Приемы создания комического в сатирических рассказах михаила зощенко. Михаил Зощенко: рассказы и фельетоны разных лет За что осудили Зощенко

Внимание!

Если вы можете читать этот текст - это значит, что ваш браузер (browser) либо не справляется с интернет-технологией CSS, либо поддержка CSS в вашем браузере отключена. Мы настоятельно рекомендуем включить CSS в браузере или сгрузить и инсталлировать на своем компьютере современный браузер, например: Mozilla Firefox .

ЗОЩЕНКО, МИХАИЛ МИХАЙЛОВИЧ (1894-1958), русский писатель. Родился 29 июля (9 августа) 1894 в Санкт-Петербурге в семье художника. Впечатления детства - в том числе о сложных отношениях между родителями - отразились впоследствии как в рассказах Зощенко для детей (Елка , Галоши и мороженое , Бабушкин подарок , Не надо врать и др.), так и в его повести Перед восходом солнца (1943). Первые литературные опыты относятся к детским годам. В одной из своих записных тетрадей он отметил, что в 1902-1906 уже пробовал писать стихи, а в 1907 написал рассказ Пальто .

В 1913 Зощенко поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета. К этому времени относятся его первые сохранившиеся рассказы - Тщеславие (1914) и Двугривенный (1914). Учеба была прервана Первой мировой войной. В 1915 Зощенко добровольцем ушел на фронт, командовал батальоном, стал Георгиевским кавалером. Литературная работа не прекращалась и в эти годы. Зощенко пробовал себя в новеллистике, в эпистолярном и сатирическом жанрах (сочинял письма вымышленным адресатам и эпиграммы на однополчан). В 1917 был демобилизован из-за болезни сердца, возникшей после отравления газами.

По возвращении в Петроград были написаны Маруся , Мещаночка , Сосед и др. неопубликованные рассказы, в которых чувствовалось влияние Г. Мопассана. В 1918, несмотря на болезнь, Зощенко ушел добровольцем в Красную Армию и воевал на фронтах Гражданской войны до 1919. Вернувшись в Петроград, зарабатывал на жизнь, как и до войны, разными профессиями: сапожника, столяра, плотника, актера, инструктора по кролиководству, милиционера, сотрудника уголовного розыска и др. В написанных в это время юмористических Приказах по железнодорожной милиции и уголовному надзору ст. Лигово и др. неопубликованных произведениях уже чувствуется стиль будущего сатирика.

В 1919 Зощенко занимался в творческой Студии, организованной при издательстве «Всемирная литература». Руководил занятиями К.И. Чуковский, высоко оценивший творчество Зощенко. Вспоминая о его рассказах и пародиях, написанных в период студийных занятий, Чуковский писал: «Странно было видеть, что этой дивной способностью властно заставлять своих ближних смеяться наделен такой печальный человек». Кроме прозы, во время учебы Зощенко написал статьи о творчестве А. Блока, В. Маяковского, Н. Тэффи и др. В Студии познакомился с писателями В. Кавериным, Вс. Ивановым, Л. Лунцем, К. Фединым, Е. Полонской и др., которые в 1921 объединились в литературную группу «Серапионовы братья», выступавшую за свободу творчества от политической опеки. Творческому общению способствовала жизнь Зощенко и других «серапионов» в знаменитом петроградском Доме искусств, описанном О. Форш в романе Сумасшедший корабль .

В 1920-1921 Зощенко написал первые рассказы из тех, что впоследствии были напечатаны: Любовь , Война , Старуха Врангель , Рыбья самка . Цикл Рассказы Назара Ильича, господина Синебрюхова (1921-1922) вышел отдельной книгой в издательстве «Эрато». Этим событием был ознаменован переход Зощенко к профессиональной литературной деятельности. Первая же публикация сделала его знаменитым. Фразы из его рассказов приобрели характер крылатых выражений: «Что ты нарушаешь беспорядок?»; «Подпоручик ничего себе, но - сволочь» и др. С 1922 по 1946 его книги выдержали около 100 изданий, включая собрание сочинений в шести томах (1928-1932).

К середине 1920-х годов Зощенко стал одним из самых популярных писателей. Его рассказы Баня , Аристократка , История болезни и др., которые он часто сам читал перед многочисленными аудиториями, были известны и любимы во всех слоях общества. В письме к Зощенко А.М. Горький отметил: «Такого соотношения иронии и лирики я не знаю в литературе ни у кого». Чуковский считал, что в центре творчества Зощенко стоит борьба с черствостью в человеческих отношениях.

В сборниках рассказов 1920-х годов Юмористические рассказы (1923), Уважаемые граждане (1926) и др. Зощенко создал новый для русской литературы тип героя - советского человека, не получившего образования, не имеющего навыков духовной работы, не обладающего культурным багажом, но стремящегося стать полноправным участником жизни, сравняться с «остальным человечеством». Рефлексия такого героя производила поразительно смешное впечатление. То, что рассказ велся от лица сильно индивидуализированного повествователя, дало основание литературоведам определить творческую манеру Зощенко как «сказовую». Академик В.В. Виноградов в исследовании Язык Зощенко подробно разобрал повествовательные приемы писателя, отметил художественное преображение различных речевых пластов в его лексиконе. Чуковский заметил, что Зощенко ввел в литературу «новую, еще не вполне сформированную, но победительно разлившуюся по стране внелитературную речь и стал свободно пользоваться ею как своей собственной речью». Высокую оценку творчеству Зощенко давали многие его выдающиеся современники - А. Толстой, Ю. Олеша, С. Маршак, Ю. Тынянов и др.

