фестиваля и блестяще ее воплотил.

Удачно совпали две вещи: желание берлинской публики отдать дань уважения великому музыканту, которого многое связывало с этим городом (он часто выступал с Берлинским симфоническим оркестром, записал здесь много произведений с выдающимся дирижером Гербертом фон Караяном), и желание лучших виолончелистов принять участие в фестивале памяти Ростроповича.

Себастьян Нордманн рассказывал мне, с какой готовностью известные музыканты откликнулись на приглашение. А ведь виолончелисты такого уровня очень занятые люди, с напряженным гастрольным графиком. Знаю, что некоторые прилетали в Берлин буквально на вечер - только чтобы выступить на фестивале.

- А чем вы объясните еще один феномен Ростроповича - неугасающий интерес к его творчеству?

Возможно, сегодня, когда многие понятия нивелируются, а слово “маэстро” стало применимо даже к исполнителям средней руки, определение “один из величайших музыкантов XX века” звучит не столь впечатляюще.

Но ведь это так на самом деле и есть! Мстислав Леопольдович внес заметный вклад в классическую музыку, расширив диапазон виолончели до невероятного уровня.

Он владел этим инструментом с такой виртуозностью, что самые выдающиеся композиторы того времени стали писать произведения, которые мог исполнить только он. Для него писали Прокофьев, Шостакович, Шнитке, Бернстайн, Пендерецкий и многие другие.

По этому поводу сам Ростропович как-то в шутку посетовал, что не жил во времена Моцарта - обязательно заставил бы его написать виолончельный концерт.

Всего Ростроповичу было посвящено 140 произведений разной формы, которые были написаны специально для него. Люди, имеющие даже минимальное представление о музыке, могут понять, что значит эта цифра!

Про работоспособность Ростроповича ходили легенды. Дирижер Юрий Темирканов говорил, что “в нем бурлила энергия десятерых”: по его воспоминаниям, иногда после концерта они с Ростроповичем сидели до четырех утра в ресторане, ужинали. А потом Слава мог встать в шесть и приступить к репетиции.

В этом весь Ростропович! Каким бы приятным ни был ужин с друзьями, каким бы тяжелым ни оказался перелет, все, что должно быть сделано к сегодняшнему дню, будет сделано обязательно. Даже если придется репетировать ночью.

Мстислав Леопольдович славился смелыми, даже рискованными поступками: пригласил жить на даче опального Солженицына, приехал во время путча в Москву на защиту Белого дома. Риск - это было свойство его натуры?

Думаю, что нет. Просто в какие-то сложные моменты он говорил: “Я не могу поступить по-другому”. И делал так, как считал нужным.

Кстати, история, когда он улетел в Москву и отправился к Белому дому, стоила стольких нервов! Когда начались события, мы жили в Париже. Весь вечер смотрели прямые репортажи CNN. И вдруг он говорит: “Я должен быть там”. Как я его уговаривала: “Зачем? Там опасно!” Вроде бы уговорила.

На другой день вдруг засобирался в банк. “Скоро вернусь” И через несколько часов уже был в Москве. Мы с мамой сильно переживали за него. Галина Павловна даже расплакалась, что бывало с ней крайне редко.

Через несколько дней, когда ехала встречать его в аэропорт, буквально кипела: ну сейчас выскажу все! Но увидев его счастливое лицо, с такой милой и одновременно хитрой улыбочкой, с авоськой в руках, в которой лежал противогаз, фляжка и бутылка недопитой водки, я только и сказала: “Ты мой герой!”…

- То есть, “делай что должно”…

Был еще случай, не очень известный - в первые, самые трудные постперестроечные годы. Мстислав Леопольдович решил передать в дар московским больницам несколько самых современных машин скорой помощи.

Первую, прибывшую по морю из Вашингтона, он встречал сам в Петербурге. С гордостью показал ее Анатолию Собчаку.

Сейчас,- говорит отец,- буду перегонять в Москву.

За рулем, до Москвы? - удивился Собчак.

А что? Моя идея, я и доведу ее до конца.

Собчак забеспокоился:

Мстислав Леопольдович, у нас путешествие из Петербурга в Москву - дело достаточно опасное. На дорогах не спокойно.

Но Ростропович уже принял решение, и отговорить его было невозможно.

Хорошо,- согласился мэр Петербурга,- но если вы не возражаете, я дам вам в попутчики своего помощника. Очень толковый молодой человек.

Молодой человек действительно оказался очень вежливым, приятным. И они с Ростроповичем без особых приключений перегнали карету скорой помощи в Москву. Но самое интересное, что у этой истории было неожиданное продолжение. Как-то на очень важном приеме Мстислава Леопольдовича представили Владимиру Путину.

Ростропович пожимает руку президенту и говорит:

Очень рад с вами познакомиться!

А Путин отвечает:

Так мы уже с вами знакомы.

Как, когда? - удивился Мстислав Леопольдович.

А помните перегон скорой помощи в Москву?..

Вот такая была необычная история их знакомства.

- Ростропович быстро принимал решения в сложных ситуациях?

Были сложные моменты в жизни, когда он принимал решения после долгих размышлений, колебаний. Это было заметно, когда встал вопрос об отъезде из России на Запад.

Уже сейчас, оглядываясь в прошлое, я понимаю, что, если бы не мамина твердость, Мстислав Леопольдович так бы и не решился покинуть Россию. Здесь были все его друзья, еще был жив Шостакович, ученики, его публика.

Но мама за отца боялась. Боялась, что либо затравят, либо он сам сопьется от невостребованности. Ведь ему не давали выступать даже на периферии. Писали, что он плохой музыкант.

Кстати, твердость характера Галины Павловны помогла и в первые два года жизни на Западе. Мало кто знает, что они были для нас достаточно сложными.

- Сложными? Но я помню снимки из западных газет того времени - Ростроповича принимали как триумфатора…

Да, принимали хорошо. Но были еще и повседневные заботы, которые оставались с нами. Мы ведь приехали буквально с двумя чемоданами на всю семью. Что могло нам принести заработок? Только концертная деятельность.

