Ричард льюис "столкновение культур". Диалог или столкновение культур: состояние и надежда

Миссия Православия

Шмеман Александр, прот. / Fr. Alexander Schmemann

Лекция, прочитанная в 1968 г. на Национальной конференции православных студентов.

Какова роль православных христиан в Америке и какие задачи стоят перед ними? Слишком часто мы беремся решать проблемы, которые мы даже не сформулировали, стремимся достичь цели, которую еще не определили, победить в боях, в которых мы даже не знаем противников.

Пора прояснить вопросы, сформулировать проблемы, стоящие перед всеми нами, обсудить возможные решения и определить приоритеты в нашей жизни, жизни православных христиан в западной и в то же время - нашей стране. Кто мы? Группа эмигрантов? Духовное и культурное гетто, долженствующее существовать в этой форме наперекор всему? Или нам следует раствориться в том, что называется "американским образом жизни"? Что это такое - "американский образ жизни"?

Я намереваюсь обсудить основной контекст этих проблем. В первой лекции первокурсникам Св.-Владимирской семинарии я всегда использую такой пример. Если у вас большая библиотека и вы переезжаете в новый дом, вы не можете воспользоваться своими книгами, если не построите полки. Пока книги лежат в ящиках, они принадлежат вам, но никакой пользы вам не приносят. И потому моя задача построить полки, а потом попытаться уяснить, какие первоочередные задачи и проблемы стоят перед нами сегодня.

Невозможно говорить о нашей ситуации в Америке, не "относя" ее к нашей естественной и существенной точке - к Православной Церкви. Православная Церковь - греческая, сирийская, сербская, румынская или болгарская - всегда была сердцем и формой православного мира. И только здесь, на Западе, впервые в истории Православия, нам приходится думать о Церкви только в терминах религиозной организации, такой как епархия, приход и т.п. Никто в органически православных странах не представлял себе Церкви, отличной от всецелой жизни. С момента обращения Константина Церковь была органически связана с обществомм, культурой, образованием, семьей и т.п. Не было никакого разделения, никакой дихотомии. И здесь мы видим первое радикальное отличие, с которым мы сталкиваемся в Америке: мы принадлежим к Православной церкви, но не принадлежим к nравославой культуре. Это - первое и наиважнейшее отличие, и если мы не поймем, что перед нами не просто академическое утверждение, но истинный контекст нашей жизни, то и не сумеем уяснить себе ситуацию, в которой живем. Ибо все в Православной Церкви указывает на определенный образ жизни, Церковь связана со всеми сторонами жизни. Но мы лишены такой связи потому, что, выходя в воскресенье утром из церкви, возвращаемся в культуру, не созданную, не сформированную и не вдохновленную Православной Церковью и потому во многом чуждую Православию.

Столкновение культур

Первые православные эмигранты в Америке не задумывались об этом, поскольку продолжали во многом жить внутри органической православной "культуры". Они держались и принадлежали тому, что в американской социологии известно как "субкультура". После литургии русские или греки собирались в приходском доме, причем собирались не только как православные христиане, но именно как русскте, или греки, или болгары, или карпатороссы, для того, чтобы дышать своей родной культурой.

Вначале это было абсолютно нормально и естественно. Даже сегодня в некоторых местах можно жить так, как будто живешь и не в Америке, - не зная толком английского языка, не имея отношения к американской культуре. Но, нравится нам это или нет, эта "иммигрантская" глава нашей истории подходит к концу, и пора подумать о новых поколениях.

У сегодняшних молодых православных нет этого иммигрантского сознания. Православие для них - не воспоминание о детстве в другой стране. Они не будут сохранять Православие просто потому, что это - "вера их отцов". Ведь что получится, если мы применим этот критерий к другим? Тогда потомку протестантов придется остаться протестантом, еврею - иудеем, а сыну атеиста - атеистом просто потому, что такова была "вера отца". Если именно это является критерием, то религия становится не более чем сохранением непрерывности культуры.

Но мы заявляем, что наша Церковь - Православная, или еще проще - истинная и единственная Цeрковь, а это страшная ответственность. Ведь это подразумевает, что Православие - это вера для всех людей, всех стран, всех культур. Но если мы не будем сохранять эту уверенность в своем сердце и уме, наши притязания на то, что мы составляем поистине истинную, или Православную, Церковь, обратятся лицемерием, и честнее будет называть себя обществом сохранения культурных ценностей определенного географического региона.

Наша вера не может быть сведена лишь к религиозной практике и традициям. Она заявляет свои права на всю жизнь человека. Но культура, в которой мы живем, "американский образ жизни", уже существовала до того, как мы сюда приехали. И вот мы оказываемся в ситуации, когда мы принадлежим к "Восточной" Церкви, требующей от нас всей нашей жизни, но живем изо дня в день в западном обществе и ведем западный образ жизни.

Таким образом, первую проблему можно сформулировать очень просто, хотя решить ее очень трудно: как нам соединять эти две жизни? Как мы можем следовать православной вере, требующей всю нашу жизнь, в контексте культуры, которая тоже пытается формировать наше существование?

Такова антиномия нашей ситуации, именно здесь корни наших трудностей. И пока мы не поймем это, мы не сможем прийти к правильному решению. А неправильные решения - сегодня весьма популярные - следуют двум основным линиям.

Одну линию я назову "невротическим" Православием. Оно присуще тем, кто, независимо от того, родились ли они в Православии или обратились в него, решил, что они не могут быть православными, если просто не отринут американскую культуру. Такие люди считают своим духовным домом какие-нибудь романтические и идеализированные Византию или Русь, постоянно ругают Америку и упадочное западное общество. Для них слова "западный" и "американский" - синонимы слов "порочный" и "сатанинский". Такая крайняя позиция дает им иллюзию безопасности, но в конечном счете она самоубийственна. Это, безусловно, не позиция апостола Иоанна, который среди жестоких преследований просто сказал: " ... и сия есть победа, победившая мир, вера наша" (1 Ин. 5:4). И еще он говорит: "В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение" (1 Ин. 4:18). Но у некоторых, однако, Православие превращается в апокалиптический страх, который всегда вел к сектантству, ненависти и духовной смерти.

Второе опасное направление - это почти патологический "американизм". Есть люди, которые, услышав в церкви одно русское или греческое слово, видят в этом чуть ли измену Христу. Это - тоже невроз, противоположный, невроз тех, кто хочет, чтобы Православие стало американским незамедлительно.

Первый невроз превращает Православие в фанатичную негативистскую секту, второй "фальсифицирует" Америку, - Америка вовсе не та страна, которая требует капитуляции, конформизма и принятия основного направления американского мышления, "американского образа жизни". Это поистине великая и уникальная страна именно потому, что ее культура открыта переменам.

Неизменная весть

Кто знает, может, истинная миссия Православия в Америке - изменить американскую культуру, которая никогда по-настоящему не сталкивалась с иной системой ценностей? Православие, несомненно, обладает пониманием человека, жизни, мира, природы и т.д., радикально отличным от того, которое превалирует в американской культуре, но само это отличие - вызов Православию на определенные действия, а не повод к эскапизму, негативизму и страху. Избежать указанных крайностей, быть истинно православными и в то же время американцами - вот в чем видится нам единственно истинная верность православному преданию. С чего и как следует нам начать этот путь?

Сколько раз я слышал, например, что в "наш век" понятие греха должно измениться, чтобы быть понятным современному человеку! Сколько раз все мы слышали, что в "наш век" нельзя говорить о диаволе! Однако я абсолютно уверен, что грех означает для меня то же самое, что означал для апостола Павла, и что если диавол не существует, то христианство - уже не та религия, которой оно было в течение почти двух тысяч лет. Недостаточно говорить, как делают некоторые западные богословы, о "демоническом". Недостаточно отождествлять грех с отчуждением. И именно в этих вопросах на Православии лежит великая обязанность, ибо оно по существу вера в неизменяемые, постоянные реальности, оно - обличение всех редукций как не только противных вероучению, но и экзистенциально разрушительных.

Так, первым условием должна стать просто вера. Еще до того, как я могу отнести себя к тому или иному поколению, назвать себя иммигрантом или "аборигеном", а наш век технологическим или постиндустриальным и т.д., я сталкиваюсь с основной, все определяющей реальностью - человеком, стоящим перед Богом и понимающим, что жизнь - это общение с Ним, знание Его, вера в Него, что мы в прямом смысле созданы для Бога.

Без этого опыта и утверждения ничто не имеет смысла.

