Истоки происхождения славян: поиски и заблуждения. Солнечный исток славянской культуры

Место проведения: зал текущих периодических изданий РГБ
Время проведения: 15 мая — 15 июня 2013 года

В славянских государствах (в России с 1991 года) широко празднуется 24 мая — День славянской письменности и культуры. Это особый день. В России он приурочен к церковным торжествам — дню памяти святых братьев Кирилла и Мефодия, просветителей и учителей славян. Благодаря составленной Кириллом для славянского языка особой азбуке, а также переводам Кирилла и Мефодия с греческого на славянский текстов Священного Писания и богослужебных текстов, язычники-славяне получили возможность утверждаться в христианской вере.

К этой дате в зале текущих периодических изданий РГБ подготовлена аналитическая выставка «Духовные истоки славянских культур», которая будет пополняться вновь пришедшими номерами журналов по данной тематике. В № 3 журнала «История в подробностях» за 2012 год, в статье «1150 лет духовному сретению Византии и Руси» доктор филологических наук В. П. Казарин предлагает новый взгляд на истоки славянской письменности и историю создания современной славянской письменности.

В № 1"Вестника МГУ», серия «Филология» за 2011 год О. О. Лешкова рассказывает о том, как отмечался День славянской письменности и культуры на филологическом факультете МГУ студенческими коллективами из Сербии, Болгарии, Чехии, Словакии. В этом же номере журнала студентки 5 курса филологического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова Аристова А. и Юшкина А. рассказывают о международной молодёжной конференции «История культуры славян в оценках молодёжи». В статье рассматриваются актуальные вопросы исторического, культурологического, конфессионального и иного характера, связанные со славянской тематикой.

«Славянские языки и культуры в современном мире» — так назывался П Международный симпозиум, проходивший в МГУ им. М. В. Ломоносова 21-24 марта 2012 года. Этому симпозиуму посвящена статья Фроловой О. Е., напечатанная в № 5 журнала «Русская речь» за 2012 год. В симпозиуме приняли участие 285 ученых из 31 страны. 415 докладов были напечатаны в сборнике «Трудов и материалов».

М. М. Фролова в № 5 журнала «Славяноведение» за 2012 год пишет о конференции «Россия и славяне», проходившей в Институте славяноведения РАН и посвящённой 110-летию со дня рождения выдающегося ученого-слависта С. А. Никитина. В статье рассказывается о наиболее интересных докладах, прозвучавших на конференции. В № 1 журнала «Гуманитарные и социально-экономические науки» за 2012 год Д. Б. Казанцева и А. В. Белов в статье «Русская философия ХIХ — ХХ вв. Об основных ценностях славянской культуры» рассматривают взгляды русских философов на духовный мир личности.

В № 4 Журнала «Русский язык в школе» за 2011 год Н. И. Горпинко и Е. Ю. Половникова предлагают сценарий: «Праздник, посвященный Дню славянской письменности». Авторы в занимательной форме расширяют лингвистический кругозор учащихся, пробуждая интерес к истории русского языка.

С. В. Рыбаков, доктор исторических наук, в статье «Духовный свет „Слова“ Иллариона Киевского» анализирует достоинства выдающегося произведения митрополита Иллариона «Слово о Законе и Благодати». Илларион на практике осуществлял принципы кирилло-мефодиевского православия, нацеленные на развитие книжной культуры и приобщения к ней самых широких масс людей. «Кирилл и Мефодий не только создали славянскую азбуку, но впервые систематизировали на славянском языке философские категории, обеспечив духовный взлет славянской культуры. Братья-просветители считали, что к Богу ближе тот, кто более просвещен», — так пишет в своей статье автор в журнале «История в подробностях», в № 6 за 2011 год.

В № 5/6 журнала «Московские епархиальные ведомости» за 2012 год рассказывается, как праздновался День славянской письменности и культуры в Москве. Приводится послание Патриарха Московского и Всея Руси Кирилла участникам праздника. Рассказывается о торжественном богослужении в честь святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, о многочисленных гостях, принимавших участие в Божественной литургии в Успенском Соборе Кремля, а также о крестном ходе и культурных мероприятиях в честь праздника. Эти же события отражены в № 6 «Журнала Московской Патриархии» за 2012 год.

В. М. Кириллин в статье «Апостолам равные» в № 5 журнала «Русский дом» за 2012 год пишет о равноапостольных Кирилле и Мефодии как создателях «фундамента, на котором построено прекрасное здание нынешней славянской культуры, занявшей свое почетное место в мировой культуре человечества». В № 2 журнала «Мир русского слова» за 2012 год рассказывается о международных научно-практических симпозиумах, посвященных Дню славянской письменности и культуры и прошедших в разныз городах России. В № 1 журнала «Живая старина» за 2012 год кандидаты филологических наук В. Е. Добровольская и А. Б. Ипполитова рассказывают о конференции «Славянская традиционная культура и современный мир». Конференция проходила с 24 по 26 мая 2011 года в Государственном республиканском центре русского фольклора. В ней приняли участие ученые из России и стран СНГ.

«Вся языки словенския утвердити в православии и единомыслии» — так озаглавлена статья А. Хлуденцова в № 4 журнала «К единству!» за 2012 год, издаваемого Международным общественным Фондом единства православных народов. Автор рассказывает о том, как складывалась традиция отмечать Дни славянской письменности и культуры, о праздновании этих дней в городах России.

Конь управляется и удерживается уздою, праведник. же - книгами. Не собрать корабля без гвоздей - не будет праведника без чтения книжного.

Как пленник всегда думает о родных своих, так и праведник - о чтении книжном. Красота воину - оружие и кораблю - паруса, так и праведнику - почитание книжное.

/Изборник 1706 года/

Предпосылки становления древнерусской культуры

Формирование древнерусского государства, включившего в свой состав множество славянских и неславянских земель, относится ко второй половине IX в. Необычайно богатой событиями, но и не во всем известной в деталях, была предыстория русского народа как одного из ветвей славян. Сами славяне принадлежат к древней индоевропейской семье, которая включает также германский, кельтский, иранский, греческий, индийский и др. народы.

Кочевые племена 4-5 тысяч лет назад населяли северо-восточную часть Балканского полуострова и Малую Азию. На рубеже III-II тыс. до н. э. расселение пастушеских племен дошло до Днепра. К середине II тысячелетия до н.э. в экономике племен, заселивших Восточную Европу) стало преобладать земледелие. Праславяне - одно из семейств этого этнического массива, занявшее территорию от Среднего Поднепровья до Озера и от северных склонов Карпат до Припяти. Археологическая культура этого региона относится к тшинецко-комаровской культуре XV-XII вв. до н. э. На рубеже II и 1 тыс. до н. э. зародилось пашенное земледелие и началось использование железа, что соответствовало чернолесской археологической культуре (X-VII вв. до н. э.).

С той поры народный эпос упоминал о кузнецах, кующих огромный плуг и побеждающих прилетающего с юга огненного Змея (образ воинственных кочевников-киммерийцев). Праславянам противостояли скифские племена, пришедшие на смену киммерийцам. Лишь в VI в. н. э., с началом Великого переселения народов, славяне стали упоминаться под своим собственным именем.

С этого времени заселившие почти половину Византийской империи славяне стали играть самостоятельную роль на политической арене раннесредневековой Европы.

Формирование древнерусской народности относится к IX-Х вв. Оно осуществлялось в процессе ассимиляции славян с финно-уграми и балтами. К тому же времени относится и появление понятия «Русь», «Русская земля». В широком смысле «Русь» означала все земли восточных славян, подвластные Киеву. В узком смысле (в географическом отношении) Русь - место южнее Киева, ограничиваемое реками Рось, Росава и Днепр.

Древнерусское государство сложилось во второй половине IX в. Это было раннефеодальное государство, хозяйственную основу которого образовало земледелие. Тем самым обеспечивалась прочность культурных традиций, перенятых Киевской Русью от скифских земледельческих племен, а также в целом от праславянской этнической общности.

Имея богатую предысторию, древнерусская культура ориентировалась в своем развитии на Визаптию, что было обусловлено близостью к праславянской этнической общности, примерно равным уровнем развития материальной культуры и выбором Древней Русью православия.

Начало культурной жизни Киевской Руси

Остановимся на основных достижениях материальной культуры рассматриваемого периода. Особо следует отметить, что по уровню ее развития древнерусское государство не уступало средневековым европейским государствам. Повсеместное распространение пашенного земледелия предполагало применение разнообразных орудий труда, что было связано с различными ремеслами. Были развиты такие отрасли ремесленного производства, как выплавка и обработка металла, обработка дерева, камня, кожи. Среди ремесленников выделялись мастера ювелирного дела, ткачи, гончары, иконописцы, переписчики книг и др.

Как известно, ремесленное производство связано с городским образом жизни. Древнюю Русь называли Гар-дарикой - страной городов.

Одним из древнейшим городских поселений на Руси считается Ладога, бывшая, по легенде, столицей Рюрика в 862-865 гг. Здесь, в северной Руси, согласно упоминаниям германских, арабских и персидских источников, к середине IX в. иерархия правителей увенчивалась высоким титулом кагана. Причиной этому послужило то, что Ладога с самого начала стала узлом торговых и культурных связей евразийского масштаба. Известному пути «из варяг в греки», сложившемуся в Х в., предшествовала организация в IX в. пути «из варяг в арабы».

На рубеже 1Х-Х вв. в летописях упоминались названия 25 городов, а накануне монголо-татарского нашествия их было уже около 300. Городские ремесленники были наиболее искусны в изготовлении различных изделий из железа, и в первую очередь - оружия и военных доспехов. Мастера-оружейники производили мечи, боевые топоры, копья, сабли, ножи, кольчуги, щиты, колчаны со стрелами и др. Среди этих мастеров раньше всех появилась специализация. Летописи упоминают о седельниках, лучниках, тульниках («тул» - колчан), щитниках и других мастерах. Весьма разнообразны были изделия ювелиров. Широкое распространение получили рельефная чеканка, литье, сканное (филигранное) искусство, техника зерни) черни и перегородчатой эмали.

С IX в. на Руси стал применяться гончарный круг, на котором изготовлялся широкий ассортимент глиняной посуды. В Киеве получило развитие стеклянное производство, секреты которого были полностью утеряны во время монголо-татарского нашествия и восстановлены лишь в XVII в., благодаря итальянским и немецким мастерам.

Большим уважением на Руси пользовались «древоделы» - плотники, строившие дома, церкви, монастыри, сооружавшие стены) башни и мосты, изготовлявшие бочки, деревянные гвозди и проч. В качестве жилища наиболее распространенными на Руси были деревянные срубы (как правило) 6х6 м) с деревянным же полом (пол мог быть и земляной) и потолком под двускатной крышей. Такой тип постройки - изба, т. е. жилье с печью, - сохранился как основной тип жилого строения в сельской местности и поныне. Другие названия избы - «истба», «истопка», «истобка». Печь топилась по-черному, дым уходил в прорубленные в верхних венцах окошки. К избам пристраивались другие срубы - сени, клети; в них печи не ставились, и они использовались под кладовки либо летние спальни. Различные варианты построек, основанием которых служила изба, назывались хоромами, гридницами, теремами и др.

Разнообразным был труд ремесленников, изготовлявших ткани и одежду. Портные швецы («порт» - одежда), скорняки («скора» - мех), опонники («опона» - дорогая ткань), ручечники («ручошник» - тонкий холст) и другие мастера играли заметную роль в повседневной жизни древнерусского народа.