В 1929, получившем в советской истории название «год великого перелома», Зощенко издал книгу Письма к писателю - своеобразное социологическое исследование. Ее составили несколько десятков писем из огромной читательской почты, которую получал писатель, и его комментарий к ним. В предисловии к книге Зощенко написал о том, что хотел «показать подлинную и неприкрытую жизнь, подлинных живых людей с их желаниями, вкусом, мыслями». Книга вызвала недоумение у многих читателей, ожидавших от Зощенко только очередных смешных историй. После ее выхода режиссеру В. Мейерхольду было запрещено ставить пьесу Зощенко Уважаемый товарищ (1930).

Античеловечная советская действительность не могла не сказаться на эмоциональном состоянии восприимчивого, с детских лет склонного к депрессии писателя. Поездка по Беломорканалу, организованная в 1930-е годы в пропагандистских целях для большой группы советских писателей, произвела на него угнетающее впечатление. Не менее тяжелой была для Зощенко необходимость писать после этой поездки о том, что в сталинских лагерях якобы перевоспитываются преступники (История одной жизни , 1934). Попыткой избавиться от угнетенного состояния, скорректировать собственную болезненную психику стало своеобразное психологическое исследование - повесть Возвращенная молодость (1933). Повесть вызвала неожиданную для писателя заинтересованную реакцию в научной среде: книга обсуждалась на многочисленных академических собраниях, рецензировалась в научных изданиях; академик И. Павлов стал приглашать Зощенко на свои знаменитые «среды».

Как продолжение Возвращенной молодости был задуман сборник рассказов Голубая книга (1935). Зощенко считал Голубую книгу по внутреннему содержанию романом, определял ее как «краткую историю человеческих отношений» и писал, что она «двигается не новеллой, а философской идеей, которая делает ее». Рассказы о современности перемежались в этом произведении рассказами, действие которых происходит в прошлом - в различные периоды истории. И настоящее, и прошлое давалось в восприятии типичного героя Зощенко, не обремененного культурным багажом и понимающего историю как набор бытовых эпизодов.

После публикации Голубой книги , вызвавшей разгромные отзывы в партийных изданиях, Зощенко фактически было запрещено печатать произведения, выходящие за рамки «положительной сатиры на отдельные недостатки». Несмотря на его высокую писательскую активность (заказные фельетоны для прессы, пьесы, киносценарии и др.), подлинный талант Зощенко проявлялся только в рассказах для детей, которые он писал для журналов «Чиж» и «Еж».

В 1930-е годы писатель работал над книгой, которую считал главной в своей жизни. Работа продолжалась во время Отечественной войны в Алма-Ате, в эвакуации, покольку пойти на фронт Зощенко не мог из-за тяжелой болезни сердца. В 1943 начальные главы этого научно-художественного исследования о подсознании были изданы в журнале «Октябрь» под названием Перед восходом солнца . Зощенко исследовал случаи из жизни, давшие импульс к тяжелому душевному заболеванию, от которого его не могли избавить врачи. Современный ученый мир отмечает, что в этой книге писатель на десятилетия предвосхитил многие открытия науки о бессознательном.

Журнальная публикация вызвала такой скандал, на писателя был обрушен такой шквал критической брани, что печатание Перед восходом солнца было прервано. Зощенко обратился с письмом к Сталину, прося его ознакомиться с книгой «либо дать распоряжение проверить ее более обстоятельно, чем это сделано критиками». Ответом стал очередной поток ругани в печати, книга была названа «галиматьей, нужной лишь врагам нашей родины» (журнал «Большевик»). В 1946, после выхода постановления ЦК ВКП(б) «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“», партийный руководитель Ленинграда А. Жданов вспомнил в своем докладе о книге Перед восходом солнца , назвав ее «омерзительной вещью».

Постановление 1946, с присущим советской идеологии хамством «критиковавшее» Зощенко и А. Ахматову, привело к их публичной травле и запрету на издание их произведений. Поводом стала публикация детского рассказа Зощенко Приключения обезьяны (1945), в котором властями был усмотрен намек на то, что в советской стране обезьяны живут лучше, чем люди. На писательском собрании Зощенко заявил, что честь офицера и писателя не позволяет ему смириться с тем, что в постановлении ЦК его называют «трусом» и «подонком литературы». В дальнейшем Зощенко также отказывался выступать с ожидаемым от него покаянием и признанием «ошибок». В 1954 на встрече с английскими студентами Зощенко вновь попытался изложить свое отношение к постановлению 1946, после чего травля началась по второму кругу.

Самым печальным следствием этой идеологической кампании стало обострение душевной болезни, не позволявшее писателю полноценно работать. Восстановление его в Союзе писателей после смерти Сталина (1953) и издание первой после долгого перерыва книги (1956) принесли лишь временное облегчение его состояния.

Русские писатели-сатирики в 20-е годы отличались особенной смелостью и откровенностью своих высказываний. Все они являлись наследниками русского реализма XIX века.