Моя истинная жизнь - во Христе и на небесах. Я был создан для вечности. Эти простые утверждения отвергают как наивные и не имеющие отношения к сегодняшней жизни, и, несмотря на всю свою христианскую терминологию, западное христианство все больше превращается в антропоцентрический гуманизм. В этом пункте невозможны для нас никакие компромиссы, и все зависит от того, сохранит ли Православие верность своей "Богоцентричности", своей направленности к Трансцендентному, Вечному, Божественному.

Мы не отрицаем, что людям нужны справедливость и хлеб. Но в первую очередь им нужен Бог. И поэтому мы можем делать то, к чему призваны, невзирая ни на какие искушения. По видимости "милосердный" характер этих искушений упускает из виду неизменную истину, что наше призвание - не только провозглашать или защищать, но прежде всего жить этой неизменной, вечной иерархией ценностей, в которой Бог, и только Бог, - начало, содержание и конец всего. И это - истинное содержание православной веры, православного богослужения, православных таинств. Это то, что празднуем мы пасхальной ночью, то, что открывается за евхаристической трапезой. Это всегда та же молитва, та же радость: "Да приидет Царствие Твое... " Это -понимание жизни как приготовления, и не к вечному покою, но к жизни более реальной, чем что-либо иное, жизни, только "символом" И "таинством" которой является наша земная жизнь.

Могу услышать и почувствовать реакцию: "Ох, опять рай и ад! И это христианство? Разве можно проповедовать это в двадцатом веке?" И я отвечу: "Да, это христианство. Да, это можно проповедовать в двадцатом веке". Именно потому, что столь многие сегодня забыли об этом, потому, что это стало неважным и для самих христиан, - так много людей уже находятся в аду. И Православие потеряет свою соль, если каждый из нас не будет прежде всего стремиться к личной вере, к этой жажде спасения, искупления и обожения.

Христианство начинается только тогда, когда мы серьезно относимся к словам Христа: "Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам" (Мф. 6:33).

Видение будущего

Что мы можем сделать сообща? Каковы православные императивы для нашей общей задачи? Думаю, здесь приоритеты довольно ясны, особенно когда мы говорим со студентами и для студентов, ибо "студент" - чистейший представитель того, что я называю вторым Православием в Америке. Приверженцы первого - независимо от того, прибыли ли они из Старого Света или родились здесь, - по своей ментальности все еще иммигранты. Они живут в условиях американской культуры, но не стали еще ее органической частью.

Студент по определению тот, кто может и должен рефлексировать. Пока американское Православие не рефлексировало на тему самого себя и своего положения здесь. Православный студент - первый православный, призванный задуматься о своей жизни как жизни православного христианина в Америке. От этого зависит будущее нашей Церкви на этой земле, ибо такая рефлексия очевидно будет направлена на вопросы, описанные мною выше. И это чрезвычайно важная задача. Вы скажете либо "да", либо "нет" от имени всей Православной Церкви на этом континенте.

Сказать "да", однако, значит вновь ощутить Церковь как миссию, а миссия в условиях существующей сегодня ситуации означает нечто большее, нежели просто обращение отдельных людей в Православие. Это означает в первую очередь оценку американской культуры в православной перспективе, и такая оценка - истинная миссия православной "интеллигенции", ибо никто другой этого сделать не сможет.

Основы встречи

Здесь я опять хочу подчеркнуть существенное качество американской культуры - ее открытость к критике и переменам, к вызовам и оценкам со стороны. На протяжении всей американской истории американцы задавались вопросами: "Что это значит - быть американцем?", "Для чего существует Америка?" И они до сих пор задают эти вопросы. И здесь - наш шанс и наш долг. Для оценки американской культуры в православной перспективе необходимо, во-первых, знание Православия и, во-вторых, знание истинной американской культуры и традиций.

Нельзя правильно оценить то, чего не знаешь, не любишь и не понимаешь. Таким образом, наша миссия - прежде всего образование. Мы - все мы - должны стать богословами, не в техническом смысле слова, конечно, но в смысле насущного интереса, заботы, внимания к нашей вере, а главное - в перспективе связи веры и жизни, веры и культуры, веры и "американского образа жизни".

Я приведу один пример. Мы все знаем, что один из глубочайших кризисов нашей культуры, да и всего современного мира, - это кризис семьи и вообще отношений между мужчиной и женщиной. И я спрашиваю: как этот кризис можно понять в перспективе нашей веры в Ту, Которая "честнейшая херувим и славнейшая без сравнения серафим", Богородицу, Матерь Божию, Деву, и соотнести его с этой верой?

Куда именно нас все это приведет, - я не знаю. Как сказано в молитве кардинала Ньюмана: "Я не вижу дальних картин, мне достаточно одного шага". Но я знаю, что между двумя крайностями - капитуляцией перед Америкой и отказом от Америки - нам необходимо найти узкий и трудный путь, соответствующий истинному православному преданию. Ни одно решение не будет окончательным, ибо в мире сем окончательных решений не существует.

Мы всегда будем жить в напряжении и в конфликте, в ритме побед и поражений. Но если пуритане смогли оказать такое огромное влияние на американскую культуру, если Зигмунд Фрейд смог изменить ее так радикально, что отправил два поколения американцев на кушетки психоаналитиков, если марксизм, вопреки своим феноменальным провалам, до сих пор вдохновляет предположительно умных американских интеллектуалов, - то почему вера и учение, которые мы считаем истинной верой и истинным учением, не может сделать чего-либо подобного? "О вы, маловерные... "

Маркс и Фрейд никогда не сомневались - и одержали свои ужасные победы. Современный христианин, однако, страдает врожденным комплексом неполноценности. Одна историческая неудача - и он впадает либо в апокалиптический страх и панику, либо бросается в богословие "смерти Бога". Может быть, пришло время вновь обрести свою веру и с любовью и смирением применить ее к стране, которая стала нашей? И кто способен на это, если не те, кто органически участвует в американской культуре?

Таким образом, необходимы две вещи. Во-первых, укрепление нашей личной веры и верности. Каждый православный христианин, будь то священник или мирянин, мужчина или женщина, должен прежде всего не говорить о Православии, а житъ им в полной мере; это и молитва, и предстояние Богу, и трудная радость переживания "неба на земле". Это главное, и этого нельзя достичь без усилия, без поста, аскетизма, жертвы, то есть без того, что в Евангелии называется "узким путем".

И во-вторых (я позволю себе использовать чрезвычайно избитое слово), нужен глубокий и реальный диалог с Америкой - не приспособление, не компромисс, а именно диалог, который может вестись иногда и очень жестко. Этот диалог может, по крайней мере, привести к двоякому результату. Во-первых, он поможет нам увидеть, что в нашей вере - реально и подлинно, а что - не более чем декор. Мы даже сможем в процессе этого диалога потерять много таких украшений, которые ошибочно принимали за само Православие. Но то, что останется, и есть именно та вера, которая побеждает мир.

В процессе этого диалога мы также откроем для себя истинную Америку, не ту, которую одни православные проклинают, а другие обоготворяют, но Америку той великой жажды Бога и Его справедливости, которая всегда лежала в основе подлинной американской культуры. Чем дольше я живу здесь, тем сильнее я верю в то, что встреча Православия с Америкой провиденциальна. И именно из-за ее "провиденциальности" эта встреча с обеих сторон подвергается нападкам, непониманию, отвержению... Может быть, именно мы - здесь, сегодня - призваны понять ее истинное значение и действовать соответственно.

Миссия Православия

Мы знаем, что православная молодежь Америки должна иметь миссию. И первое условие миссии - духовное основание. Мы не можем никуда двигаться без веры и взятого на себя личного обязательства вести истинно христианскую жизнь. Далее, мы должны думать о своей миссии в контексте конкретной ситуации, с которой мы сталкиваемся в Америке, в этом совершенно секулярном обществе.

Но что такое миссия? Миссия - одно из тех слов, которые часто употребляют и используют неверно в сегодняшней Америке. Поэтому нам необходимо, в первую очередь, уяснить себе его значение. С одной стороны, все понимают, я надеюсь, что в определенном смысле каждый христианин призван быть миссионером. Каждый христианин - посланник. Мы говорим: "Единая, Святая, Кафолическая и Апостольская Церковь", и слово "Апостольская" означает здесь не просто непрерывность священнослужения, как думают очень многие, но и апостольство, то есть миссионерскую природу Церкви и каждого ее члена.

Это "миссионерство" имеет три смысла. Во-первых, я послан к себе самому, что значит: новый Адам во мне всегда готов бороться с ветхим Адамом, то есть с самим собой, все еще держащимся за мир сей и подчиняющимся ему. Во-вторых, я послан к другим. И это опять же относится ко всем, а не только к епископам, священникам и профессиональным миссионерам. В-третьих, наконец, я послан как миссионер миру. Наше видение и вера охватывает всегда спасение всего, за что умер на кресте Христос, а Он умер "за жизнь мира". Таким образом, нельзя спастись без того, чтобы посвятить себя этой миссии. Каждый из нас - миссионер.