Сравнительно высокий уровень развития материальной культуры обеспечил возможность естественного восприятия древнерусским народом византийской культуры, церковнославянской письменности и христианства. Процесс выбора киевским князем Владимиром Святославо-вичем из нескольких религий одной - православной как наиболее подходящей уму, чувствам и образу жизни русского человека, описан летописцем в «Повести временных лет». Это не может быть воспринято как некий элемент «духовной колонизации» со стороны Византии, со всеми вытекающими из нее последствиями. Важную роль здесь сыграл географический фактор, давший ряду авторов возможность проводить аналогию между древнерусскими городами и античными полисами. Система экономических, торговых, политических и культурных связей на Руси рассматриваемого периода - Руси городской, ремесленной, торговой - охватывала огромный регион, где реки играли такую же роль, какую имело Эгейское море для Древней Греции. Течение двух великих рек Восточно-Европейской равнины - Днепра и Волги - определило, несмотря на географическую близость Руси Западу, традиционный путь сначала к Греции, затем Византии, и, с другой стороны - на мусульманский Восток (по Волге вместе с товарами продвигались ислам и иудаизм)*.

Обилие рек и озер на территории Древней Руси обусловило наличие множества водных путей и разнообразие типов речных судов. Прокладывать дороги было трудно. Они быстро зарастали или заболачивались, появлялась необходимость постройки мостов. Поэтому сухопутные пути были распространены преимущественно в степных районах. Целый год потребовался Александру Невскому и его брату Андрею в середине XIII в. на путешествие из Владимира через столицу Золотой Орды Сарай в главный центр монгольских владений Каракорум, протяженность пути которого составила примерно 5750 км.

Здесь важно обратить внимание на весьма интересное обстоятельство. Выше говорилось о том, что Киевская Русь из всех религий приняла православную веру. В «Повести временных лет» это было описано весьма красочно. Но при этом надо учитывать тот факт, что русская государственность и культура формировались на основе славянского язычества под воздействием по крайней мере трех исторических сил. Таковыми являлись христианская Византия, исламский Хазарский каганат (а через него и Арабский халифат) и языческие викинги (норманны, или, в древнерусском употреблении - варяги). Взаимодействие этих исторических сил и этнических культур породило своеобразную цивилизационную структуру - Евразию, центр которой на протяжении четырех с половиной столетий (до начала монголо-татарского нашествия) перемещался из Ладоги в Клев, а затем во Владимир.

«Повесть временных лет» упоминает попытку киевского князя Владимира Святославича создать общегосударственный языческий пантеон еще в 980 г. Он стал княжить один в Киеве и «поставил кумиры на холме за теремным дворцом: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами и Хорса, Дажьбога и Стрибога, и Симаргла, и Мокошь».

Характеризуя подвижническую деятельность князя Владимира, Н. И. Костомаров дал развернутую характеристику языческой религии славянорусских племен. Религия последних, писал ученый, «состояла в обожении природы, в признании мыслящей человеческой силы за предметами и явлениями внешней природы, в поклонении солнцу, небу, воде, земле, ветру, деревьям, птицам, камням и т. н. и в разных баснях, верованиях, празднествах и обрядах, создаваемых и учреждаемых на основании этого обожания природы. Их религиозные представления отчасти выражались в форме идолов, но у них не было ни храмов, ни жрецов. У них были неясные представления о существовании человека после смерти: замогильный мир представлялся их воображению продолжением настоящей жизни... Они чествовали умерших прародителей, считали их покровителями и приносили им жертвы. Верили они также в волшебство, т. е. в знание тайной силы вещей, и питали большое уважение к волхвам и волхвицам, которых считали обладателями такого знания; с этим связывалось множество суеверных приемов, как-то: гаданий, шептаний, завязывания узлов и тому подобного. В особенности была велика вера в тайное могущество слова) и такая вера выражалась во множестве заговоров, уцелевших до сих пор у народа».

Язычество пронизало практически всю духовную жизнь древнерусского человека. Это нашло выражение в фольклорном творчестве, обрядах, заговорах, заклинаниях и даже в дипломатических отношениях. В договоре князя Игоря с греками от 944 года можно прочитать следующее: «А кто из русской стороны замыслит разрушить эту любовь, то пусть те из них, которые приняли крещение, получат возмездие от Бога Вседержителя, осуждение на погибель в загробной жизни, а те из них, которые не крещены, да не имеют помощи и от Бога, и от Перуна, да не защитятся они собственными щитами, и да погибнут они от мечей своих, от стрел и от иного своего оружия, и да будут рабами во всю свою загробную жизнь». Так языческое мировоззрение находило выражение в документах, регламентирующих отношения между государствами.

Язычество сохранило свою первозданную прелесть, образность и жизненность в сказках, преданиях, легендах, былинах. Одним из самых любимых народом былинных героев был Илья Муромец, в характере которого сочетались языческая свобода человека и христианская вера в сильную государственную власть.

Я иду служить за веру христианскую, И за землю российскую, И за стольный Киев град, За вдов, за сирот, за бедных людей И за тебя, молодую княгиню, вдовицу Апраксин), А для собаки-то князя Владимира Да не вышел бы я вон из погреба.

Так Илья Муромец обращается к богатырям, призывая их выступить против врагов, пытающихся захватить Киев. А князь Владимир - это тот самый Владимир Святославич, язычник, принявший в 988 г. христианство и крестивший Киевскую Русь.

Как же произошел переход от язычества к христианству? Историческая канва событий, приведших к христианизации Руси, такова. В 882 г. новгородский князь Олег подчинил города и земли вдоль пути «из варяг в греки» и сделал Киев столицей древнерусского государства, где он правил в 882-912 гг. В 907 г. Олег совершил поход против Византии, овладел Константинополем и заключил мирный договор. Князь Игорь, правивший на Руси в 912- 945 гг., продолжил объединение восточно-славянских племен. Его жена княгиня Ольга приняла христианство в Константинополе в 955 г., подав тем самым пример крещения. Но этим примером воспользовался не сын Игоря и Ольги, князь Святослав Игоревич, а его внук Владимир Святославич (Владимир Святой, правивший в 980-1015 годах)*. В попытке создать пантеон языческих богов Владимир Святой повторил ошибку вождей Римской империи, которые пытались ввести наряду с поклонением италийским богам культ божеств вновь присоединенных провинций. Как и тогда, намерение Владимира закрепить иерархию наиболее почитаемых у различных славянских племен богов во главе с племенным богом полян Перуном ни к чему не привело, что и вынудило его пойти на те действия, которые определили дальнейший ход не только духовного развития Киевской Руси, но и повлияли на решение геополитической задачи. С принятием христианства на Руси было остановлено наступление мусульманства на Европу (здесь под его влияние попали Испания и Южная Италия). Русь на многие века стала восточным бастионом европейской христианской цивилизации, унаследовав эту функцию от Византии. Принятие христианства разрешило проблемы международных связей Руси с другими государствами: стали обычными явлениями династические браки, улучшились условия торговли и т. д.

Здесь важно отметить то, что принятие в 988-989 гг. христианства на Руси было вполне естественным и закономерным процессом во взаимодействии Византии со славянским миром. Христианизация славян началась после их расселения на территории Восточно-Римской империи, в первую очередь в Македонии и Малой Азии. Здесь образуется своеобразный культурный мир, объединяющий греческие и славянские традиции уже начиная с конца V - начала VI вв.

Поэтому, предваряя рассмотрение вопроса о евразийстве как феномене русской культуры начала XX в., следует обратить внимание на феномен византинизма, во многом определившем ход развития древнерусской культуры. «Византинизм, - отмечает И. Экономцев, - это вселенский феномен, в формирование которого внесли свою лепту и греческий мир, и латинский Запад, и Ближний Восток, и Египет, а с VII-IX вв., когда уже можно говорить о византинизме как об особой культуре, отличной от позднеантичной и раннехристианской, - и славяне». Продолжая эту мысль, отметим, что в культурном бытии Киевской Руси византинизм, под влиянием двух других культур (арабского мира и викингов) и на основе славянской культуры трансформировался в евразийство.

С принятием христианства Киевская Русь получила широкий доступ к знаниям византийских ученых (историческим, естественнонаучным, эстетическим и др.). Здесь надо отметить, что вплоть до XII в. Византия экономически превосходила все европейские державы. Здесь были высоко развиты строительная техника, точные и естественные науки. Константинополь был «золотым мостом» (К. Маркс) между Востоком и Западом. Византия явилась прямой наследницей греко-римского мира и эллинистического Востока. Византийская культура впитала художественные традиции населявших ее народов (греков, сирийцев, коптов, армян, грузин, славян, населения Крыма и др.).

Христианство, победив язычество на территории Византийской империи в политическом отношении, было вынуждено ассимилировать античные традиции в философии, науке, литературе и искусстве, т. е. использовать весь арсенал языческой культуры. Так произошло и в Киевской Руси: противоборство язычества и христианства «выражалось пассивно» (Н. И. Костомаров). Язычество многие века уживалось с догмами церкви. В конечном счете принадлежность Руси к славянскому миру предопределила обращение ее именно к православию. В художественной форме это нашло выражение в «Повести временных лет» в словах послов Владимира, потрясенных греческой литургией: «Не можем мы забыть красоты той, ибо каждый человек, если вкусит сладкого, не возьмет потом горького; так и мы не можем уже здесь пребывать», т. е. в язычестве. Так сказалась особенность мировосприятия древнерусского человека, для которого язычество в его обрядовости, эпосе и пр. проявлениях, оставалось принадлежностью эстетического сознания в большей мере, нежели сознания религиозного. «И пришли мы в Греческую землю, - рассказывают те же послы, - и ввели нас туда, где служат они Богу своему, и не знали - на небе или на земле мы; ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как и рассказывать об этом. Знаем мы только, что пребывает там Бог с людьми, и служба там лучше, чем в других странах». Русский человек изначально искал в христианстве не закон, а благодать и красоту, которые выражались в пышности богослужения, литургии.

В русской православной культуре образуется своеобразное религиозное пространство-время, выходящее за пределы реального бытия с помощью образно-символического его восприятия. Так формируется циклическое время богослужения (суточное, недельное, годовое), которое определяет свой замкнутый мир культуры, организованный на основе религиозного культа.

Проследим теперь, как такое взаимопроникновение язычества и христианства нашло выражение в формировании духовной культуры древнерусского общества.

Основные достижения духовной культуры

При всей значимости язычества для древнерусской культуры со времени крещения Руси ведущим началом ее развития стала христианская традиция. Это нашло выражение в становлении письменности, в появлении первых литературных произведений, летописей и переводов иностранных авторов, в храмовом искусстве как синтезе всех других видов искусств.

Истоки русской письменности восходят ко времени язычества, что нашло выражение в текстовой фиксации важнейших правовых и политических актов. В договоре Руси с Византией 911 г. упоминалось об обычае русских купцов делать письменные завещания на случай смерти. Единственным пока прямым доказательством наличия дохристианской письменности является обнаруженная в Гнездовских курганах под Смоленском разбитая глиняная корчага (сосуд, напоминающий амфору), на которой сохранилась надпись «гороухща» или «горушка», т. е., по-видимому, «горчица». Надпись была сделана кириллицей. Это еще один аргумент, подтверждающий тесную связь Руси со славянским миром. Основой письменности явился церковно-славянский, по своему происхождению - болгарский язык. Как писал в «Очерке развития русской философии» Г. Шлет, «Нас крестили по-гречески, но язык нам дали болгарский». Кириллица, славянская азбука, была разработана в IX в. Кириллом Философом (827-869) для Моравии, а затем через Болгарию она проникла на Русь. Деятельность братьев Кирилла и Мсфодия (ум. 885) по распространению славянской письменности и вместе с ней передача славянам знаний, накопленных Византией, сыграли неоценимую роль в приобщении славянского мира и, в частности, Руси к самой развитой и богатой в то время цивилизации.

Следует отметить, что, помимо собственно византийского влияния, на становление культуры Киевской Руси накануне крещения 988 г. оказал влияние так называемый «болгарский фактор». Речь идет о «золотом веке» в истории Болгарии, связанном с годами правления царя Симеона (893-927). В эти годы в Болгарии зародились богословие, философия, логика, всеобщая история, география, астрономия, биология, лингвистика и другие разделы науки и культуры. На церковнославянский язык были переведены практически все основные произведения византийских богословов и ученых, жития святых, «Шестодневы» - естественно-научные энциклопедии того времени.