Играли везде, где предлагали, за любой гонорар, зачастую не очень большой. Играли и вовсе бесплатно, чтобы нас лучше узнали. Я аккомпанировала отцу как пианист: я только что окончила Центральную музыкальную школу в Москве, мне было достаточно трудно выходить на сцену с таким исполнителем, как Ростропович.

Этот период я вспоминаю как время колоссального нервного напряжения… Мы с сестрой были еще молодыми девушками, нам хотелось купить какие-то модные вещи. Но мы знали, что семейный бюджет этого не выдержит.

Извините, не понимаю. Мстислав Леопольдович был уже достаточно известен как музыкант. А приехав на Запад, получил мощное паблисити как противник советского режима.

Это так, но поймите: в искусстве свой производственный процесс. Календарь всех приличных концертных залов расписан на несколько лет вперед. Напечатаны афиши, программки, буклеты. И никто не будет отменять запланированные концерты только потому, что из России приехал Ростропович.

Но постепенно, года через два, все вошло в свою колею. И Ростропович, и Вишневская вошли в нормальный гастрольный график.

Пришло полное признание, а вместе с ним и предложение Мстиславу Леопольдовичу возглавить Национальный симфонический оркестр в Вашингтоне. Он был просто счастлив: теперь это был его оркестр, его лаборатория, где он мог творить.

Семнадцать сезонов он был бессменным дирижером и художественным руководителем этого коллектива, который под его руководством вошел в число лучших оркестров Америки.

Если в Национальном симфоническом оркестре Вашингтона до сих пор в ходу “фольклор от Ростроповича” - это тоже можно считать признанием…

В оркестре его очень любили не только как музыканта, но и как человека с потрясающим чувством юмора.

О том, что Мстислав Леопольдович большой шутник, знали не только музыканты оркестра. После его “балетного номера” об этом говорила вся Америка. Вы помните этот экспромт?

Конечно, помню. Это было в Сан-Франциско, праздновали юбилей знаменитого американского скрипача, большого друга отца - Исаака Стерна.

Публика собралась чопорная, идет прямой эфир на всю страну, концерт в самом разгаре, и когда уже ведущий Грегори Пек собирался объявить следующий номер, на сцене вдруг появился до неузнаваемости загримированный Ростропович в балетной пачке.

Такая слегка сутулая, грузная балерина с ярко намалеванными губами. Смачно канифолит пуанты и начинает по-балетному “выплывать” на сцену, плавными взмахами рук комично подражая балеринам.

Зал в недоумении! Одни думают, что это какой-то ненормальный прорвался на сцену. Другие понимают, что это шутка, но не понимают, кто это и чем эта шутка закончится. И когда вдруг балерина выхватывает у концертмейстера виолончелистов его виолончель и начинает играть “Умирающего лебедя”, по залу пронеслось: “Ростропович!” И зрители взорвались овацией!

Вообще, чувство юмора и простота в общении было самым сильным “оружием” Мстислава Леопольдовича. Он никогда не пытался подавить музыкантов своего оркестра. Он “брал” их улыбкой, остроумной шуткой. У него на репетиции царила такая непринужденная, жизнерадостная атмосфера!

- Это оттуда пошло прозвище Подсолнух?

Да нет, это совсем из ранней юности. Из-за его лучезарной улыбки и благостного отношения к окружающему миру. А вообще дома Мстислава Леопольдовича знаете, как звали? Буратино!

- И вам с сестрой это позволялось?

Ну что вы, нет, конечно. Это позволяла себе только мама.

- Как вы себя ощущали среди знаменитых родителей?

Этот вопрос мне задают часто, и я не хочу повторяться. Скажу только, что я безумно любила родителей, и мне их очень не хватает. Но это уже другая история - семейная.

Кстати, о делах семейных. Вы и ваша старшая сестра Ольга продолжаете заниматься благотворительной деятельностью, которой занимались ваши родители?

Да, конечно. Ольга руководит благотворительным фондом Мстислава Ростроповича, который работает с одаренными молодыми музыкантами. Я возглавляю международный медицинский фонд Ростроповича и Вишневской, который занимается вакцинацией детей по всему миру.

У вашей сестры - двое детей, у вас - четверо. Кто-то из внуков Ростроповича и Вишневской унаследовал их музыкальные таланты?

Мстислав Леопольдович считал, что мой младший сын Александр может сделать большую музыкальную карьеру. Но я крайне осторожно отношусь к его таланту. Хочу, чтобы от музыки он получал радость, а не стресс.

Сможет ли публика еще когда-нибудь услышать уникальную виолончель Мстислава Ростроповича, которая была частью его души?

После ухода Мстислава Ростроповича к его виолончели - а это “Дюпор” Антонио Страдивари, названная так по имени виолончелиста XVIII века Жан-Луи Дюпора,- еще никто не прикасался.

Какое бы решение мы с сестрой ни приняли по этому уникальному инструменту, оно будет для нас эмоционально очень сложным. Давайте подождем, время покажет.


Дрались мы с сестрой чудовищно. Ссорились, выясняли, кто больше похож на маму. Вопрос о сходстве с папой никогда не становился предметом обсуждения. Папа был смешной, мама же считалась совершенством...

Первое, что помню в жизни, - музыка. Она сопровождала меня с момента рождения и звучала отовсюду: из комнат родителей, от соседей сверху, снизу, сбоку... А как иначе? Мы ведь жили в знаменитом так называемом «Доме композиторов» в Газетном переулке.

Фото: ИТАР-ТАСС

Я засыпала под звуки виолончели, рояля и оперные арии.