Но, с другой стороны, по мере того как мы начинаем искать конкретные способы применения этих общих определений, идея миссии расплывается. И вечная проблема для каждого христианина и для каждого христианского поколения - найти собственную "модальность" миссии, распознать путь, который предназначил им Бог для осуществления их миссионерского призвания. Каждый человек уникален, и так же уникален путь к исполнению им своего призвания. Уникальна и каждая историческая ситуация, и так же уникальна в некотором роде и христианская миссия каждого поколения. Вот почему среди православных сегодня так много несогласий и противоречий. Каждый признает, что необходимо что-то делать, но нет пока согласия в том, что именно и как. И эти несогласия имеют прямое отношение к самой сути православной миссии в современном мире.

Человеческая культура есть тот результат человеческой деятельности, который является в тоже время и ее условием. Культура, человек, деятельность – это три неразрывно друг с другом связанных понятия, и если отсутствует одно из них, то лишаются какого-либо смысла рассуждения о других. Главная характеристика культуры, которая включает в себя понимание характера двух других понятий, - ее над - или внеприродность. При этом необходимо осознавать, что в данном контексте понятие «природа» не несет чисто негативных коннотаций, хотя предпосылки к тому имеются. Природа предполагается в качестве данности, культура – деятельностной заданности. Над - или внеприродность человека означает его внебиологичность, над - или внеприродность, над - или внеприродность деятельности означает творчество в широком значении слова, как рождение нового, не бывшего в природе. Во всех случаях над - или внеприродность может достигаться двумя путями: либо путем преодоления, либо преобразования природы. Но если первый путь отрицает второй, то второй включает в себя и первый.

Природа – первоначальна, культура всегда вторична, но вторичность культуры не означает неизбежную зависимость ее от природы. Такая прямая зависимость невозможна потому, что культура и природа имеют различный характер обусловленности, определенный еще И. Кантом. Согласно немецкому философу, если природная обусловленность причинна, то культура обусловлена целесообразностью.

Стали привычными рассуждения о двух видах культуры: материальной и духовной, то есть о природоориентированной или внеприродоориентированной деятельности или о многообразии национальных культур. При всей справедливости подобных рассуждений следует осознавать их ограниченность в том, что они делают акцент на множественной сущности культуры, упуская ее единство. С другой стороны, признав и примордиальную зависимость, и телеологическую независимость культуры от природы, мы неизбежно закладываем возможность рассмотрения ее как множественной. На множественность культуры опирается и схема противопоставления цивилизации и культуры, к различению материальных и духовных характеристик присовокупляя противоположность характеристик внутреннего и внешнего.

Рассуждения о множественности культуры оправдано вести лишь в том случае, если выявлены условия ее единой сущности. Как мы уже выяснили, культура есть творческая человеческая деятельность, направленная на преобразование природы и имеющая такую цель, которая в себе в идеале не содержит ничего природного. При этом следует иметь ввиду ту целостность сущности культуры, которая не отрицает ее множественности. Приведенной логике рассмотрения сущности культуры соответствует, казалось бы, дефиниция Вл. Соловьева, данная им в работе «Философские начала цельного знания»: «Только такая жизнь, такая культура, которая ничего не исключает, но в своей всецелости совмещает высшую степень единства с полнейшим развитием свободной множественности, - только она может дать настоящее, прочное удовлетворение всем потребностям человеческого чувства, мышления и воли и быть, таким образом, действительно общечеловеческой, или вселенской, культурой, причем ясно, что вместе с тем и именно вследствие своей всецельности эта культура будет более чем человеческою, вводя людей в актуальное общение с миром божественным». Однако, представляя культуру как нечто внешнее «человеческому чувству, мышлению и воли», определяя ее в пределе как «summum bonum», Соловьев сам в конце концов в экзистенциальном измерении приходит к отрицанию такого рода культуры: «… если последний результат вашего прогресса и вашей культуры есть все-таки смерть каждого и всех, то ясно, что всякая прогрессивная культурная деятельность – ни к чему, что она бесцельна и бессмысленна».

Несмотря на отрицающий друг друга характер двух подходов к определению культуры, в них Соловьевым все же верно подмечены два измерения, которые так или иначе противоположны культуре: божественный мир и смерть. Какова же эта противоположность? Не могут ли в движении к надприродному как божественному сойтись культура и смерть? Совсем иначе: только присутствие мира божественного придает истинный смысл миру природному и миру человеческому. Культура, располагаясь всецело в человеческом мире, выступает процессом преобразования мира природного в мир божественный, в котором уже не будет ничего от первоначальных природных характеристик. Понятно, что такого рода выверенностью на преобразование через преодоление природного мира может обладать только та культура, которая, не пренебрегая тварным, падшим миром, открыта направляющим и призывающим импульсам мира божественного. Именно в подобной «срединности» культуры скрывается главная опасность ее множественности, что, в свою очередь, провоцирует состояние перманентного кризиса. Цивилизационный кризис во всех своих многочисленных проявлениях имеет под собой основание, которое может быть охарактеризовано как выхолащивание в телосе культуры всего божественного, то есть надприродного и замыкание цели культуры на природном, материальном. Подобный результат является следствием глухости культуры к ее божественным токам, забвения процессуального характера ее «срединности».

Следует особо подчеркнуть чрезвычайную нестабильность срединного положения культуры. Приобрести же желанную стабильность часто стремятся за счет укрепления этой самой срединности, которое всегда достигается путем усиления роли человека или гуманности. Так как ли уж гуманен культурный гуманизм? Вопрос отнюдь не риторический. Природа и человек свое истинное предназначение приобретают только в культуре, через преобразующую деятельность направленную к божественному. Самостоятельность природы, таким образом, должна быть ограничена лишь ее первоначальностью и тем самым обусловленностью ею культуры. В самой культуре противопоставление природы и культуры должно быть ограничено лишь надприродной телеологичностью культуры. Когда же стремятся расширить зону противоположности природы и культуры, то проходят мимо культуры в ее множественность. Таким образом, ни множественность культуры, так или иначе акцентирующая внимание на природной, материальной ее составляющей, ни гуманность культуры, подчеркивающая особую роль в ней человека, не открывают нам истинной сущности культуры.

Более того, забвение внеприродных основ культуры повергает ее в перманентное состояние кризиса, все более и более обостряющегося. Предпринимаются попытки построить абсолютно светскую культуру, либо совершенно отрицая наличие определенной сущности у культуры, либо заменяя ее очередным изобретенным человеческим разумом суррогатом. Сегодня становится очевидным то, что тезис Хантингтона о столкновении цивилизаций, в котором укоренена мысль о противоречии ценностей, покоящихся на различных религиозных фундаментах человеческих цивилизаций, не соответствует действительности и в корне ошибочен. Цивилизации, опирающиеся на религиозные принципы пусть и различных религий, никогда не столкнутся, так как столкновение – всегда, в конце концов, процесс материальный. Но ни одна религия никогда не выдвигала в качестве своего приоритета именно материальный мир.

Однако столкновение происходит, и оно становится все более ожесточенным, столкновение культуры религиозной и светской. Опасность того, что данный конфликт станет для человечества роковым чрезвычайно велика, поскольку здесь сходятся в непримиримом противостоянии два различных фундаментальных принципа человеческой жизнедеятельности. И мысль американского исследователя Ф. Фукуямы о конце истории в результате полной победы либеральных ценностей, которым в современном мире противопоставить просто нечего, далека от реалий. Конец истории, если он и грядет, то не через однополярную стагнацию, но через смертельную схватку духовных и плотских сил, все более явственно сталкивающихся на пространстве современной культуры.

Таким образом, если οντα культуры есть человеческая свобода в ее творческом выражении, то ее τελος’ом является божественное откровение, божественная истина. Лишь взятые вместе, то есть и сущность, и цель культуры, делают ее действительно внеприродной, а не противо - или а-природной. Задачей культуры в таком случае становится сочленение, сращение, соединение в своем пространстве свободного человеческого творчества и божественной истины; задача представляется, поэтому, чрезвычайно сложной и трудновыполнимой. Если и приписать культуре срединное положение, что, на взгляд автора не совсем верно, то это – не средина усредненности, и даже не средина синтеза, но средина трагедийного по своему напряжению усилия человеческого духа.