К примеру, «Шестоднев» Иоанна Экзарха Болгарского, написанного на рубеже IX-Х вв., представлял собой компилятивный перевод аналогичного произведения предшествовавших авторов, рассказывающего о мире, устройстве природы, человеке. «Шестоднев» был построен в виде комментария к библейской книге Бытия о сотворении мира (название «Шестоднев» - от шести дней творения). На Руси это произведение читали и переписывали вплоть до XVIII в. Памятники болгарской церковнославянской письменности и литературы были восприняты Русью и легли в основание русской литературы.

В XI-XIII вв. на Руси в обращении находилось около 130-140 тыс. рукописных книг нескольких названий. До нашего времени дошло около 80 книг этого периода (Изборники 1073 и 1076 г., Архангельское евангелие 1092 г. и др.). Книги писались на пергаменте «уставным письмом», были богато орнаментованы и украшены миниатюрами, имели переплеты с покрытием из серебра, золота и драгоценных камней.

В Киеве в 1037 г. Ярославом Мудрым была создана первая на Руси библиотека. В одной из летописей писалось, что Ярослав «и к книгам прилежал, читая их часто ночью и днем. И собрал писцов многих, и переводили они с греческого на славянский язык, и писали они книг множество, ими же поучаются верные люди...».

С самого своего зарождения письменность была уделом не только священнослужителей, но и простого люда. Обнаруженные в 1951 г. в новгородских раскопках берестяные грамоты (сейчас их количество составляет уже более 800), открывают нам мир повседневных забот древнерусского человека. На бересте велась переписка, делались хозяйственные записи, делали уроки ученики.

Весьма распространенными были эпиграфические памятники - надписи, сделанные на камне, дереве, металле. Так, указывались авторы тех или иных изделий, писались имена владельцев предметов быта и пожелания им. На серебряном сосуде (кратире) новгородского производства читаем надпись: «Господи, помози рабу своему Ко-стяньтину. Коста делал. Аминь». На другом - «Се сосуд Петров и жены его Марье».

Ярослав Мудрый способствовал распространению грамотности, организуя первые школы. Одни из них были при монастырях, в них готовили священнослужителей и обучали чтению, письму, пению и богословию. В школах высшего типа, для «лучших людей детей», помимо этого изучали философию, риторику и грамматику.

Кроме церковных книг, большим успехом пользовались книги светского содержания, переводные книги. «Александрия», рассказывающая о жизни и подвигах Александра Македонского, была составлена на основе легенд и преданий во II-III вв. н. э. и спустя тысячу лет переведена на Руси. «Повесть о Варлааме и Иоасафе» имела около 140 версий более чем на 30 языках цивилизованного мира. По богатству сюжетов, притч и диалогов эта «Повесть» занимала одно из первых мест во всей литературе средневековья. Столь же распространенным было «Сказание об Евстафии Плакиде», представлявшее собой классический вариант византийского романа: на первом плане личная судьба героев, любовная линия со сложным сюжетом, верховная власть Судьбы или Рока управляет всеми событиями, счастливый конец. Так и в «Сказании» - герои все делают во славу Христа, им изначально присущи самые благородные качества. Тот же Плакида - «Человек высокого и славного рода, имеющий более других золота и всякого добра; он был язычником, но украшал себя праведными делами, кормил голодных, поил жаждущих, одевал нагих, помогал бедствующим, освобождал из темниц и вообще стремился помочь всем людям. Была у него жена, тоже язычница, но, как и он, творила она добрые дела. У них родились два сына, и они воспитали их в тех же добрых традициях».

Для перевода древнерусские авторы выбирали книги гуманистической направленности, выражающейся в религиозной форме. Так, уже изначально в переводной, а вместе с тем и в отечественной литературе проявился принцип единства истины, добра и красоты. Спектр переводной литературы - от церковно-богословской до исторической, естественно-научной и апокрифической.

Апокрифы (от греч. «тайный, сокровенный») на Руси считались «ложными», «отреченными», не признаваемыми церковью сочинениями в противопоставление каноническим, «истинным» книгам. Апокрифы основывались на античной мифологии, дохристианской и восточной религии, фольклоре, и эллинистической философии. Приведем отрывок из апокрифа «Беседа трех святителей», утверждающего, но уже без апелляции к Богу, принцип единства трех добродетелей: «Что сильнее всего в человеке? Сильнее всего в человеке правда и любовь; такой человек не побоится ничего; правда и любовь спасают человека от смерти, а если человек воскрешает мертвых и передвигает горы, по пет в нем ни любви, ни правды, то он - ничто».

Наряду с переводной литературой широкое распространение получили произведения отечественных авторов. Известное «Поучение Владимира Мономаха», включенное в текст Лаврентьевской летописи 1096 г., написано в распространенном в средневековой литературе жанре обращения отца к детям. Эта «Грамотка» детям авто-биографична, Владимир приводит примеры из своей жизни, достойные подражания. В ней даются добрые советы и наставления. Как воинский устав звучит одно из таких наставлений: «На войну выйдя, не ленитесь, не полагайтесь на воевод; ни питью, ни еде не потворствуйте, ни сну; сторожевую охрану сами наряжайте, и ночью расставив воинов со всех сторон, ложитесь) а рано вставайте, а оружия снимать не торопитесь, не оглядевшись, из-за ленности внезапно ведь человек погибает».

Образцом для написания более поздних «хождений» явилось написанное не позже 1113 г. «Хождение Даниила» игумена Черниговского монастыря, который вместе с группой паломников, «дружиной», совершил путешествие в Иерусалим. Наряду с путевыми заметками Даниил включил в «Хождение» выдержки из Библии, апокрифов, различных литературных произведений, описания святых мест, хозяйственные наблюдения.

Особый вид литературных произведений, выразивших религиозную направленность культуры, представляют жития святых. Появление первых житий Ольги и Владимира Святого, Бориса и Глеба было связано с необходимостью создания отечественного пантеона святых, осмысления исторического развития страны и апологии божественной власти над людьми. Первые жития определили появление нового жанра - агиографической литературы.

Величайшим произведением, определившим еще в XI в. духовный стержень «русской идеи», которая проявилась во всем своем объеме лишь в XIX в., явилось «Слово о законе и благодати» киевского митрополита Илариона. Время написания «Слова» - 1037-1050 гг. Основная идея этого произведения - утверждение самостоятельности русской православной церкви и необходимость противоборства политическим и религиозным притязаниям Византии. «Как для нового вина нужны новые меха, - писал Иларион, - для нового учения нужны новые народы». Расширение влияния христианства возможно лишь при равноправных отношениях между народами. «Слово» Илариона является своеобразным гимном христианству на Руси и служит возвеличению исторической миссии русского народа.

Особое место в духовной культуре Киевской Руси занимали летописи. Появление их относится к XI в., а составлялись они вплоть до XVII в. Летописи, по словам академика Б. Д. Грекова, являлись одним из самых ярких показателей высоты древнерусской культуры. Они представляли не просто погодную запись событий, исторических или бытовых, а в своей совокупности образовывали систематизированный труд по истории русского народа. Учреждение митрополии, постройка Софийского собора в Киеве послужили поводом для составления первого летописного свода в 1037-1039 гг. Здесь, в Древнейшем своде, зародилась присущая для летописи погодная форма изложения событий, начинающаяся, как это было принято в средние века, с «сотворения мира» и расселения рода человеческого после всемирного потопа.

Основой для составления около 1 113 г. монахом Киево-Печерского монастыря Нестором «Повести временных лет» послужила другая летопись - Начальная. Ни одна летопись не дошла до нас в первозданном виде. Та же «Повесть» известна нам по летописным сводам XIV- XV вв. Нестор задался целью показать, «откуда есть пошла Русская земля, кто в Киеве нача первее княжити и откуда Русская земля стала есть». Он обобщает сведения о жизни не только Киева, но и Новгорода, Суздаля, Чернигова, что придает «Повести» общенациональный характер.

В середине XII в. центр политической и культурной жизни стал перемещаться из Киева во Владимир. Инициатором этого был первый великорусский князь Андрей Боголюбский (ок. 1111-1174). Начало таких преобразований совпало с периодом феодальной раздробленности, охватившей Русь в XII-XV вв. Некогда единая Киевская Русь в середине XII в. разделилась на 15 княжеств, а в XIV в. их число достигло почти 250.

Историки связывают начало распада единого государства и образование своеобразной федерации княжеств с годом смерти Мстислава, сына Владимира Мономаха (1136). «И разъдрася всея Русская земля», - писал о том времени летописец. К 1155 г. относится событие, означавшее политическое и культурное обновление Руси: основание Андреем Боголюбским центра государственного правления во Владимире-на-Клязьме и находящейся в 12 верстах от него княжеской резиденции в Боголюбове. Это положило начало новому направлению русской культуры - культуре Владимирской Руси XII-XIII вв. В первую очередь следует отметить строительное искусство, чему посвятил часть своей жизни князь Андрей. Здесь можно наблюдать удивительное повторение событий в истории культуры. Воинские подвиги князя сменились реализацией его беспримерной строительной программы. Она началась в 1158 г. строительством кремля в Боголюбове и Успенского собора во Владимире, а завершилась в 1165 г. постройкой триумфальных сооружений: Золотых ворот и храма Покрова-на-Нерли. Как пишет Г. Ю. Филиппов-ский, «Князь Андрей Юрьевич в подражание легендарному библейскому царю Соломону, потратившему 7 лет на свое строительство (об этом говорится в «Повести об убиении Андрея Боголюбского» - И. К.), осуществил обширную строительную программу также в течение семи лет».

Культура Владимирской Руси проявилась в расцвете ремесел и искусства в новом пространственно-временном измерении. Эту культуру по праву называют «золотым веком» в истории домонгольской Руси. В этот период культура, в отличие от культуры Киевской Руси, стала отходить от византийских канонов и ориентироваться на светскую тематику, возрождались традиции языческой Руси. В литературе это выразилось в создании таких замечательных памятников, как «Слово о полку Игореве» и «Сказание о чудесах Владимирской иконы Божьей матери».

«Сказание» было написано по следам передвижения центра культуры из Киева во Владимир. Литературной «героиней» «Сказания» была икона Божьей матери - сохранившаяся до наших дней византийская икона XI- XII вв., которую князь Андрей Боголюбский перенес во Владимир. Героем «Слова» был новгород-северский князь Игорь Святославович, совершивший поход против половцев в 1185-1187 гг.

Нам важно в данном случае обратить внимание на то, что и в том, и в другом произведении происходит своеобразный возврат к языческому наследию. И там, и там используется образ Солнца - ключевого для языческого мировоззрения славян. Действия главных героев подчинены природным стихиям - Солнцу, воде.

В культуре Владимирской Руси нашли выражение исторические преобразования, которые привели к образованию новой ветви славяно-русской народности) положившей начало великорусскому народу. Прежде, в IX- XII вв., в культуре Киевской Руси происходили процессы, обусловленные формированием древне-русской народности, на основе которой формировилась русская, украинская и белорусская народности. Но если на культуру Киевской Руси главным образом оказывали влияние культуры византийская и болгарская, то в контексте культуры Владимирской Руси стало возрождаться языческое мировоззрение. Впрочем, последняя в полной мере учитывала реалии современности. «Это был, - писал Н. И. Костомаров, - период благосостояния Восточной Руси. Земля населялась; строились церкви и монастыри; искусство поднялось до такой степени, что русские не нуждались более в иностранных мастерах: у них были свои зодчие и иконописцы».

Действительно, первые каменные храмовые сооружения в Киеве создавались с учетом византийского опыта и с помощью греческих мастеров (Десятинная церковь. Софийский собор). Софийский собор, строительство которого велось в 1037-1051 гг., был задуман не только как главный храм создававшейся русской митрополии (в 1051 г. в нем был торжественно провозглашен русским митрополитом Иларион), но и как центр общественной и культурной жизни.