Слушать музыку я любила, но совершенно не желала ею заниматься. Тем не менее в пять лет бабушка, папина мама, посадила меня за рояль. Софья Николаевна была замечательной пианисткой и рассчитывала, что внучка пойдет по ее стопам. А я страдала - час, отпущенный на занятия, превращался в пытку. Играла и гипнотизировала часы, которые отсчитывали время моего мучения. Если бабушка отходила, я тут же переводила стрелки вперед. На пять минут, на десять... Однажды осмелела и сразу «съела» полчаса. Конечно, она это заметила и наказала меня: за каждые пять «сэкономленных» минут пришлось отыграть десять лишних.

Я мечтала стать балериной, но родители отказались даже обсуждать эту тему.

В нашей семье поклонялись только музыке. И в шесть лет я пошла в ЦМШ - Центральную музыкальную школу. А в пятнадцать - выбрала виолончель, хотя папа был против: он считал, что это не женский инструмент. Но я влюбилась в виолончель, она так прекрасно звучала в папиных руках, что не было сомнений: когда-нибудь и у меня получится не хуже. Я ведь с детства считалась папиной дочкой. Внешне на него очень походила - манерами, повадками, жестами. Даже очки носила как он! В семье меня дразнили: «Слава номер два!» И папе, когда он что-то в очередной раз забывал, говорили: «Вылитая Оля!» А вот в последние годы многие уверяют, что я - копия мамы. Удивительно слышать это. Мамины черты, видимо, проявились с возрастом...

Жили мы с младшей сестрой Леной просто и понятно: родители за нас решали, что можно делать, а чего - нельзя.

Главное стоять друг за друга горой перед внешним миром, ведь семья - основа основ, наша крепость.

Я всегда вступалась за худенькую и щупленькую Ленку, которую обижали мальчишки. Однажды поколотила знаменитого на весь «Дом композиторов» хулигана. Мама мальчика пришла к моей: мол, да как ваша дочь посмела! Галина Павловна ответила в свойственной ей манере, словно ножом отрезала: «Значит, было за что! И вообще: не мешайте мне работать».

Однако воспитывали нас сурово. Особенно строг был папа. Я никогда бы не посмела встать перед ним в расслабленной позе, скривив лицо или закатив глаза, мол, «ах, опять нотации». Если я слышала: «Оля, иди сюда!»

Даже помыслить не могла ответить: «Сейчас!» или вовсе не отозваться. Надо было сию минуту бросать все и нестись стрелой.

Во время еды нам не позволялось подавать реплики, пока нас не спросят. За одним столом со взрослыми мы должны учиться, слушать и впитывать. А если захотела встать, жди, пока в разговоре наступит пауза, и попроси разрешения: «Извините, можно выйти?»

Нельзя было протянуть руку к еде первой или взять последний кусок.

Однажды на Новый год нас оставили без подарков за то, что разбили вазу и попытались замести следы. За вранье Дед Мороз, в которого мы свято верили, не пришел...

Поскольку мы другого обращения не знали, искренне считали, что так и надо.

Елена Ростропович: "ОТЕЦ НЕ ЗНАЛ, ЧТО СМЕРТЬ ЕГО ЗАБИРАЕТ»

Парижская квартира Мстислава Леопольдовича Ростроповича на авеню Жоржа Манделя. В январе 1989-го именно здесь великий музыкант дал первое после изгнания из Советского Союза интервью советскому журналисту - корреспонденту "Известий". Ростропович тогда открыл бутылку "Дом Периньон" и предложил выпить "За Россию!". "Я хотел бы вернуться в свою страну, - говорил мне Мстислав Леопольдович, - но это вопрос сложный, особенно после того, как мне и моей жене нанесли такие раны. Мы ни в чем не виноваты, чтобы возвращаться с опущенной головой. Если я нужен, то готов помочь нашему народу". И тогда "Известия" первыми написали: "Вернуть советское гражданство Вишневской и Ростроповичу значит восстановить справедливость". Почти два десятилетия спустя в той же квартире того же корреспондента "Известий" Юрия Коваленко принимает дочь Мстислава Леопольдовича Елена.


- В этой парижской квартире твои родители прожили долгие годы. Здесь у них в гостях перебывал весь мир - короли, президенты, включая Ельцина, музыкальные светила и просто друзья...

- У нас было много разных квартир и домов, которые мы постепенно стали продавать, потому что ни папа, ни мама туда не ездили. Здесь они бывали, пожалуй, чаще всего. Но многих вещей здесь уже нет. Еще до смерти папы родители решили расстаться со своей коллекцией.

- Теперь ты руководишь Фондом Вишневской - Ростроповича?
- Я возглавляю фонд, который находится в Вашингтоне. Есть другие фонды - в России, в Литве, в Германии. И я хочу их объединить. Они очень разные: один занимается вакцинацией детей в России, другой помогает молодым музыкантам в разных странах.

- Насколько я понимаю, отец никогда не вел дневников...
- У него не было времени. Но остались его феноменальные записные книжки, куда он заносил даты всех своих концертов, репетиций, встреч, поездок. Он шутил, что если их потеряет, то покончит самоубийством... К сожалению, когда я его видела, ему часто было не до рассказов. Он доверял мне, и его дела сваливались на меня. Мне так жалко, что я не делала записей. Он был гениальным рассказчиком...

Есть ли еще неизвестный Ростропович? В молодые годы он писал музыку. Сам Шостакович поощрял его продолжать сочинительство. Сохранились ли эти произведения?
- Все его сочинения я постараюсь разыскать в архивах. В начале октября в немецком городе Кронберге пройдет фестиваль виолончелистов памяти Ростроповича. И там, в частности, сыграют написанную папой "Юмореску".

- Ростропович сравнивал свою любовь к музыке с верой священника в Бога...
- Он вел разговор с Богом в "Сарабанде" , когда ее последние ноты возносились вверх, улетали в небеса. Может, я ошибаюсь, но мне кажется, что он играл для Бога. Когда я его слушала, то забывала о том, на каком свете нахожусь.