Популярности М. Зощенко в 20-е годы мог позавидовать любой маститый писатель в России. Но его судьба сложилась в дальнейшем сурово: ждановская критика, а далее - долгое забвение, после которого вновь последовало «открытие» этого замечательного писателя для российского читателя. О Зощенко начали упоминать как о писателе, пишущем для развлечения публики. Известно, что многие недоумевали, когда «Похождения обезьяны» навлекли на себя гнев чиновников от советской культуры. Но у большевиков было уже выработано чутье на своих антиподов. А. А. Жданов, критикуя и уничтожая Зощенко, который высмеивал глупость и тупость советской жизни , против собственной воли угадал в нем большого художника, представляющего опасность для существующего строя. Зощенко не прямо, не в лоб высмеивалкульт большевистских идей, а с грустной усмешкой протестовал противлюбого насилия над личностью. Известно также, что в своих предисловиях к из­даниям «Сентиментальных повестей», с предлагаемым непониманием и извращением своего творчества, он писал: «На общем фоне громадных масштабов и идей эти повести о мелких, слабых людях и обывателях, эта книга о жалкой уходящей жизни действительно, надо полагать, зазвучит для некоторых критиков какой-то визгливой флейтой, какой-то сентиментальной оскорбительной требухой».

Одна из наиболее значительных повестей этой книги «О чем пел соловей». Сам автор об этой повести сказал, что она «... пожалуй, наименее сентиментальная из сентиментальных повестей». Или еще: «А что в этом сочинении бодрости, может быть, кому-нибудь покажется маловато, то это не верно. Бодрость тут есть. Не через край, конечно, но есть».

«А ведь» посмеются над нами лет через триста! Странно, скажут, людишки жили. Какие-то, скажут, у них были деньги, паспорта. Какие-то акты гражданского состояния и квадратные метры жилой площади...»

Его нравственные идеалы были устремлены в будущее. Зощенко остро ощущал заскорузлость человеческих отношений , пошлость окружающей его жизни. Это видно из того, как он раскрывает тему человеческой личности в маленькой повести об «истинной любви и подлинном трепете чувств», о «совершенно необык­новенной любви». Мучаясь мыслями о будущей лучшей жизни, писатель часто сомневается и задается вопросом: «Да будет ли она прекрасна?» И тут же рисует простейший, расхожий вариант такого будущего: «Может быть, все будет бесплатно, даром. Скажем, даром будут навязывать какие-нибудь шубы или кашне в Гостином дворе». Далее писатель приступает к созданию образа героя. Герой его - самый простой человек, и имя у него заурядное - Василий Былинкин. Читатель ждет, что автор сейчас начнет высмеивать своего героя, но нет, автор серьезно повествует о любви Былинкина к Лизе Рундуковой. Все действия, которые ускоряют разрыв между влюбленными, несмотря на их смехотворность (виновник - недоданный невестиной мамашей комод)- семейная серьезная драма. У русских писателей-сатириков вообще драма и комедия существуют рядом. Зощенко как бы говорит нам, что, пока такие люди, как Василий Былинкин, на вопрос: «О чем поет соловей?» - будут отвечать: «Жрать хочет, от того и поет», - достойного будущего нам не видать. Не идеализирует Зощенко и наше прошлое. Чтобы в этом убедиться, достаточно прочесть «Голубую книгу». Писатель знает, сколько пошлого и жестокого за плечами человечества, чтобы можно было враз от этого наследия освободиться. Подлинную славу ему принесли маленькие юмористические рассказы, которые он публиковал в различных журналах и газетах - в «Литературной неделе», «Известиях», «Огоньке», «Крокодиле» и многих других.

Юмористические рассказы Зощенко входили в различные его книги. В новых сочетаниях они каждый раз заставляли по-новому взглянуть на себя: иногда они представали как цикл рассказов о темноте и невежестве , а порой - как рассказы о мелких приобретателях. Зачастую речь в них шла о тех, кто остался за бортом истории. Но всегда они воспринимались как рассказы резко сатирические.

Прошли годы, изменились бытовые условия нашей жизни, но даже отсутствие тех многочисленных деталей быта, в которых существовали персонажи рассказов, не ослабило силы сатиры Зощенко. Просто раньше страшные и отвратительные детали быта воспринимались лишь как шарж, а сегодня они приобрели черты гротеска, фантасмагории.

То же произошло и с героями рассказов Зощенко: современному читателю они могут показаться нереальными, насквозь придуманными. Однако Зощенко, с его острым чувством справедливости и ненависти к воинствующему мещанству , никогда не отходил от реального видения мира.

Даже на примере нескольких рассказов можно определить объекты сатиры писателя. В «Тяжелых временах» главным "героем является темный, невежественный человек, с диким, первобытным представлением о свободе и правах. Когда ему не позволяют завести в магазин лошадь, которой нужно непременно примерить хомут, он сетует: «Ну и времечко. Лошадь в лавку не допущают... А давеча мы с ней в пивной сиде-ли - и хоть бы хны. Слова никто не сказал. Заведывающий даже лично смеялся искренно... Ну и времечко».

Родственный ему персонаж встречается в рассказе «Точка зрения». Это - Егорка, который на вопрос о том, много ли |«баб-то сознательных», заявляет, что таковых «маловато вообще». Вернее, он вспомнил одну: «Да и та неизвестно как... (Может, кончится». Самой сознательной оказывается женщина, которая по совету какого-то знахаря приняла шесть неведомых пилюль и теперь находится при смерти.