Русские мастера привнесли новое в строительство храмов - придавали им многоглавие и пирамидальность, присущую деревянным постройкам Руси. В отделке храмов использовались мрамор, мозаика, фрески. В Софийском соборе присутствовали мозаики, выражающие образы греческой иконографии - Марии Оранты (молящейся Богоматери) и Христа-Вседержителя. В цветовой гамме этих мозаик обнаружено около 130 оттенков. Помимо мозаичных икон в соборе были представлены многочисленные изображения бытовых сценок, животных и птиц, фигур охотников, музыкантов и др.

Успенский и Дмитриевский соборы во Владимире, церковь Покрова Богородицы на Нерли и др. заключали в себе элементы, отличные от византийских архитектурных традиций. Наружная и внутренняя отделка были более богаты и выразительны. Широко применялась каменная резьба, в частности, в Дмитриевском соборе, внешние стены которого украшены композицией из рядов растительного и животного орнамента, не связанного с религиозными сюжетами. Здесь же присутствует сцена, заимствованная из романа «Александрия». Художник изобразил вознесение Александра Македонского. Техника резьбы по камню копировала традиционную для русских строений резьбу по дереву. Столь же самостоятельный архитектурный стиль был присущ храмовым памятникам Новгорода, Пскова, Юрьева-Польского, Ярославля. Культура Владимирской Руси оказала большое влияние на культуру сопредельных русских земель, получила широкое распространение.

Подводя итог вышесказанному, необходимо отметить следующее. Основу материальной культуры, начиная с Киевской Руси, определяло пашенное земледелие. Оно задавало и соответствующие направления развитию ремесел и городской культуры в целом. В этом отношении Древняя Русь домонгольского периода никак не может рассматриваться как более отсталая по сравнению с Западной Европой. Духовная культура этого периода, находясь под воздействием трех исторических и этнических сил, примкнула к христианской, православной традиции, которая подчинила себе славянский мир. Так шел процесс зарождения евразийской цивилизации, важную часть которой составляла культура Древней Руси.

На территории современной России проживает много разных народов, больших и малых. Каждый из них прошёл свой исторический путь и сохранил черты собственной культуры. В единое государство их объединил русский народ, он же решающим образом повлиял на формирование и развитие отечественной культуры. В свою очередь русские как народность, затем нация складывались на основе восточного славянства, но при заметном участии его ближайших соседей - финно-угров, балтов, тюрков. НА российскую государственность и русскую культуру изначально влияли более отдалённые и могущественные поначалу соседи - православная Византия, иудейская Хазария, католические королевства Запада и Севера Европы. Поэтому своими отдалёнными корнями наша цивилизация уходит в древний и средневековый мир Евразии.
Глубинные истоки славянской истории и культуры возможно представить только по данным языкознания. Славяне по своей речи относятся к индоевропейской семье языков. Эти наречия постепенно отделялись от гипотетически единого праязыка, вместе с народами, покидавшими изначальную территорию расселения индоевропейцев. Так возникли языки индийские, иранские, романские, германские, балтские, славянские и прочие, им родственные. На них говорят почти все народы, заселившие Европу на протяжении нескольких тысячелетий, начиная с конца неолита (нового каменного века) и начала эпохи бронзы (около середины IV тыс. до новой эры), и кончая веком раннего железа (с рубежа II и I тыс. до н. э.). Их переселение сюда шло несколькими «волнами», с востока (из Северной Ин- дии, малоазиатской Анатолии, с Кавказа и Приуралья) на запад Евразий- ского континента. Они несли с собой передовые по тем временам достиже- ния культуры - развитые отрасли хозяйства (разнопородное скотоводство, плужное земледелие, керамическую посуду, металлическое вооружение); начала социально-политической иерархии в обществе; сложные мифо- религиозные представления, связанные с Ведами (на санскрите - знание)- священным преданием арийских племен. Жившее по разным сторонам Европы раньше население было уничтожено индоевропейцами или же смешалось с ними. Представители иных языковых семей удержались толь- ко на крайнем севере (финно-угры, уральцы по происхождению) и на са- мом юге (носители разнотипных кавказских наречий).
Сравнительно-историческим языкознанием установлено, что праро- дина славян находилась в стороне от моря, гор и степей; на лесной равнине с умеренным климатом, среди рек, озер и болот. Сопоставление подобной лексики с результатами археологических раскопок указывает на области Центральной Европы, находящиеся где-то в бассейнах Вислы, Одера, затем Дуная и, наконец, Днепра. Территория, на которой складывалось славянст- во, меняла свои очертания, пересекаясь с землями предков иных народов. Соседями будущих славян на западе были кельты, на северо-западе гер- манцы, на северо-востоке балты, а с юга фракийцы, затем ираноязычные скифы и сарматы. В процессе своего этногенеза эти народы взаимодейст- вовали, обменивались культурными достижениями и соответствующими им языковыми терминами (в славянских языках германизмами являются такие слова, как князь, хлеб, купить, долг, меч, шлем, котел, блюдо и дру- гие; иранизмами бог, хорошо, топор, собака, лошадь, хата, слово и другие; почти у всех этих слов есть и собственно славянские кальки: вождь, жито, всевышний, добро, секира, пес, топор, миска, конь, дом, речь и т.д.). Наи- большее родство у славянских языков обнаруживается с балтскими. По- видимому, довольно долго существовала балто-славянская этнокультурная общность. Она вынужденно распалась накануне окончательного оформле- ния нынешних европейских народов. Так что славянская речь отделилась от балтской. Кроме того, на финальных этапах своих переселений с Дуная в поисках окончательных родин, отдельные группы славянства смешива- лись с аборигенами разных районов Восточной Европы. Поэтому, между прочим, у славяноязычных народов столь разнотипна антропология (цвет волос, глаз, телосложение), да и бытовая культура.
Античные писатели, описывавшие этнополитическую карту Европы рубежа старой и новой эр, упоминают целый ряд народов, названия кото- рых историки обычно относят к ранним славянам (венеты, анты, склави- ны). Однако вплоть до середины, а то и последней трети I тысячелетия но- вой эры затруднительно определить те или иные археологические культуры 1 как безусловно славянские. Дело в том, что этничность и материальная культура, чьи остатки изучают археологи, не всегда совпадают. Предки славян могли входить как один из этнических элементов, преобладающий или подчиненный, в такие археологические культуры, сначала поочередно, а затем совместно занимавшие юг Восточной Европы в I тыс., как заруби- нецкая, киевская, пражско-корчакская (склавины?), пеньковская (анты?), колочинская (венеты?), волынцевская. Их объединяют такие признаки, как обряд похорон (трупосожжение), тип жилища (полуземлянки, топившиеся печами по-чёрному, без дымоходов), комплекс хозяйственного инвентаря (лепная, баночного типа посуда, железные серпы, топоры, двушипные на- конечники стрел и кое что ещё); набор престижных украшений костюма, различавшихся у отдельных группировок славян (разных форм фибулы- застёжки верхней одежды; височные кольца, вплетавшиеся в женскую при- ческу, либо носившиеся в ушах как серьги; прочие подвески). Всюду, куда приходили разные группы славян, они сохраняли этот относительно про- стой, но универсальный набор элементов материальной культуры, а затем изменяли, пополняли его за счет заимствований у предшественников и со- седей. Раннеславянские поселения оставались по большей части неукреп-лёнными - селищами, культурный слой которых невелик и беден наход- ками (сказались частые переселения и войны).
Наиболее для той эпохи развитой (по провинциально-римским об- разцам) и обширной по занимаемой территории (от Дуная до Дона) была черняховская культура - раннеполитическое объединение разных народов (даков, сарматов и подчиненных ими поздних скифов, праславян, иных племён) во главе с германцами-готами III –V вв. н. э. (так называемая «держава Германариха» и его преемников). «Черняховцы» активно торго- вали с греческими колониями Причерноморья и северными провинциями Рима, усваивая и по-своему перерабатывая их высокие по тем временам производственные технологии (в особенности керамистику - прагерман- ские культуры, в отличие от раннеславянских, не «баночные», а «мисоч- ные» и «амфорные»). Клады римских монет-денариев маркируют направ- ления этих контактов по всей Восточной Европе (включая поречье Сейма).
Под конец IV века германское влияние здесь оказалось прервано вторжением полчищ кочевников-гуннов из степей Центральной Азии, кото- рые безжалостно разгромили союз народов во главе с остготами - все черняховские поселения гибнут в пожарах. На широких просторах Евразии началась и вплоть до VII века, а то и позже продолжалась эпоха Великого переселения народов, в котором приняли участие и ранние славяне. Все но- вые орды азиатов (в основном тюркоязычных - аваров, венгров, булгар, печенегов, половцев) периодически прокатывались по степям Северного Причерноморья в поисках добычи и свежих кочевий. Славяне, в свою оче- редь, возглавили нападения варваров 2 на Византийскую империю, захва- тив север Балканского полуострова и неоднократно осаждая Константино- поль. Их раннеполитические объединения (вождества-«славинии») заняли доминирующее место готов в центре и на востоке Европы.
К исходу I тысячелетия культурное единство славянского мира сме- нилось обособлением таких его ветвей, как южное, западное и восточное славянство. Восточные славяне, в свою очередь распались на группы, ко- торые неточно называют «племенами», либо «союзами племен». Племя, собственно, состоит из нескольких экзогамных родов (между которыми за- ключаются браки). В результате долгих, многоэтапных переселений у сла- вян сложились скорее соплеменности - более или менее тесные (культур- но и политически) и масштабные объединения семейно-территориальных
общин. Их крупные группы отличались друг от друга диалектами общесла- вянской речи, особенностями костюма, некоторых других проявлений культуры; уровнями социально-политического развития. Так, на Правобе- режье Днепра к IX в. сложилась лука-райковецкая, а на Левобережье - роменская культуры, обе уже бесспорно славянские.
В начале русской летописи уточняется, что на северо-западе, в лес- ной зоне, по соседству с финнами-чудью разместились чересполосно словене ильменские (вокруг озера Ильменя) и кривичи (потомки легендарного жреца Криве); на западе - дулебы (распавшиеся на волынян и бужан), дреговичи (между Припятью и Двиной, среди болот-«дрягв»); в Среднем Поднепровье - древляне (жившие в лесах-«деревах»), поляне (на равнин- ной местности, среди возделанных земледельцами полей); на Левобережье Днепра - северяне (по Десне, Суле, Сейму; пришедшие сюда, как видно, уже с севера; согласно летописцу, «от кривичей»), радимичи (по Сожу), вятичи (в Поочье; потомки летописных вождей Радима и Вятко, привед- ших сюда своих сородичей из ареала западных славян - «от ляхов»); юж- нее, по нижним течениям Днестра и Буга - уличи, тиверцы. Иные из таких же славянских группировок не пережили вражды с воинственными соседя- ми и покинули свои земли, остались для потомков безымянными (как, на- пример, носители боршевской культуры в воронежском Подонье).
У части славянских народцев, тех, что оказались в центре Восточной Европы, подальше от иноземных государств, уже появились собствен- ные политические объединения-княжения; остальные жили, по выражению иностранных наблюдателей, «в народоправстве»; согласно летописцу Не- стору, «сами собой владели», - политически их объединяло только ополчение вооружённых мужчин на случай войны, да выплата дани более силь- ным соседям, в чью политическую орбиту они поначалу входили.
Славянское заселение Восточной Европы носило характер кресть- янской колонизации. При подсечно-огневой системе земледелия пашня периодически истощалась, скоту не хватало полноценных пастбищ. Тогда часть больших, многопоколенных семей (летописные роды) отселялись из уже обжитых районов куда подальше. На новых угодьях они селились вдоль по течениям рек, их притоков отдельными хуторами, состоящими из нескольких дворов. На возвышенных речных берегах у леса огнем отвое- вывались новые участки для пашни, отыскивались деревья-борти с медо- носными пчелами, тропы охотничьих зверей; в речных поймах размеща- лись промысловые угодья - огороды, сенокосы, смолокурни, солеварни; рыбные ловли; кузнечные, гончарные, прочие мастерские. Основной рабо- чий материал - железо «вываривали» из болотной руды-крицы. Силами десятка-другого таких деревенек выстраивалось их центральное поселение (для археологов теперь - городище), укреплённое рвом, земляным валом и частоколом из огромных бревен - как общее укрытие в случае военной опасности; в обычных условиях за их стенами размещался руководящий округой род. Эти поселки летопись именует градами. Одни из них впо- следствии запустели или были разрушены врагами, зато другие преврати- лись в настоящие города отечественного Средневековья (вроде Киева или, допустим, Курска).
Таким образом, труд свободного земледельца, ремесленника и про- мысловика, способного прокормить и защитить себя и своих близких от врага и грозных сил природы, - вот материальная основа культуры и всей дальнейшей общественной жизни славян, затем Руси.
Внешние - политические и экономические факторы заметно активизировали историческое развитие восточного славянства. Ведь наивысше- го уровня культуры в мире I тысячелетия достигли мусульманский Восток и православная Византия - они сохранили и преумножили античное на- следие (литературу, философию, науку, медицину, величественную архитектуру, имперскую власть с развитым аппаратом управления и регуляр- ными армией, флотом). Остальная Европа только поднималась из руин по- сле римско-варварских войн. А славяне, тем более восточные, в своей мас- се находились в наибольшем отдалении от греко-римского мира и его культуры. Наша Начальная летопись застает большинство восточнославян- ских группировок данниками соседних, более воинственных и могучих на- родов. Северные «племена» (словене, кривичи, их соседи-финны - лето- писные чудь, меря, весь) платили дань «варягам из-за [Балтийского] моря», а южные (северяне, радимичи, вятичи, одно время поляне) - хазарам, чье разноплеменное государство-каганат 3 контролировало обширные про- странства Азово-Каспийского междуморья от Северного Кавказа до Верх- него Поволжья. Торгово-ремесленно-военные поселения скандинавов, на- чиная с VIII века, появились в ключевых точках на водных трассах восточ- ноевропейского Севера, Запада и Востока (Ладога, Волхов, Западная Дви- на, Верхние Днепр, Волга). А белокаменные крепости с хазарскими гарни- зонами цепочкой обогнули славянскую территорию с юго-востока, по Дону и Северскому Донцу. Хазарский Каганат почти на три века заслонил Евро- пу от вторжения новых кочевников из-за Волги и арабов на Кавказе. Наём- ные дружины варягов-руси страховали славян балтийского ареала и их со- седей от набегов своих же соплеменников-викингов 4 с Балтики. Именно варяги возглавили походы коалиционных войск северных «племён», преж- де всего славянских, на Византию, проторили к X веку «путь [по Днепру и Чёрному морю] из варяг в греки и из грек» обратно на Балтику. Не ограни- чиваясь Причерноморьем и Константинополем, варяжские дружины пре- одолевали границы Хазарии, пиратствовали на Каспии; с купеческими ка- раванами доходили до приуральской Волжской Булгарии и даже до Багда- да. За пушнину и рабов там платили высокие цены в серебре.
В итоге той бурной эпохи скандинавы, хазары и славяне, прочие на- роды Восточной Европы, не столько воевали между собой, сколько все ак- тивнее торговали и вообще союзничали. Причем не только друг с другом, но и с арабами, немцами, византийцами, купцами из других стран, которые в погоне за невиданными у себя на родине барышами пересекали целые континенты сухопутными, а особенно более экономичными и безопасными речными путями. Возросший с помощью варягов и хазар приток к славя- нам престижного импорта (массы арабских серебряных монет-дирхемов, разнообразных бус и прочих украшений, высококачественного вооружения и модной амуниции) стимулировал у них развитие товарного хозяйства, его экспортные статьи (пушнина, зерно, мёд, воск). Из мелких хуторов населе- ние стягивалось в пункты международного обмена - первые города. Ли- деры таких общин, собирая дань для чужеземцев (по серебряной монете и беличьей шкурке с каждого двора-дыма) и организуя транзитную торгов- лю, попутно богатели сами, укрепляли собственную власть уже как госу- дарственную, публичную; создавали постоянное войско-дружину.
У всех славянских народов - восточных, южных и западных сов- падают древнейшие представления о своих родоначальниках и характере их власти. Восточнославянские поляне помнили о семье легендарного ос- нователя Киева - Кие, его братьях Щёке и Хориве, их сестры Лыбеди. Первые польские князья возводили свой род к легендарному Пясту и его родичам. У чехов бытовало предание о мудрой Либуше и её муже Прже- мысле. Как видно, власть рождается среди славян как коллективная, с уча- стием женщин; внутренняя - первые князья выделяются из самих родо- племенных коллективов. Первоправители занимаются не военным делом и не торговлей (как у германцев или азиатов), а исключительно мирными профессиями - они пахари, охотники, кузнецы. Власть устанавливается мирным путём; сначала в отдельных родах, а затем благодаря мудрости и щедрости их лидеров распространяется на весь отдельный народ.
Итак, на арену всемирной истории славяне выходят во второй поло- вине I тысячелетия новой эры со средним (по меркам раннего Средневековья), но весьма устойчивым и перспективным уровнем культуры. Вопреки многочисленным войнам и нашествиям, экологическим бедствиям и бла- годаря периодическим миграциям, славянство за первые века своего само- стоятельного существования многократно разрослось и расселилось на об- ширных пространствах Европейского континента. Славянские «племена» заняли громадную территорию от Адриатического и Чёрного морей на юге
до Балтийского моря на севере; от Эльбы (Лабы) на западе и до Урала на востоке. Цивилизационный тип славян - по преимуществу мирных земле- дельцев, скотоводов и промысловиков - обеспечил их открытость широ- ким международным контактам. Восточная часть славянства в начале сво- ей собственной истории активно взаимодействовала с разными народами и государствами Европы и Азии (в первую очередь христианской Византией, иудейской Хазарией, мусульманским Арабским Халифатом и другими). Образцы их духовной и политической культуры творчески соединялись славянством со своими собственными традициями. На этнокультурной ос- нове восточных славян, а также их иноязычных соседей (аборигенов и пришельцев с севера и юга) к началу II тысячелетия сформировалось одно из крупнейших государств Европы - Русь.

