Поэтика поэмы н в гоголя мертвые души. Поэтика возраста в «Мертвых душах

  • Специальность ВАК РФ10.01.01
  • Количество страниц 216

ЭСТЕТИЧЕСКАЯ ПРОГРАММА ГОГОЛЯ И ПРОБЛЕМЫ ПОЭТИКИ "МЕРТВЫХ ДУШ"

ИДЕЙНО-ЭСТЕТИЧЕСКАЯ РОЛЬ ЭЛЕМЕНТОВ НАРОДНОГО

ТВОРЧЕСТВА (ПОСЛОВИЦЫ, ПРИМЕТЫ,-"ЙУБОЮ

ФОЛЬКЛОРНЫЕ ИСТОКИ И ИДЕЙНО-ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ФУНКЦИЯ ВСТАВНЫХ ЭПИЗОДОВ ПОЭМЫ - "ПОВЕСТИ О КАПИТАНЕ КОПЕЙКИНЕ" И ПРИТЧИ О КИФЕ МОКИЕВИЧЕ И МОКИИ КИФОВИЧЕ.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Традиции русского народного творчества в поэтике "Мертвых душ " Н.В. Гоголя»

Мертвые души" открыли новую эпоху в истории русской литературы* В них с наибольшей полнотой проявилась мощь гоголевского реализма. Пафос его прежде всего - в критическом анализе социальных явлений современности. По словам Герцена, "Мертвые души" "потрясли всю Россию" (120, с.229) * » Впервые в отечественной литературе трагические противоречия русской действительности были художественно воспроизведены с такой глубиной и истиной» Революционно-демократичеекая критика раскрыла объективный смысл гоголевской поэмы, ее социально-обличительный пафос, состоящий, по словам Белинского, "в противоречии общественных форм русской жизни с ее глубоким субстанциальным началом, доселе еще таинственным, доселе еще не открывшимся собственному сознанию и неуловимым ни для какого определения" (104, с»158)

Великое творение Гоголя с необычайной силой показало несостоятельность самодержавно-крепостнического строя России» В то же время, когда Белинский делал политические выводы из произведения, они казались неприемлемыми Гоголю. В этом - одно из глубочайших противоречий гоголевского творчества.Объяснить это противоречие можно только исходя из особенностей художественного мира Гоголя, его поэтики. Социальные типы, созданные писателем, сами по себе служили достаточным основанием для того, чтобы считать их сатирическими и делать из произведения те выводы,

1 Здесь и далее в скобках указывается порядковый номер работы по библиографии и страница, а в случае необходимости том издания или номер журнала. которые сделал Белинский* В сознании Гоголя отчетливо вырисовывалась соотнесенность созданных им типов с социальной действительностью. Его письма, критические суждения, участие в "Современнике", - все свидетельствует о том, что Гоголь ясно сознавал те общественные нужды, которыми жила Россия. Главные краски для создания своих героев писатель брал из действительности, из помещичьего, чиновничьего быта, который он знал, может быть, лучше, чем кто-либо в России.

Исходя из этого, давно наметилось несколько главных подходов к анализу "Мертвых душ". Прежде всего следует упомянуть подход со стороны содержания и социального значения поэмы, ее реализма и художественно-гротескных заострений.

Вместе с тем призма, через которую Гоголь смотрит на русскую действительность, чрезвычайно сложна. Могут быть и другие подходы к поэтике "Мертвых душ", в частности, тот, который предлагает автор настоящей диссертации. Следует оговориться, что категория поэтики понимается в работе в широком смысле, предполагающем изучение важнейших моментов внутренней организации художественного произведения, таких, как композиция, сюжетосложе-ние, принципы характеристики персонажей и т.д. О таком ее понимании писали, в частности, В.В.Виноградов (116, с.184) и Л.И.Тимофеев (261, с.6-7).

Своеобразие творческой манеры Гоголя нельзя понять без глубокого осмысления органической связи его поэтики с русской и украинской народной культурой. По сравнению с другими русскими классиками он в гораздо меньшей степени связан с литературной традицией.