В рассказе «Столичная штучка» главный персонаж, Лешка Коновалов, - вор, выдающий себя за бывалого человека. [На собрании в деревне его посчитали достойной кандидатурой на должность председателя: ведь он только что приехал из города («...два года в городе терся»). Все его принимают за [этакую «столичную штучку» - никто не знает, что он там делал. Однако монолог Лешки выдает его с головой: «Говорить можно... Отчего это не говорить, когда я все знаю... Декрет знаю или какое там распоряжение и примечание. Или, например, кодекс... Все ето знаю. Два года, может, терся... Бывало, сижу в камере, а к тебе бегут. Разъясни, дескать, Леша, какое ето примечание и декрет».

Интересно, что не только Леша, два года отсидевший в Крестах, но и многие другие герои рассказов Зощенко пребывают в полной уверенности, что они знают абсолютно все и обо всем могут судить. Дикость, мракобесие, примитивность, какое-то воинствующее невежество - таковы их основные черты.

Однако основным объектом сатиры Зощенко стало явление, которое, с его точки зрения, представляло наибольшую опасность для общества. Это вопиющее, торжествующее мещанство . Оно предстает в творчестве Зощенко в таком неприглядном виде, что читатель ясно ощущает необходимость немедленной борьбы с этим явлением. Зощенко показывает его всесторонне: и с экономической стороны, и с точки зрения морали, и даже с позиции нехитрой мещанской философии.

Истинный герой Зощенко во всей красе предстает перед нами в рассказе «Жених». Это Егорка Басов, которого настигла большая беда: у него умерла жена. Да как не вовремя! «Время было, конечно, горячее - тут и косить, тут и носить, и хлеб собирать». Какие же слова слышит от него жена перед смертью? «Ну... спасибо, Катерина Васильевна, без ножа вы меня режете. Невовремя помирать решили. Потерпите... до осени, а осенью помирайте». Только жена умерла, Егорка отправился свататься к другой женщине. И что же, опять осечка! Выясняется, что женщина эта хромая, а значит, хозяйка неполноценная. И он везет ее обратно, но не довозит до дома, а скидывает ее имущество где-то на полпути. Главный герой рассказа - не просто задавленный нищетой и нуждой человек. Это человек с психологией откровенного негодяя. Он начисто лишен элементарных человеческих качеств и примитивен до последней степени. Черты мещанина в этом образе возведены до вселенского масштаба.

А вот рассказ на философскую тему «Счастье». Героя спрашивают, было ли в его жизни счастье. Не каждому удастся ответить на этот вопрос. Но Иван Фомич Тестов точно знает, что в его жизни «обязательно счастье было». В чем же оно заключалось? А в том, что Ивану Фомичу удалось за большую цену вставить зеркальное стекло в трактире и пропить полученные деньги. И не только! Он даже «покупки, кроме того, сделал: купил серебряное кольцо и теплые стельки». Серебряное кольцо - это явно дань эстетике. Видимо, от пресыщенности - невозможно же все пропить и проесть. Герой не знает, большое это счастье или маленькое но уверен, что именно - счастье, и оно ему «на всю жизнь запомнилось».

В рассказе «Богатая жизнь» кустарь-переплетчик выигрывает по золотому займу пять тысяч. По идее, на него неожиданно свалилось «счастье», как на Ивана Фомича Тестова. Но если тот сполна «насладился» подарком судьбы, то в данном случае деньги вносят разлад в семью главного героя. Происходит ссора с родственниками, сам хозяин боится выйти со двора - дрова сторожит, а его жена пристрастилась играть в лото. И тем не менее кустарь мечтает: «А чего это самое... Розыгрыш-то новый скоро ли будет? Тысчонку бы мне, этово, неплохо выиграть для ровного счета...» Такова участь ограниченного и мелочного человека - мечтать о том, что все равно не принесет радости, и даже не догадываться - почему.

Среди его героев легко встретить и невежественных болтунов-демагогов, считающих себя хранителями какой-то идеологии, и «ценителей искусства», требующих, как правило, вернуть им деньги за билет, а главное, бесконечных, неистребимых и всепобеждающих «махровых» мещан. Меткость и острота каждой фразы поражают. «Я пишу о мещанстве. Да, у нас нет мещанства как класса, но я по большей части делаю собирательный тип. В каждом из нас имеются те или иные черты и мещанина, и собственника, и стяжателя. Я соединяю эти характерные, часто затушеванные черты в одном герое, и тогда этот герой становится нам знакомым и где-то виденным.».

Среди литературных героев прозы 20-х годов особое место занимают персонажи рассказов М. Зощенко. Бесконечно множество мелких людей, часто малообразованных, не отягощенных грузом культуры, но осознавших себя «гегемонами» в новом обществе . М. Зощенко настаивал на праве писать об «отдельном незначительном человеке». Именно «маленькие люди» нового времени, составляющие большинство населения страны, с энтузиазмом отнеслись к задаче разрушения «плохого» старого и построения «хорошего» нового. Критики не хотели «узнавать» в героях М. Зощенко нового человека. По поводу этих персонажей то говорили об анекдотическом преломлении «старого», то о сознательном акценте писателя на всем, что мешает советскому человеку стать «новым». Порой упрекали, что он вывел не столько «социальный тип, сколько примитивно мыслящего и чувствующего человека вообще». Были среди критиков и такие, кто обвинял Зощенко в презрении в «рожденному революцией новому человеку». Надуманность героев не вызывала сомнения. Очень уж не хотелось связывать их с новой жизнью. Герои Зощенко погружены в быт.