Как уже было отмечено, тенденция современной культуры отмечена полным забвением ее τελος’а, что приводит ко все более усиливающемуся кризису и ее сущность. Подтверждая данный факт, отечественный мыслитель выделял четыре основных причины секуляризации культуры и соответственно ее кризиса:

а) вера во всемогущество материалистической науки;

б) безрелигиозная государственность, где право становится выше правды;

в) потребительское общество, эксплуатирующее приобретательские инстинкты;

г) безбожное искусство, в котором правят бал праздные развлечения и нервирующие зрелища.

К этим четырем сферам культурной жизни общества, подвергшихся секулярной коррозии, следует, на наш взгляд, добавить еще одну очень важную сферу, сферу образования, где сейчас безраздельно господствует так называемая гуманная педагогика, воспитывающая эгоцентрическую расчетливую личность.

Христианство привносит в пространство культуры совершенно иные основания:

1) Не рациональный, а христианский гносис или богопознание , как познание живой истины. Античный рационализм постулирует необходимость работы с бытием и бессмысленность обращения к небытию. Что же касается бытия, то здесь он находит его двусоставность, причем человек, по природе своей наделенный умом, способен разобраться что к чему в этом бытии. Христианский же гносис – это гносис, приемлющий небытие и алогичность. Подобная метаморфоза происходит с ним благодаря вере, которая преобразует понимание истинного бытия и соответственно меняет средства его постижения. Истинное бытие перестает быть безличным. Как верно замечает о. Андрей Кураев, главное отличие веры от знания не в том, что они имеют разные истины или по разным путям идут к одной и той же истине, а в том, что происходит переоценка самого отношения к Истине. Подобного рода переоценка касается всего комплекса проблем в сферах онтологии, антропологии, этики, гносеологии.

2) Понятие личности , как неслиянного единства природного и духовного начал. Греческая мысль знала лишь атомизированного индивида, который как часть принадлежал целому человеческого рода или вида. То есть человеческая общеродовая сущность умалялась, распадалась на множества индивидуумов. Здесь была приемлема только диалектика целого и части и принцип субординационизма. Совсем иная диалектика соответствует троичной терминологии в христианстве. Личности не дробят единое человеческого рода на множество частей, но, будучи единственными и неповторимыми, не вносят в родовую сущность признаков множественности. Каждая личность, не смешиваясь с себе подобной, и соответственно, не поглощая ее, выражает всю полноту человеческой сущности.

3) Любовь, как αγαπη , то есть любовь жертвенная; лишь через нее наполняются истинным значением любви ερος, φιλια и στεργω. Ввиду того, что предмет познания не объект, а субъект, поэтому сам процесс познания требует не устранения человека – так называемая объективация – а его полное присутствие, причем присутствия преображенного. А что в нашем мире может преобразить человека в самом радикальном виде? Без сомнения, это – любовь. Причем христианство проповедует неэгоистическую любовь, любовь, выводящую человека из его нарциссиского самолюбования. Даже альтруистическая любовь к ближнему не гарантирует устранения эгоистического чувства в человеке. Поэтому христианство предлагает единственно возможную последовательность: только любовь к Богу способна превратить и любовь к ближнему в настоящую любовь, а не в прикрытие к самовозвеличению. Любовь к Богу гармонизирует не только отношение к другим людям, но и отношение человека к самому себе: в этой любви он получает истинные идеалы, приобретает смысл, полноту развития, крепость и энергию самоопределения. Через отрицание своего эгоистического Я личность впервые становится завершенной, она не теряет, но приобретает.

Возможен ли новый христианско-гуманистический синтез в рамках культуры, на что сейчас делают ставку многие западные культурфилософы? Возможна ли новая «прививка» религиозности к секуляризованному древу современной культуры? Ответ представляется очевидным и все же не станем с ним торопиться.

Соловьев начала цельного знания // Соловьев. в 2-х т. Т. 2. М., 1990. С. 176.

Соловьев разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории // Соловьев же. С. 717-718.

В данном контексте нет надобности религиозный характер культуры специфицировать, исходя из конфессиональных различий отдельных религиозных учений, так как фундаментальные свойства, отличаюшие религиозную культуру от светской, остаются в различных религиях практически идентичными.

См.: Ильин христианской культуры // Ильин. соч. в 10-ти тт. Т. 1. М., 1993. С. 287-289.

О. Андрей Кураев. О вере и знании – без антиномий // Вопросы философии. 1992. № 7. С. 52.

Иисус Христос, отвечая иудейскому книжнику на вопрос о сути закона, который тот проповедует, сказал: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим. Сия есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же подобна ей возлюби ближнего твоего, как самого себя. На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Мф. XXII, 37-40)

Западный опыт подсказывает, что развитие интранетов идет через социализацию и далее к цифровому рабочему месту. А каким путем идем мы?

Мировой бум социальных корпоративных приложений пришелся на начало десятых годов и постепенно выходит на уровень зрелости. С точки зрения человека, как участника коммуникаций - его коммуникационное поле расширилось с небольшого круга близких коллег до практически всей организации и ее партнеров.

Сейчас новостные ленты пестрят термином digital workplace - новым стратегическим вектором развития. Движение к цифровому рабочему месту - это попытка максимально приблизить к человеку все необходимые для работы инструменты: информацию, процессы, коммуникации, приложения. Таким образом, в коммуникационное поле человека добавляются новые коммуникационные каналы: цифровые приложения, боты, виджеты, результаты фильтров, запросов, и прочая информация, помогающая оптимизировать работу сотрудника («умные вещи»). Концептуально путь развития интранетов можно изобразить следующим образом.

Рис.1. Трансформация интранетов

С задержкой в несколько лет российские компании и корпорации попробовали и продолжают попытки идти таким путем – к социализации, активному обмену идеями, открытым коммуникациям. Но, честно признаюсь, большого успеха в этом направлении пока не добились. Означает ли это, что мы неправильно применяем «лучшие западные практики»? Нет, но это означает, что мы идем своим путем. В чем именно он состоит, я изложу в конце, а сейчас сделаю необходимый экскурс в область культурных различий.

Мы уже давали определение, что интранет портал – это онлайн площадка для работы внутрикорпоративного продуктивного сообщества. Это нужная, но не самая необходимая компонента сообщества. Две другие - люди и задачи – как показывает практика более важные. В конце концов сообщество может жить и без онлайн площадки. Поэтому наиболее важно понимать какие задачи ставят себе люди и как они привыкли коммуницировать.

В чем состоит разница западной культуры общения и нашей? На этот вопрос есть ответ, он заключен в книге «Столкновение культур » Ричарда Льюиса, который провел тщательный анализ множества мировых культур.

Так вот среди всего многообразия выделяются три основных типа культур – моноактивная, полиактивная и реактивная.

Главной ценностью в моноактивной культуре является достижение результата. Поэтому действовать надо эффективно и по расписанию – одно дело в определенный момент времени, по завершению которого следует переходить к следующему заданию. Люди, принадлежащие к данной культуре спокойны и рациональны, систематически планируют свою будущее, составляют расписание и тщательно организовывают свою деятельность. Уровень доверия в такой культуре примерно одинаковый и достаточно высокий. Типичные представители моноактивной культуры: США, Великобритания, Германия.

Для представителя реактивной культуры главной ценностью является гармония и «сохранение лица». Представители этой культуры организовывают свою деятельность в зависимости от обстоятельств и всегда исполняют взятые на себя обязательства. Поэтому решения принимаются долго, но единогласно. Отмечается высокий уровень взаимного доверия внутри культурного кластера, и низкий по отношению ко всем остальным представителям. Типичные примеры: Япония, Китай и Корея.

В полиактивной культуре главной ценностью являются отношения между людьми, а не достижения результата. Люди из полиактивных культур общительны, словоохотливы и не составляют расписания. За единицу времени представитель такой культуры может выполнить сразу несколько дел, главное - чтобы отношения не страдали. В такой культуре большое значение придают иерархии, которая создает комфортные условия для взаимодействия и правильного построения коммуникации, и прозрачность не является ценностью. Так вот мы – россияне (а также итальянцы, арабы и народы Латинской Америки) – являемся в основном носителями полиактивной культуры.

Что важно в контексте данной статьи – в полиактивной культуре высокий уровень доверия в узком кругу (семья, близкие коллеги) и достаточно низкий в обществе вообще. Друзьям-товарищам при встрече я всю душу изолью, а на всех остальных буду «глядеть волком» (рис.2).

Рис.2. Уровень доверия в моноактивной и полиактивной культурах.

По этой причине корпоративные социальные коммуникации, нацеленные на широковещательные коммуникации, не очень хорошо воспринимаются в нашей среде. Мы сами не готовы писать для всех, а пишущих считаем выскочками. Хорошим исключением являются ретейловые сети, где большинство сотрудников являются продавцами, и сама роль обязывает их быть активными и видными.