У Мстислава Леопольдовича было невероятное количество друзей. Но кто - помимо семьи - составлял ближайший круг?
- Конечно, существовало музыкальное братство, но были и друзья, совершенно не связанные с музыкой. Когда мы праздновали его 70-летие в Париже, возникли неожиданные трудности. Он передал список приглашенных в Елисейский дворец, где проходил праздничный ужин. Среди гостей были и королева Испании, и принц Чарльз, и консьерж его парижского дома, и другие простые смертные. Он любил их всех. Протокольная служба Елисейского дворца была в смятении, как посадить их вместе.

- Ничто человеческое ему было не чуждо. Он любил водочку, застолья...
- Да, он любил посидеть в компании. Один раз - первый и последний - мы поехали на каникулы всей семьей в Грецию. После завтрака папа выходил на пляж, где стоял руки в боки. Потом мама умоляла его плюхнуться в воду. Он плавать не умел и плюхался минут на пять. Потом шел работать. За обедом наша семья - человек двенадцать - встречалась в ресторане. И он тут же начинал приглашать за наш стол людей совершенно незнакомых. Ему нужно было общение.

- Твардовский заметил, что "в Ростроповиче жизни и красок на десятерых"...
- Я бы добавила, что Ростропович прожил десять жизней. Один человек не смог бы сделать столько за свою жизнь, сколько сделал отец. Он успел все что хотел. Разве что книгу не написал, все откладывал. Но, может, и не надо было?

- Ну а что же было двигателем его жизни?
- Любовь к музыке и к людям. Папа все время кому-то помогал. Я сохранила его записку, которую он написал, уже будучи безнадежно больным, - просил кому-то позвонить по поводу квартиры для одного кларнетиста.

- Он был человеком верующим?
- Очень. Он молился каждое утро. У меня остался его молитвенник - весь истрепанный. Он соблюдал все посты, даже когда уже был болен. Я его умоляла этого не делать, но он не слушался.

- Ну а был ли Мстислав человеком мстительным?
- Ну что ты! Он никогда никому не мстил. Хотя порой обижался, сидел распустив губы. Он не любил конфликты и всегда хотел помириться, чтобы все было нормально. Поэтому имя Мстислав совершенно не соответствует его личности.

- С Галиной Павловной они прожили 52 года...
- По нынешним временам это что-то немыслимое. Может, они подошли друг другу, потому что такие разные? У мамы очень сильный характер, но она давала папе возможность все решать самому. Он как бы имел власть, но решения, в сущности, оказывались мамиными. Кроме того, они были и вместе, и не вместе. У каждого были свои поездки. Это важно, чтобы люди не привыкали друг к другу, как к старым тапочкам.

- "Когда я смотрю на Галю, я каждый раз на ней женюсь", - говорил Ростропович.
- Действительно, в их любви никогда не было рутины. Они с удовольствием ждали каждой новой встречи, посылали друг другу замечательные факсы, которые сохранились.

- Я знаю, что Мстислав Леопольдович вел себя мужественно до последнего дня...
- Вначале он боролся с болезнью, а потом понял, что ничего сделать не может. Однако едва ли он осознавал, что наступает конец. Такого мужества я вообще не видела. Он никогда не жаловался. Мы с ним никогда не говорили о смерти - вопрос так не стоял. Папа не давал нам никаких прощальных напутствий.

- То есть он верил, что жизнь победит?
- Абсолютно. Но Господь решил иначе. Бог написал свою партитуру его жизни. Папа сделал на земле все что можно было.

Он подарил нам свое 80-летие, которое мы справили вместе. Он попрощался с друзьями. И ушел, не мучаясь, во сне, после операции. Он не страдал и не знал, что смерть его забирает. Да и если посмотреть на даты его жизни: 27.03.1927 - 27.04.2007, то получаются одни семерки. В Московской консерватории он лежал в день святого Мстислава, а хоронили его в день святой Галины. Все это не может быть случайностью.

- Наверное, трудно быть дочерью двух таких выдающихся людей?
- Ох как тяжело, но я ничего другого в жизни не знала. То, что папа и мама - гении, для меня огромнейшая честь.

- Оставалось ли у Ростроповича время быть отцом?
- Чтобы быть хорошим отцом, не надо вытирать ребенку нос или следить, как сделаны уроки. Я все время чувствовала его невероятную любовь. Когда он был нужен, он всегда был рядом. Конечно, он не такой человек, который знает, как себя вести с детьми. И даже со своими внуками он смог общаться, только когда они немного подросли.

- Какие черты характера ты унаследовала от отца и от матери?
- Как и отец, я люблю общаться с людьми, помогать им. Унаследовала я от него и дисциплину в работе. Если мне что-то надо сделать, то я лягу и умру, но сделаю. На меня можно положиться. От папы у меня и определенная дипломатичность. От мамы - умение разбираться в людях. Я хотела бы уметь, как она, сказать человеку прямо в глаза, что я о нем думаю, но не получается.

- У тебя трое сыновей - Иван, Сергей и Александр и дочь Настасья. Есть ли у них способности к музыке?
- Мой отец считал, что Саша - единственный в моей семье, у кого настоящий талант. То же говорит наш друг дирижер Сейджи Одзава. Но я крайне осторожно обращаюсь с его талантом и не хочу, чтобы его очень мучили. Я думаю, Саша будет не солистом, а дирижером.

- Как чувствует себя Галина Павловна?
- Она ходит каждый день в свою Школу оперного пения. Там только что давали "Кармен". К сожалению, у них всего 350 мест, и попасть на спектакль невозможно. Но голоса в ее школе - и я говорю это на полном серьезе - лучше, чем в Большом.

- Почему она согласилась сняться в фильме Сокурова "Александра"?
- ее долго уговаривал и убедил, что она должна это сделать. Сначала она боялась, что мы ее увидим совершенной старухой - в сандалиях, в нейлоновых носочках. Но мама осталась очень довольна. Она могла быть потрясающей драматической актрисой - достаточно посмотреть ее в фильме-опере "Катерина Измайлова".

