Аркадий гайдар герой гражданской войны. Аркадий Гайдар стал героем после того, как жестоко убивал женщин и детей? Аркадий Гайдар: рейд в Сибирь

Звонкий псевдоним и всенародная слава не спасли писателя Аркадия Гайдара от памяти о собственном прошлом - расправах, которые чинил в свое время над мирным населением юнец Аркадий Голиков с ушибленной головой и всесильной должностью комбата ЧОН - Частей особого назначения. Но как тот же самый человек в недолгие периоды между пребыванием в психушке и тяжкими запоями умудрился создать светлых героев романтичной книжной страны Гайдарии - вот удивительная литературная загадка, над которой биографы писателя бьются по сей день.

Снились люди, убитые мной в детстве

В тридцатые годы прошлого века зимними вечерами на огонек московской квартиры писателя Рувима Фраермана неизменно собирались молодые литераторы - обменивались новостями, читали друг другу свое, только что из-под пера, яростно спорили и просто веселились. Одним из завсегдатаев был Аркадий Гайдар. Это он, как бы пародируя пушкинский «Арзамас», обозвал литературные посиделки Конотопами: ежевечерний тесный круг - Малый Конотоп, раз в неделю сборище побольше - Средний Конотоп, а уж когда раз в месяц набегало человек до двадцати - Большой Конотоп.
По воспоминаниям К. Паустовского, «возникало поразительное соревнование эпиграмм, рассказов, неожиданных мыслей, поражавших своей щедростью и свежестью… Сюжеты, темы, выдумки и наблюдения бродили в нас, как молодое вино… Гайдар всегда приходил с новыми шутливыми стихами. Я помню одно, где Гайдар в очень трогательных тонах предавался размышлениям о своей будущей смерти: «Конотопские женщины свяжут На могилу душистый венок, Конотопские девушки скажут: Отчего это вмер паренек…» Стихи кончались жалобным криком: «Ах, давайте машину скорее! Ах, везите меня в Конотоп!» Смех порой не затихал до утра».
Никто не подозревал, что шутка Гайдара невзначай приоткрывала тоску о невозможном - о забвении такой тьмы в дремучих глубинах его души, что и самому было жутко заглядывать. Мало кто из его приятелей знал о странных припадках, когда хватал он вдруг бритву и начинал полосовать себя. «Я был молод, ничего подобного отроду не видывал, и та страшная ночь произвела на меня ужасающее впечатление,
- решился лишь через полвека поведать об этом в зарубежной публикации журналист и писатель Борис Закс, - Гайдар резался. Лезвием безопасной бритвы. У него отнимали одно лезвие, но стоило отвернуться, и он уже резался другим. Попросился в уборную, заперся, не отвечает. Взломали дверь, а он опять - режется, где только раздобыл лезвие. Увезли его в бессознательном состоянии, все полы в квартире были залиты свернувшейся в крупные сгустки кровью… Я думал, он не выживет… При этом не похоже было, что он стремится покончить с собой, он не пытался нанести себе смертельную рану, просто устраивал своего рода «шахсей-вахсей» (религиозное самоистязание. - Ред.). Позже мне случалось видеть его в трусах. Вся грудь и руки ниже плеч были сплошь - один к одному -покрыты огромными шрамами. Ясно было, он резался не один раз».
В дневниках Гайдара об этих припадках
- ни слова. Для секретных записей он придумал шифр. Записывал, к примеру, что вновь мучили его повторяющиеся сны, и дальше лишь помечал: сны «по схеме 1», «по схеме 2»… Но как-то потерял, видно, контроль над собой, и прорвалось открытым текстом: «Снились люди, убитые мной в детстве».
В рамках официальной биографии этот вопль души не слишком выпадал из контекста. Известно было, что с детства Аркадий Гайдар, тогда - Голиков, воспринимал жизнь как захватывающую игру в войнушку. Иное дело, что война шла настоящая - кровавая, братоубийственная - гражданская. Лишь в новейшее время выяснилось: юнец так страшно заигрался, ошалевший от данного ему права казнить и миловать, что его вынуждены были круто остановить его же начальники, отнюдь не отличавшиеся кротким нравом, сами имевшие на счету груды жертв в той мясорубке. Так которые из убитых снились Гайдару?