Военное прошлое Зощенко (ушёл добровольцем на фронт в самом начале войны, командовал ротой, затем батальоном, четырежды награждён за храбрость, был ранен, отравлен ядовитыми газами, следствием чего стал порок сердца) отчасти отразилось в рассказах Назара Ильича господина Синебрюхова (Великосветская история).

Как хотите, товарищи, а Николаю Ивановичу я очень сочувствую.

Пострадал этот милый человек на все шесть гривен, и ничего такого особенно выдающегося за эти деньги не видел.

Только что характер у него оказался мягкий и уступчивый. Другой бы на его месте все кино, может, разбросал и публику из залы выкурил. Потому шесть гривен ежедневно на полу не валяются. Понимать надо.

А в субботу голубчик наш, Николай Иванович, немножко, конечно, выпил. После получки.

А был этот человек в высшей степени сознательный. Другой бы выпивший человек начал бузить и расстраиваться, а Николай Иванович чинно и благородно прошелся по проспекту. Спел что-то там такое.

Вдруг глядит — перед ним кино.

«Дай, думает, все равно — зайду в кино. Человек, думает, я культурный, полуинтеллигентный, чего мне зря по панелям в пьяном виде трепаться и прохожих задевать? Дай, думает, я ленту в пьяном виде посмотрю. Никогда ничего подобного не видел».

Купил он за свои пречистые билет. И сел в переднем ряду.

Сел в переднем ряду и чинно-благородно смотрит.

Только, может, посмотрел он одну надпись, вдруг в Ригу поехал. Потому очень тепло в зале, публика дышит и темнота на психику благоприятно действует.

Поехал в Ригу наш Николай Иванович, все чинно-благородно — никого не трогает, экран руками не хватает, лампочек не выкручивает, а сидит себе и тихонько в Ригу едет.

Вдруг стала трезвая публика выражать недовольствие по поводу, значит, Риги.

— Могли бы, — говорят, — товарищ, для этой цели в фойе пройтись, только, говорят, смотрящих драму отвлекаете на другие идеи.

Николай Иванович — человек культурный, сознательный — не стал, конечно, зря спорить и горячиться. А встал себе и пошел тихонько.

«Чего, думает, с трезвыми связываться? От них скандалу не оберешься».

Пошел он к выходу. Обращается в кассу.

— Только что, — говорит, — дамочка, куплен у вас билет, прошу вернуть назад деньги. Потому как не могу картину глядеть — меня в темноте развозит.

Кассирша говорит:

— Деньги мы назад выдать не можем, ежели вас развозит — идите тихонько спать.

Поднялся тут шум и перебранка. Другой бы на месте Николая Иваныча за волосья бы выволок кассиршу из кассы и вернул бы свои пречистые. А Николай Иванович, человек тихий и культурный, только, может раз и пихнул кассиршу:

— Ты, — говорит, — пойми, зараза, не смотрел я еще на твою ленту. Отдай, говорит, мои пречистые.

И все так чинно-благородно, без скандалу, — просит вообще вернуть свои же деньги. Тут заведующий прибегает.

— Мы, — говорит, — деньги назад не вертаем — раз, говорит, взято, будьте любезны досмотреть ленту.

Другой бы на месте Николая Ивановича плюнул бы в зава и пошел бы досматривать за свои пречистые. А Николай

Иванычу очень грустно стало насчет денег, начал он горячо объясняться и обратно в Ригу поехал.

Тут, конечно, схватили Николая Ивановича, как собаку, поволокли в милицию. До утра продержали. А утром взяли с него трешку штрафу и выпустили.

Очень мне теперь жалко Николая Ивановича. Такой, знаете, прискорбный случай: человек, можно сказать, и ленты не глядел, только что за билет подержался — и, пожалуйста, гоните за это мелкое удовольствие три шесть гривен. И за что, спрашивается, три шесть гривен?