Глава пятая.

Истоки славянской культуры.

Приступая к сквозному обзору того или иного тематического раздела истории славянства на протяжении нескольких тысячелетий, каждый исследователь должен изложить свою точку зрения на происхождение и исторические судьбы славян, очертить хронологические и территориальные рамки этих процессов в своем понимании. Проще всего было бы сослаться на работы тех или иных исследователей, взгляды которых представляются приемлемыми, но, к сожалению, в вопросах славянского этногенеза существует значительная разноголосица, и полностью согласиться с тем или иным автором безоговорочно не представляется возможным. Можно лишь взять наиболее обоснованные, солидно аргументированные элементы как материал для дальнейших размышлений. В связи с отсутствием единого всепримиряющего взгляда на эту сложную проблему и при различии подходов к ней каждая новая работа поневоле будет субъективной; это в равной мере относится и к данной книге.

После длительных споров о формах и причинах образования народов сейчас стало ясно, что этот процесс протекал неоднозначно: необходимо учитывать расселение какой-то группы, связанное с естественным размножением, из одного, сравнительно небольшого центра; необходимо учитывать переселения и колонизацию. Все эти виды расширения в ряде случаев связаны с вопросами субстрата и ассимиляции; последняя может быть в двух вариантах: пришельцы растворяются в туземной среде или же подчиняют её себе, уподобляют себе.

Одновременно с этим параллельно расширению может идти процесс культурной интеграции племен. Сближающиеся племена могут быть близкородственны, могут быть отдаленнородственны (это по-разному сказывается на выработке культурного единства), а могут оказаться и совершенно чуждыми своим соседям.

В процессе интеграции на стадии высшего развития первобытности большую роль играет завоевание или временное подчинение, выдвижение на короткий срок племени-гегемона, имя которого может быть незаконно распространено на подчиненные племена и тем самым превратно понято географами из цивилизованных стран.

С разными народностями, а в особенности с занимавшими обширное пространство, нередко происходило расщепление их единства (временное или окончательное) благодаря вовлечению их в разные сферы влияния, появлению двух или нескольких культурных областей вне самой народности, по-разному влиявших на неё. В результате это создавало видимость распада или даже исчезновения народности.

Исторический процесс таков, что все перечисленные явления могли происходить одновременно, и притом с разной интенсивностью, в разных районах, заселенных единой народностью, что чрезвычайно запутывало этногенетическую картину.

Вывод из сказанного таков: процесс формирования народности настолько сложен и многообразен, что ожидать полной определенности, точности этнических границ, четкости этнических признаков, разумеется, нельзя.

Весьма условны и так называемые этнические признаки. Язык того или иного народа, наиболее явный этнический признак, может быть средством общения и других народов; нередко образуется длительное двуязычие (особенно при чересполосном поселении народов), тянущееся веками. Иногда язык прадедов забывается, а этническое самосознание остается.

Антропология, исследующая многообразие физических типов человека, показала, что полного совпадения с лингвистическими ареалами нет, что язык и физический тип могут совпадать, но могут и не совпадать.

Антропологи на своих картах показали ту сложность реального исторического процесса, ту перепутанность и переплетенность племен и народов, которые были результатом расселения, колонизации, интеграции, ассимиляции и т. п. В вопросах небольшого географического диапазона антропология может дать очень точные и важные для науки ответы, но в вопросе о происхождении славян выводы антропологов вторичны: если историки или лингвисты предполагают, что на какой-то территории в определенное время проживали славяне, то антропологи могут указать преобладающий физический тип здесь, его сходство или различие с соседними и второстепенные типы, наличествующие здесь же.

При увеличении палеоантропологического хорошо датированного материала в дальнейшем антропология, вероятно, распутает многие сложные узлы славянского этногенеза, но здесь всегда будет серьезным препятствием многовековой обычай кремации, оставивший невосполнимые белые пятна на палеоантропологических картах.

Надежным, но не безусловным источником является история материальной культуры, и в первую очередь археология. Главным преимуществом этой науки является оперирование конкретным материалом, реальными остатками древней жизни. Особенно важна точная датированность вещей и сопоставимость по хронологическим осям – по горизонтали для одновременно существующих культур и по вертикали для культур более ранних и более поздних.

Однако памятники материальной культуры (включая сюда археологию и этнографию) таят в себе некоторые опасности: на одном языке могут говорить люди с разной системой хозяйства и разным бытом; вместе с тем единая этнографическая материальная культура может покрывать собою народности, принадлежащие к самым чуждым друг другу языковым группам. Поясню это примером. Эстонцы и латыши за время тысячелетнего соседства выработали давно очень сходную культуру; сходство проявляется в ряде признаков уже со средних веков, а между тем одни принадлежат к финно-угорской языковой семье (эстонцы), а другие – к индоевропейской (латыши). Трудно зрительно воспринять единство населения рязанских деревень XIX в., с их есенинскими соломенными крышами, тесными (в прошлом курными) избами и бедным земледельческим бытом, с богатыми усадьбами донских казаков, построенными в совершенно иной технике, усадьбами, полными скота, оружия и одежды кавказского типа. А между тем и рязанцы и донцы не только русские люди, но и люди, говорящие на одном южновеликорусском наречии, более того – на одном варианте диалекта.

В обрядах, обычаях и песнях тех и других очень много общего.

Но если посмотреть на донцов и рязанцев XVIII – XIX вв. глазами будущего археолога, то можно безошибочно предсказать, что он убежденно отнесет их к разным культурам. Наше преимущество в том, что мы знаем язык, обычаи, песни как рязанских крестьян, так и донских станичников и можем установить этническое тождество. Более того, благодаря письменным источникам мы знаем, когда и почему одни обособились от других: ещё в конце XV в. Иван III запрещал рязанской княгине Аграфене отпускать людей на Дон; значит, уже тогда начался отток рязанцев на юг, уже пятьсот лет назад начало формироваться донское казачество. При суммировании археологических данных мы в большинстве случаев лишены таких возможностей контроля наших, кажущихся нам точными, выводов.