Печать на крови

То, о чем хотел и не мог забыть Гайдар, открылось более чем через полстолетия на разоблачительной волне 80-х. В память людей - свидетелей красного террора в Хакасии черными буквами впечаталось имя Голикова. Об этом - в книге В. Солоухина «Соленое озеро».
Есть в Хакасии озеро - когда-то его называли Божьим, потом стали звать просто Большим. В нем местные рыбу не ловят начиная с 20-х, когда появился в тех краях Аркадий Голиков, восемнадцатилетний комбат ЧОН - Частей особого назначения. Страшным правом наделяло «особое назначение» его полномочного представителя. По приказу Голикова в прорубь под лед живьем заталкивали местных жителей - так он расправлялся с заложниками за то, что не мог ни от кого добиться, где скрывается банда Соловьева, на уничтожение которой его сюда направили. Столько людей было утоплено в том озере, рассказывали старожилы, что ловля рыбы, кормившейся человечиной, стала здесь негласным табу на многие десятилетия. Так которые из убитых снились Гайдару? Может быть, те, утопленные в озере?
А может быть, снилось попавшее под распаленную его ярость население целой деревни, семьдесят шесть человек - среди них были старухи и дети, которых он «выстроил в одну шеренгу, поставил перед ними пулемет: «Не скажете, всех перекошу». Не сказали. Сел за пулемет и… всех…»
Сколько же их, собственноручно или по его приказу застреленных и замученных, должно было сниться Гайдару, если опыт подобных расправ он набирал с пятнадцати лет!
Он родился в 1904 году. В 1818-м ушел в Красную армию, было ему всего четырнадцать. А уже следующим августом 1919-го в его послужном списке обозначена должность, дававшая несовершеннолетнему пацану право на беспощадный террор: «Комиссар отряда курсантов, усмирявших кубанских казаков». Не осталось свидетельств о действиях Голикова той поры, но публикуемые во множестве документы о так называемом «расказачивании» дают представление, какую «доблесть» следовало проявить в отношении казаков и их семей, чтобы получить еще более широкие полномочия. А он получил: в семнадцать лет приказом командующего войсками Тамбовской губернии Михаила Тухачевского был назначен командиром 58-го отдельного полка по борьбе с бандитизмом.
Из Солоухина: «…Издал Свердлов декрет «О расказачивании России». То есть об истреблении донских и кубанских казаков. И окружены были области Войска Донского и кубанское казачество, и жгли станицы и расстреливали за одну ночь все население той или иной станицы вместе с детьми и женщинами. Две недели длилось это бесчинство. Кто же это все делал? Не строевые, не полевые, не боевые части Красной армии. Это делали Части особого назначения. Сокращенно - ЧОН…
Не успели отгреметь залпы расстре-ливателей на Дону и Кубани, восстало крестьянство в Тамбовской губернии. Не выдержали грабежа, продразверстки, продотрядов, голода, доводившего до людоедства и детоедства, - восстали. В Тамбовском восстании участвовало около двухсот тысяч человек, а возглавил его тридцатичетырехлетний А. С. Антонов.
Против тамбовских мужиков двинули регулярную армию под командованием Тухачевского. Но так как главным средством борьбы с восставшими была система заложничества, то Тухачевский не мог обойтись без Частей особого назначения. Делалось так. Ушел мужчина из семьи к Антонову, арестовывалась вся его семья. Ушли из деревни к Антонову несколько мужчин, арестовывалась (а то и просто сжигалась) вся деревня. А ведь заложников надо потом расстреливать. Как же тут обойтись без ЧОНа? К Тухачевскому послали Аркадия Голикова. У голиковского биографа об этом написано: «…разговор с Тухачевским вышел короткий. Михаил Николаевич сказал, что пригласил его (Голикова) поближе познакомиться, что хотя мятеж как таковой в целом ликвидирован, работы все равно еще много…» Ну, к такой работе Голикову, несмотря на молодость лет, было уже не привыкать…»
К тому времени юный Голиков успел получить травму, повлиявшую не лучшим образом на состояние его психики - ударной волной от взрыва снаряда его сбросило с лошади, и он сильно ушиб правую часть головы. С недолеченной контузией, зато с «боевым» опытом, твердо усвоивший, что нет мирного населения в гражданской войне - только свои и враги, а с врагами следует поступать беспощадно, после Тамбовщины он был направлен в Хакасию для уничтожения повстанческого отряда Соловьева.
Из Солоухина: Свидетельствует Г. Ф. Топанов, хакасский писатель. «Ранним весенним утром 1922 года в наш аул Тогыр Чул, что прилепился к отрогам Кузнецкого Ала-Тау, въехало пятеро вооруженных всадников. Остановившись на дороге, они позвали моего отца, стоявшего у калитки. Я играл в соседнем дворе. Побежал на шум. Кричал один из всадников на моего отца. Это был высокий, совсем молодой парень. На голове папаха, очень нам знакомая по фото и картинкам времен Гражданской войны. Она была сдвинута набок. Таким мне запомнился легендарный герой, «всадник, скачущий впереди», красный командир Аркадий Голиков-Гайдар. Он размахивал нагайкой. Потом он выхватил маузер, выстрелил. Отец упал. Раздался еще один выстрел. Всадники тут же развернулись, ускакали по дороге. Помню, я присел около отца, смотрел на его окровавленное лицо. Вот и все, что помню об отце. Потом говорили, что наша бабушка собирала мозги своего сына в деревянную чашку…»
Занесся молодой комбат, возомнил себя вершителем судеб и, видно, удивился, когда из Красноярска получил от начальства предписание явиться в центр для выяснения неких обстоятельств. Оказалось, что даже по чоновским меркам он превысил допустимый уровень кровопускания. Солоухин предполагает, что кто-то наверху сообразил: действия Голикова - беспредел политический, ибо настраивает хакасов враждебно по отношению к русским, а ведь советская власть воспринималась как власть русская. Срочно придумали смехотворный по тем временам повод - комбат должен был направить неких пленных в центр, но преступно расстрелял их, ибо не нашел свободных людей для конвоя. Повод этот дал потом возможность биографам горячо спорить: скольких же пленных он расстрелял. Одни называли 16 человек, другие - вполовину меньше, третьи - что пустил он в расход «всего» четверых. Как будто это число что-то меняло в устроенной чоновцами бойне.
Из Солоухина: «Нет стенограмм разбирательства этого дела, но есть заключение по делу № 274. В этом заключении командующий ЧОН губернии В. Какоулин написал: «Мое впечатление: Голиков по идеологии неуравновешенный мальчишка, совершивший, пользуясь своим служебным положением, целый ряд преступлений»… Председатель одной из проверочных комиссий, а именно т. Виттенберг, потребовал для Голикова суда и высшей меры наказания, то есть расстрела. Биографы Голикова утверждают, что суд не состоялся. Научный сотрудник Института истории Хакасии Сергей Михайлович Тодышев уверял меня, что суд был и что Голикова приговорили к расстрелу, но что Тухачевский, находясь в то время на высоте государственного положения, спас своего бывшего подчиненного, отозвав его из Красноярска в Москву «для лечения». И то и другое правдоподобно, ибо к этому времени всем стало ясно, что Голикова нужно лечить. Что он не просто убийца (все чоновцы -убийцы), но что он убийца - псих, что он убийца - маньяк».
О том, что с головой у Голикова было не все в порядке, подозревали и те, кто оказывался очевидцем странного ритуала, которым тот сопровождал перевербовку захваченных им лазутчиков Соловьева. Рассказывают, что он писал на куске полотна (бумаги не было): такой-то «состоит у меня разведчиком. Начальник боерайона ЧОН 2 Голиков». Затем выхватывал нож, надрезал себе руку, макал печать в кровь и припечатывал к тряпице. Впечатление производил неизгладимое, шоковое.
Где мой черный пистолет?
Нет причин не доверять Солоухину, когда он опирается на документы и свидетельства очевидцев. Однако, войдя в раж, он готов додумать там, где фактов нет, но очень хочется. Это касается, в частности, детства Гайдара. Загадочная запись в дневнике «Снились люди, убитые мной в детстве» приводит Солоухина к ничем не обоснованной догадке: еще до ухода в армию мальчишка кого-то убил.
Он даже знает - кого: «И возникает в мучительных снах, в кошмарах тема трех молодых прекрасных женщин, трех сестер-арзамасок. Если бы одна, было бы понятнее и проще. Мало ли? Ну влюбился подросток в русскую красавицу, если даже и старше его, и была недоступна, недосягаема и осталась светлой памятью на всю остальную жизнь. Но почему - три? И почему они приходили потом к взрослому чоновцу не светлой сказкой, а тяжелым кошмаром?.. Документировать… невозможно, но подсказывает интуиция: уж не хлопнул ли их (курсив ред.) юный р-революционер? Ведь, небось, сестры-то были дворянки или, во всяком случае, интеллигентки».
Пока читатель не разобрался, что было, а чего не было, последующий солоухинский домысел уже твердо базируется на только что выдуманных убийствах как на факте, не требующем доказательств: «Видимо, догадываясь о кровавых проделках отпрыска или даже зная о них, мать и упросила своего знакомого взять Аркашу поскорее в отряд (чоновский отряд). С чоновца, если даже что-нибудь и открылось бы - взятки гладки. И потом, было ясно, что отряд из Арзамаса скоро уйдет. Для Голикова было: чем скорее, тем лучше».
А вот это уже - откровенная ложь со стороны писателя Солоухина, противоречащая историческим фактам. Не было «кровавых проделок» и не было чоновских отрядов в 18-м - они начали создаваться лишь через год. Однако картина, которой не хватало Солоухину для полной законченности образа, создана. Так запускается сенсация.
Будем все же придерживаться известных фактов.
В детстве Аркадий Гайдар, как все мальчишки его времени, бредил подвигами и даже пытался сбежать на войну - ему было девять лет, когда началась Первая мировая. Он родился в семье, где наслышался горячих революционных речей. Отец Петр Исидорович был из крестьян, мать Наталья Аркадьевна - дворянского обедневшего рода, имела отдаленное отношение к потомкам Лермонтова. Оба были учителями, оба поверили в Февральскую революцию 1905 года и приняли участие в ее событиях в масштабах города Льгова Курской губернии. Потому, когда пошли аресты, им пришлось стронуться с места. Родным городом Гайдар всегда считал Арзамас - он жил там с восьми лет. Как все мальчишки, сбегал с уроков, чтобы провожать эшелоны на фронт. С одним из эшелонов уехал отец. Драпануть на войну первоклашке не удалось - его перехватили на одной из станций.
Октябрь 17-го года перевернул жизнь в Арзамасе, город стал одним из революционных центров. Тринадцатилетний Аркадий путался у взрослых под ногами, напрашивался в патруль, «стал у нас вроде связного и разведчика», рассказывала через много лет одна из старых революционерок. Тогда же втихаря он раздобыл маузер. «Оружие привозили и продавали солдаты, - свидетельствует исследователь жизни и творчества Гайдара Б. Камов. -«Нижегородский листок» печатал объявления: «Продается малодержаный револьвер с коробкой патронов». Он носил короткоствольный плоский маузер в кармане брюк». Иметь маузер, да не пострелять -слишком большое искушение для пацана. Стрелял с дружком по окнам собора - это было. И был неумышленный выстрел в классе, когда одноклассники пытались отобрать оружие, - через много лет Гайдар опишет этот эпизод в повести «Школа». Но даже при патрулировании ему не пришлось пускать маузер в дело.
Своей активностью пацан так намозолил всем глаза, что никто не удивился, когда он обзавелся поручителями и в 1918-м подал заявление: «В комитет партии коммунистов. Прошу принять меня в Арзамасскую организацию РКП(б)» (ячейки комсомола еще не было). Решение приняли положительное, но осторожное: «Принять А. Голикова в партию с правом совещательного голоса по молодости и впредь до законченности партийного воспитания». Однако воспитывать было некогда. Через три месяца четырнадцатилетний большевик, попрощавшись с зареванными матерью и тремя сестренками, ушел в Красную армию. Так, по сути, закончилось детство Аркадия Голикова. И как бы к этому ни относиться, стоит признать: никто не стал бы принимать в амбициозную большевистскую партию образца 18-го года мальчишку, запятнавшего себя в мирной жизни «кровавыми проделками».

Филаша, выпьем, дурак!

В какой момент заканчивается ослепленный «революционной необходимостью» яростный Аркадий Голиков и начинается писатель-романтик, добрый друг детей Аркадий Гайдар? Неужто это - один человек? Можно лишь строить предположения о том, как круто повернувшееся колесо судьбы заставило отставного комбата что-то в ней понять и ужаснуться. Иначе откуда сны «по схемам», и припадки, и запои… Может быть, он убегал от самого себя в свои книги, в выдуманную жизнь с чистым и светлым горизонтом, в которой разделение на своих и врагов было четким, и потому не было вопроса, на чьей стороне правда - разумеется, на стороне его отважных и сильных духом героев. В этом ясном мире он назывался уже Гайдаром.
Есть разные версии, откуда взялся псевдоним. На вопросы он отвечал уклончиво, посмеивался. Самой романтичной расхожей версией, но и самой надуманной была красивая легенда о том, что в монгольском языке это слово означает «всадник, скачущий впереди».
Свой, мрачный, вариант изложил Солоухин: Гайдар - от хакасского слова «хайдар», что переводится как вопрос «куда?». Вроде бы Голиков в общениях с жителями только и твердил: «хайдар?», допытываясь, куда ушел Соловьев. Так его будто бы и прозвали. Однако псевдоним - не прозвище. Трудно представить себе, чтобы по собственной воле писатель взял себе имя, напоминающее о собственном зверстве.
Самое правдоподобное - шифр. Еще в Арзамасе Аркадий со школьным другом придумали игру - изобретательно зашифровывали все что ни попадя. Он вернулся в детство, создав причудливую аббревиатуру из букв своего имени и города: Голиков Аркадий из Арзамаса, где «из» было заменено на французское «д’», как в имени д’Артаньян. Получилось: Г(оликов) А(ркади)ЙДАР(замас). Головоломно, но по духу - очень на него похоже.
Это имя первыми узнали читатели Перми. После больничных передряг и периода растерянности, когда его комиссовали подчистую (но не за действия в Хакасии - а по здоровью), ему только и осталось, что взяться за журналистику. Помотавшись по стране, в 1925 году он осел в Перми, обосновался в газете «Звезда». Работалось и жилось легко, прошлое забилось в темные закоулки памяти - его заслонила любовь. Он женился на семнадцатилетней журналистке Лии Соломянской, родился сын Тимур. За год с небольшим Гайдар опубликовал около трех десятков рассказов и очерков и четыре повести, самая известная из них -«Р.В.С».
Безоблачное житье-бытье прервал скандал. Надо же было Гайдару сделать героем фельетона судебного следователя Филатова. Тот поднял бучу и довел дело до суда. Факты, изложенные в публикации, опровергнуть было невозможно, и обвинение в клевете рассыпалось. Но суд все же признал Гайдара виновным в оскорблении - придуманный автором собеседник Филатова обращался к тому со словами: «судейская душа, Филаша, выпьем, дурак». С того дня осторожный редактор газеты стал придираться к каждому слову, завернул несколько фельетонов. Гайдар перебрался в Свердловск, а затем в Москву.
Не к добру перебрался. Там Лия нашла новую любовь. Гайдар затосковал, запил. Из дневника: «А, в общем, - сутолока, вечеринки. И оттого, что некуда мне девать себя, не к кому запросто зайти, негде даже ночевать… В сущности, у меня есть только три пары белья, вещевой мешок, полевая сумка, полушубок, папаха
— и больше ничего и никого… Ночевки
- где придется. Деньги, безденежье, опять деньги. Относятся ко мне очень хорошо, но некому обо мне позаботиться, а сам я не умею».
Потом была работа в хабаровской газете «Тихоокеанская звезда», и снова Москва, и Клин, где он вновь женился и обзавелся приемной дочкой Женей. Выходили книги «Школа», «Дальние страны», «Военная тайна», «Голубая чашка»… Росла популярность. А его терзала раздвоенность, изводили сны, надвигались тени прошлого, и он все чаще проваливался в запои, резался бритвой, попадал в психушки и письма оттуда писал отчаянные.
Из письма Р. Фраерману: «Тревожит меня мысль - зачем я так изоврался. Казалось, нет никаких причин, оправдывающих это постоянное и мучительное вранье, с которым я разговариваю с людьми… образовалась привычка врать от начала до конца, и борьба с этой привычкой у меня идет упорная и тяжелая, но победить я ее не могу… Иногда хожу совсем близко от правды, иногда - вот-вот - и веселая, простая, она готова сорваться с языка, но как будто какой-то голос резко предостерегает меня - берегись! Не говори! А то пропадешь!»…
Что бы ни имел в виду Гайдар под этими «изоврался» и «берегись», поступки его свидетельствовали об открытой смелости, граничащей с безрассудством. В годы репрессий, когда он узнал, что арестовали его первую жену, он не раздумывая кинулся звонить всесильному Ежову: «За что ты мою Лийку арестовал!» Когда бессонными ночами люди с биением сердца прислушивались, по чью душу вновь грохочут сапоги на лестнице, он написал «Судьбу барабанщика», о мальчишке, отца которого арестовали. И взмокший от страха редактор переправлял повесть, чтобы получилось, что арестовали его за банальное воровство. Но оказалось - гайдаровский подтекст заштриховать невозможно.