План
1. Становление Зощенко
2. Причины успеха произведений Зощенко у читателей:
а) богатая биография как источник познания жизни;
б) язык читателя – язык писателя;
в) оптимизм помогает выжить
3. Место творчества Михаила Зощенко в русской литературе
Вряд ли найдется человек, не читавший ни одного произведения Михаила Зощенко. В 20-30 годах он активно сотрудничал в сатирических журналах («Бегемот», «Смехач», «Пушка», «Ревизор» и другие). И уже тогда за ним утвердилась репутация прославленного сатирика. Под пером Зощенко все печальные стороны жизни вместо ожидаемой грусти или страха вызывают смех. Сам автор утверждал, что в его рассказах «нет ни капли выдумки. Здесь все – голая правда».
Тем не менее, несмотря на громкий успех у читателей, творчество этого писателя оказалось несовместимым с установками соцреализма. Печально известные постановления ЦК ВКП(б) конца сороковых годов наряду с другими писателями, журналистами, композиторами обвиняли Зощенко в безыдейности и пропаганде мещанской буржуазной идеологии.
Письмо Михаила Михайловича Сталину («Я никогда не был антисоветским человеком… Я никогда не был литературным пройдохой или низким человеком») осталось без ответа. В 1946-ом его исключили из Союза писателей, и в течение последующих десяти лет не выходило ни одной его книги!
Доброе имя Зощенко было восстановлено лишь во время хрущевской «оттепели».
Чем же можно объяснить небывалую славу этого сатирика?
Начать следует с того, что огромное влияние на его творчество оказала сама биография писателя. Он успел очень много. Командир батальона, начальник почты и телеграфа, пограничник, полковой адъютант, агент угрозыска, инструктор по кролиководству и куроводству, сапожник, помощник бухгалтера… И это еще неполный перечень того, кем был и что делал этот человек, прежде чем сесть за писательский стол.
Он видел множество людей, которым выпало жить в эпоху великих социальных и политических перемен. Он разговаривал с ними на их языке, они были его учителями.
Зощенко был совестливым и чутким человеком, его мучила боль за других, и писатель считал себя призванным служить «бедному» (как он позже его назовет) человеку. Этот «бедный» человек олицетворял собой целый человеческий пласт тогдашней России. На его глазах революция пыталась вылечить военные раны страны и реализовать высокие мечты. А «бедный» человек в это время был вынужден (вместо созидательного труда во имя воплощения этой мечты) тратить силы и время на борьбу с мелкими бытовыми неурядицами.
Более того: он настолько занят этим, что даже не может сам сбросить с себя тяжелый груз прошлого. Открыть «бедному» человеку глаза, помочь ему – в этом писатель видел свою задачу.
Очень важно, что, кроме глубокого знания жизни своего героя, писатель мастерски владеет его языком. По слогам читая эти рассказы, начинающий читатель совершенно уверен, что автор – свой. И место, где разворачиваются события, так знакомы и привычны (баня, трамвай, кухня коммуналки, почта, больница). И сама история (драка в коммунальной квартире из-за «ежика» («Нервные люди»), банные проблемы с бумажными номерками («Баня»), которые голому человеку деть «прямо сказать – некуда», треснутый на поминках стакан в одноименном рассказе и чай, который «шваброй пахнет») тоже близка аудитории.
Что касается простого, порой даже примитивного языка его произведений, то вот как писал об этом в 1929 году сам сатирик: Обычно думают, что я искажаю «прекрасный русский язык», что я ради смеха беру слова не в том значении, какое им отпущено жизнью, что я нарочито пишу ломаным языком для того, чтобы посмешить почтеннейшую публику. Это неверно. Я почти ничего не искажаю. Я пишу на том языке, на котором сейчас говорит и думает улица. Я сделал это не ради курьезов и не для того, чтобы точнее копировать нашу жизнь. Я сделал это для того, чтобы заполнить хотя бы временно тот колоссальный разрыв, который произошел между литературой и улицей».
Рассказы Михаила Зощенко выдержаны в духе языка и характера того героя, от имени которого ведется повествование. Такой прием помогает естественно проникнуть во внутренний мир героя, показать суть его натуры.
И еще одно существенное обстоятельство, повлиявшее на успех сатиры Зощенко. Этот писатель выглядел очень веселым и никогда не унывающим человеком. Никакие проблемы не могли сделать его героя пессимистом. Все ему нипочем. И то, что одна гражданочка при помощи пирожных перед всей театральной публикой его опозорила («Аристократка»). И то, что «ввиду кризиса» пришлось ему с «молоденькой супругой», дитем и тещей в ванной комнате проживать. И то, что в компании сумасшедших психов пришлось ехать в одном купе. И опять ничего! Несмотря на такие вот постоянные, многочисленные и чаще всего неожиданные проблемы, написано бодро.
Этот смех скрашивал читателям трудную жизнь и давал надежду, что все будет хорошо.
Но сам Зощенко был последователем гоголевского направления в литературе. Он считал, что над его рассказами надо не смеяться, а плакать. За кажущейся простотой рассказа, его шутками и курьезами всегда стоит серьезная проблема. Их у писателя всегда было много.
Зощенко остро чувствовал наиболее важные вопросы времени. Так, его многочисленные рассказы о жилищном кризисе («Нервные люди», «Колпак» и другие) появились именно в нужный момент. Это же можно сказать и о поднятых им темах бюрократизма, взяточничества, ликвидации неграмотности… Словом, практически обо всем, с чем люди сталкивались в повседневном быту.
Со словом «быт» прочно связано понятие «обыватель». Существует мнение, что зощенковская сатира высмеивала обывателя. Что писатель создавал неприглядные образы обывателей, чтобы помочь революции.
На самом же деле Зощенко высмеивал не самого человека, а обывательские черты в нем. Своими рассказами сатирик призывал не бороться с этими людьми, а помогать им избавиться от недостатков. А еще облегчить их бытовые проблемы и заботы, для чего строго спрашивать с тех, чье равнодушие и злоупотребление властью подрывают веру людей в светлое будущее.