И по этой же причине одна из самых острых проблем во внутрикорпоративных коммуникациях – взаимоотношения между отделами / департаментами. Внутри подразделений коммуникации выстроены отлично и все всех знают, а между департаментами – полное непонимание.

Стоит ли бороться с этой проблемой? Если возникла необходимость, то стоит. И в этом случае интранет-портал или корпоративная социальная сеть станут одним из вспомогательных инструментов, помогающих наладить коммуникации. Основным инструментам станет процесс управление изменениями.

Но может быть стоит использовать сильные стороны нашей культуры – умение доверять в узком окружении? В этом случае интранет-портал, не теряя при этом возможностей по массовым коммуникациям, должен быть направлен на реализацию задач либо процессов для небольших команд. Например, работа над проектом, служба поддержки, вопросы-ответы, различного рода заявки, небольшие групповые совещания, персонализированные данные из корпоративных приложений и т д.

И главное, не заостряя внимание на социализации, лайках и рейтингах. Это не будет выводить большинство сотрудников из зоны комфорта. Но те, кому это нужно, смогут воспользоваться инструментами социальных коммуникаций.

Наш опыт говорит, что именно такое направление активно развивается в российских бизнесах. В западной интерпретации это называют digital workplace (цифровое рабочее место), а в российской интерпретации я часто слышу название личный кабинет сотрудника . Его задача - приблизить корпоративные приложения, рабочие коммуникации и персональную информацию на расстояние одного клика. Таким образом сотрудник продолжает работать с узким комфортным кругом близких коллег и привычных приложений. И уже потом, по мере вовлечения в широковещательные онлайн коммуникации, сотрудники могут осваивать инструментарий социализации. Таким образом мы получаем такую вот зеленую область развития российских интранетов.

Рис. 3. Развитие интранетов в России

На наш взгляд – такая стратегия развития лежит гораздо ближе к нашей культуре, а также таким понятиям, как эффективность и производительность. А бизнес-руководители их любят.

Столкновение культур оказалось весьма непростым делом.
Людям чрезвычайно трудно отказаться от своей культуры и
адаптироваться к другой, новой. Столкновение культур обычно
приводит к конфликтам и противостоянию. Люди хотят
сохранить свои корни и свою идентичность даже после смены
места жительства.

Рышард Капусцинский

Это высказывание Рышарда Капусцинского является отправной точкой в обсуждении социальных аспектов мультикультурализма, проистекающих из феномена глобализации, поскольку отражает подлинную реальность нашего времени - динамичного, изменчивого, полного опасностей. Нынешний XXI в. часто называют веком мультикультурализма : соприкосновение, диалог, столкновение культур, их взаимодействие и, как следствие, необходимость сосуществования в одной стране .

Мультикультурализм - феномен, соизмеримый с историей цивилизации. На протяжении многих веков его развитие шло бок о бок с прогрессивными социальными переменами. В литературе можно найти множество трактовок мультикультурализма, или, как его еще часто называют, культурного плюрализма, или транскультурализма. Тем не менее основной смысл этого понятия остается приблизительно одним и тем же, независимо от формулировки. Особого внимания заслуживает подход П. Штомпки: он рассматривает мультикультурализм в двух аспектах. Во-первых, как «многообразие культур, успешных с точки зрения исторической оценки и сосуществующих на сегодняшний момент» . Во-вторых, как идеологическую позицию, подразумевающую право разных обществ на свой собственный образ жизни и поддерживающую тезис об абсолютном равенстве всех культур [там же]. Мультикультурализм также трактуется в контексте культурного многообразия, означающего принятие и уважение индивидуальных черт и уникальности каждой культуры. Речь идет о демократическом сосуществовании как отдельных людей, так и групп, обладающих определенной этнической идентичностью, собственными ценностями и традициями.

Идея мультикультурализма возникла всего лишь в 80-е гг. ХХ в., однако ее истоки можно проследить и раньше: к примеру, в 1915 г. американский философ Хорас Каллен впервые ввел понятие «культурный плюрализм » . Подход Каллена основывался на его наблюдениях за иммигрантами, которые, подвергаясь культурной ассимиляции, все-таки сохраняли целый ряд качеств, присущих их собственной культуре. Все эти аспекты, связанные с миграцией людей - политические, образовательные или когнитивные, - стали отправной точкой в современном исследовании мультикультурализма . Теория «политики признания» (policy of appreciation) , предложенная Чарльзом Тейлором, также заслуживает внимания. Согласно этой теории, личность человека формируется под влиянием диалогов и взаимодействий с социальной и культурной средой. Тейлор утверждает, что «должное признание не только выражает уважение, которого люди заслуживают, но и является прежде всего базовой человеческой потребностью» . Тейлор рассматривает два типа политических установок, конфликтующих друг с другом: первый тип ставит во главу угла равное достоинство и права личности, в то время как другой тип делает акцент на различиях идентичностей и групп. Подобный дуализм отражает парадоксальность понимания мультикультурализама: с одной стороны, Тейлор указывает на идеалы равенства и толерантного отношения к разным культурам, а с другой - утверждает, что признание культурного равенства невозможно, поскольку ведет к конфликтам и противостоянию. Уилл Кимлик предлагает похожий подход к мультикультурализму. Он рассматривает уважение к другим культурам в контексте истории народа и компенсации за несправедливое отношение к той или иной нации. Согласно Кимлику, мультикультурализм позволяет людям публично идентифицировать себя со своей этнической группой и сохранять свою национальную идентичность [там же].

Идея мультикультурализма сама по себе приобрела некоторую неоднозначность. С одной стороны, она по-прежнему характеризует определенный тип социального статуса в обществе, фактический или идеальный . С другой стороны, термином «мультикультурализм» также обозначают проект в области социальной политики, принятый и одобренный государством. Подобное status quo подразумевает намеренное и сознательное выстраивание неоднородного, смешанного общества и, как следствие, отдаление от этнической гомогенизации. Мультикультурализм как социокультурный феномен реализуется в рамках территориально-государственного механизма различных систем или через систему норм и ценностей .

Если принять во внимание территориальный аспект мультикультурализма, его связь с феноменом миграции становится очевидной. Миграция населения выступает той мотивирующей силой, которая лежит в основе межкультурных контактов в эпоху социальных перемен и глобализации. Изабела Яруга-Новацка полагает, что современная миграция является естественным процессом. Она приводит слова Рышарда Капусцинского, который говорит, что «в конце 20 века мы вошли в третью фазу - фазу деколонизации Третьего Мира, который ищет - и находит - свои корни и свою идентичность, столь отличные от наших» . Этот процесс связан и с растущим уровнем самосознания в этнических группах. Эти группы, еще совсем недавно отвергаемые и притесняемые, находятся в активном поиске собственной культурной идентичности.

Основанный на принципах сосуществования различных ценностей и традиций в рамках одного государства, мультикультурализм обретает более широкий смысл и настраивает на более глубокие раздумья . Он подталкивает нас к пониманию и принятию всего разнообразия мира, к избавлению от глубоко укоренившихся исторических предубеждений и стереотипов и, что еще более важно, дает возможность заглянуть в чужую культуру, в иные системы ценностей, ознакомиться с иными традициями и т. п. Мультикультурализм также подразумевает самоуважение и уважение по отношению к другим культурам, нивелирующее описанное З. Бауманом разделение на «Мы» и «Они». Подобное разделение противопоставляет представителей «родной» культуры представителям «чужой» . Таким образом, принятие чужой культуры означает проявление уважения по отношению к ней. Как пишет М. Ратайжик, осмысление своего собственного поведения - ключ к уважению многообразия и непохожести . Не менее важно осознавать, что знакомство с другими культурами есть одновременно и размышление о сущности своей собственной культуры . Понимание культуры других народов, таким образом, определяется глубиной осознания человеком своей собственной культуры и широтой имеющихся у него познаний о другой культуре.

Знание принципов культурного релятивизма и следование этим принципам обеспечивают теоретический фундамент для понимания характерных черт и особенностей других культур. Что такое культурный релятивизм? Одно из определений звучит как «абстрагирование от собственных глубоко укоренившихся культурных представлений и оценивание ситуации на основании принципов другой культуры» . Культурный релятивизм затрагивает прежде всего социальную сферу с ее дилеммой примирения наших собственных взглядов и убеждений с культурой другого народа.

Культурный релятивизм выступает также и как методологическое правило, согласно которому «человек, наблюдающий и описывающий некую культуру, опирается на точку зрения представителей этой культуры» . Этот прием помогает устранить различные предрассудки касательно других культур и способствует выработке толерантности, необходимой для обеспечения нормального существования человека в больших и малых социальных группах, микро и макроструктурах.