Рикошетом с Гражданской

Никто никогда не видел Гайдара в штатской одежде. Гимнастерка, командирский ремень, сапоги, шинель, папаха. Военизированная одежда соответствовала внутреннему настрою.
Этот суровый настрой рефреном звучит в каждой его книге. Мир его героев-детей
- отражение мира взрослых без скидок на возраст - они погибают во имя светлых идеалов, разделяются на белых и красных
- один не выживет, если не убьет другого, борьба идеологий разделяет их мир. Даже самая поэтичная вещь Гайдара «Голубая чашка» не обходится без эпизодов, где
в очарование летнего умиротворенного пейзажа вторгаются военные учения или воспоминание о днях былых: «А того не знала глупая Маруся, что не ждет никогда Красная Армия, чтобы ее просили. А сама она мчится на помощь туда, где напали белые. И уже близко от Маруси продвигаются по степи наши красноармейские отряды. И каждая винтовка заряжена на пять патронов, а каждый пулемет - на двести пятьдесят»…
Аркадий Голиков, свято поверивший в коммунизм и ослепленно ринувшийся в борьбу за советскую власть, никуда не делся, он в этих книгах. И Аркадий Гайдар в своей полувоенной одежде никогда не покидал Гражданскую - его герои продолжили ее в своей детской, на поверку не такой уж мирной жизни. Впрочем, это отражало настрой всей страны.
И все же даже в этой черно-белой, без нюансов, жизни был момент - у Гайдара сработали тормоза. Его, такого непримиримого, замутило от аморального запашка, которым несло от истории с Павликом Морозовым. Была заказана повесть, в которой зарубленный топором 12-летний мальчишка должен был стать символом борьбы за колхозный строй. Гайдар вначале взялся, получил аванс и даже написал пару глав. Однако по мере углубления в материал понял, что занимается фальсификацией. Отказываться было поздно - первые главы напечатаны в журнале. Он ушел в спасительный запой. И больше никогда не возвращался к этой теме.
Зато знаменитый Тимур с его командой шагнул в повесть из реального события. Заболел сын приятеля Гайдара, срочно потребовалось лекарство, но времени объезжать аптеки одну за другой не было. Гайдар собрал мальчишек двора, выдал по бумажке с названием препарата и разослал в разные концы города. Лекарство было редким, все же один из пацанов нашел его. Азарт, с которым ребята кинулись на помощь, подал Гайдару идею повести. Вначале она называлась «Дункан и его команда», но против нерусского имени стеной встал идеологический отдел ЦК. После долгого перебора имен («Вася и его команда»? «Степа и его команда»? - злился автор, они сами не понимают, что это - не звучит?!) Гайдар остановился на имени сына. И не его была вина, что стихийно возникшая среди ребятни игра в Тимура была введена идеологическими чиновниками в ранг принудительного «тимуровского движения».
В 41-м, с началом войны, Гайдар стал рваться на фронт. С его букетом болезней и психических отклонений получил отказ. Он добился командировки в район боев, в Киев, в качестве корреспондента «Комсомольской правды». Первый же очерк «У переправы» был вынесен им из атаки, в которую он ринулся вслед за ротой. В том бою он добыл трофейный автомат и очень этим гордился. Последний из переданных им очерков рассказывал о ночном поиске, в который он ходил вместе с разведчиками. Во время беспорядочного отступления армии Гайдар пропал и лишь позже обнаружился в партизанском отряде.
Дальнейшие сведения отрывочны. Известно, что был он в отряде пулеметчиком и в стычках с немцами отважно отражал их натиск. И еще - он много писал, вел дневник отряда и всегда носил записи при себе.
Гайдар погиб в том же 41-м, 26 октября. Он и еще четыре партизана отправились к схрону с продуктами, чтобы пополнить запасы. У домика путевого обходчика их ждала засада. Первым это заметил Гайдар. Предупредить товарищей он мог единственным образом, и он это сделал - поднялся и крикнул: «Ребята! Немцы!» Тут же его скосила пулеметная очередь.
Остальные спаслись, но не смогли спасти записи Гайдара - они попали в руки врагов. Не немцев - полицаев. На этом участке леса, рассказывали впоследствии деревенские жители, немцев не было, он находился под контролем полицаев. А поскольку те были из местных, то и имя убийцы Гайдара местные охотно назвали - Яков Воропай. Говорят, он потом повесился.
Известно, что к немецким захватчикам переходили, как правило, люди, пострадавшие при раскулачивнии и расказачивании. Выходит, по большому счету, Голиков-Гайдар погиб от рук тех, кого сам беспощадно истреблял в Гражданскую. Судьба завершила мистический круг. Как будто это о нем строки окуджавской песни: «Я все равно паду на той, на той единственной, гражданской, и комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной».

Из сборника "Черная книга имен, которым не место на карте России." /Сост. С. В. Волков.- М., 2008 - с. 28-30.

"Аркадий Петрович Гайдар (настоящая фамилия — Голиков; 1904–1941) был сыном учителя из крестьян и дворянки. Его родители участвовали в революционных беспорядках 1905 г. и, опасаясь ареста, уехали в провинциальный Арзамас. Там будущий детский писатель учился в реальном училище и впервые опубликовал свои стихи в местной газете «Молот».

В 1919 г. он вступил в Красную армию и в РКП(б), стал помощником командира отряда красных партизан, действовавших в районе Арзамаса. Скрыв свой возраст, учился на командных курсах в Москве и Киеве, затем командовал ротой красных курсантов. Воевал на Польском и Кавказском фронте. В 1921 как командир запасного Воронежского полка отправлял маршевые роты на подавление Кронштадского восстания. Летом того же года, командуя 58-м отдельным полком, участвовал в подавлении Тамбовского крестьянского восстания. Столь высокое для семнадцатилетнего возраста назначение сам Голиков объяснял тем, что «много из высшего комсостава арестовано за связь с бандами», т. е. с повстанцами.

После уничтожения непокорных крестьян Гайдар продолжил службу в карательных частях особого назначения (ЧОН) — сначала в Тамьян-Катайском районе в Башкирии, затем в Хакассии. Здесь в зоне его ответственности оказался 2-й «боерайон», включающий в себя шесть нынешних районов на юге Красноярского края. Ему было приказано уничтожить отряд «императора тайги» И. Н. Соловьева, состоявший из местных крестьян и колчаковских офицеров. Не сумев справиться с этой задачей, Гайдар обрушился на местное население, не поддержавшее большевиков. Людей без суда и следствия расстреливали, рубили шашками, бросали в колодцы, не щадя ни стариков, ни детей. Основным объектом кровавой охоты молодого комиссара становились хакасы. В одном из хакасских сел, по рассказам местных жителей, он лично убил выстрелами в затылок более ста человек, выстроенных у края обрыва. В другом селе, взяв заложников, посадил их в баню, угрожая, что расстреляет всех, если они утром не скажут, «где скрываются бандиты». И сам на утро исполнил эту угрозу: снова выстрелами в затылок. Для выслеживания неуловимого Соловьева Гайдар вербовал агентов из местного населения, расплачиваясь за информацию дефицитной мануфактурой. Местные советские руководители постоянно жаловались на Гайдара Например, в письме волостного исполкома, посланном с нарочным из села Курбатова в Ачинск, говорится: «Прибывший отряд сразу пустил в ход плети, которые, по нашим мыслям, должны существовать в области преданий… а не проявляться теперь при Советской власти».

Конец бесчинствам Гайдара пришел лишь после того, как он, несмотря на приказ начальства доставить пленных в штаб для допроса, лично расстрелял их, не желая выделять людей для конвоя. Командующий ЧОНом губернии В. Какоулин был вынужден признать: «Голиков по идеологии неуравновешенный мальчишка, совершивший, пользуясь служебным положением, целый ряд преступлений». Гайдар был вызван в Красноярск для объяснения; его исключили из партии, сняли с должности и направили на психиатрическое освидетельствование. Консилиум, нашел «истощение нервной системы в тяжелой форме на почве переутомления и бывшей контузии, с функциональным расстройством и аритмией сердечной деятельности» (из письма Гайдара сестре Наташе 17 января 1923 г.). Пройдя курсы лечения в Красноярске, Томске и Москве, Гайдар отправляется сначала в полугодовой, а затем — в бессрочный отпуск «с сохранением содержания».