Ему рукоплескали короли и президенты, познакомиться с ним считали за честь величайшие музыканты и композиторы планеты. Лучшие залы мира набивались битком на его концертах. А он… Он спускался со сцены, снимал фрак и становился не гением музыки, а - человеком. Отцом, мужем, другом. О том, каким Мстислав Ростропови ч был в обычной жизни, «АиФ» рассказала младшая дочь Галины Павловны и Мстислава Леопольдовича.

Дом ста роялей

Юлия Шигарева, «АиФ»: Елена Мстиславовна, детям свойственно относиться к своим родителям трезвее, а то и скептичнее, чем толпам их восторженных поклонников. Вы с вашей сестрой Ольгой в какой момент поняли, что Мстислав Леопольдович и Галина Павловна - люди особенные?

Елена Ростропович: Это трудный вопрос. Родились в этой среде. Мы здоровались с Шостаковичем, который нас узнавал. Разговаривали с Хачатуряном или Кабалевским , живущими, как и мы, в Доме композиторов. Мы с детства ходили в Большой театр и видели маму, утопающую в цветах - это была неординарная женщина и выдающаяся певица. Мы ходили на концерты и видели, как преклоняются перед отцом, слышали, как про него говорят, что он гениальный. Да, он гениальный - мы тоже были в этом уверены.

Поэтому мы с Ольгой прекрасно понимали: наши родители - вот такие. В школу нас не водят. После уроков не ждут, домашние задания с нами не делают. Хотя иногда мне было немножко завидно, что папа с мамой не водили меня за ручку в школу. Что бабушка не ждала меня на лавочке с бутербродами. Что никто не нервничал, ожидая, как мы сдадим экзамены.

Семья солистки ГАБТ СССР Галины Вишневской и виолончелиста Мстислава Ростроповича. Дочь Оля исполняет танец из балета «Лебединое озеро». 1959 г. Фото: РИА Новости / Максимов

- И Вы, и Ольга получили музыкальное образование. Альтернатива - другие профессии вообще не рассматривались?

Нет! В 4 года мы уже садились за инструмент, который стоял в одной из комнат. Играть на рояле нас учила бабушка, папина мама. Она была пианисткой, аккомпанировала супругу, нашему дедушке, Леопольду Витольдовичу.

Мы же жили в доме, в квартирах которого стояло больше 100 роялей - тут жили композиторы, певцы, музыканты. Построили этот знаменитый дом на ул. Огарева в 1955 году, и только когда заехали первые жильцы, выяснилось: в нём очень плохая звукоизоляция. Все слышали друг про друга абсолютно всё: кто что сочиняет, кто что репетирует. И далеко не все были рады тому, что мелодии, которые у них рождаются, кто-то перехватывал. Так что жизнь здесь текла колоритно и красочно. Один занимается, другой сочиняет и требует тишины… Но когда ты 24 часа слышишь вокруг себя музыку, это накладывает определенный отпечаток. Ты понимаешь: другой жизни - без музыки - просто нет.

Елена Ростропович: «Между мамой и папой всегда царила полная гармония». Фото: Из семейного архива

- Мстислав Леопольдович был суровым учителем?

Смотря с кем. Он же начал преподавать рано - в 15 лет. Его отец, великолепный виолончелист, талантливый педагог, рано умер. Шла война, семья Ростроповичей уехала в эвакуацию в Оренбург. И Мстислав стал единственным кормильцем, начав преподавать в оренбургском музыкальном училище.

Оказалось, что он - педагог от Бога. Например, он показывал ученикам технические приемы, но никогда не показывал интерпретацию, а объяснял это через образы. Ему хотелось, чтобы они сами нашли свой путь, чтобы они поняли и почувствовали эту музыку через созданные образы, а не копировали его игру.

Дома же было всё по-другому. На нас у него вечно не хватало времени - он куда-то бежал, у него постоянно возникали какие-то проекты, идеи. Поэтому с нами он особо не церемонился. Раз сказал - и все быстро сделали.

Хотя однажды он меня подловил… Это было летом, на даче. Я занималась, разучивала какие-то гаммы. И так всё это было нудно, что я решила себя развлечь: поставила на пюпитр вместо нот книжку и читаю. И вдруг передо мной вырастает отец, который должен был куда-то в очередной раз бежать. Я перепугалась насмерть, потому что ну явно же попалась! Он говорит: «Немедленно книжку вон, и заниматься сегодня будешь дольше». «Как ты узнал, что я читаю?» - спрашиваю. \ «Так ты же без конца повторяла одну и ту же гамму!»

Правда, папа и сам не любил размеренного образа жизни, многочасовых занятий. Говорил: «Если ты музыкант ежедневно начинаешь заниматься, скажем, с 9 утра до 13, то это уже не искусство - это просто работа.» Он занимался, когда надо было подготовиться к концерту или изучать новое произведение, и только в тот момент, когда был внутренне готов к этому. И тратил на это времени столько, сколько ему казалось нужным.

Железная дисциплина

- А как отец двух симпатичных дочерей, он был строгий? Пойти в кино или погулять с мальчиками разрешал?

Ну что вы! Какие мальчики! Он был очень ревнивый. Особенно напряжённая атмосфера складывалась на даче - там же полно свободного времени и парней вокруг (смеётся!) В какой-то момент Мстислав Леопольдович решил, что наши поклонники лазают к нам в окно ванной комнаты, перепрыгнув через забор на участок. Так он специально съездил в ботанический сад и выписал оттуда какой-то необыкновенный боярышник с во-о-от такими шипами. И посадил этот боярышник вокруг всего участка - как ограду, чтобы никто не лез. В кино можно было пойти с подругами, если мы отзанимались положенное время. И возвращаться надо было точно в срок - дисциплина была железная!

- А он учил вас спокойно относиться к славе? И как сам воспринимал это всеобщее в свой адрес поклонение?

Папа был очень скромный человек. Это же видно по тому, как он одевался, как себя вёл. Приезжая на фестиваль или концерт, не требовал каких-то особенных лимузинов и спокойно мог добраться на такси. Он никогда ничего не просил - чтобы номер был такой-то, температура в номере такая-то. Он выходил со своей виолончелью на сцену, играл и уезжал.