Основным детерминантом возникновения мультикультурализма является феномен культурной диффузии, отчетливо прослеживающийся в самые разные моменты на протяжении многих веков. Культурная диффузия - это «поток культурных элементов или целых групп культурных конфигураций, проходящий сквозь различные культуры» . С самых ранних дней человечества в роли пускового механизма культурной диффузии выступали культурные встречи (cultural meetings) . E. Микуловски-Поморски описывает их как ситуации, в которых представители разных культур контактируют друг с другом, не имея при этом намерения присоединиться к той или иной культуре . В противоположность им, культурные контакты (cultural contacts ) означают «взаимодействие и социальные отношения между группами людей, живущих в различных культурах» . Оба явления сопровождаются межкультурной коммуникацией, которая может принимать самые разные формы, как вербальные, так и невербальные. Культурные встречи и культурные контакты являют собой образцы всех тех культурных взаимодействий, следы которых уходят глубоко в историю цивилизации. Они - следствие множества факторов, среди которых на передний план выходит миграция этнических групп, осуществляемая в целях поиска новых, более комфортных условий существования. Диффузия культур довольно часто наблюдается именно в подобных ситуациях, и эта диффузия непреднамеренная, не имеющая в своей основе осознанного стремления к социализации. Процесс социализации в данном контексте определяется как «основной канал передачи культуры между поколениями во все времена» .

Хотя процесс социализации обычно сопряжен с процессом адаптации человека к новой культурной среде, важно подчеркнуть, что он также может происходить случайно, в ходе культурных встреч и контактов. У первобытных людей подобные межкультурные встречи и контакты принимали различные формы и происходили в разных ситуациях: иногда это был обмен товарами, а иногда - подлинный интерес к другим культурам. Однако чаще всего людьми двигало стремление захватить власть над другими народами, и тогда межкультурные контакты принимали радикальные формы. Культурные конфликты, основанные на агрессии, никогда не были редкостью; согласно Дж. Х. Тёрнеру, они всегда возникают как результат дифференциации культур, сосуществующих в пестром мире . П. Штомпка рассматривает конфликт культур как «антипатию, вражду или борьбу между контактирующими группами, различия в образе жизни которых диктуются их собственными культурами» .

Культурные конфликты - сфера, имеющая отношение не только к первобытным племенам, но и к истории цивилизации в целом. Согласно Дж. Кэмпбеллу, американскому специалисту в области сравнительной мифологии, «история изобилует примерами войн между представителями разных культур (…), а мифы неизменно превозносят и прославляют войну» . Независимо от исторического времени, там, где происходили межкультурные контакты и встречи, одновременно рождались и культурные конфликты.

Однако далеко не всегда одно сопутствует другому: позитивные последствия подобных контактов также обширны. Культуры могут интегрироваться на уровне как отдельных своих представителей, так и целых этнических групп. Такая интеграция, особенно заметная там, где этнические группы территориально граничат друг с другом, носит торговый или военный характер и способствует экономическому развитию и укреплению безопасности в случае вооруженного нападения со стороны других народов.

Интеграции сопутствует феномен культурной ассимиляции, который в какой-то мере тождествен процессу культурной социализации, но по сути является более сложным, так как происходит в несколько этапов. Для его осуществления необходимо, чтобы выполнялись сразу несколько условий. E. Микуловски-Поморски ссылается на подход М. Гордона и его описание этих условий: первое условие - аккультурация, т. е. перенимание образцов ассимилируемой культуры представителем ассимилирующей культуры; второе условие - структурная ассимиляция, т. е. проникновение представителей одной культуры в другую; третье условие - ассимиляция идентичности, т. е. развитие чувства принадлежности к новой культуре . Таким образом, процесс ассимиляции можно считать полным при выполнении всех вышеназванных условий, т. е. при прохождении всех стадий. Стоит, однако, отметить, что полная ассимиляция подразумевает не краткосрочные интеграционные процессы, а длительную интеграцию, затрагивающую порой два поколения. Обычно на уровне одного поколения проходит аккультурация, первая стадия ассимиляции.

Одним из феноменов, возникающих наравне с культурной диффузией, является культурный шок, определяемый как «ощущение дезориентации, крушения привычных норм, ценностей и представлений о социальной действительности, возникающее у человека в ходе его контакта с другой культурой» . Переживание культурного шока обнажает перед человеком скрытые предпосылки и устои его собственной культуры, усвоенные им в процессе социализации, и помогает ему глубже познать ее. Похожая теория была выдвинута Г. Хофстедом, рассматривавшим культурный шок не как стадию ассимиляции, а как стадию аккультурации. В качестве доказательства своего утверждения он использует схему так называемой кривой аккультурации , которая делит процесс аккультурации на четыре стадии: первая - эйфория, вторая - культурный шок, третья - адаптация и четвертая - состояние равновесия . Подобное разделение вполне соотносится с интеграционными процессами, происходящими в относительно короткое время. Г. Хофстед также указывает на феномен «обратного» культурного шока, испытываемого человеком по возвращении в привычную культурную среду [там же, 306]. Динамика процесса аккультурации зависит прежде всего от межкультурной коммуникации: понимание традиций и обычаев другой культуры, знание ее истории и языка могут существенно облегчить этот процесс. Факторы, связанные с воспитанием и образованием человека, также играют здесь важную роль, поскольку помогают заслужить уважение и доверие со стороны представителей другой культуры.

Анализ истории цивилизации позволяет сделать вывод, что мультикультурализм приобрел огромное влияние на политическое, социальное и экономическое устройство мира, и это влияние становится особенно заметным в периоды многочисленных перемен в общественной жизни. Вне всяких сомнений, мультикультурализм отвечает требованиям динамично развивающейся социальной действительности. Он затрагивает все сферы человеческой деятельности и появляется на сцене каждый раз, когда происходит встреча двух или более культур, будь то отдельные их представители и малые группы (микроуровень) или большие, разноплановые в культурном отношении группы (средний или макроуровень). Можно предположить, что феномен мультикультурализма будет развиваться и в ближайшем будущем станет непреложным условием нормального функционирования индивида в макроструктуре или так называемой «всемирной деревне» (global village).

Важно рассмотреть, как мультикультурализм влияет на идентичность - как личностную, так и социальную. Для начала определимся, что есть идентичность, чтобы понять соотношение между двумя феноменами. З. Бауман пишет: «Идентичность не дается человеку как дар; ее необходимо выстраивать, для этого существуют (по крайней мере, теоретически) разные способы, и она не может возникнуть никак иначе, кроме как если она выстроена каким-либо из этих способов. Таким образом, идентичность - это задача, которую нужно выполнить, задача, от которой невозможно уйти» .

Идентичность (в общем смысле этого слова) имманентна каждому индивиду и каждому народу. И хотя как теоретический конструкт она выглядит вполне понятной, возникает огромное количество проблем при попытке точно определить ее границы. Эти проблемы связаны с трудностью разграничения индивидуальных и коллективных черт идентичности, вызванной их диффузией, взаимопроникновением. Данное взаимопроникновение нужно анализировать на двух уровнях. На первом уровне рассматривается понятие социальной идентичности, т. е. качества, которые человеку приписывают другие. Они выступают как признаки, показывающие окружающим, что за человек перед ними и к какой социальной группе (или группам) он принадлежит . Если вспомнить, что каждый из нас выполняет сразу несколько социальных ролей, то сложная организация человеческой идентичности станет еще более очевидной. На втором уровне рассматривается индивидуальная, или личностная, идентичность. Она связана с развитием личности, с ощущением человеком уникальности своего бытия и неповторимости своих отношений с окружающим миром [там же]. Согласно П. Штомпке, личностная идентичность относится только к тем чертам человека, которыми обладает лишь он и никто другой .