В 1925 г. он написал свою первую повесть «В дни поражений и побед». Редактор посоветовал молодому автору начать мирную жизнь, и он уехал работать корреспондентом сначала в Донбасс, а потом на Урал. Гайдар работал в местных газетах; в Перми он женился на семнадцатилетней комсомолке Лие Лазаревне Соломянской, усыновив ее сына Тимура. После публикации рассказа «Р.В.С.» к Гайдару пришло признание, и семья переехала в Москву. Но в 1931 г. жена вместе с сыном ушла от него. Причиной ухода был алкоголизм писателя.

Гайдар тосковал, не мог работать и уехал в Хабаровск корреспондентом газеты «Тихоокеанская звезда». Знавший его в это время Борис Закс писал: «Мне пришлось за мою долгую жизнь иметь дело со многими алкоголиками — запойными, хроническими и прочими. Гайдар был иным, он зачастую бывал „готов“ еще до первой рюмки» И еще: «Гайдар резался. Лезвием безопасной бритвы. У него отнимали одно лезвие, но стоило отвернуться, и он уже резался другим. Попросился в уборную, заперся, не отвечает. Взломали дверь, а он опять режется. Увезли в бессознательном состоянии… При этом не похоже было, что он стремился покончить с собой; он не пытался нанести себе смертельную рану».

Душевный недуг (маниакально-депрессивный психоз на фоне хронического алкоголизма) не помешал Гайдару создать произведения, поставившие его в первый ряд советских детских писателей. Но громкий успех не избавлял его от груза совершенных когда-то преступлений. «Снятся мне убитые мною в юности на войне люди», — писал он в дневнике. Постоянные запои мешали нормальной работе.

С началом новой войны Гайдар попросился на фронт. Когда в октябре 1941 г. партизаны отряда, в котором он был военным корреспондентом, напоролись на немцев, Гайдар вскочил во весь рост и крикнул своим товарищам: «Вперед! За мной!» Это была смерть, похожая на самоубийство. Другие партизаны спаслись.

Имя Гайдара очень часто носят детские учреждения: школы, библиотеки, детские дома."

"3 июня 1922 г. Особым отделом губернского отдела ГПУ было заведено дело № 274. Аркадия Голикова обвиняли в злоупотреблении служебным положением. После проведения спецкомиссии её начальник потребовал расстрела для командира-карателя. В ноябре 1924 г. Гайдар был уволен с выдачей выходного пособия по болезни из РККА. Видимо, на него постоянно шли донесения, и руководство решало, что делать с неуправляемым командиром, потому что незадолго до увольнения пришла телеграмма из штаба войск ЧОН: «Командиру 6-го сводного отряда. Сообщаю резолюцию комЧОНгуба о Голикове: «Арестовывать ни в коем случае. Отозвать. Какоулин». Аркадия Голикова исключили из партии, сняли с должности, и он был направлен на психиатрическое освидетельствование.

После этого Гайдар часто оказывался на больничной койке в психиатрических больницах. Из дневника А. Гайдара. Хабаровск. 20 августа 1931 г., психбольница: «Очень хочется крикнуть: «Идите к чёртовой матери!» Но сдерживаешься. За свою жизнь я был в лечебницах раз, вероятно, 8 или 10 - и всё-таки это единственный раз, когда эту Хабаровскую, сквернейшую из больниц, я вспомню без озлобления, потому что здесь будет неожиданно написана повесть о «Мальчише-Кибальчише».(...)

14 февраля 1941 г., из письма к писателю Р. Фраерману: «Образовалась привычка врать от начала до конца, и борьба с этой привычкой у меня идёт упорная и тяжёлая, но победить я её не могу... Иногда хожу совсем близко от правды, иногда вот-вот - и, весёлая, простая, она готова сорваться с языка, но как будто какой-то голос резко предостерегает меня: берегись! Не говори! А то пропадёшь! И сразу незаметно свернёшь, закружишь... и долго потом рябит у самого в глазах - эк, мол, куда ты, подлец, заехал!..»

Самые страшные строки Аркадий Гайдар написал в полубреду, во время очередной затяжной депрессии: «Снились люди, убитые мной в детстве...» Он хотел, чтобы его услышали, чтобы простили. Скорее всего, он всю свою жизнь раскаивался в «грехах юности»." http://www.aif.ru/culture/article/46828

26 октября 1941 года погиб от фашистских пуль военный корреспондент «Комсомольской правды» знаменитый писатель Аркадий Гайдар.

В начале разрушающих 1990-х годов в поиске сил для подъёма духа в геройском прошлом страны бывала я в Красногорске, в Государственном архиве кинофотодокументов. Однажды в фотолаборатории застала момент, когда фотореставратор окунал поочерёдно какой-то чёрный негатив в ванночки с растворами. Спроецированный на экран, он отразил поначалу чьё-то зачернённое наполовину, неузнаваемое изображение, которое по мере омовения стало высветляться, явив, наконец, знакомое, родное многим в стране лицо любимого писателя Аркадия Гайдара. И от нахлынувших вдруг воспоминаний о его храбрых бескорыстных героях стало на душе бодро и весело и за своё слабодушие стыдно.

В 1933 году тревожная весть о приходе к власти в Германии Адольфа Гитлера , угрожавшего новым натиском на восток, навеяла ему «Сказку о Мальчише-Кибальчише и его твёрдом слове». Её читали и заучивали наизусть ребята советской страны. И выросшее на мужественных книгах поколение Мальчишей-Кибальчишей дружно пошло добровольцами с первых дней фашистского нашествия на фронт. Это оно совершало беспримерные подвиги. Это оно вместе со старшими братьями и отцами, сильно поредев в боях, победило.

А повесть «Тимур и его команда», главами публикуемая в 1940 году в «Пионерской правде», и законченный в первые дни нашествия киносценарий «Клятва Тимура», тоже публикуемый в «Пионерке», создали по всей стране тимуровское движение - школьники заботились о семьях бойцов и командиров, о пожилых и одиноких людях.

Конечно, писатель такой гигантской мощи воздействия на миллионы молодых людей не мог не стать мишенью для ненавистников нашей страны. Но если при жизни и после гибели лишь распускались слухи о его болезни, связанной с военной контузией, то после победы буржуинов в перевороте 1991 года его стали открыто называть «убийцей и карателем» в годы Гражданской войны - в статьях, книгах, телефильмах. Однако очищение его имени неизбежно.

Литературный псевдоним никогда не бывает случайным. Хотя сам Аркадий Петрович никому и нигде тайну его не раскрывал. Самое распространённое объяснение из пяти известных - перевод якобы с монгольского или хакасского - «всадник, скачущий впереди», оказывается, означает на хакасском всего лишь вопрос «куда?». При этом остаётся незамеченным шестое предположение, высказанное в предисловии к книге «Сказки кота Мурлыки» знаменитого в нач. ХХ века русского Андерсена Николая Вагнера , известного профессора зоологии Казанского, а затем Петербургского университетов. В книге, выдержавшей в нач. ХХ века семь изданий (!) и первое в Советском Союзе ещё в 1923 году, которой зачитывались и гимназисты с реалистами, и советские школьники, среди многих умных и странных философских фантастических сочинений: о Папе-прянике, фее Фантасте, разудалом Курилке, дяде Пуде и других - есть «Сказка о принце Гайдаре» («Великое»)…

О том, как бросил юный принц королевские покои и комфорт, после того как красавица царевна Гудана попросила его узнать, что такое есть «великое». И ушёл он странствовать по свету один без свиты, встречал многих бедных людей с их горестями и бедами, страдал за них, забыв о красавице Гудане. Понял было, что великое - это любовь ко всем людям. Однако встреча с человеком, который мечтал отомстить врагу, но, увидев его больного, умирающего, пожалел, простил и полюбил, показалась ещё более Великим. И от сострадания ко всем встреченным людям «его сердце затрепетало свободно и радостно. Оно расширилось. Оно захватило всё земное, всё сотворённое Великим… и разорвалось…»

Едва ли бы мужественный человек, каким был Гайдар, признался, что выбрал псевдоним по такой трогательной сказке… Хотя сам он пространствовал всю свою недолгую жизнь. Не заводя имущества, гардероба одежды - в гимнастёрке и сапогах, с рюкзаком за спиной или походной сумкой.

…Он вырос в семье, исповедующей взгляды «созидательных народников». Так назвали в русской истории начатое в 1870-е годы массовое «хождение в народ» образованных молодых людей, не желавших мириться с бесправием и повальной неграмотностью людей труда, требующих равных прав для всех сословий. Отец Аркадия Пётр Исидорович, правнук крепостного крестьянина князей Голицыных, которому придумана была при выходе на волю похожая на княжескую фамилия Голиков , стал учителем. Мать Наталья Аркадьевна Салькова вышла за него замуж против воли родителя, небогатого дворянина, офицера. Работала фельдшером, затем тоже учителем. После революции оба ушли в Красную армию. Кем мог стать их сын, ученик 5-го класса Арзамасского реального училища, оставшись один, без родителей, в 14 лет?

Он принимает участие в январе 1918 года в защите Арзамаса от нападения разгулявшихся банд, дежурит с патрулём по ночам. Получает первое ранение - ножом в грудь. В декабре 1918 года вступает в Красную армию, прибавив себе, крепкому, плечистому, годков. Проходит военное обучение, строй, стрельбу. Пишет позже в автобиографии: «Был на фронтах: Петлюровском (Киев, Коростень, Кременчуг, Фастов, Александрия)… командиром 6-й роты 2-го полка отдельной бригады курсантов».

Тут уместно вспомнить строчки из повести «Школа» о том, что Советская Россия воевала в Гражданскую не с одними белыми: «Мир между Россией и Германией был уже давно подписан, но, несмотря на это, немцы наводнили своими войсками Украину, впёрлись в Донбасс, помогая белым формировать отряды».