Углубление в безмолвную археологическую древность в поисках корней позднейшего славянства не безнадежно, как может показаться из приведенных выше примеров, так как археологическое единство («археологическая культура») в большинстве случаев, по всей вероятности, отражает этническую близость, но помнить об исключениях (частота которых нам неизвестна) мы должны. Совершенно естественно, что для такого углубления необходимо использование всех наук, невзирая на условность и неполноту некоторых данных.

Применительно к древним славянам нам прежде всего хотелось бы знать, где находилась так называемая прародина славян.

Прародину не следует понимать как исконную область обитания единого народа с единым языком. Прародина – это условная, с сильно размытыми рубежами территория, на которой происходил необычайно запутанный и трудноопределимый этногенический процесс. Сложность этногенического процесса состоит в том, что он не всегда был одинаково направлен: то сближались между собой постепенно и неприметно близкородственные племена, то поглощались и ассимилировались соседние неродственные племена, то в результате покорения одних племен другими или вторжения завоевателей процесс поглощения ускорялся, то вдруг появлялись разные исторические центры тяготения, родственные по языку племена как бы расщеплялись, и разные части прежнего общего массива оказывались втянутыми в другие, соседние этногенические процессы. Дело усложнялось с переходом первобытности на высшую, предгосударственную ступень, когда образовывались союзы племен (что; делалось не всегда по принципу их родственности), вырабатывался какой-то язык общения разнородных частей союза. Возникновение государственности обычно завершает этногенический процесс, расширяя его рамки, вводя общий государственный язык, закрепляя его письменностью и сглаживая локальные различия.

Исходя из этой, далеко не полной, картины хода этногенического процесса, немыслимо искать для его начальной поры какую-либо географическую определенность и жесткость этнических границ.

Историография вопроса о прародине славян очень обширна, излагать её здесь подробно не имеет смысла.

Одних историко-лингвистических материалов, на которые опирались ученые XIX в., было недостаточно для решения проблемы этногенеза. Значительно более устойчивые данные были получены при сочетании лингвистических материалов с антропологическими и археологическими. Первым таким серьезным обобщением был труд Л. Г. Нидерле . Прародина, по Нидерле (применительно к первым векам н.э.), выглядела так: на западе она охватывала верхнюю и среднюю Вислу, на севере граница шла по Припяти, на северо-востоке и востоке прародина включала в себя низовья Березины, Ипути, Десны и по Днепру доходила до устья Сулы. Южный рубеж славянского мира шел от Днепра и Роси на запад по верховьям Южного Буга, Днестра, Прута и Сана.

В последующее время выявились две тенденции: одни ученые видели прародину славян предпочтительно в восточной половине того пространства, которое очертил Нидерле (на восток от Западного Буга или от Вислы), в то время как другие исследователи предпочитали его западную половину – на запад от Буга и Вислы до Одера, т. е. на территории современной Польши . Степень убедительности аргументов висло-днепровской и висло-одерской гипотез примерно одинакова: и там и здесь есть свои основания. Отсюда возникала мысль о возможности сближения, точнее, объединения обеих гипотез с тем, что прародиной славян можно считать все пространство от Днепра до Одера.

Хронологически это обычно приурочивалось к рубежу нашей эры, к тому времени, когда появляются первые письменные сведения о венедах, предках славян. Археологически это совпадало с областью двух сходных культур – зарубинецкой и пшеворской. Изыскания лингвистов показали, что обособление праславян от общего индоевропейского массива произошло значительно раньше, во II тысячелетии до н. э., в бронзовом веке. Археологи начали примерять те или иные культуры бронзового века к предполагаемой прародине. Любопытный конфуз произошел со сторонниками западной, висло-одерской гипотезы, которую польские археологи называли «автохтонной».

Польский ученый Стефан Носек обратил внимание на так называемую тшинецкую культуру бронзового века (примерно XV – XII вв. до н. э.), которая по времени очень хорошо соответствовала новым данным лингвистов о времени отпочкования славян. Ареал этой культуры, определенный по довоенным раскопкам польских археологов, совпадал с польской государственной территорией и тем самым как бы подтверждал местное, автохтонное происхождение всего славянства.

Носек даже написал в 1948 г. статью под таким торжествующим заголовком: «Триумф автохтонистов» . Однако тшинецкая культура сильно подвела автохтонистов, в том числе и самого Носека: каждое новое археологическое исследование расширяло ареал этой культуры в восточном направлении. Памятники тшинецкой культуры благодаря исследованиям Александра Гардавского и С. С. Березанской выявились далеко на востоке – не только за Бугом, но даже и восточнее Днепра.

Другими словами, тшинецкая культура в её современном виде подтвердила взгляды не польских автохтонистов, а взгляды Нидерле, но с поправкой на полторы тысячи лет в глубь веков.

Владимир Георгиев, исходя из языковых данных, определяет такие этапы древнейшей истории и предыстории славянства: в III тысячелетии до н. э. – этап балто-славянской общности (это положение нередко оспаривается); рубеж III – II тысячелетий – переходный период. Вторым переходным периодом является начало I тысячелетия н. э. Таким образом, почти все II тысячелетие до н. э., т. е. бронзовый век и начало железного, Георгиев отводит формированию и развитию праславян . Б. В. Горнунг ещё более определенно говорит об обособлении праславян в середине II тысячелетия до н. э. и прямо связывает праславян с тшинецкой и комаровской (более развитой вариант тшинецкой) культурами .

Обширная область тшинецкой культуры в её окончательном виде снова возродила представление о славянском массиве от Днепра до Одера в полном согласии с новейшими лингвистическими данными о времени выделения славян.

Польский археолог Витольд Гензель полностью принял новые открытия и на них построил свою карту расселения праславян и их соседей в конце II и начале I тысячелетия до н. э. Тем не менее старая автохто-нистская гипотеза все ещё находит защиту, но на этот раз не у польских, а у советских исследователей. Я имею в виду книгу В. В. Седова .

Своим неоспоримым преимуществом В. В. Седов считает последовательное и строгое применение ретроспективного метода, который действительно производит впечатление вполне объективной научности: исследователь при своем движении в глубь веков исходит от хорошо известного позднего к полуизвестному раннему и, наконец, переходит к самому древнему, мало или совсем неизвестному. В принципе этст метод бесспорен, и им необходимо пользоваться при любом историческом исследовании. Но в археологии он часто базируется на двух допущениях: во-первых, предполагается, что у каждого народа есть в археологическом материале свои устойчивые этнические признаки, опознаваемые на протяжении многих столетий, так сказать, свой «этнический мундир», а во-вторых, признаются (априорно) плавность и непрерывность эволюции, обеспечивающие опознание этого мундира .

В. В. Седов настаивает на выявлении «генетической преемственности». Слово «генетическая» в применении к глиняной посуде, топорам и погребальным сооружениям не может, разумеется, пониматься в прямом смысле. Лучше было бы ввести понятие «прототип», исключив родственные связи горшков и застежек. На серьезные методические раздумья наводит тезис исследователя о том, что «если полной преемственности (генетической. – Б. Р.) не обнаруживается, то неизбежен вывод о смене одного этноса другим или о наслоении одной этноязыковой единицы на другую» .

Такая постановка вопроса заставляет нас исключить из процесса исследования два существенных фактора в жизни первобытных племен: во-первых, влияние одной группы племен на другую или высокой цивилизации на варваров, а во-вторых, возможность внутреннего скачка, связанного с изменением хозяйственной формы, появлением новой социальной структуры или с изменившейся внешнеполитической обстановкой. Археология – вполне историческая наука, и она повествует нам не только о спокойной, ничем не прерываемой эволюции, но и о резких изменениях, внезапном упадке той или иной культуры (не означающем, впрочем, того, что весь народ вымер) или, наоборот, о быстром рождении новых хозяйственных и бытовых форм, что хорошо отражается в археологическом материале и производит впечатление смены культур, смены этноса.

Переход к пастушеству в начале бронзового века привел к рождению новых форм материальной культуры (посуда, боевые топоры) и к сильному перемешиванию медленно расселявшихся племен.

Завоевание Дакии римлянами во II в. н. э., приведшее к полной смене дакийских наречий латинским языком, оказало сильное влияние на те народы, которые в результате этого завоевания оказались на несколько столетий непосредственными соседями Римской империи, – на славян Поднепровья и готов Причерноморья. Славянская культура стала развиваться в совершенно новых, исключительно благоприятных условиях, когда римские легионеры в славянские земли не заходили, а римские города охотно закупали славянский хлеб. Свидетельством небывалого благосостояния в эти «трояновы века» являются сотни кладов римских серебряных монет и наличие большого количества импортных предметов роскоши в приднепровской лесостепи.

Поэтому черняховская археологическая культура II – IV вв. н. э., порождение новой благоприятной ситуации, несравненно выше по общему уровню, по богатству форм, чем предшествовавшая ей зарубинецкая, историческое бытие которой протекало в значительно менее хороших условиях сарматского натиска. Между тем во всей работе В. В. Седова, в том числе и в специальном разделе «Черняховская культура» (с. 78 – 100), нет ни одного слова о воздействии римской цивилизации на жизнь и быт населения Восточной Европы, ни разу не упомянуты готы (см. указатель, с. 148), которым, по всей вероятности, принадлежала молдавско-приморская зона черняховской культуры. Применяемый таким образом метод «генетической» преемственности едва ли продуктивен.

Моя концепция или, точнее, контурная схема концепции опубликована дважды: в докладе на Международном съезде славистов и в исследовании о географии Геродотовой Скифии , предпринятом специально для этой книги о язычестве, чтобы точнее представлять себе границы дозволенного в использовании тех или иных древних материалов.

Основа концепции элементарно проста: существуют три добротные, тщательно составленные разными исследователями археологические карты, имеющие, по мнению ряда ученых, то или иное отношение к славянскому этногенезу. Это – в хронологическом порядке – карты тшинецко-комаровской культуры XV – XII вв. до н. э., раннепшеворской и за-рубинецкой культур (II в. до н. э. – II в. н. э.) и карта славянской культуры VI – VII вв. н. э. типа Прага-Корчак .

В литературе отражено много споров по поводу отдельных элементов этих карт: одни авторы, например, убежденно (но не убедительно) отрицают славянскую принадлежность пшеворской культуры, но признают славянство зарубинецкой; другие, наоборот, защищают славянство пшеворской, но отрицают славянство зарубинецкой и т. д.

Эти признания и отрицания прямо связаны с тем, какую из двух взаимоисключающих теорий исповедует тот или иной исследователь – висло-днепровскую или висло-одерскую. В ряде вопросов положение становилось настолько запутанным, что начинало казаться безвыходным; авторитет противостоял авторитету. Но при всей оживленности споров не было сделано одного – три карты не были сопоставлены друг с другом.

Произведем же наложение всех трёх карт одна на другую. Здесь уместно начать действовать ретроспективно (см. рис. 54-56).

Первой картой должна стать карта славянской археологической культуры VI – VII вв., в значительной мере совпадающая с картой, воссоздающей ретроспективно исторические сведения летописца Нестора о расселении славян в Европе. Наложение этой карты на карту пшеворско-аарубинецкой культуры (т. е. того времени, когда о венедах писали Плиний, Тацит и Птолемей) показывает полное их совпадение, за исключением отдельных языков на карте VI – VII вв. Наложив на эти две карты славянства карту тшинецко-комаровской культуры, синхронной отделению славян от других индоевропейцев, мы увидим поразительное совпадение всех трёх карт; особенно полно совпадение пшеворско-зарубинец-кой с тшинецко-комаровской.

Таким образом, мы можем признать область тшинецко-комаровской культуры первичным местом объединения и формирования впервые отпочковавшихся праславян, оставшихся на этом пространстве после того, как затихло грандиозное расселение индоевропейцев-«шнуровиков». Эта область может быть обозначена несколько туманным словом «прародина» .

Тождество трёх карт, конечные хронологические точки которых отстоят друг от друга более чем на две тысячи лет, – важная путеводная нить в поисках того конкретного географического плацдарма, на котором развивалась история славянства.