В статье о "Петербургском сборнике" 1846 года Белинский писал о "беспримерной в нашей литературе оригинальности и самобытности произведений Гоголя". "Говорим: беспримерной, - подчеркивал критик, - потому что с этой стороны ни один русский поэт не может идти в сравнение с Гоголем, Всякий гениальный талант оригинален и самобытен, но есть разница между одною и другою оригинальностью, между одною и другою самобытностью", И далее Белинский пояснял свою мысль через сравнение Гоголя с Пушкиным: "». К чести предшественников Пушкина должно сказать, что они имели на него большее или меньшее влияние, и их поэзия больше или меньше была предвестницею его поэзии, особенно первых его опытов* Еще прямее и непосредственнее было влияние на Пушкина современных ему европейских поэтов» /.»») У Гоголя не было предшественников в русской литературе, не было (и не могло быть) образцов в иностранных литературах. О роде его поэзии, до появления ее, не было и намеков. Его поэзия явилась вдруг, неожиданная, не похожая ни на чью другую поэзию. Конечно, нельзя отрицать влияния на Гоголя со стороны, например, Пушкина; но это влияние было не прямое: оно отразилось на творчестве Гоголя, а не на особенностях, не на физиономии, так сказать, творчества Гоголя. Это было влияние более времени, которое Пушкин подвинул вперед, нежели самого Пушкина" (108, с.122-123)

В самом деле, для того, чтобы понять того же Пушкина, надо знать Державина, Жуковского, Баратынского, Батюшкова, нужно знать французскую изящную литературу, целый рад английских классиков. Иными словами, Пушкин (несмотря на всю его оригинальность и самобытность) воспринимается нами на фоне определенной литературной традиции. То же можно сказать и о других русских классиках. С Гоголем ситуация сложнее: он в гораздо меньшей степени связан со своими предшественниками и современниками.

Вслед за Белинским мысль об исключительной оригинальности и самобытности Гоголя высказывали и другие критики "Гоголь неоспоримо представляет нечто совершенно новое среди личностей, обладавших силою творчества, - говорил Н.А.Некрасов вскоре после смерти Гоголя, - нечто такое, чего невозможно подвести ни под какие теории, выработанные на основании произведений, данных другими поэтами. И основы суждения о нем должны быть новые" (201, с.342)»

Вообще, надобно сказать, - писал Н.Г»Чернышевский, - что в развитии своем Гоголь был независимее от посторонних влияний, нежели какой-нибудь из наших первоклассных писателей" (273, с.40).

Феномен" Гоголя и по сей день в значительной степени остается неразгаданным. М.М.Бахтиным была предприняла попытка объяснить исключительную самобытность писателя связью его поэтики с народной культурой. По мнению ученого, творчество такого "гениального выразителя народного сознания", как Гоголь, -подобно творчеству Рабле, - "можно действительно понять только в потоке народной культуры, которая всегда, на всех этапах своего развития противостояла официальной культуре и вырабатывала свою особую точку зрения на мир и особые формы его образного отражения" (97, с.492,484). "Положительный", "светлый", "высокий" смех Гоголя, выросший на почве народной смеховой культуры, не был понят (во многом он не понят и до сих пор). Однако этот смех полностью раскрывался в поэтике Гоголя, в самом строении языка. В этот язык свободно входит нелитературная речевая жизнь народа (его нелитературных пластов)" (97, с.491).

Идеи М.М.Бахтина нашли отклик в работах гоголеведов. Так, Ю.В.Манн первую главу своей обобщающей монографии о поэтике Гоголя назвал "Гоголь и карнавальное начало". "Постановка этой проблемы, - полагает исследователь, - может послужить ключом для вхождения в поэтический мир Гоголя" (186, с.7).

Элементы народно-праздничной, ярмарочной культуры как одного из главных начал, выражающих народное миросозерцание, присущи в основном раннему творчеству Гоголя *. Не случайно в книге Ю.В.Манна в свете этой идеи анализируются главным образом первые произведения писателя, а дальнейшая его эволюция мыслится как отход от карнавальной стихии. Не подвергая сомнению плодотворность идеи народно-праздничного начала у Гоголя, нельзя, однако, не отметить некоторую механистичность в переносе понятия, свойственного именно западно-европейской культуре ("карнавал") на русскую почву. Пожалуй, по отношению к Гоголю более цравомерно было бы говорить о явлениях, аналогичных карнавалу в украинской народной культуре*

Не меньшего внимания заслуживает и другая сторона концепции М.М.Бахтина, касающаяся нелитературных пластов языка (ины

1 М.М.Бахтин, правда, указывает, что "в основе "Мертвых душ" внимательный анализ раскрыл бы формы веселого (карнавального) хождения по преисподней, по стране смерти". Однако исследователь тут же оговаривается: "Разумеется, эта глубинная традиционная основа "Мертвых душ", обогащена и осложнена большим материалом иного порядка и иных традиций" - (97, с.488,489) ми словами - устной народной речи) как основы гоголевской поэтики. Эта идея пока еще не получила своего развития.