И красноармейцы вглядывались в наступающие цепи, угадывая, кто идёт: белые, петлюровцы, немцы? Все пытались отторгнуть Украину от России. Ещё тогда.

«Потом был на Польском фронте под Борисовом, Лепелем и Полоцком - 16-я армия. Полк забыл, потому что у меня было три болезни сразу – цинга, контузия в голову и сыпной тиф. Опомнился в Москве. Был отправлен на Кавказский фронт и назначен командиром 4-й роты 303-го (бывшего 298-го) полка 9-й армии. После захвата остатков деникинцев под Сочи стоял с ротой, охранял границу от белогрузин (а мы и не знали, что такие грузины были! - Л.Ж.) - мост через реку Псоу за Адлером. …был переброшен в горы, воевал против банд генерала Геймана и Житикова, поднявших восстание на Кубани».

Затем он - командир отдельного 58-го полка по борьбе с антоновщиной в Тамбовской губернии. И вот ни странность ли, что командующего боевыми действиями Михаила Тухачевского , скакнувшего при наркомвоенморе Льве Троцком из поручика в маршалы, применившего против восставших крестьян артиллерию и химические газы, восхваляют как великого полководца? Комполка Аркадия Гайдара винят в участии в подавлении и этого мятежа, и другого - на юге Красноярского края, в Хакасии (Тана-Тува).

В книге «Солёное озеро» перекрасившегося в монархиста писателя Владимира Солоухина , изданной на деньги АО «Хакасинтерсервис» в недоброй памяти 1994 году, внушается, что вовсе не банды «императора тайги» Ивана Соловьёва , стремившегося отделить этот дальний край от Советской России, держали в страхе и русских, и хакасов, в подавляющем большинстве неграмотных. А «каратель-чоновец Аркадий Гайдар» боролся «с партизанским отрядом Ивана Соловьева, последним очагом вооруженного сопротивления большевикам на всей территории бывшей России»…

«Последним очагом», потому что новую власть поддержало и приняло большинство народа в гигантской стране! И среди первостепенных задач этой власти числились ликвидация безграмотности и развитие здравоохранения даже в самых далёких уголках республики, таких как Хакасия. Разве этого не знали спонсоры клеветнической книжки и её автор из крестьянской неграмотной среды?

Но ставший при Советской власти в Хакасии учёным, кандидат исторических наук Александр Шекшеев посчитал своим долгом расследовать обвинения в адрес писателя. Он опубликовал в газете «Хакасия» 14 декабря 2005 года статью под названием «Гайдар и красный бандитизм: последняя тайна». Теперь эта статья, превращённая автором в объёмистый научно-исследовательский труд, выложена в Интернете. Учёный на материалах архивов обобщает: «Красный бандитизм, прямым предшественником которого являлось деструктивное поведение партизан, был обусловлен жестокостью белой военщины, крестьянских повстанцев; в ответ у сторонников советской власти появлялось стремление мести».

Пересказав описанные многими исследователями архивов действия местных советских властей в Енисейской губернии, квалифицируемые ныне как «красный бандитизм», автор делает вывод: «Но Гайдар к этим преступлениям отношения не имел». И далее: «В том, что Гайдар не принимал участия в приписываемых ему преступлениях, убеждают хронологические границы нахождения его в Енисейской губернии… Обнаруженная в архиве справка говорит о том, что он был здесь с ФЕВРАЛЯ ПО СЕНТЯБРЬ 1922 г. Сводки событий, посланные чоновцами в свои штабы, позволяют создать хронику деятельности отряда Голикова… Судя по имеющимся документам, отряд Голикова занимался разведкой, поиском и преследованием «банд», которые не приносили ему положительных результатов… Констатируя его «инертность», проверяющая комиссия сделала вывод о необходимости снятия Голикова с должности… уже 10 июня 1922 г. он был снят с должности и находился при губернском штабе ЧОН… Но в июне Минусинский уисполком был извещен (кем?), что комбат Голиков произвел расстрелы людей. Побросал трупы в реку, и дело его расследуется… После решения его вопроса Голиков покинул Красноярск. Учитывая переживаемое им состояние травматического невроза, Реввоенсовет 18 ноября предоставил больному командиру полугодовой отпуск. В январе 1923 г. ему как ветерану Златоустовской дивизии были вручены денежная премия и малиновые галифе (!)».

Сам Аркадий Петрович об этом коротком периоде в районе Тана-Тува в автобиографии сообщает: «…тут я начал заболевать (не сразу, а рывками, периодами.) У меня нашли травматический невроз. Несколько раз лечился… В апреле 1924 г. был зачислен в резерв. В ноябре уволен по болезни. Только через два года, в 1926 г., то есть через 8 лет после того, как я вступил в армию, пришёл срок призыва моего 1904 г.».

В старину мальчиков с 14 лет до 18 называли отроками, то есть без права речи при взрослых (речь-рек-рок), недорослями (не доросшими до взрослости), а ныне - подростками. Хотя сама жизнь во время революций и войны рано взрослит ребятню. И 18-летний Аркадий Гайдар, с ранениями в разное время в спину, руку, ногу, голову, в поисках дальнейшего дела своей жизни неслучайно выбрал стезю детского писателя. Он проживал своё взрослое отрочество ещё раз вместе со своими героями-мальчишками и передавал им свои несбывшиеся мечты, свои пристрастия и увлечения, свою любовь к людям и к родине, свою готовность пожертвовать, если будет нужно, своей жизнью ради жизни страны. Сегодня это самопожертвование новое сословие очень грамотных потребителей цинично называет «инфантилизмом».

Автор памятника Аркадию Гайдару в Хабаровске, где родилась «Сказка о Мальчише-Кибальчише», скульптор Галина Мазуренко , начитавшись «Солёного озера», признаётся в мемуарах: «…поехала в Москву, познакомилась с Тимуром Гайдаром, и он мне добавил ненависти к Аркадию Петровичу. Я не могла вдохновиться на такого монстра. …Успокоила себя тем, что он был просто инфантилом. Не повзрослел, и жизнь для него была игра».

Однако совсем неинтересно обсуждать мнения о великом Гайдаре как разучившихся читать потребителей, так и его «однопсевдонимщиков», делавших под крышей знаменитого литературного имени карьеру, но скрытно, как оказалось, ненавидящего его единственного законного носителя. А вот о дальнейшей жизни странника Гайдара можно узнать ещё много интересного.

В мирной послевоенной жизни он продолжал странствовать по разным краям большой страны: Пермь, Архангельск, Свердловск, Хабаровск… работая корреспондентом областных газет, задерживаясь в городах не больше года-двух. Сына Тимура увидел впервые в Архангельске, когда тому исполнилось два года. Домашнего очага не создал - жена Лия Соломянская ушла к другому, журналисту Самсону Глязеру .

Каким семьянином, журналистом и человеком был 22-летний Аркадий Голиков, можно представить из воспоминаний коллег по архангельской газете «Правда Севера». Они рассказывают, что Гайдар жил в постоянных разъездах, часто «менял» профессию: вместе с лесорубами валил лес, работал на сплаве, тянул с рыбаками невод. Однажды вышел из дома купить к мясу солёных огурцов, а вернулся через три недели! С очерком о весеннем сплаве леса. Оказывается, на базаре встретил артель плотовщиков, увлёкся их рассказами, пошёл с ними до пристани, а там и попросился в артель, отплыл с ними на пароходе. Собирал багром брёвна в плоты, варил пищу на берегу по дежурству, кормил комаров, мёрз холодными ночами. А ещё «чтобы не быть белой вороной среди сплавщиков», как объяснял он бухгалтеру, оформлявшему задним числом командировку, «пришлось играть в карты, проигрывать и выпить столько-то водки». «Вопрос компенсации считаю принципиальным», - то ли шутя, то ли всерьёз говорил командировочный. Выплатили, конечно, - очерк получился блестящим.

…Весной 1926 года Гайдара вновь позвала в путь его любимая муза дальних странствий. Он отправился с другом Николаем Кондратьевым в путешествие по Средней Азии, с осмотром песков Кара-Кума, верблюдов, саксаула, но главное - кардинальных изменений в этих краях, где недавно ещё правили баи и ханы, женщины ходили в чадре, а дехкане обрабатывали скудную землю мотыгой. Гайдар посылал о своих наблюдениях и встречах с новыми людьми Азии путевые записки, рассказы, фельетоны (и очень смешные!) в пермскую газету «Звезда». В ней же опубликовал написанный в дороге рассказ «Р.В.С.» и повесть «Жизнь ни во что» («Лбовщина») ещё под фамилией Голиков. С деньгами напряжёнка, и Аркадий Петрович пишет для ташкентской газеты «Правда Востока» несколько фельетонов.

На полученный гонорар друзья добираются до Туркмении. В Полторацке, пока не переименованном в Ашхабад, печатаются в газете «Туркменская искра», снова публикациями зарабатывая на дальнейший путь. Добравшись до Красноводска, омываются в Каспии, отряхивают от песка пропылённые рюкзаки. Переплывают море на пароходе, узнают, как добывается «чёрное золото» - нефть, любуются кавказскими горами. Мне, читающей эти очерки в юности, мечтающей о журналистике, непонятно было, как, постоянно переезжая, собирая материал для газетных публикаций «ради хлеба насущного», Аркадий Петрович при этом писал крупные литературные произведения: повесть «В дни поражений и побед», «Всадники неприступных гор», «Р.В.С.», «Дальние страны» и другие.

На примере одного из очерков, замеченного газетой «Правда», представим себе жизнь не ищущего покоя журналиста.

После публикации в пермской газете «Звезда» фельетона Гайдара «Шумит ночной Марсель» о пристрастии местного следователя Филатова к ночным посиделкам в низкопробном кабачке, где он на скрипке наигрывал за деньги пьяной публике фоксы и танго, следователь подал на автора в суд, и его осудили… В защиту журналиста выступила свердловская газета «Уральский рабочий», а следом и главная газета страны.