А ещё для него не существовало разницы между королями и консьержами. Его 70-летие праздновали в Елисейском дворце в Париже. В списке гостей - короли, президенты… И - консьерж из дома в Париже на Жорж Мандель, таксист из Нидерландов, и много других простых людей, которые были его друзьями. Устроители вечера перепугались: все-таки тут протокол, короли, министры… Может, не надо консьержа? И таксиста? Мы для них отдельный вечер организуем. Папа в ответ: «Нет! Нельзя! Это мои друзья. И я хочу пригласить их на мой день рождения!» А на день рождения в Лондон он пригласил своего друга Ваську, который строил годами и ремонтировал нашу дачу, и его семью.

Мстислав Леопольдович славился рисковыми поступками: прятал у себя на даче опального Солженицына, играл возле рушащейся Берлинской стены, приехал во время путча в Москву к Белому дому. Он понимал, что на кону - его жизнь?

За Германию мы особенно не волновались. А вот в 1991 году в Белом доме было действительно опасно…

В августе 1991-го мы с отцом были во Франции. Я приехала к нему в Париж (сама я с семьёй жила в пригороде), Мы смотрели репортажи CNN. И в какой-то момент папа говори: я должен туда ехать. Я начала его отговаривать: там опасно, все сейчас оттуда бегут, а ты туда. Да у тебя и паспорта-то российского нет (в 1974 г. семью Ростроповича-Вишневской выдворили из СССР, в 1978-м лишили гражданства - ред.). Глупость какая-то! Он согласился: ну ладно, ладно.

Я осталась у папы ночевать, мы всю ночь смотрели новости. А утром вижу: он уже одет, стоит с маленьким чемоданчиком. «Ты куда?» - спрашиваю. «Ой, мне надо в банк пойти, там кое-какие дела сделать». Я удивилась, потому что все его дела обычно вела я. Но ничего не сказала. Мы договорились вместе пообедать и он ушёл. Сижу, жду: 12.00, 13.00, 14.00, 15.00 - его всё нет. Звоню в банк: «Он у вас был?» - «Нет, не был». И уже вечером мне звонит мой знакомый из журнала «Пари матч»: «Лен, только не волнуйся, но твоего папу видели в самолете, летящем в Москву.» Я рассказываю, и у меня до сих пор от пережитого тогда ужаса мурашки бегут… «Всё, конец»! - подумала тогда я. До двух часов ночи смотрела CNN. И вдруг слышу: в Москве возле американского посольства убит человек. И я мысленно с папой попрощалась…

Наконец с трудом дозвонилась до папиной сестры Вероники и она мне сказала, что папа был в Белом доме. Когда он вернулся обратно в Париж, я гордилась им невероятно. Он действительно никого не боялся! И всегда делал то, что приказывали ему делать его совесть и его сердце. Вот он пошел и сделал.

Народные артисты СССР Галина Вишневская и Мстислав Ростропович с детьми и внуками перед началом юбилейного вечера певицы, посвященного 45-летию творческой деятельности. 1992 г. Фото: РИА Новости / Александр Макаров

Два гения в одной квартире

Как Галина Вишневская и Мстислав Ростропович уживались в одной квартире? Они же оба были невероятно яркие личности.

Они были очень разными. Да, оба они посвятили свою жизнь искусству. Но у каждого была своя территория: у папы концерты, у мамы - театр. И это позволяло им вместе образовывать единое целое. Никогда папа не делал ничего без мамы, и мама ничего не делала без папы. «Спроси у мамы», «спроси у папы» слышали мы с Ольгой. Как они договорились, так и будет. Когда они решили, что уедут из Союза, они перед иконой пообещали друг другу, что никогда не будут винить другого за принятое вместе решение.

Папа не хотел ведь в принципе уезжать - он не представлял себе жизнь вне России. Здесь были все его друзья (тогда ещё был жив Шостакович), его ученики, его публика. Но тем не менее мама заставила его написать письмо Брежневу с просьбой отпустить семью из страны, потому что понимала: его здесь либо убьют, либо он сам сопьется из-за невостребованности.

Потому что травля шла страшная. Ему не давали выступать даже на периферии. Писали, что он плохой музыкант. Он, благодаря которому в мировом виолончельном репертуаре существует 140 произведений, написанных для него и ради него!

- Вы говорите, папа ревновал вас, дочерей. А маму? Яркая женщина, сонм поклонников..

Ну, естественно, ревновал! И все время за ней ухаживал, подарки, сюрпризы делал, на руках ее носил. Мама у нас была богиня! Мама совершенно не касалась бытовых дел. Зато прекрасно готовила. У них существовала полная гармония: папа не требовал, чтобы мама вела семейную бухгалтерию, а маме не приходило в голову сказать: иди, отвари себе яйцо на завтрак или пуговицу пришей. Господь с вами! Всем было совершенно ясно, кто чем занят. Папа, когда они путешествовали или были где-то только вдвоем, ходил в магазин. Он был джентльменом и представить себе не мог, чтобы мама таскала тяжелые сумки.

Пианистка Елена Ростропович и п резидент фонда Мстислава Ростроповича Ольга Ростропович. Фото: РИА Новости / Владимир Вяткин

- Его в магазине на клочки не рвали, когда видели, кто пришёл?

Конечно, рвали! А мог и исчезнуть куда-нибудь во время таких походов. Как-то - мы решили справить Новый год в Питере - за несколько часов до Нового года вдруг выяснилось, что куплено мало шампанского. Папа вызвался сходить в магазин. А домой вернулся после 12.00 ночи. Потому что выяснилось, что в магазин его вёз, как папа объяснил, чудеснейший человек-таксист. И что таксист его уговорил, что надо срочно съездить к нему буквально на 10 минут в гости познакомиться с женой, потому что она ему не поверит, что он вез Ростроповича. Пока ездил туда и обратно по просьбе таксиста, папа опоздал с нами встретить с боем курантов в 12 часов Новый год. А вы спрашиваете, как он относился к своей славе. Вот так и относился!