Еще одной удивительной особенностью обладают все произведения Зощенко: по ним можно изучать историю нашей страны. Тонко чувствуя время, писатель сумел зафиксировать не просто проблемы, волнующие современников, но и сам дух эпохи.
Этим, пожалуй, объясняется и сложность перевода его рассказов на другие языки. Читатель-иностранец настолько не готов к восприятию описанного Зощенко быта, что часто оценивает его как жанр некой социальной фантастики. В самом деле, как объяснить незнакомому с российскими реалиями человеку суть, скажем, рассказа «История болезни»? Только соотечественник, не понаслышке знающий об этих проблемах, в состоянии понять, как в приемном покое может висеть вывеска «Выдача трупов от 3-х до 4-х». Или постигнуть фразу медсестры «Даром что больной, а тоже замечает всякие тонкости. Наверно, говорит, вы не выздоровеете, что во все нос суете». Или взять в толк тираду самого лекпома («Я, говорит, первый раз вижу такого привередливого больного. И то ему, нахалу, не нравится, и это ему нехорошо… Нет, я больше люблю, когда к нам больные поступают в бессознательном состоянии. По крайней мере тогда им все по вкусу, всем они довольны и не вступают с нами в научные пререкания»).
Едкий гротеск этого произведения подчеркивает несообразность существующего положения: унижение человеческого достоинства становится обычным в стенах самого гуманного, лечебного учреждения! И слова, и действия, и отношение к больным – все здесь ущемляет человеческое достоинство. И делается это механически, бездумно – просто потому что так заведено, это в порядке вещей, так привыкли: «Зная мой характер, они уже не стали спорить со мной и старались во всем поддакивать. Только после купанья они дали мне огромное, не по моему росту, белье. Я думал, что они нарочно от злобы подбросили мне такой комплект не по мерке, но потом я увидел, что у них это – нормальное явление. У них маленькие больные, как правило, были в больших рубахах, а большие – в маленьких. И даже мой комплект оказался лучше, чем другие. На моей рубахе больничное клеймо стояло на рукаве и не портило общего вида, а на других больных клейма стояли у кого на спине, а у кого на груди, и это морально унижало человеческое достоинство».
Чаще всего сатирические произведения этого писателя строятся как простые и безыскусные повествования героя о том или ином эпизоде из жизни. Рассказ похож на очерк, репортаж, в котором автор ничего не придумал, а просто, заметив тот или иной эпизод, педантично поведал о нем с прилежностью внимательного и ироничного журналиста. Вот почему рассказы Зощенко в отличие от остросюжетных новелл О`Генри или Аркадия Аверченко строятся не на неожиданном повороте событий, а на раскрытии непредвиденных сторон характера.
Михаил Зощенко оставил богатейшее литературное наследие. При его жизни вышло более 130 книг. Это больше тысячи рассказов, фельетонов, повести, пьесы, сценарии… Но, помимо своих книг, Зощенко оставил после себя и более обширное «наследство», заложив (наряду со своими современниками – Михаилом Булгаковым, Аркадием Буховым, Аркадием Аверченко, Михаилом Кольцовым и многими другими) основы жанра русского сатирического рассказа. И широкое развитие этого направления подтверждают и наши дни.
Так, «Зощенковский герой» нашел несомненное продолжение в образе рассказчика - «люмпен-интеллигента» в «Москве-Петушках» Венедикта Ерофеева, в прозе Юза Алешковского, Е. Попова, В. Пьецуха. У всех названных писателей в структуре рассказчика сталкиваются черты «интеллигента» и «работяги», язык культурного слоя и простонародья.
Продолжая анализ зощенковских традиций в литературе и искусстве, нельзя не обратиться к творчеству Владимира Высоцкого (в его песнях перспективен образ героя-рассказчика песен).
Столь же явные аналогии прослеживаются и при анализе творчества Михаила Жванецкого. Оно пересекается с зощенковским по многим параметрам. Отметим прежде всего родственность афористических конструкций, приведя в доказательство несколько фраз: «Вообще искусство падает». «Поэтому, если кто хочет, чтобы его хорошо понимали здесь, должен проститься с мировой славой». «Очень даже удивительно, как это некоторым людям жить не нравится». «Надо достойно ответить на обоснованные, хотя и беспочвенные жалобы иностранцев - почему у вас люди хмурые». «Вот говорят, что деньги сильнее всего на свете. Вздор. Ерунда». «Критиковать нашу жизнь может человек слабого ума».
Нечетные фразы принадлежат Зощенко, четные - Жванецкому (что, как можно заметить, обнаруживается не без усилия). Жванецкий продолжил работу Зощенко по реабилитации «простого человека» с его обыкновенными житейскими интересами, его естественными слабостями, его здравым смыслом, его способностью смеяться не только над другими, но и над собой.
…Читая произведения Зощенко, размышляя над ними, мы, конечно, вспоминаем Гоголя и Салтыкова-Щедрина. Смех сквозь слезы – в традициях русской классической сатиры. За веселым текстом его рассказов всегда звучит голос сомнения и тревоги. Зощенко всегда верил в будущее своего народа, ценил его и переживал за него.
Анализ стихотворения Роберта Рождественского
«Баллада о таланте, боге и черте»
Роберт Рождественский вошел в литературу вместе с группой талантливых сверстников, среди которых выделялись Е. Евтушенко, Б. Ахмадулина, А. Вознесенский. Читателей прежде всего подкупал гражданский и нравственный пафос этой разнообразной лирики, которая утверждает личность творящего человека в центре Вселенной.
Анализируя «Балладу о таланте, боге и черте», мы видим, что первые же строки произведения ставят важный вопрос: «Все говорят: «Его талант от бога!» А ежели от черта? Что тогда?..»