В «Правде» 5 апреля 1927 года статья «Преступление Гайдара» подвергла критике действия пермского суда, опираясь на мнение народа: «Общественное мнение восстало против приговора суда. Общественное мнение оказалось на стороне Гайдара. Рабочие ряда крупных заводов, рабселькоровское окружное совещание, областная газета «Уральский рабочий» высказались в защиту Гайдара».

Общественное мнение и теперь за Гайдара, пока ещё живут его книги. И некоторые частные скромные издательства продолжают их печатать.

Однако закончить своё слово о любимом писателе хочется всё-таки упоминанием о его последнем мужественном поступке - уходе в действующую армию наперекор запретам медиков, потому что то были слишком трудные дни отступлений и оставления наших городов. Никак не мог Гайдар отсиживаться дома!

Евгения Аркадьевна Голикова-Гайдар, дочь его любимой жены Дарьи Кузнецовой , вспоминает: «Пришёл папа с биноклем и походной сумкой, которые купил на Арбате в комиссионке. Очень рад был: «Это как раз то, что мне нужно. Арбатия - страна необыкновенная. А это для тебя». И протягивает мне тонкий свёрток. А в нём книга, сказки!

А теперь придумаем, что бы в ней написать. Ведь я уезжаю на фронт, и может так случиться, что долго не увидимся. Он открыл книгу и сразу написал:

«Папа едет на войну
За Советскую страну…
Женя книжку прочитает
И о папе помечтает.
Он в далёкой стороне
Бьёт фашистов на войне».

И подпись - Арк. Гайдар. Июль 1941 г.».

Он всегда так подписывался - Арк. Гайдар, будто предчувствовал, что придётся отмежёвываться от недостойных приватизаторов его литературного имени.

Людмила ЖУКОВА

Известный детский писатель был, по словам его коллег красных комиссаров, не героем, а психически больным человеком с маниакальной страстью к убийствам

Аркадий Голиков родился в 1904 году, а в 1919-м ушел в Красную Армию добровольцем. 15-летний подросток командовал ротой сначала на Петлюровском фронте, затем на Польском. В этом же году он переболел цингой, сыпным тифом, был контужен. В 1921 году 17-летний командир полка подавлял восстание в Тамбовской губернии, после чего был назначен начальником второго боевого района на монгольской границе. Ежедневные боль, кровь, смерть не могли не сказаться на психике мальчишки, которого поставили распоряжаться судьбами многих людей. Вначале у Аркадия обнаружили травматический невроз, вызванный контузией, а затем развились серьезные психические отклонения. 20-летний красный командир, испытавший на себе за пять лет войны все ее ужасы, был уволен из армии по болезни. Похожая судьба была, вероятно, у многих российских мальчишек, родившихся в интеллигентных семьях, но в отношении Аркадия Гайдара это кажется невероятным. Необыкновенно светлые и добрые книги, автором которых является Гайдар, остаются любимыми уже несколькими поколениями детей. Кажется, что написать их мог только очень благородный, высоконравственный человек.

Голикова исключили из партии, сняли с должности и направили на психиатрическое освидетельствование

В Республике Хакасия (Юго-Восточная Сибирь) имя революционного романтика Аркадия Голикова (настоящая фамилия Гайдара) лучше не упоминать. Рассказы о зверствах "банды Гайдара" передаются там как семейные предания из поколения в поколение. Но почему-то публично не обсуждаются. "Моя мать рассказывала, что согнал Гайдар со своим отрядом больше ста человек на обрыв у реки и начал расстреливать. Он стрелял из нагана в затылок. Не белогвардейцев (они в тайге были), а простых крестьян. Много было женщин, подростков, детей. Тех, кто оставался жив, Гайдар пинками сталкивал с обрыва в реку. Зверь, а не человек. Моя мать чудом осталась жива, потому что ушла в этот день к родственнице в другую деревню. А ее мать, двух братьев и сестру убили", -- так рассказала о пребывании в Сибири будущего детского писателя активистка общества книголюбов Хакасии. И не она одна.
О том, как в ее доме в селе Форпост жил Аркадий Голиков, рассказывала Тимуру Гайдару Аграфена Александровна Кожуховская. Судя по всему, даже в шестидесятые годы бабушка, доживающая свой век в доме престарелых в Абакане, лишнего не болтала. Умильно вспоминала, как обиделся, рассердился и даже решил съехать с квартиры ее важный постоялец, когда увидел, что принесенный им с речки улов -- несколько пескарей -- не зажарен, а брошен кошке. И еще рассказывала, как во время вечеринок ее квартирант не плясал со всеми. Стоял в сторонке и только притопывал сапогом в такт музыке. "Всякое бывало. Веселый, ласковый, а то -- не приведи господь! -- туча тучей. Иван-то Соловьев, атаман, -- местный. Он тут все ходы и выходы знал. Как приехал новый командир, Соловьев стал слать ему записки: "Аркадий Петрович, приезжай погостить. С честью встречу -- с честью провожу". Как Аркашка получит записку, целый день ходит сам не свой. Всюду ему чудится Соловьев. Ни разу в глаза не видел, а все Соловьев перед глазами. Терпеть его не мог, а увидеть, поймать Ваньку -- другой мечты не было".
Известно о Соловьеве немного. Лет ему было тридцать с небольшим. Местный уроженец. Бывший колчаковский урядник. Был арестован в 1920 году, бежал, создал банду, в которую вскоре влился офицерский колчаковский отряд полковника Олиферова. У Соловьева была политическая программа: атаман добивался отделения Хакасии от советской России.
У Голикова было постоянное ощущение, что Соловьев ежеминутно рядом (он его так и не поймал). И начал командир проводить "профилактику" среди местного населения. Людей без суда и следствия расстреливали, рубили шашками, бросали в колодцы. Голиков не знал пощады ни к старикам, ни к детям. Основным объектом кровавой охоты молодого комиссара становились местные жители -- хакасы. Даже командующий ЧОНом губернии В. Какоулин был вынужден признать: "Мое впечатление: Голиков по идеологии неуравновешенный мальчишка, совершивший, пользуясь служебным положением, целый ряд преступлений". Другими словами, даже для коллег по наведению революционного порядка становилось очевидным, что Голиков не красный герой, а психически больной человек с маниакальной страстью к убийствам.
В красноярских архивах документы о самых жестоких расправах не сохранились. Есть только письмо волостного исполкома из села Курбатова в Ачинск, посланное с нарочным: "Прибывший отряд сразу пустил в ход плети, которые, по нашим мыслям, должны существовать в области преданий времен Колчака, а не проявляться теперь, при советской власти, которая сказала: "Долой смертную казнь и телесные наказания без суда!" Видимо, были еще донесения, потому что вскоре пришла телеграмма из штаба войск ЧОНа: "Командиру 6-го сводного отряда. Сообщаю резолюцию комЧОНгуба о Голикове: "Арестовывать ни в коем случае. Отозвать. Какоулин".
После приезда в Красноярск для выяснения "обстоятельств" Аркадий Голиков был не только исключен из партии, снят с должности, но и направлен на психиатрическое освидетельствование. Существует версия, согласно которой о деле Гайдара знал Сталин. На просьбу Аркадия Петровича о восстановлении в партии кремлевский хозяин лаконично отрезал: "Мы-то его, может быть, и простили бы. Но простят ли хакасы?.." Из письма Аркадия сестре Наташе: "Красноярск, 17 января 1923 года, вторник. Мне приходится уехать на месяц в физиобально- терапевтический (физиобальнеотерапевтический?) институт в Томск. На днях по поручению губкома был созван консилиум, и врачи определили: истощение нервной системы в тяжелой форме на почве переутомления и бывшей контузии, с функциональным расстройством и аритмией сердечной деятельности".