Особой формой идентичности является национальная идентичность. Я. Блушковски пишет, что «национальная идентичность определяет жизненные установки народа как независимой социальной группы» . Это ощущение человеком своей принадлежности к определенной нации в противоположность всем остальным группам, к которым он принадлежит: «я как поляк», «я как россиянин». Чувство национальной идентичности проявляется в национальном самоопределении и подчеркивании различий между своим народом и другим . З. Бокшаньски рассматривает этот тип идентичности как составную часть человеческого интереса к трансформации современных наций и этническому многообразию в границах государств - народов . Я. Блушковски обращает также внимание на подход У. Липпмана, который понимал под национальной идентичностью «систему или модель стереотипов, отражающую наши ценности, позицию и права в мире» . Важно подчеркнуть, что национальная идентичность определяется несколькими факторами, наиболее значимым из которых является, что народ характеризуется «как популяция, населяющая некую историческую территорию, обладающая общей памятью, мифами, единой культурой, общей экономикой, территориальной мобильностью и, наконец, общими правами и обязанностями для всех ее членов» . Также имеет значение, что мы ощущаем привязанность к своему народу, солидаризируемся с ним и осознаем миссию, которую нам предстоит выполнить, поскольку каждое поколение играет важную роль в истории мира и является носителем определенных ценностей [там же]. Национальная идентичность влияет на феномен межкультурной коммуникации по-разному. С одной стороны, она может способствовать возникновению барьеров в коммуникации, усиливая этноцентрические установки, этническое разобщение и этническую стратификацию. С другой стороны, она может способствовать развитию у представителей одного народа уважения и толерантного отношения к носителям другой культуры.

В настоящее время наиболее распространены два подхода к трактовке идентичности. Первый, основоположником которого является Э. Эриксон, связывает развитие идентичности с восемью стадиями личностного развития человека. Второй подход, представленный П. Рикёром, фокусируется на чувстве устойчивости, постоянства и непрерывности во времени. П. Рикёр говорит о двух особых типах идентичности: первый тип, idem («идентичный», «один и тот же») , - это что-то, что достаточно долгое время остается тем же; второй, ipse («self», «самость») - это тождественность личности самой себе . Подобный подход фиксирует одновременно и статичность, и подвижность идентичности, которые связаны с ее восприимчивостью как к внутренним стимулам, так и внешним, исходящим из окружающего культурного пространства.

Идентичность следует рассматривать как феномен, возникающий в процессе социализации и связанный с формированием образа культуры, индивидуального и коллективного. Социологический анализ понятия более разноплановый и относится к междисциплинарной сфере: он фокусируется на представлениях людей о самих себе и о том, что для них является значимым . Идентичность нельзя выстроить в изолированной социальной группе, напротив, ее фундамент покоится на взаимодействиях, несущих с собой разнообразный опыт, который затем интегрируется в единую общую систему . Мы должны отдавать себе отчет, что идентичность - чрезвычайно сложное по своей природе образование, на формирование которого влияет огромное количество факторов. Х. Малевска-Пейр указывает, что эти факторы затрагивают не только ценности, жизненный опыт человека, его чувства, но и его представления о будущем . Будущее, если говорить о его взаимосвязи с идентичностью, проистекает из индивидуальных способностей каждого человека и его стремления создать свое «Я», привнести новые, отличные от привычных и укоренившихся черты в облик своей нации, а также из способности взрастить в себе чувствительность к культурным стимулам, проявляющимся в процессе взаимодействия с представителями иных этнических групп.

Национальные стереотипы являются еще одним дополнительным фактором, участвующим в формировании идентичности. Они могут оказывать существенное влияние на культурные контакты и тем самым способствовать возникновению барьеров в коммуникации, особенно в условиях культурной диффузии. E. Микуловски-Поморски обращает внимание на подход уже упоминавшегося У. Липпмана, который считал, что стереотипы - это всего лишь «схемы, возникающие в наших головах, закрепившиеся образцы, влияющие на наше восприятие окружающего мира и не поддающиеся ни изменению, ни проверке на подлинность» . Поскольку стереотипы являются неотъемлемой составляющей национальной идентичности, они представляют собой серьезную проблему в ситуации культурной диффузии.

Однако это не единственный феномен, который может иметь негативное влияние на процессы, протекающие в многонациональных социальных группах. Существуют также предубеждения, которые могут воздействовать на межкультурную коммуникацию и взаимодействия в многонациональных структурах. Они способствуют этнической стратификации, проистекающей из социального неравенства определенных этнических групп . Предубеждения сводят образ окружающего мира к упрощенным, схематическим представлениям. Согласно А. Гидденсу, предубеждения определяют установки и отношение членов одной группы к членам другой . Они характеризуются чрезвычайно высоким уровнем субъективности в оценке окружающей социальной реальности и чаще всего основаны на слухах и необоснованной информации. Более того, их очень трудно переломить, даже если представить человеку достоверную и объективную информацию о той или иной культуре. Еще одно важное свойство предубеждений - это их непосредственное влияние на стереотипы, касающиеся того или иного аспекта социальной реальности.

Феномен этноцентризма также является негативным фактором. Дж. Х. Тёрнер описывает его как «склонность человека ощущать превосходство собственной культуры или субкультуры по отношению к культуре других людей и народов» . Это означает, что в центр всего человек помещает свою нацию или этническую группу, провоцируя тем самым социальную изоляцию или неприятие. Преподавание в школах предметов, относящихся исключительно к данной стране или народу, или ведение международной политики с позиций главенства собственных национальных интересов - вот примеры этноцентризма. С другой стороны, здоровый этноцентризм возникает из чувства ответственности перед собственной страной и народом и, по сути, есть проявление патриотизма. Этноцентризм - это форма аффирмации по отношению к собственной культуре и одновременное неприятие и маргинализация других культур. Как пишет Г. Хофстед, «этноцентризм группы есть то же самое, что эгоцентризм личности, т. е. восприятие своего собственного маленького мира как центра Вселенной» .

Согласно П. Штомпке, этноцентрическая установка характеризуется убежденностью человека в особой ценности собственной культуры и ее превосходстве над прочими . Этноцентризм также предполагает склонность человека к суждению о других культурах с позиций норм своей собственной культуры, рассматриваемой им в качестве некого идеала, эталона. Феномен национальной мании величия - крайняя форма этноцентризма. Он основан на убежденности человека в исключительности и неповторимости собственного народа. Я. С. Быстронь определяет национальную мегаломанию как центральность нации, уверенность в том, что данный народ занимает центральное место в мире и потому имеет больше оснований претендовать на мировое господство .

Вышеприведенный анализ лишь частично освещает негативные факторы, связанные с проблемой мультикультурализма. Феномен этнической дистанции, следствие предубежденности одного народа против другого также нуждается в рассмотрении. Это форма изоляции определенных групп, вызванная их дискриминацией, т. е. отказом в предоставлении им прав, данных другим . Степень изоляции измеряется специальной шкалой социальной дистанции, разработанной американским психологом Эмори Богардусом. Еще один отрицательный феномен - культурная некомпетентность: по определению П. Штомпки, это недостаток или отсутствие у человека знаний, навыков и стимулов к использованию новых электронных приспособлений, к освоению новых форм взаимоотношений между людьми, новых способов мышления . Культурная некомпетентность является следствием множества факторов, среди которых особого внимания заслуживает невежество по отношению к другим культурам, происходящее или от общего недостатка образования, или от таких явлений, как упоминавшиеся выше этноцентризм, национальный шовинизм и нетерпимость.

Малагасийцы считают, что будущее втекает им в затылок, а затем превращается в прошлое, уходя перед ними вдаль. В Индонезии считается дурным тоном доедать всё с тарелки. В Малайзии, чтобы показать на кого-то или что-то, надо согнуть четыре пальца на правой руке и показывать большим пальцем. У зулусов существует 39 слов для описания зелёного цвета, а в венгерском языке в зависимости от степени вежливости используются четыре формы местоимения «ты».
И вот в этом лучшем из миров нужно как-то взаимодействовать, а если получится, то и делать деньги.
«Столкновение культур» Льюиса в отличие от «Столкновения цивилизаций» Хантингтона - книга не о том, как всё будет плохо, а о том, как сделать так, чтобы всем было хорошо. 640 страниц текста оставили у меня довольно смешанные впечатления, поэтому придется отзыв поделить на две части: хорошо и плохо (оба понятия, как известно, относительные).