Образ таланта с первых же строф предстает перед нами двояко. Это и талант – в смысле необычных человеческих способностей и качеств, и талант как сам человек, наделенный таким даром. Причем вначале поэт описывает своего героя совершенно буднично и прозаично: «… И жил талант. Больной. Нелепый. Хмурый». Эти короткие отрывистые предложения, состоящие каждое из единственного прилагательного, обладают огромными возможностями эмоционального воздействия на читателя: сила напряжения при переходе от одного предложения к другому нарастает все больше и больше.
В «бытовых» характеристиках и описании каждодневной жизни таланта полностью отсутствует какая-либо возвышенность: «Вставал талант, почесываясь сонно. Утерянную личность обретал. И банка огуречного рассола была ему нужнее, чем нектар». А поскольку все это явно происходит утром, читатель заинтригован: чем же занимался человек до сих пор? Оказывается, выслушав монолог черта («Послушай, бездарь! Кому теперь стихи твои нужны?! Ведь ты, как все, потонешь в адской бездне. Расслабься!..»), он попросту отправляется «в кабак. И расслабляется!»
В последующих строфах поэт вновь и вновь использует уже знакомый нас прием, употребляя слово в нескольких значениях и значительно усиливая этим эмоциональное напряжение: «Он вдохновенно пил! Так пил, что черт глядел и умилялся. Талант себя талантливо губил!..» Этот языковой прием, основанный на сочетании, казалось бы, таких парадоксально несочетаемых по смыслу и стилистике слов (талантливо губил) создает перед читателем живые и сильные образы, позволяет сделать их максимально, до боли, трагичными.
Напряжение все нарастает. Вторая половина «Баллады…» пронизана горьким пафосом и надеждой. Здесь повествуется о том, как талант работал - «Зло, ожесточенно. Перо макая в собственную боль». Эта тема, последовательно развиваясь далее, звучит на все более и более пронзительной ноте: «Теперь он богом был! И был он чертом! А это значит: был самим собой».
Напряженность достигает своего апогея. Вот ответ на вечный вопрос: талант от бога или от черта? Истинный талант сам себе и бог, и черт. Вновь сочетание противоположностей дает нам возможность взглянуть на мир другими глазами, увидеть его не в однозначных категориях «белое – черное», а во всем многоцветии.
После этой кульминации автор вновь «спускается» на землю, к образам зрителей, наблюдавших за процессом творения. И богу, и черту здесь приписываются совершенно человеческие, к тому же неожиданные действия. Вот как они реагировали на успех таланта: «Крестился бог. И чертыхался бог. «Да как же смог он написать такое?!» …А он еще и не такое мог».
Насколько буднично и просто звучит последняя строка! Никаких стилистических излишеств, лексика самая что ни на есть разговорная. Но в этой простоте – та сила, с которой поэт выражает основную идею произведения: истинному таланту подвластно все. Фраза сказана как бы тихим голосом, но он настолько уверен в справедливости произнесенного, что отпадает надобность в патетике, громкости, декламации. Все как бы само собой разумеется, и в этом великая истина…
Правда войны в произведениях Ю. Бондарева
Тема войны неиссякаема. Появляются все новые и новые произведения, которые вновь и вновь заставляют вернуться к огненным событиям более чем пятидесятилетней давности и увидеть в героях Великой Отечественной то, что мы еще недостаточно поняли и оценили. На рубеже пятидесятых-шестидесятых годов появилась целая плеяда хорошо известных сегодня читателям имен: В. Богомолов, А. Ананьев, В. Быков, А. Адамович, Ю. Бондарев…
Творчество Юрия Бондарева всегда было драматично и драматургично. Самое трагическое событие ХХ века – война с фашизмом, неизбывная память о ней – пронизывает его книги: «Батальоны просят огня», «Тишина», «Горячий снег», «Берег». Юрий Васильевич принадлежит к тому поколению, для которого Великая Отечественная стала первым жизненным крещением, суровой школой юности.
Основой творчества Юрия Бондарева стала тема высокого гуманизма советского солдата, его кровной ответственности за наш сегодняшний день. Повесть «Батальоны просят огня» была опубликована в 1957 году. Эта книга, как и последующие, словно бы логические продолжающие ее («Последние залпы», «Тишина» и «Двое») принесли автору широкую известность и признание читателей.
В «Батальонах…» Юрию Бондареву удалось нащупать свое собственное течение в широком литературном потоке. Автор не стремится к всеобъемлющему описанию картины войны – он кладет в основу произведения конкретный боевой эпизод, один из многих на полях сражений, и населяет свою повесть совершенно конкретными людьми, рядовыми и офицерами великой армии.
Образ войны у Бондарева грозный и жестокий. И события, описанные в повести «Батальоны просят огня», глубоко трагичны. Страницы повести полны высокого гуманизма, любви и доверия к человеку. Еще здесь Юрий Бондарев начал разрабатывать тему массового героизма советского народа, позже она получила наиболее полное воплощение в повести «Горячий снег». Здесь автор рассказал о последних днях Сталинградской битвы, о людях, насмерть вставших на пути фашистов.
В 1962 году опубликован новый роман Бондарева – «Тишина», а вскоре – его продолжение, роман «Двое». Герой «Тишины» Сергей Вохминцев только что вернулся с фронта. Но он не может стереть из памяти отзвуки недавних сражений. Поступки и слова людей он судит самой высокой мерой – мерой фронтовой дружбы, боевого товарищества. В этих нелегких обстоятельствах, в борьбе за утверждение справедливости крепнет гражданская позиция героя. Вспомним произведения западных авторов (Ремарк, Хэмингуэй) – в этой литературе постоянно звучит мотив отчуждения вчерашнего солдата от жизни сегодняшнего общества, мотив разрушения идеалов. Позиция Бондарева в этом вопросе не дает поводов для сомнений. Его герою на первых порах тоже нелегко входить в мирную колею. Но Вохминцев не зря прошел суровую школу жизни. Он снова и снова, как и герои других книг этого писателя, утверждает: правда, какой бы горькой она ни была, всегда одна.