Мать завещала сыну жизни своей не щадить за власть советов

Истощение нервной системы не было уловкой для избежания наказания. В историю болезни органично вписывается история жизни. Аркадий ушел воевать, когда ему не было пятнадцати лет. Он бредил военными подвигами с той поры, когда его отец, Петр Исидорович, сельский учитель, ушел на фронты мировой. В общем-то, с той поры семьи у него и не было. Вернувшись с войны, отец женился на другой женщине. "Два с половиной года прошло с тех пор, как я порвал всякую связь, мой друг, с тобою, -- писал сын отцу. -- За это время я не получил ни одного письма, ни одной весточки от тебя, мой славный и дорогой папа... Я ушел в армию совсем еще мальчиком, когда у меня, кроме порыва, не было ничего твердого и определенного. И, уходя, я унес с собой частицу твоего миропонимания и старался приложить его к жизни, где мог..." (Красноярск, 23 января 1923 года).
Мать, Наталья Аркадьевна, акушерка, активно занималась большевистской работой и умерла в 1924 году от скоротечной чахотки в должности заведующей губздравотделом в Киргизии. Она гордилась своим сыном-командиром и на смертном одре писала, что завещает ему жизни своей не щадить за власть Советов.
Аркадий мечтал о том, что у него самого будет идеальная семья. В Перми он женится на семнадцатилетней комсомолке Лии Лазаревне Соломянской, в 1926 году в Архангельске у них родился сын Тимур. Когда вышла первая книга Гайдара, семья переехала в Москву. В 1931 году Лия Лазаревна с сыном ушла к другому. Аркадий остался один, тосковал, не мог работать и уехал в Хабаровск корреспондентом газеты "Тихоокеанская звезда".
В пятом номере альманаха "Минувшее", вышедшем в Париже в 1988 году, были опубликованы воспоминания журналиста Бориса Закса об Аркадии Гайдаре, с которым они вместе работали и жили в Хабаровске:
"...Мне пришлось за мою долгую жизнь иметь дело со многими алкоголиками -- запойными, хроническими и прочими. Гайдар был иным, он зачастую бывал "готов" еще до первой рюмки. Он рассказывал, что детально обследовавшие его врачи вывели такое заключение: алкоголь -- только ключ, открывавший дверь уже разбушевавшимся внутри силам. Конечно, верить Гайдару на слово -- дело опасное, но этот его рассказ отвечает тому, что я видел собственными глазами.
Однажды мы (Е.И. Титов и я), жившие в одной редакционной квартире с Гайдаром, начали замечать в его поведении что-то неладное. Мы знали о его болезни и принялись уговаривать, пока не поздно, обратиться в больницу. Наконец, после долгого сопротивления, он согласился. Втроем мы направились на поиски психолечебницы. С трудом добрались. В вестибюле Гайдар сразу опустился на ступеньки, и мы стали ждать врача... Гайдар искоса взглянул на нас и сказал: "Хорошие у меня товарищи, куда привели". Врач принял нас сухо. Выслушал, посмотрел на Гайдара и взять его в больницу отказался. Он, видимо, не привык, чтобы к нему являлись добровольно и не набедокурив, а потому не признал Гайдара больным.
Дорога обратно далась еще труднее. Гайдар еле передвигал ногами. У меня было время, я работал в ночной редакции, но Титову пора было сдавать в набор телеграммы, и он ушел вперед, оставив нас вдвоем. Едва Титов ушел, Гайдар бессвязно, заплетающимся языком стал обвинять Титова в том, что тот будто бы сказал: "Лучше бы вы со славой погибли в бою". Гайдар производил полное впечатление пьяного, хотя не пил ни капли. По дороге мы встретили нескольких знакомых, и, несмотря на мои возражения, они увели Аркадия к себе. Вернулся он в дым пьяным и с первых слов объявил, что убьет Титова. "Где он?" Тому, что Титов еще не приходил из редакции, он не поверил. Вошел в титовскую комнату -- никого. Тогда, взяв стул за спинку, принялся выбивать в окнах одно стекло за другим. Перевернул вверх ногами кровати, стол, стулья. Потом вышел в коридор с большой боржомной бутылкой в руке. Смеркалось, света не было. Я метался от Гайдара к воротам, чтобы подкараулить и предупредить Титова. Позади нашего дома, во флигеле, жил Зайцев -- секретарь Полномочного представительства ОГПУ по Дальневосточному краю. Услышав шум, он выскочил на крылечко флигеля и заорал: "Что тут происходит?" И в тот же миг непредсказуемая Хабаровская электростанция дала ток, и перед Зайцевым предстал в окне ярко освещенный Гайдар с поднятым кверху стулом. Потом они сидели в саду и обменивались военными воспоминаниями. Потом Гайдар ушел в дом. Я сказал Зайцеву, что напрасно он пустил Гайдара одного: сам-то я уйти со своего поста не мог, чтобы не упустить Титова. "Это прекрасный парень, -- воскликнул Зайцев в ответ. -- Я за него ручаюсь. Мы, старые чекисты, умеем разбираться в людях". Тут раздался звон стекла -- Гайдар добивал уцелевшее окно, и знаток людей проворно побежал в дом. В этом случае ярость Гайдара была направлена вовне -- на другого человека. Но видел я и иную ситуацию -- когда эксцессы его гнева были направлены на него самого.
Я был молод, ничего подобного отроду не видел, и та страшная ночь произвела на меня ужасающее впечатление. Гайдар резался. Лезвием безопасной бритвы. У него отнимали одно лезвие, но стоило отвернуться, и он уже резался другим. Попросился в уборную, заперся, не отвечает. Взломали дверь, а он опять режется, где только раздобыл лезвие. Увезли в бессознательном состоянии, все полы в квартире были залиты свернувшейся в крупные сгустки кровью... Я думал, он не выживет.
При этом не похоже было, что он стремился покончить с собой, -- он не пытался нанести себе смертельную рану, просто устраивал своего рода "шахсей-вахсей". Позже, уже в Москве, мне случалось видеть его в одних трусах. Вся грудь и руки ниже плеч были сплошь -- один к одному -- покрыты огромными шрамами. Ясно было, он резался не один раз..."

Однажды писатель стал диктовать машинистке статью, но вдруг выскочил в окно...

Вообще представление о Гайдаре как об эталоне благополучного советского писателя далеко от истины.
С юных лет он поверил в идеи революции, сражался за них, остался им верен. И что же? Он вне партии, исключен еще в конце гражданской войны. Всю жизнь его тянуло ко всему военному, нет у него ни одной книги без Красной армии, даже одевался он на военный лад. И что же? Уволен из армии по чистой -- из-за той болезни, что описана выше... И вдобавок постоянные рецидивы болезни, сопровождаемые запоями и прочими эксцессами, мешавшими нормальной творческой работе. Он никогда не успевал сдать рукопись в срок, вечно спешил, хватал авансы, изворачивался, чтобы не платить неустойку.
К усидчивому труду он был способен лишь временами. Многое начинал и бросал, не окончив. В Хабаровске однажды он начал было диктовать машинистке статью, но засуетился, сказал, что забыл дома блокнот, и вдруг выскочил из окна. На том дело кончилось -- Гайдар запил...
Гайдар еще в Гражданскую войну насмотрелся всякого. Ведь дисциплина в Красной армии держалась на расстрелах. А Гайдар еще мальчишкой служил в ЧОНе. Думаю, что категория справедливости еще тогда перестала его интересовать. Только -- целесообразность. Ведь и пленных он расстреливал во имя целесообразности -- слишком много бойцов конвоя потребовалось бы для отправки пленных в тыл. Проще было расстрелять...

Гайдар был по-своему очень цельный человек. В то, о чем писал, верил. В том числе и в счастливую "страну Гайдара".

Врачу вышеописанные события позволяют достаточно точно классифицировать душевный недуг писателя: маниакально-депрессивный психоз на фоне хронического алкоголизма, посттравматической энцефалопатии.
Из дневника Аркадия Гайдара: "Хабаровск. 20 августа 1931 года. Психбольница. За свою жизнь я был в лечебницах раз, вероятно, восемь или десять -- и все-таки это единственный раз, когда эту -- хабаровскую, сквернейшую из больниц -- я вспомню без озлобления, потому что здесь будет неожиданно написана повесть о "Мальчише-Кибальчише".
Творческие и личные дела Гайдара постепенно наладились, появились немалые гонорары, всесоюзная слава. Писатель женился второй раз, возил отдыхать на юг сына Тимура и усыновленную дочь Женю, имена которых он дал героям своей повести "Тимур и его команда". Гайдар старался быть хорошим отцом.
Когда началась Великая Отечественная, Аркадий Петрович дописывал киносценарий по повести "Тимур и его команда". Он пишет заявление с просьбой отправить его на фронт. Ему категорически отказывают. Тогда писатель берет командировку в "Комсомольской правде" и едет фронтовым корреспондентом на Украину. Армия попадает в окружение, гибнет, но Гайдар остается жив и уходит в партизанский отряд. Он принял смерть 26 октября 1941 года на полотне железной дороги в деревне Леплява, прикрывая отход своих товарищей. Смерть в бою. Как и мечтал.
Аркадий Голиков решил стать писателем, наверное, неосознанно. За своими книгами он старался забыть сны с поездами, летящими под обрыв, и криками убитых им людей. Возможно, путь к спасению был заложен генетически. Тимур найдет запись в церковных книгах, что прапрадедом Аркадия был Петр Лермонтов, родной брат Матвея Лермонтова -- прадеда Михаила Юрьевича Лермонтова.
Видимо, в память об отце Тимур перестал быть Голиковым и сделал псевдоним Гайдар фамилией. Когда Аркадия Петровича спрашивали, что означает его псевдоним, то он говорил, что так в Хакасии называют боевых командиров. Когда его отряд выезжал из села, то встречные бросали: "Хайдар Голиков". Один из биографов трактовал перевод этого слова с монгольского так: "Гайдар -- это всадник, скачущий впереди". Звучит красиво. Но стоило сделать простую вещь -- просмотреть словари, чтобы убедиться: ни в монгольском, ни в двух десятках других восточных языков такого значения слова "гайдар" нет.
Оказывается, на хакасском языке "хайдар" означает: "куда, в какую сторону?" То есть когда хакасы видели, что начальник боевого района по борьбе с бандитизмом едет куда-то во главе отряда, они спрашивали друг друга: "Хайдар Голиков? Куда едет Голиков? В какую сторону?" -- чтобы предупредить других о грядущей опасности.

Но сам Аркадий Петрович так никогда и не узнал об истинном значении своего псевдонима. Он ушел на одну войну в четырнадцать лет и погиб на другой в тридцать семь. Конечно, на тех войнах он был вооружен самой действенной ленинской идеей, которая автоматически давала всем красным командирам индульгенцию от мук совести.

nngan , Два Гайдара...

В продолжение темы : Идя по стопам своего деда, Егор Гайдар проводил свои «реформы», совершенно не обращая внимания на горе и слёзы миллионов людей, обездоленных его бесчеловечной политикой

«Друг детей с добрыми глазами» и родоначальник известного семейства Аркадий Гайдар предстаёт со страниц солоухинской книги « Солёное озеро » как один из самых страшных палачей времён «красного террора».
.

.
Персона Аркадия Гайдара (Голикова) до сих пор является для большинства граждан России одним из самых загадочных мифов советского периода. Не только для людей старшего поколения, но и для современной молодёжи он остается замечательным детским писателем, создателем сочинений большой воспитательной ценности. А деятельность Голикова-Гайдара в годы Гражданской войны для многих окрашена в романтические тона — дескать, вступил по зову сердца в Красную Армию в 14 лет и боролся за известную идею пламенно и бескорыстно.

О том, что у Аркадия Гайдара было не всё в порядке с головой, первым широко и открыто написал историк и литературовед Михаил Золотоносов в газете «Московские новости» (23.01.2004). Он сообщил, что Гайдар закончил свою бурную «революционную деятельность», командуя 58-м отдельным полком, прославившимся неслыханной жестокостью при подавлении крестьянского восстания в Тамбовской губернии, а затем борясь во главе частей особого назначения с отрядом «белого партизана» Ивана Соловьева в Хакасии. «Здесь у него проявляется травматический невроз, и в итоге в декабре 1924 года Голиков увольняется из армии и переключается на литературу», — отмечает Золотоносов.