Хорошо

1. Автор - не дилетант, ему хочется верить. У Ричарда Льюиса репутация исключительно хорошего консультанта по межкультурным коммуникациям, и он на этом неплохо зарабатывает. Среди клиентов созданной им организации «Richard Lewis Communications» числятся BMW, Deutsche Telekom, Ericsson, France Telecom, Nokia, Peugeot, Siemens, Volvo и ещё целый ряд компаний и государственных структур. Сам Льюис, кстати, в Финляндии был посвящен в рыцари за помощь государству в развитии международных контактов. Кроме того, он говорит на 10 языках (включая японский) и много путешествует. Практически все нюансы работы в разных странах он сначала испытал на себе, а потом описал.
2. Эта книга - результат огромной работы, не только автора, но и редактора, переводчика и всех остальных замечательных людей, которые отвечают за издание книги. Очень хорошее оформление: заголовки, подзаголовки, схемы, таблицы - то, что более чем важно для справочной литературы, а «Столкновение культур» всё-таки в первую очередь справочник, а потом уже культурологическое исследование.
3. Несмотря на небольшой слой академической пыли, текст написан довольно интересно и с юмором. Кроме того, Льюис очень хорошо начинает главы, особенно первые - сразу интересно, что дальше. Например, так звучит начало первой главы: « Для немца и финна правда - это правда. В Японии и Британии все за правду, лишь бы никто не высовывался и ничто не нарушало бы баланса. В Китае абсолютной истины нет вообще. В Италии истина - это вопрос, который может обсуждаться ». Не знаю, кому как, а мне кажется, звучит заманчиво.
4. Довольно удачная авторская система «LMR» (моноактивный - полиактивный - реактивный). Её можно с успехом использовать как в подборе персонала и менеджменте, так и в качестве отправной точки в какой-нибудь научной работе по соответствующей дисциплине. Несмотря на некую упрощенность, модель хорошо объясняет, почему, например, реактивные японцы впадают в шок и панику от полиактивных итальянцев. Ну, и что тоже важно, автор не склонен к фанатичному проповедованию своей системы, а спокойно признает влияние на коммуникацию других факторов: возраста, профессии, образования, личных качеств.
5. Автор очень корректен, а местами даже нежен и лиричен, что меня очень умиляло. Так, в разделе про Норвегию Льюис пишет: « Разговорный норвежский язык живой, отрывистый в звучании и «бодрящий». В нём есть нечто, что сразу вызывает ассоциации со свежим прохладным воздухом ». Ну, или вот про французов: « Они циничны. А чего вы хотите, когда с одной стороны у вас - британцы, с другой - немцы, а на экране вашего телевизора - американцы? » По-моему, мило.
6. Отсутствие показательных выступлений «нет расизму!», «нет коррупции!», «нет бюрократии!», «даешь везде Америку». Так, в разделе про Индонезию Льюис пишет: « Коррупция вездесуща. Если избежать её не получается, просто разберитесь в том, как эта система работает, и отнеситесь к вопросу прагматично ». Ну, или в разделе о Мексике: « Дилемма для иностранцев не в том, платить взятку или нет, а в её размере. На всё существует цена, заключение ли это правительственного контракта, разрешение на импорт или быстрый доступ к началу очереди в почтовом отделении. Мексиканцы знают предполагаемые цены, и было бы благоразумно сначала проконсультироваться с ними по данному вопросу ». Никаких воплей «как так можно». Раз принято, значит, можно.
7. Очень хорошо расставлены акценты в эпилоге. Хотя одна фраза меня зацепила: « Мы не в состоянии оценивать или судить других людей без предварительной работы с нашим собственным самосознанием ». Сразу стало интересно: а что, потом можно? Но одну эту фразу перечеркивает очень правильный, практически новогодний эпилог - про то, что все люди - братья. И ещё немного о том, что любите друг друга - и будьте счастливы. Даже почитать приятно.

Плохо

1. Это очень американская книга, причем американская уже в самой своей идее: концепция основывается на манипулировании поведенческими характеристиками, что, без сомнения, является данью американскому бихевиоризму. Да и вообще подход «на чём бы таком сыграть, чтобы подписать контракт» выглядит очень американским, от этого не уйдешь. С этой точки зрения книгу стоило бы назвать «Как максимизировать прибыль за счет кросс-культурной коммуникации». Я отнесла этот пункт в раздел «плохо», потому что мою ранимую душу нежного цветочка очень задела идея «притворись хорошим, подпиши контракт и слиняй в кусты». Сейчас вас тоже заденет. Вот, например, в материале по России, бизнесмену советуют: «Они уважают старших и осуждают отношение американцев к старикам. При случае не забудьте упомянуть, какая у вас дружная семья ». Ну, или «…они предложат вам совместно «обмануть систему». Как можно чаще демонстрируйте своё недоверие к власть имущим и бюрократическим препонам ». Нормально, ничего не царапает? Читайте смело.
2. Эта книга - переиздание, но у меня осталось ощущение, что правили текст выборочно: какую страницу открыли, ту и дополняли. Так, в разделе о Кыргызстане упомянут конфликт в г. Ош 2010 г., а по Ливии сделали сноску: дескать, в 2011 году правительство Каддафи было свергнуто, сам Каддафи был убит. При этом про революцию в Тунисе и отделение Южного Судана в соответствующих разделах - ни слова, хотя эти события произошли в том же 2011 году. Хотя это мелочи по сравнению с тем, что Сербия и Черногория по тексту ещё одна страна, про Косово речь вообще не идёт - и никаких сносок по этому поводу. В общем, смерть Каддафи кого-то в издательстве так впечатлила, что затмила все остальные события в мире за целое десятилетие.
3. Всё-таки очень сказываются личные впечатления автора, что влияет на объективность текста. Так, очень порадовал материал о России. Я в первом разделе успела испугаться после фразы « …в Санкт-Петербурге по-гусарски бросаем рюмку из-под водки через плечо ». Я всё мечтаю съездить в Питер, а тут даже страшно стало: вдруг там обязательно нужно швыряться рюмками, а из меня снайпер ещё тот: даже у меня за спиной в момент броска небезопасно. Но потом автор утешил: « В России считается вежливым произносить тосты, однако лучше не бить свою рюмку с водкой об пол до тех пор, пока не станет ясно, что хозяин с нетерпением ожидает от вас именно такого поведения ». То есть ничего, гусары, выдыхаем. А, ну и ещё, чтоб вы знали, неприлично в России спрашивать «…где находится туалет, и никогда не следует осведомляться об этом у лиц противоположного пола. Тем не менее, считается вполне естественным расхаживать в одной пижаме по коридорам гостиницы в любое время дня и ночи ». Честно говоря, я представляю, какую культурную программу Льюису провели в России, если он до сих пор в себя не пришел. Впрочем, я думаю, это касается и многих других стран, где он не жил подолгу. Это стоит учитывать.
4. Всё-таки автор изначально полагает, что вы путаете Австрию с Австралией, поэтому часть информации, как бы живо она ни была изложена, кажется довольно банальной. В таких разделах спасают только отдельные факты вроде этого: «Е сли филиппинец вскидывает брови вверх или резко дергает вверх головой - и то и другое будет означать согласие. Резкий наклон головы вниз означает «нет». Если человек говорит вам «да», но одновременно опускает голову вниз, можете быть уверены, что его ответ на ваш вопрос или предложение отрицательный ».
5. Отдельные советы банальны до слёз. Я не знаю, как там в этих ваших Америках, но кочующий из раздела в раздел совет «выучите несколько выражений из их языка» кажется напрочь лишенным смысла. Или ещё прекрасно «не унижайте их» и «не оскорбляйте их достоинство». В общем, будь человеком, Бизнесмен, что ты в самом-то деле.
6. Долго думала, писать ли этот пункт, но всё-таки не удержалась: нет в книге Украины. Мавритания вот есть, а Украины нет. Более того, даже страны Тропической Африки включены в текст «…по причине своего огромного потенциала экономического развития, а также богатого и разнообразного культурного наследия ». Больше 80 стран, а Украины нет. Единственный раз её упомянули в эпилоге: « Румыния, Польша и Украина имеют огромный сельскохозяйственный потенциал ». Ну и что, что в эпилоге, зато в Европе, что уж тут. В общем, знаете, где место Украины в мире международного бизнеса? Там, где любовь. Во всех смыслах.

В общем, о «Столкновении культур» я бы сказала так: довольно удобная книга, если вам нужно очень быстро получить сжатую информацию по стране. Например, если через 10 минут у вас встреча с бизнесменами из Индонезии, а вы не уверены, где находится эта их Индонезия: возле Австралии, Аргентины или Азербайджана. Пожалуй, в этом плане книга даже удобнее Википедии, главное, чтобы была под рукой. Кстати, обратите внимание на подзаголовок: «Путеводитель для всех, кто делает бизнес за границей». Это действительно справочник для бизнесмена: как обменяться визитками, как выступить, как выслушать, как договориться и как подписать контракт. Из этого стиля выбивается только первый раздел, чем-то напоминающий сказку на ночь: в этом огромном-огромном мире существует много чудесных стран... Читается, кстати, с восторгом, но растянуть восторг на 600 с лишком страниц такого себе учебника - это непосильная задача, я понимаю.
Так что «Столкновение культур» - неплохой справочник для бизнесмена, но нужно проверять актуальность информации и учитывать, что вас могут встречать совсем не так, как Льюиса, и совсем не те люди. Поэтому изучать эти советы следует применительно к конкретной ситуации и с долей скепсиса, но читать их будет в меру интересно, это я гарантирую.