Вопрос о традициях народно-поэтической культуры в творчестве Гоголя издавна был в поле зрения исследователей, но в сравнительно узких пределах, применительно только к его ранним произведениям»

Бросающаяся в глаза близость первых повестей писателя фольклору, многоцветная яркость и пластичность украинского народного мира, живой юмор повествования, - все это нераздельно слилось у многих поколений читателей и критиков с представлением о народности Гоголя, фольклоризме его произведений» Изучению этого вопроса посвящены многие работы дореволюционных исследователей - Н.И.Пеарова (210), А.Соболевского (245), Б.М.Соколова (246), А.Фомина (265), Г.ИЛудакова (278) и др. Этот взглдц в известной степени сохранился и в советской науке. "Известно, -писал В.Чапленко в обобщающей статье "Фольклор в творчестве Гоголя", - что влияние фольклора в основном отразилось на тех цроизведениях Гоголя, которые написаны на украинские темы, - в "Вечерах на хуторе близ Диканьки" и в "Миргороде" (271, с.78).

Работы современных исследователей, где рассматривается связь творчества Гоголя с народно-поэтической культурой

B.В.Гиппиуса (121), Г.А.Гуковского (139), С.И.Машинского (190; 193), Г.Н.Поспелова (216), Н.Л.Степанова (255), М.Б.Храпченко (269), а также В.К.Соколовой (247), О.А.Державиной (143),

C.Ф.Елеонского (151), А.И.Карпенко (160), В.И.Ереминой (153) и др. - ограничиваются в основном изучением именно этих произведений - "Вечеров на хуторе близ Диканьки" (за исключением "Ивана Федоровича Шпоньки и его тетушки") и двух повестей из "Миргорода" - "Вия" и "Тараса Бульбы".

С другой стороны, крайне показателен и такой факт: исследователи почти не обращаются к теме "Гоголь и фольклор" при изучении зрелого творчества писателя. Следует, однако, оговориться, что термин "зрелое творчество" в данном случае имеет достаточно условное значение» Развитие Гоголя-художника идет необычайно интенсивно» Менее четырех лет отделяют "Вечера" от начала работы над "Мертвыми душами", а к тридцати годам Гоголь создал почти все свои художественные произведения, в том числе написал большую часть первого тома поэмы» Вторая редакция "Тараса Бульбы" создавалась одновременно с "Мертвыми душами", и эстетическую близость произведений подчеркивал еще Белинский: ". Поэма эта("Тарас Бульба" - В.В.) писана тою же рукою, которою писаны "Ревизор" и "Мертвые души"* (109, с.311). Между тем "Тарас Бульба" глубоко и органично связан с фольклорной традицией* Как показывает специальное исследование, в повести нет ни одного лирического или исторического мотива, который не имел бы своей аналогии в украинских народных песнях и думах (160) 1 .

Показательно, что наиболее значительные работы, в которых изучается воздействие фольклора на творчество Гоголя, практически не затрагивают "Мертвые души". Обобщая достижения отече Исследователь порою говорит о конкретных думах, как источниках тех или иных гоголевских мотивов и эпизодов, хотя правомерно было бы говорить об аналогии, поскольку Гоголь использует не столько текст определенной народной песни или думы, сколько общий дух фольклорных произведений. ственной науки в данной области^В*И»Еремина следующим образом оценивает эволюцию гоголевского фольклоризма» В период создания "Вечеров" "художественно-эстетические взгляды. Гоголя < * ) сливаются воедино с народно-поэтической формой мышления» Отдельные сказочные (реже песенные) реминисценции органически входят в повествование, становятся одним из способов выражения индивидуальной мысли автора» Вот почему анализ "Вечеров на хуторе близ Диканьки" сводился в основном к выявлению источников и рассмотрению их преломления в повестях Гоголя"(153, с»287).