27 марта великому музыканту Мстиславу Ростроповичу исполнилось бы 85 лет, 27 апреля - пять лет, как его не стало. Третий музыкальный фестиваль памяти Мстислава Ростроповича будет посвящен этим датам. Его программа охватит и Саратов. О том, что ждет поклонников классического музыкального искусства, о своих выдающихся родителях «Известиям» в Приволжье рассказала старшая дочь Мстислава Леопольдовича и Галины Вишневской, президент фестиваля Ольга Ростропович.

27 марта великому музыканту Мстиславу Ростроповичу исполнилось бы 85 лет, 27 апреля — пять лет, как его не стало. Третий музыкальный фестиваль памяти Мстислава Ростроповича будет посвящен этим датам. Его программа охватит и Саратов. О том, что ждет поклонников классического музыкального искусства, о своих выдающихся родителях «Известиям» в Приволжье рассказала старшая дочь Мстислава Леопольдовича и Галины Вишневской, президент фестиваля Ольга Ростропович.

— Ольга Мстиславовна, вы впервые в нашем городе. Какие впечатления о нем сложились?

— Я получила массу удивительных впечатлений. Я знала, что Саратов был очень важным для папы, но не осознавала, насколько. То, что я здесь вижу, просто удивительно. Город богатой культурной жизни.

— Какая из саратовских страниц жизни Мстислава Леопольдовича для вас особенно важна?

— Венчание, конечно. Мы были в комнате архиерейского дома на Первомайской, в которой владыка Пимен венчал маму с папой. Во-первых, я хорошо помню Дмитрия Евгеньевича Хмелевского — владыку Пимена. Он приезжал к нам, гостил у нас. Это был удивительно светлый человек. И сегодня я впервые увидела, где он жил. Нахлынули воспоминания — всю гамму чувств сложно передать.

— О пути таких людей, как Ростропович, говорят: «Жизнь больше, чем жизнь». Вы согласны?

— Абсолютно. Я чувствую присутствие папы на каком-то метафизическом уровне. Он вел меня, это происходит со мной и сейчас. К примеру, тому, что я попала в Саратов, предшествует такая цепочка удивительных совпадений, что диву даешься. Мы пришли с мужем в музей музыкального искусства имени Глинки, чтобы обсудить возможность открытия выставки к юбилею папы: «Вишневская и Ростропович: скрещение судеб». Совершенно случайно узнали, что директор музея Михаил Брызгалов — из Саратова, города, в который мы собирались целый год. Мы зашли в кабинет Михаила Аркадьевича, и он показал фильм, где Ростропович встречается с саратовскими друзьями, знакомыми. Конечно, сразу возникло желание продолжать делать фестиваль памяти папы в Саратове.

— Какова концепция и программа очередного фестиваля?

— Концерты в его рамках будут проходить в городах и странах, которые много значили для папы. Это Санкт-Петербург, Нижний Новгород, Оренбург (оттуда родом обе мои бабушки), Воронеж, Швейцария, Германия, Италия, Франция, Великобритания и Америка. В фестивале участвуют Лондонский филармонический, оркестр де Пари и Санта Чечилия, Светлановский оркестр. В Саратове в рамках фестиваля 21 и 22 сентября выступит легендарный оркестр Санкт-Петербургской филармонии под управлением Юрия Темирканова. Это будет первое выступление коллектива в России, потому что оркестр гастролирует только за рубежом и по России не ездит. Я смогла их уговорить.

— Ольга, что лично вам дает фестиваль?

— Общение с отцом. Я выполняю то, что он как бы говорит мне. Я это вижу так.

— Вам хватало внимания знаменитых родителей в детстве?

— И хватало, и не хватало. Когда папа и мама были рядом, их было так много, что мы заряжались энергией надолго. С другой стороны, хотелось постоянно их видеть.

— Какие первые воспоминания о родителях?

— Ослепительная красота мамы. Мама была удивительной, волшебной красавицей. Царская стать. Помню, мы с Ленкой все время дрались, выясняя, кто похож на маму. Конечно, больше была похожа она, а меня в семье звали «вторым Славой». А потом мы поменялись, «переродились» (смеется). Теперь моя сестра очень похожа на бабушку — папину маму. Я горда тем, что меня считают похожей на маму. А папа был очень веселый, всегда в разъездах, всегда развевающееся пальто, с виолончелью. Вихрь.

— Он был строг к вам?

— Я бы сказала, что он воспитывал нас в страшной строгости.

— Это породило в вас с сестрой какие-то комплексы?

— Да ничего не было, абсолютно никаких комплексов. Мы росли в те времена, когда люди еще не знали ни о комплексах, ни о психологах. Жили себе и радовались. У нас были какие- то данные, мы с ними выросли. Меня часто спрашивают: трудно ли быть дочкой таких знаменитых родителей? Дело в том, что у нас нет сравнения. Мы не были детьми других родителей. Может, у других свои трудности. Мы отца не видели из-за загруженности, а у других — отец пьет, и дети его тоже не видят. Могу сказать одно: я безумно счастлива, что Бог послал мне таких родителей. И тех людей, с которыми благодаря им общалась. Помню, была сопливой девчонкой, когда к нам приходил Дмитрий Дмитриевич Шостакович. Ожидая папу, он садился в гостиной и спрашивал меня с таким участием: ну расскажи, как дела в школе, что ты сейчас играешь по специальности, по роялю. Его это действительно интересовало. Многие поражаются, когда я рассказываю, как к нам приезжал Бенджамен Бриттен, жил у нас на даче. Он играл, а за окном шел снег сказочными хлопьями, как в сцене дуэли в «Евгении Онегине». В большом зале на даче, согревшись замечательной русской водочкой, Бриттен вдруг подошел к роялю и пел песни Шуберта. За такие встречи можно только благодарить Бога. Много мне дало общение с дядей Марком Шагалом, дядя Саня Солженицын терпеливо помогал мне, когда случились проблемы с ненавистной и ввергающей меня в шок алгеброй. Это были какие-то отвратительные для меня науки, но он умудрялся объяснить их доступным способом.