Анализируя «странно смотрящуюся прозу» Гайдара, литературовед отмечает, что родоначальник известного семейства «откликался на все идеологические запросы эпохи», а в его сочинениях «идеологическое зомбирование разбавлено не только пафосом, но и густым слоем сентиментализма». При этом Гайдар не брезговал плагиатом. Золотоносов справедливо обращает внимание на то, что смерть мальчика Альки, убитого камнем, брошенным пьяным бандитом («Военная тайна»), практически списана со сцены смерти Илюши Снегирёва из «Братьев Карамазовых».

В статье в «Московских новостях» говорится и о повести Солоухина «Солёное озеро» (первая публикация — «Наш современник», 4, 1994), которая, по мнению Золотоносова, посвящена не только деятельности Гайдара-Голикова в Хакасии, но и личности Аркадия Гайдара в целом.

Автор сообщает, что в книге Солоухина «приводится много свидетельств о зверствах чоновцев вообще и Голикова-Гайдара в частности». И что своей фамилией автор антигуманных и по сути преступных «либеральных реформ» Егор Гайдар обязан хакасскому слову «Хайдар», что в переводе означает «Куда ехать?». Дико крича это слово, дедушка Егора и прадедушка Марии Гайдаров носился по всей маленькой Хакасии, преследуя партизан Соловьёва. А хакасы, слыша эти крики, разбегались в разные стороны, вопя от ужаса: «Спасайся! Хайдар-Голик едет! Наша смерть едет!»

14 июня 2004 года к 80-летию Владимира Солоухина «Комсомольская правда», где в своё время числился и Аркадий Гайдар, опубликовала большое интервью из архива писателя. В нём Солоухин проводит интересную параллель между Егором Гайдаром и его дедом: «Сталин у них (интернационалистов) отобрал власть, Россию вырвал из рук. И этого они ему простить не могут никогда. Их самих нет. Но поднялись новые поколения. И они постараются взять реванш, вернуть позиции, которые занимали отцы, деды. Вот конкретный пример. Аркадий Гайдар был каратель, чоновец, расстреливавший крестьян в Хакасии (я об этом написал повесть «Солёное озеро»). А внук чуть в премьеры не пролез. Занимал бы пост Столыпина. От Столыпина до Гайдара! Представляете?»

Автору этих строк довелось делать последнее интервью с В. А. Солоухиным, которое было опубликовано в «Российской газете» в феврале 1997 года. Во время нашей встречи с писателем в Переделкино он, поразив меня убеждённостью, что после войны Сталин постепенно готовился к тому, чтобы провозгласить себя российским императором, затронул и тему своей повести «Солёное озеро».

Солоухин жаловался, что весьма влиятельные силы из окружения Гайдара и Чубайса всеми силами препятствуют выходу «Солёного озера» в виде отдельной книги и приличным тиражом. По мнению писателя, это связано с тем, что ему удалось показать Аркадия Гайдара не только как кровавого палача, но и как психически нездорового человека, чья патологическая жестокость могла быть унаследована потомками.

Действительно, факты, приведённые в «Солёном озере», поражают. Работая над книгой, Солоухин ознакомился с уникальными документами, чудом сохранившимися в архивах Абакана и Ачинска, а также встречался со старожилами Хакасии. Поскольку апологеты Аркадия Гайдара требовали от Солоухина «документированности поступков Голикова-чоновца» в «Солёном озере» есть немало сведений, почерпнутых из хакасских СМИ. Так, приводятся фрагменты перевода радиопередачи «Ачбан Салтачы», вышедшей в эфир в Абакане 20 октября 1993 года. В ней старожилы республики рассказывают страшные вещи об Аркадии Гайдаре. Так, Е. Г. Саможиков свидетельствовал, как его родственника, 12-летнего мальчика, дед Егора Гайдара, приняв за связного отряда Соловьева, в истерическом припадке зарубил шашкой.

Известный хакасский писатель и уважаемый в республике ветеран Георгий Фёдорович Топанов тогда заявил: «Он не только маленьких, но и стариков не любил, убивал. Рубил и в воду приказывал кидать, кровь всегда в озере красная была. А А. Н. Мохов из улуса Мохов на Уйбате рассказывал: «Ночевал у них русский солдат. Утром Голиков зашёл, увидел его, сказал «предатель». И мать и солдата застрелил из нагана».

А вот что рассказал И. В. Аргудаев из улуса От-Коль: «У Голикова приказ был, я знаю от матери, если в семье даже один сочувствовал белому партизану Соловьёву, то Гайдар-Голиков всю его семью вырезал. Например, озеро Большое… Каждый день в те времена люди Гайдара-Голикова живых в прорубь пихали. У нас хакасы до сих пор в озере рыбу не ловят. Говорят, на человеческом мясе жир нагуляла. Голиков хакасов Шарыповского района, Ужурского района всех перерезал, даже сейчас они там больше не живут».

Большой резонанс в Хакасии имела статья «Жизненные дороги. Гайдар-Хайдар? (два лица одного человека), опубликованная в газете «Ленин чолы» 12 февраля 1991 года и практически неизвестная русскоязычному читателю. Когда по просьбе Солоухина её перевели, то писатель не узнал ничего принципиально нового после того, что ему рассказал местный старожил Михаил Кильчичаков о судьбе 16 заложников, всю ночь продержанных чоновцами Голикова в холодной бане по подозрению в поддержке партизан Соловьёва: «Утром Голиков выпускал их по одному и стрелял в затылок. Или как он объявил одному аилу: «Если не скажете, где скрывается Соловьёв, расстреляю весь аил». И действительно, выстроил всех, и женщин, и стариков, и детей в одну линейку и всех перекосил из пулемёта. По одной версии 86 человек, по другой — 134».

Понимая, что в силу объективных причин юридически задокументировать злодеяния Аркадия Гайдара в те смутные годы не удалось, Солоухин приводит поразительные свидетельства о психических проблемах советской легенды, проявившихся уже в мирной, литературно-журналистской, жизни. В частности, Солоухин ссылается на работы Бориса Камова, изучавшего дневники Аркадия Гайдара. В них тот отмечал сны, мучавшие его в 30-е годы, как «Сны по схеме № 1» или «Сны по схеме № 2». И вот в этих записях есть фраза: «Снились люди, убитые мною в детстве». Если вспомнить, что «революционной деятельностью» Голиков-Гайдар занимался с 14 лет, это признание более чем примечательно.

В 1988 году в изданном парижским издательством «Атениум» пятом выпуске альманаха «Минувшее» были опубликованы воспоминания писателя и журналиста Бориса Закса, долгое время бывшим близким другом Аркадия Гайдара. Закс комментирует известное письмо Гайдара писателю Р. Фраерману, которое апологеты творца «Тимура и его команды» любят изображать как некий протест против атмосферы лжи и страха периода сталинских репрессий. В нём Гайдар оповещает приятеля: «Зачем я так изоврался? Образовалась привычка врать от начала до конца и борьба с этой привычкой у меня идёт упорная и тяжёлая».

Так вот, Закс указывает, что публикаторы гайдаровского письма не упоминают, что Аркадий писал его из психиатрической клиники. По свидетельству Н. Стахова Гайдар страдал тяжёлым нервным расстройством ещё с гражданской войны. «Но что за этим стоит, Стахов не раскрывает, — отмечает Борис Закс, — А речь идёт о самом настоящем психическом заболевании, регулярно приводившем Гайдара в лечебные заведения. Не так-то долго он пробыл на Дальнем Востоке (работал в хабаровской газете), но за это время дважды побывал в психиатричке».

«Мне пришлось за мою долгую жизнь иметь дело со многими алкоголиками — запойными, хроническими и прочими, — пишет дальше Закс. — Гайдар был иным, он зачастую бывал «готов» ещё до первой рюмки. Он рассказывал мне, что детально обследовавшие его врачи вывели такое заключение: алкоголь — только ключ, открывающий дверь уже разбушевавшимся внутри силам».

Тот же Закс в «Записках очевидца» сообщил, что Аркадий Гайдар не раз наносил себе серьёзные, но умышленно не смертельные ранения безопасной бритвой: «Гайдар резался. Лезвием безопасной бритвы. У него отнимали одно лезвие, но стоило отвернуться, а он уже резался другим… Позже, уже в Москве, мне случалось видеть его в одних трусах. Вся грудь и руки ниже плеч были сплошь покрыты огромными шрамами».

Закс уверен, что Аркадий Гайдар не стремился покончить с собой. По мнению друга Голикова-Гайдара, создателя «Чука и Гека» возбуждал запах крови, и в мирной жизни ему приходилось довольствоваться собственной.

Таким образом, из книги-исследования Владимира Солоухина и воспоминаний Бориса Закса встаёт совершенно иной образ Аркадия Гайдара нежели тот, к которому привыкли многие — образ человека, с детства, испытывавшего неукротимую жажду к убийствам и издевательствам над людьми, страдавшего хроническим алкоголизмом и тяжёлыми нервными расстройствами. И получившим в силу исторических обстоятельств возможность удовлетворять свои патологические и жуткие желания.

В этой связи невольно вспоминается известное направление в криминальной психологии, связанное с именем знаменитого итальянского психолога конца ХIХ века Цезаря Ломброзо. Его представители считают, что криминальная патология в психике может передаваться по наследству, причём проявлять себя не столько в первом, сколько во втором и последующих поколениях.

Так не влиянием ли вышеописанных «странностей» Аркадия Гайдара объясняется тот факт, что его внук Егор Гайдар проводил свои «реформы», совершенно не обращая внимания на горе и слёзы миллионов обездоленных его бесчеловечной политикой людей? И что правнучка создателя «Голубой чашки» Мария Гайдар не раз публично говорила, что ей совершенно не стыдно ни за один поступок своего «прославленного» прадеда? Думается, тут есть о чём подискутировать, причём не только специалистам в области культурологи и трансперсональной психологии.