Однако, прежде чем довериться этим картам, мы должны выяснить, не являются ли они отражением каких-то мимолетных явлений, кратковременной случайностью.

Рассмотрим длительность исторической жизни каждой из культур, отраженных тремя картами: Тшинецко-комаровская – Около 400 лет Пшеворско-зарубинецкая – ~ 400 лет Культура Прага-Корчак – ~ 200 лет В итоге мы получаем около тысячи лет, когда ареал некоей этнической общности, отраженный на этих картах, был исторической реальностью. С этим мы поневоле должны считаться и сообразовывать с этой реальностью наши разыскания в области славянского этногенеза.

Второй составной частью моей концепции является выяснение причин прерывистости процесса единообразного развития археологических культур. Ведь между периодами единства, отраженными на картах, существуют интервалы, и один из них весьма значителен.

Что касается второго (в хронологическом порядке) интервала между зарубинецкой культурой и корчаковской, то он невелик, и причина его указана выше: резко начавшееся в последние годы царствования императора Траяна (107 – 117) оживление связей славян с Римом, воздействие Рима, сказавшееся сразу на количестве монет этого императора в восточноевропейских кладах-сокровищах и на облике лесостепной зоны восточнославянской культуры в дальнейшем.

Первый интервал между тшинецкой культурой и зарубинецко-пше-ворской очень длителен и наполнен большим количеством событий как внутри славянского мира, так и вне его.

Собственно говоря, это обилие перемен и событий и было причиной исчезновения первоначального монотонного единства только что оформившихся славянских племен бронзового века.

Открытие железа, переход одних племен к пашенному земледелию, а других (не славянских) к кочевой форме скотоводства, кристаллизация племенной знати и военных дружин, завоевательные войны, значительное развитие торговли, общение со средиземноморской цивилизацией – вот неполный перечень того, что резко сказалось на темпе и на прогрессирующей неравномерности исторического развития.

Степень развития праславянских племен тшинецко-комаровского времени, отдаленных от тогдашних южных культурных центров, мало связанных с межплеменным обменом и находившихся по существу почти на уровне каменного века (каменные топоры и тесла, каменные серпы и наконечники стрел, каменные скребки для шкур), объясняет нам как стремление праславян воспринять более высокую культуру южных и западных соседей, так и слабую сопротивляемость их натиску этих соседей, лучше оснащенных и лучше организованных социально.

В силу этих причин западная половлна праславянского мира оказалась вовлеченной в сложный процесс формирования лужицкой культуры (XIII – V вв. до н. э.), закваска которой была, по всей видимости, кельто-иллирийской. Лужицкий круг охватил западную половину тшинецкой культуры, соединив её с землями по Эльбе, балтийским Поморьем и горными областями на юге, вплоть до излучины Дуная. Вот это-то поглощение половины праславянского массива качественно новой, несравненно более высокой лужицкой культурой и было одной из причин утраты первоначального и первобытного единства праславян.

Лужицкое единство ученые нередко называют венетским (венедским), по имени древней группы племен, некогда широко расселявшихся по Центральной Европе. Вхождение западной части праславян в это временное единство и их значение внутри лужицкого единства явствуют из того, что в раннем средневековье венетов считали предками славян и отождествляли их с теми славянами, которые остались на своем месте, не принимая участия в миграционных потоках на юг.

В восточной половине славянского мира развитие шло более спокойно и некоторое время без внешнего воздействия, так сильно повлиявшего на западных сородичей. Этот период особенно интересен для нас. Темп исторического развития ускорился и здесь: железо и земледелие тоже приводили к существенным сдвигам. Археологически это выражено в белогрудовской и чернолесской культурах, расположенных на месте бывшей здесь ранее тшинецкой.

В IX – VIII вв. до н. э. чернолесские племена днепровского Правобережья подверглись нападению степняков-киммерийцев, отразили их натиск, построили на южной границе ряд могучих укреплений, а в VIII в. до н. э. даже перешли в наступление, начав колонизовать долину Ворсклы на левом, степном, берегу Днепра.

Вот в этой географической детали и содержится драгоценное для проблемы славянского этногенеза указание. Лингвист О. Н. Трубачев, изучая архаичные славянские гидронимы Среднего Поднепровья, составил карту, на которой большинство пунктов находится на правом берегу Днепра, совпадая с основной зоной чернолесской культуры . Эпитет «архаичные» сам по себе не дает представления о хронологической глубине, но в сопоставлении с археологическими картами разных эпох может оказаться приуроченным к точной дате. Именно такой счастливый случай и представился здесь: часть архаичных славянских гидронимов оказалась и на левом берегу Днепра, и именно в бассейне Ворсклы, что ещё более сближает сопоставляемые нами карты – чернолесской археологической культуры VIII в. до н. э. и архаичной славянской гидронимики. Никогда, ни в более раннее время, ни позже, размещение населения на берегах Днепра не представляло такой своеобразной картины, как в VIII – V вв. до н. э., когда жители долины Ворсклы являлись в Левобережье как бы островом правобережного населения.

Это дает нам право утверждать, что накануне нашествия скифов днепровское лесостепное Правобережье, а также долина Ворсклы были заселены земледельческим населением, говорившим на славянском (точнее, праславянском) языке. Из этого нельзя делать выводы о преимуществе днепровско-вислинской теории по сравнению с висло-одерской, так как за Вислой мы просто не располагаем подобным четким материалом для того времени.

Вывод о славянской принадлежности населения Среднего Поднепровья в начале железного века исключительно важен не только сам по себе, но главным образом для понимания того, что происходило здесь во время скифского господства в соседних степях, т. е. в VII – IV вв. до н. э.

Вычленение праславянской зоны из обширной области скифской культуры – это третье звено моей концепции. Оно основывается на выводе ряда исследователей о том, что в лесостепной части Скифии жили праславянские земледельческие племена. Эту мысль, высказанную ещё Любором Нидерле в начале XX в., в последнее время очень убедительно обосновал А. И. Тереножкин, писавший: «Наиболее вероятно, что пра-славянами являлись носители культуры земледельческо-скотоводческих племен, обитавших в ту эпоху в лесостепи к западу от Днепра, которые известны нам по генетически связанным между собой памятникам белогрудовской, чернолесской и скифообразпой культур» . И наконец, в самой новейшей работе он пишет: «В лесостепи между Днестром и Днепром обитали скифы-пахари, которые, как уже можно считать доказанным, скифами были только по названию и по сильной насыщенности их культуры скифскими элементами, тогда как в действительности, будучи автохтонными, являлись прямыми потомками чернолесских племен, скорее всего протославянами» .

Вот на таких выводах крупнейшего скифолога я и основываю тезис о вхождении части праславян в зону скифского влияния .

Поскольку рассмотрению этого вопроса посвящена целая книжка, упомянутая выше, я буду краток. «Скифия» в глазах древних греков – обширнейшая страна (700 X 700 км), охватывающая степную причерно-морскую зону, лесостепь и частично лесную зону и населенная самыми различными племенами. Почти всё это пространство с разной степенью интенсивности покрыто скифской археологической культурой: оружие, конское снаряжение, погребальный обряд ингумации и своеобразный звериный стиль прикладного искусства.

Племена «Скифии» отчетливо делятся на две группы по хозяйственному признаку: на юге, в степи – кочевое скотоводство, севернее, в лесостепи – земледелие, а на северной лесной окраине – смешанное хозяйство.

С восточной половиной славянской прародины произошло то же самое, что на несколько веков ранее произошло с западной, оказавшейся в зоне лужицкой культуры, – она вошла в обширный круг условной «скифской культуры», отнюдь не означавшей этнического единства внутри её. Вот это существенное и очень заметное при первом взгляде обстоятельство и обусловило кажущееся (с наших позиций) исчезновение славянского единства; в материальной, археологически уловимой культуре оно действительно исчезло. По ряду второстепенных признаков потомки праславян чернолесской культуры и на Правобережье Днепра и на Ворскле отличаются от остальных племен «Скифии», но незначительно.

Скифы-иранцы влияли не только на внешний быт, но и на язык и на религию праславян. Влияние, по всей вероятности, шло через славянскую знать, и началось оно довольно рано, когда скифы только что возвратились из своих многолетних победоносных походов в Малую Азию и сменили в степях киммерийцев. Пышная скифская мода уравнивала славянских всадников и купцов с настоящими скифами и делала их настолько сходными в глазах греков, с которыми днепровские земледельцы вели торговлю хлебом, что греки называли их тоже общим именем скифов.

Мы не знаем взаимоотношений между скифами и населением лесостепи. Здесь могло иметь место завоевание при первой встрече или установление временных даннических отношений; могли быть федеративные взаимоотношения, что проступает в повествовании Геродота. Длительного господства царских скифов над лесостепными земледельцами быть не могло, так как в дополнение к старым укреплениям, построенным для защиты от киммерийцев, потомки чернолесцев возвели в VI – V вв. до н. э. ещё целый ряд огромных крепостей на южной окраине своих лесостепных владений, на границе со скифской степью и на высоком берегу Днепра, за которым были полустепные солончаковые пространства, удобные для быстрых конных рейдов. Одна из таких крепостей охраняла Зарубинский брод в излучине Днепра. Такое строительство оборонительных сооружений, защищавших земледельцев именно от степных кочевников, не совместимо с неполноправностью строителей.

Анализ географических сведений Геродота показал, что именно потомков носителей чернолесской культуры (т. е. праславян, живших на Днепре) греческий писатель по географическому признаку называл «борисфенитами», а по экономическому – «скифами-пахарями» или «скифами-земледельцами» .

Многие археологи давно уже, начиная с Любора Нидерле, предполагали, что под этими условными описательными наименованиями скрываются славяне.

Особенно драгоценным для нас является рассказ Геродота о ежегодном земледельческом празднике у «скифов», во время которого чествовались якобы упавшие с неба священные золотые земледельческие орудия – плуг и ярмо для быков – и другие предметы. Поскольку Геродот одиннадцать раз писал о том, что настоящие скифы-скотоводы, кочующие в кибитках, не имеющие оседлых поселений, варящие мясо в безлесной степи на костях убитого животного, не пашут землю, не занимаются земледелием, постольку для нас ясно, что при описании праздника в честь ярма и плуга он имел в виду не кочевников-скифов, а народ, условно и ошибочно называемый скифами. Это самое Геродот и сказал своими словами: «Всем им в совокупности (почитателям плуга) есть имя – сколоты по имени их царя. Скифами же их назвали эллины» .

Итак, в V в. до н. э. во время пребывания Геродота в Скифии земледельцы-днепровцы имели особое, отличное от скифов имя – сколоты. Последние буквы этого имени могли быть суффиксом множественности («veneti» при наличии «vana»), а начальное «с», возможно, означало «совместно действующие» (сравни «с-путники», «со-ратники», «со-седи» и др.). Основа слова – «коло» означает «круг», «объединение», группу единомышленников, народное вече.

Сколоты могло означать «объединившиеся», «сплотившиеся», «союзные», относящиеся к одному округу («околотку») и др.

К теме о сколотах и земледельческом празднике у них, имеющем прямое отношение к язычеству, я ещё вернусь в одной из последующих глав.

Гипотеза о праславянах в составе лужицкой венетской культуры и в составе условной Скифии объясняет длительное отсутствие проявлений славянского единства. С отмиранием лужицкого сообщества и падением скифской державы те внешние факторы, которые разъединяли славянство, исчезли, и оно хотя и не показало полного тождества в обеих, долго живших разной жизнью частях, но всё же стало выглядеть значительно однороднее. В пшеворско-зарубинецкое время между обеими половинами славянского мира было много общего; далекие от славян греческие и римские авторы писали о «венедах» вообще, не улавливая никаких различий между западной частью и восточной и не очень точно размещая их в той части Европы, которую они довольно смутно представляли себе.

Дальнейшая история славян в I тысячелетии н. э. уже не имеет отношения к содержанию этой книги и мною опущена.