В период создания "Тараса Бульбы" "обработка фольклорного образа становится уже более сложной» Она идет от обобщенного собирательного фольклорного образа (***) к индивидуальным, неповторимым, героическим типам гоголевской эпопеи С позиций отличия, удаления от источника и анализировался фольклорный материал повести "Тарас Бульба" (153, с»287-288),

В работе В.И.Ереминой содержатся отдельные замечания о характере использования фольклорных традиций и в "Мертвых душах" - сравнение Руси с птицей-тройкой, построенное по принципу народной лирической песни; тема богатырства, развиваемая в поэме, с одной стороны, как богатырство приземленное, бездуховное (Со-бакевич, Мокий Кифович), с другой - как выражение народного духа, народной силы» Однако вывод исследователя сформулирован достаточно определенно: ". Отыскать какие бы то ни было фольклорные источники в "Мертвых душах" < ) почти не представляется возможным» Совершенно конкретная проблема фольклоризма творчества Гоголя перерастает в эстетическую, мировоззренческую проблему народности" (153, с»288)»

В XIX веке эстетическую проблему народности литературы нельзя было решать без обращения к народному творчеству. Об этом писал еще Белинский: "Хотя художественная русская литература развилась не из народной поэзии, однако первая, при Пушкине, встретилась с последнею, и вопрос о народной русской поэзии и теперь принадлежит к числу самых интересных вопросов современной русской литературы, потому что он сливается с вопросом о народности в поэзии" (106, с,524),

В первом же своем отклике на "Мертвые души" Белинский дал им ставшую классической характеристику: Творение чисто русское, национальное, выхваченное из тайника народной жизни, столько же истинное, сколько и патриотическое, беспощадно сдергивающее покров с действительности и дышащее страстною, нерви-стою, кровною любовью к плодовитому зерну русской жизни; творение необъятно художественное по концепции и выполнению, по характерам действующих лиц и подробностям русского быта - и в то же время глубокое по мысли, социальное, общественное и историческое,." (102, с.51). В этом определении гоголевской поэмы -ключ к пониманию ее идейно-эстетического своеобразия»

В современно литературоведении вопросу связи "Мертвых душ" с народным творчеством посвящены статьи О.А.Красильнико-вой (167), В.И.Глухова (125), Е.А.Смирновой (237), А.Х.Голь-денберга (133, 134, 136), но они носят либо слишком общий характер, либо содержат частные наблюдения, скорее свидетельствующие о стадии накопления материала, чем о попытке решения проблемы. На сегодня по интересующей нас теме со всей определенностью поставлен, в сущности, только один вопрос - о фольклорном источнике "Повести о капитане Копейкине". Между тем состояние проблемы сформулировал еще Г.А.Гуковский (в дальнейшем он ее разработкой не занимался): ". Вопрос о фольклоризме Гоголя даже по отношению к "Вечерам на хуторе" нимало не исчерпывается установлением большего или меньшего количества фольклорных параллелей к мотивам, сшетам,образам или даже отдельным выражениям его произведений. Так, например, обычно такие параллели вовсе не подбираются к "Мертвым душам"; между тем первый том "Мертвых душ", торжество и венец творчества Гоголя

Наиболее фольклорное по основе своей и по методу произведение (отсюда и наименование "поэма"), и оно опирается во всей своей образной системе на художественный опыт, накопленный тысячелетием жизни народов, и оно стремится воплотить в конкретном единстве одной книги суждения о жизни, о людях и обществе не столько Гоголя - индивидуальности, личности, сколько коллективной мудрости народа и человечества" (139, с.57).

Суть проблемы состоит не в том, что Гоголь заимствовал из фольклора определенные сюжеты, образы и мотивы. Сама художественная основа его произведений - и в особенности "Мертвых душ"

Создана по законам народного творчества. Без анализа глубокой связи поэтики Гоголя с этими законами невозможно понять идейно-эстетические особенности поэмы "Мертвые души".

В настоящей диссертации предпринята попытка конкретного исследования традиций русского народного творчества в поэтике "Мертвых душ". Этим определяется ее новизна и актуальность. Ее претендуя на исчерпывающее освещение проблемы, автор ограничил свою задачу анализом некоторых элементов народного творчества и их функций. Следует подчеркнуть, что выражение "народное творчество" употреблено не случайно, так как наряду с собственно фольклором (следуя определению этого термина в отечественной науке как устного художественного творчества народа) в работе исследуются связи гоголевской поэтики с некоторыми другими элементами народной культуры - в частности, с лубочными картинками*

Поставленной задачей обусловлена композиция диссертации, состоящей из трех глав» В первой главе исследуются принципы гоголевской эстетики, ориентированной на устную народную традицию, история замысла поэмы, дается краткий обзор основных направлений в ее изучении. Вторая глава посвящена анализу отдельных элементов народного творчества (пословиц, лубка и примет) в поэтике "Мертвых душ"* В третьей анализируются фольклорные истоки и идейно-художественная функция так называемых "вставных" эпизодов поэмы - "Повести о капитане Копейкине" и притчи о Кифе Мокиевиче и Мокии Кифовиче,