— Ольга, вы в той же степени ощущаете себя россиянкой, что и родители?

— Нет. Скорее всего, я гражданка мира. Но то, что у меня русское сердце и душа, это было и будет всегда. Нас с Леной эти проявления русского менталитета в себе очень удивляют. Ведь, казалось бы, я сорок лет прожила в Америке.

— В США, Европе социальная составляющая жизни наверняка более устроена. Наблюдая неустроенность российскую, вы ощущаете в душе диссонанс?

— Безусловно, есть вещи, которые мешают. Пробки, которые нельзя предсказать. В Америке ты знаешь, что с 4 до 6 часов из дома лучше не выезжать. В России заторы абсолютно стихийны. А еще я в ужасе от российских цен. Но жить я буду в России: здесь мама, муж, два фестиваля.

— У всех на слуху история безумно красивого ухаживания Мстислава Леопольдовича за Галиной Павловной. Вам это мешало при появлении кандидата на ваше сердце?

— Ну что вы! Нет. С этим живешь. Эта планка была настолько высока, что я изначально понимала — такого не найдешь. В более зрелом возрасте это воспринимаешь спокойно, смотришь на другие качества, нежели на романтические проявления.

— Ольга, о коллекциях Вишневской и Ростроповича ходят легенды. Когда это началось?

— У папы это произошло, когда его не пускали на большие сцены, и он стал ездить с концертами по деревням. Там подарят чашку, в другом месте — чашку, и он начал собирать антикварные вещи. Поскольку у папы был такой характер, который не позволял делать ему что-либо наполовину, то он полностью погрузился в это хобби. Заразил этим маму, а когда мы уехали из страны, они хотели создать русский дом. Много собирали, были люди, которые им в этом помогали, мама с папой очень серьезно это изучали.

— Вам передалось это увлечение?

— Мне близок мир художника в театре.

— За театральными тенденциями следите?

— Ой, не пристально. У меня на плечах — два фестиваля. И потом два сына в Америке, поэтому я — «Фигаро тут, Фигаро там».

— Вы согласитесь с мнением тех, кто считает, что талант со временем мельчает и одаренной молодежи становится меньше?

— Не сказала бы. Есть просто замечательные ребята. А если учесть, как развивается техническая сторона, наблюдать за ними, как растет их талант, очень интересно. Есть такие «технари» по скрипке, что просто удивительно. Соглашусь, что сегодня редко встречаются музыканты-всепоглощающие личности, которые могут тебя зацепить даже не виртуозной техникой, а передачей какого-то эмоционального состояния. Вот папа. Может быть, я, дочь, не должна об этом говорить. Но во время его исполнения буквально пробегал мороз по коже. Слушая, мы понимали, о чем он играл. Он мог играть о состоянии души, о состоянии того, что диктует происходящее в этом мире. И ты переживаешь вместе с ним.

— Правда, что у Мстислава Леопольдовича были божественно красивые руки?

— Ой-ой-ой! Восторг! Опять же, я — дочь, мне, наверное, неловко об этом говорить. Он великий виолончелист, и то, что Господь дал ему такие кисти, просто знак. Это были, я бы сказала, неестественно красивые руки. Очень длинные пальцы, узкая кисть, даже как-то странно, но это были нечеловеческие руки.

— Как папа отнесся к тому, что вы бросили виолончель?

— Ужасно. Он не разговаривал со мной несколько лет. Но я просто не могла этим заниматься. Я была замужем и должна была выполнять социальную роль — жены, сопровождающей своего мужа. И поэтому концертная деятельность осталась для меня в прошлом. К сожалению, я распрощалась с карьерой музыканта. Иначе семья отошла бы на второй план. И я сделала важный для себя выбор. Счастлива, что сегодня, занимаясь фестивалями, продолжаю дело семьи.

— А в жизни Центра пения Галины Вишневской принимаете участие?

— У меня не так много времени для этого. Но когда мама просит побыть, послушать — я рядом. А так это ее детище. Галина Павловна преподает с утра до вечера.

— Ольга, музыкальные педагоги России возмущены реформой образования, которая оставляет мало времени на занятия непосредственно музыкой. Вы как к этому относитесь?

— Не берусь судить. Я не так долго в Москве, чтобы дать исчерпывающую оценку российской системе образования. Но глубоко верю в то, что не нужно заменять то, что замечательно работает. Что касается классической музыки, в России лучшая школа в мире. Пример — мои родители. Отец, который преподавал здесь, отлично знал, как прекрасно работает наша школа на Западе. Я тоже, слава Богу, окончила ЦМШ Московской консерватории по классу виолончели и Джульярдскую школу в Нью-Йорке. Преподавала в Мanhattan shool of music (Нью-Йорк). Поэтому могу с полной ответственностью сказать, что музыкальное образование Европы и Америки рядом не лежало с российской системой образования. Когда я приехала поступать в Джульярд, то, что там предлагалось играть на экзамене, в нашей стране назвали бы — пятый класс, вторая четверть. Не надо ничего менять.

— Ольга, когда вас выслали из страны, было сложно?

— Конечно. Была полная неустроенность. Мы уехали без копейки денег, а ведь нам нужно было как-то определяться, учиться. Ни кола, ни двора. Мама и папа ездили на многочисленные концерты, зарабатывали деньги, а нас — куда? Сначала они брали нас с собой, но это — четыре билета плюс папина виолончель, и нас отдали в монастырь.

— Жизнь в монастырских стенах наложила на вас какой-то отпечаток?

— Мы с Леной смотрели на это, как на какое-то удивительное обстоятельство. Мы попали в мир, о котором читали в «Трех мушкетерах» Дюма. К тому же до этого мы говорили только на русском, а в монастыре за шесть месяцев блестяще изучили французский.