В заключение этих пpедваpительных замечаний о моем понимании дpевнейшей истоpии славянства, необходимых для обоснования шиpоты пpивлекаемого матеpиала по язычествy, следyет пpивести каpтy славянской пpаpодины в том виде, как она складывается в настоящее вpемя на основе исследований тшинецко-комаpовской кyльтypы XV – XII вв. до н. э. (см. каpтy на с. 222).

Пpаpодина славян в бpонзовом веке pисyется в следyющем виде: западная гpаница её доходила до Одеpа и Ваpты, т. е. до Бpандебypга-Бpанибоpа, котоpый этимологизиpyется как «обоpонный, погpаничный боp». Севеpная гpаница шла от Ваpты на излyчинy Вислы и далее почти пpямо на восток, оставляя к югy (внyтpи пpаpодины) весь Западный Бyг и Пpипять. Пpипять могла быть важным магистpальным пyтем с запада на восток к Днепpy. Севеpо-восточные pyбежи пpаpодины захватывали yстья таких pек, как Беpезина, Сож, Сейм; нижнее течение Десны оказывалось внyтpи пpаpодины. Вниз по Днепpy гpаница доходила до Роси, а иногда до Тясмина (дpевней Тисмени). Южная гpyппа шла от Днепpа к Каpпатам, пеpесекая в веpхнем течении Южный Бyг, Днестp и Пpyт. Далее гpаница скользит по севеpномy склонy Каpпат и идет к веpховьям Вислы и Одеpа.

Обозначенная одноpодными аpхеологическими кyльтypами основная область славянского этногенеза пpостиpалась в шиpотном напpавлении с востока на запад (на 1300 км) шиpокой полосой в 300 – 400 км.

Площадь пpаpодины около 450 000 кв. км. Это зона лиственных лесов, большого количества болот, с почвами, пpигодными для земледелия, но не слишком плодоpодными.

Тепеpь, когда мы pасполагаем пpедставлением о pазмещении пpаславян и славян почти на любой хpонологический отpезок, можно pассмотpеть стаpый (и yстаpевший) вопpос о «дyнайской пpаpодине» .

Стоpонники пpаpодины славян на Дyнае (имеется в видy сpеднее и нижнее течение Дyная) огиpаются на текст «Повести вpеменных лет»

Пpочнyю южнyю гpаницy, котоpyю пpаславяне не пеpестyпали до сеpедины I тысячелетия н. э., составляла большая, почти непpеpывная цепь евpопейских гоp, тянyщаяся с запада на восток: Рyдные гоpы, Исполинские гоpы, Сyдеты, Татpы, Бескиды и Каpпаты. Этот гоpный баpьеp игpал важнyю pоль в истоpии пеpвобытных евpопейцев, pезко pазделяя сyдьбы племен на юг и на севеp от него.

Пpаpодина в очеpченном выше виде пеpвоначально не доходила до Балтийского моpя, но все pеки её западной половины текли с юга на севеp и впадали в моpе, что облегчало пpоникновение к беpегам янтаpного моpя. Hа севеpе и севеpо-востоке никаких естественных pyбежей, кpоме лесных массивов и болот, не было. И для тшинецкого и для заpyбинецкого вpемени мы наблюдаем колонизационные yстpемления на севеpо-восток, в междypечье Днепpа и Десны, гpаница здесь pазмыта и недостаточно ясна.

Hа юго-востоке pyбеж пpаpодины пpоходил пpимеpно по южной окpаине лесостепи, не выходя в степь. Реки здесь (Днестp, Бyг, Днепp) текли в Чеpное моpе, что облегчало связи с более южными племенами; гоpного баpьеpа здесь не было.

Такова та теppитоpия, котоpyю мы должны деpжать в поле зpения пpи pассмотpении вопpосов славянского этногенеза и пеpвичной истоpии славянской кyльтypы. Этногенический пpоцесс мог охватывать и соседние области в pазных истоpических комбинациях, могла пpоисходить иммигpация в этy область из соседних, pавно как возможен и мигpационный пpоцесс из пpаpодины вовне.

Hеобходимо сделать ещё два сyщественных пpимечания: во-пеpвых, к славянскомy этногенезy могли иметь отношение племена, облик аpхеологической кyльтypы котоpых отличался от пpинятого нами за yсловный славянский эталон; нам очень тpyдно в таких слyчаях нащyпать истинy. Втоpое пpимечание относится к хpонологическим pамкам: мы не должны начинать наше pассмотpение лишь с того момента, когда единство на такой огpомной теppитоpии yже стало истоpическим фактом, – нам необходимо в меpy наших возможностей опpеделить, из каких более дpевних элементов, местных или пpишлых, оно создавалось.

Приступая к сквозному обзору того или иного тематического раздела истории славянства на протяжении нескольких тысячелетий, каждый исследователь должен изложить свою точку зрения на происхождение и исторические судьбы славян, очертить хронологические и территориальные рамки этих процессов в своем понимании. Проще всего было бы сослаться на работы тех или иных исследователей, взгляды которых представляются приемлемыми, но, к сожалению, в вопросах славянского этногенеза существует значительная разноголосица, и полностью согласиться с тем или иным автором безоговорочно не представляется возможным. Можно лишь взять наиболее обоснованные, солидно аргументированные элементы как материал для дальнейших размышлений. В связи с отсутствием единого всепримиряющего взгляда на эту сложную проблему и при различии подходов к ней каждая новая работа поневоле будет субъективной; это в равной мере относится и к данной книге.

После длительных споров о формах и причинах образования народов сейчас стало ясно, что этот процесс протекал неоднозначно: необходимо учитывать расселение какой-то группы, связанное с естественным размножением, из одного, сравнительно небольшого центра; необходимо учитывать переселения и колонизацию. Все эти виды расширения в ряде случаев связаны с вопросами субстрата и ассимиляции; последняя может быть в двух вариантах: пришельцы растворяются в туземной среде или же подчиняют её себе, уподобляют себе.

Одновременно с этим параллельно расширению может идти процесс культурной интеграции племен. Сближающиеся племена могут быть близкородственны, могут быть отдаленнородственны (это по-разному сказывается на выработке культурного единства), а могут оказаться и совершенно чуждыми своим соседям.

В процессе интеграции на стадии высшего развития первобытности большую роль играет завоевание или временное подчинение, выдвижение на короткий срок племени-гегемона, имя которого может быть незаконно распространено на подчиненные племена и тем самым превратно понято географами из цивилизованных стран.

С разными народностями, а в особенности с занимавшими обширное пространство, нередко происходило расщепление их единства (временное или окончательное) благодаря вовлечению их в разные сферы влияния, появлению двух или нескольких культурных областей вне самой народности, по-разному влиявших на неё. В результате это создавало видимость распада или даже исчезновения народности.

Исторический процесс таков, что все перечисленные явления могли происходить одновременно, и притом с разной интенсивностью, в разных районах, заселенных единой народностью, что чрезвычайно запутывало этногенетическую картину.

Вывод из сказанного таков: процесс формирования народности настолько сложен и многообразен, что ожидать полной определенности, точности этнических границ, четкости этнических признаков, разумеется, нельзя.

Весьма условны и так называемые этнические признаки. Язык того или иного народа, наиболее явный этнический признак, может быть средством общения и других народов; нередко образуется длительное двуязычие (особенно при чересполосном поселении народов), тянущееся веками. Иногда язык прадедов забывается, а этническое самосознание остается.

Антропология, исследующая многообразие физических типов человека, показала, что полного совпадения с лингвистическими ареалами нет, что язык и физический тип могут совпадать, но могут и не совпадать.

Антропологи на своих картах показали ту сложность реального исторического процесса, ту перепутанность и переплетенность племен и народов, которые были результатом расселения, колонизации, интеграции, ассимиляции и т. п. В вопросах небольшого географического диапазона антропология может дать очень точные и важные для науки ответы, но в вопросе о происхождении славян выводы антропологов вторичны: если историки или лингвисты предполагают, что на какой-то территории в определенное время проживали славяне, то антропологи могут указать преобладающий физический тип здесь, его сходство или различие с соседними и второстепенные типы, наличествующие здесь же.

При увеличении палеоантропологического хорошо датированного материала в дальнейшем антропология, вероятно, распутает многие сложные узлы славянского этногенеза, но здесь всегда будет серьезным препятствием многовековой обычай кремации, оставивший невосполнимые белые пятна на палеоантропологических картах.

Надежным, но не безусловным источником является история материальной культуры, и в первую очередь археология. Главным преимуществом этой науки является оперирование конкретным материалом, реальными остатками древней жизни. Особенно важна точная датированность вещей и сопоставимость по хронологическим осям – по горизонтали для одновременно существующих культур и по вертикали для культур более ранних и более поздних.

Однако памятники материальной культуры (включая сюда археологию и этнографию) таят в себе некоторые опасности: на одном языке могут говорить люди с разной системой хозяйства и разным бытом; вместе с тем единая этнографическая материальная культура может покрывать собою народности, принадлежащие к самым чуждым друг другу языковым группам. Поясню это примером. Эстонцы и латыши за время тысячелетнего соседства выработали давно очень сходную культуру; сходство проявляется в ряде признаков уже со средних веков, а между тем одни принадлежат к финно-угорской языковой семье (эстонцы), а другие – к индоевропейской (латыши). Трудно зрительно воспринять единство населения рязанских деревень XIX в., с их есенинскими соломенными крышами, тесными (в прошлом курными) избами и бедным земледельческим бытом, с богатыми усадьбами донских казаков, построенными в совершенно иной технике, усадьбами, полными скота, оружия и одежды кавказского типа. А между тем и рязанцы и донцы не только русские люди, но и люди, говорящие на одном южновеликорусском наречии, более того – на одном варианте диалекта.

В обрядах, обычаях и песнях тех и других очень много общего.

Но если посмотреть на донцов и рязанцев XVIII – XIX вв. глазами будущего археолога, то можно безошибочно предсказать, что он убежденно отнесет их к разным культурам. Наше преимущество в том, что мы знаем язык, обычаи, песни как рязанских крестьян, так и донских станичников и можем установить этническое тождество. Более того, благодаря письменным источникам мы знаем, когда и почему одни обособились от других: ещё в конце XV в. Иван III запрещал рязанской княгине Аграфене отпускать людей на Дон; значит, уже тогда начался отток рязанцев на юг, уже пятьсот лет назад начало формироваться донское казачество. При суммировании археологических данных мы в большинстве случаев лишены таких возможностей контроля наших, кажущихся нам точными, выводов.

Углубление в безмолвную археологическую древность в поисках корней позднейшего славянства не безнадежно, как может показаться из приведенных выше примеров, так как археологическое единство («археологическая культура») в большинстве случаев, по всей вероятности, отражает этническую близость, но помнить об исключениях (частота которых нам неизвестна) мы должны. Совершенно естественно, что для такого углубления необходимо использование всех наук, невзирая на условность и неполноту некоторых данных.

Применительно к древним славянам нам прежде всего хотелось бы знать, где находилась так называемая прародина славян.

Прародину не следует понимать как исконную область обитания единого народа с единым языком. Прародина – это условная, с сильно размытыми рубежами территория, на которой происходил необычайно запутанный и трудноопределимый этногенический процесс. Сложность этногенического процесса состоит в том, что он не всегда был одинаково направлен: то сближались между собой постепенно и неприметно близкородственные племена, то поглощались и ассимилировались соседние неродственные племена, то в результате покорения одних племен другими или вторжения завоевателей процесс поглощения ускорялся, то вдруг появлялись разные исторические центры тяготения, родственные по языку племена как бы расщеплялись, и разные части прежнего общего массива оказывались втянутыми в другие, соседние этногенические процессы. Дело усложнялось с переходом первобытности на высшую, предгосударственную ступень, когда образовывались союзы племен (что; делалось не всегда по принципу их родственности), вырабатывался какой-то язык общения разнородных частей союза. Возникновение государственности обычно завершает этногенический процесс, расширяя его рамки, вводя общий государственный язык, закрепляя его письменностью и сглаживая локальные различия.