Похожие диссертационные работы по специальности «Русская литература», 10.01.01 шифр ВАК

  • Гоголевские традиции в поэтике прозы М. М. Зощенко 2001 год, кандидат филологических наук Долганов, Дмитрий Александрович

  • Интерпретации произведений Н.В. Гоголя в российской книжной иллюстрации XIX - XX вв. 2011 год, кандидат культурологии Син Хе Чо

  • Образная структура "Вечеров на хуторе близ Диканьки" Н.В. Гоголя в контексте романтической историософии и эстетики 2006 год, кандидат филологических наук Кардаш, Елена Валерьевна

  • Гоголь и Ирвинг 2005 год, кандидат филологических наук Федулова, Ольга Владимировна

  • Художественное своеобразие цикла "Выбранные места из переписки с друзьями" в контексте поэтики "позднего" Гоголя 1999 год, кандидат филологических наук Алексеева, Ульяна Сергеевна

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Воропаев, Владимир Алексеевич

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Своеобразие творческой манеры Гоголя нельзя понять без глубокого осмысления органической связи его поэтики с традициями русской и украинской народно-поэтической культуры. Только тщательное изучение самих этих традиций и их взаимодействия с культурой книжной, письменной, позволит проникнуть в глубины художественного мира этого, по выражению М.М.Бахтина, "гениального выразителя народного сознания".

В настоящей диссертации предпринято конкретное исследование традиций русского народного творчества в поэтике "Мертвых Душ".

Современная Гоголю действительность находилась в глубоком противоречии с тем идеалом, который открывался его творческому вдохновению. В первом томе поэмы Гоголь-художник выявляет вынужденную бесплодность "плодовитого зерна русской жизни". Определение Белинским пафоса произведения как "противоречия общественных форм русской жизни с ее глубоким субстанциальным началом" и было осознанием причины такой бесплодности*

В "Мертвых душах" русская действительность художественно воспроизведена в своих наиболее существенных проявлениях. В поисках средств обобщения целого ряда национальных и социально-психологических явлений Гоголь прибегнул к средствам типизации, специфическим для народного творчества, в частности, к обладающему большой выразительной силой языку пословиц и поговорок. Чем более обобщенный вид принимают образные картины и характеристики персонажей, в которых писатель выражает сущность того или иного явления, ситуации или человеческого типа, тем более они приближаются к традиционным народно-поэтическим формулам.

Эпоха романтизма обострила общественный интерес к национальным древностям, ко всяким проявлениям самобытности. Гоголь не только собирал, но и тщательно изучал печатный фольклорно-эт-нографический материал. Одним из книжных источников ему послужили четырехтомные "Русские в своих пословицах" И.М.Снегирева, изданные в I83I-I834 годах. Сопоставление "Мертвых душ" и исследования Снегирева приводит к заключению, что работая над первым томом поэмы, Гоголь так или иначе отталкивался от тех черт русского быта и свойств русского характера, которые Снегирев вывел из пословиц и поговорок, разумеется, перерабатывая эти черты и свойства, порою комически их снижая. При этом следует особо подчеркнуть, что в отличие от Снегирева Гоголь видит в пословицах не пороки и добродетели русского народа, а выражение типичных свойств национального характера. Причастность писателя к народной философии в том и проявляется, что народная пословичная мудрость неоднозначна. Своей настоящей, подлинной жизнью, пословица живет не в сборниках, а в живой народной речи. Смысл ее может меняться в зависимости от ситуации, в которой она употребляется. Подлинно народный характер гоголевской поэмы заключается не в том, что в ней обилие пословиц, а в том, что использует их автор так, как бытуют они в устной традиции.

Важную идейно-композиционную функцию в поэме играет пословица "Русский человек задним умом 1фепок", которую Гоголь толкует как способность русского человека делать правильные выводы. С этим свойством русского ума, который сродни уму народных пословиц, Гоголь связывает грядущее величие русского народа. Возможность "исправления" русского человека заложена, по мысли писателя, уже в самом народном характере, особом складе народного ума, - "того самого ума, которым крепок русский человек, ума выводов".

Гоголь одним из первых в русской литературе стал рассматривать национальный характер в социальном контексте. Оценка писателем того или иного "свойства русской природы" всецело зависит от конкретной ситуации, в которой это "свойство" проявляется. Авторская ирония направлена не на само "свойство", а на его реальное бытие. Это давало возможности для широчайших реалистических обобщений, делало гоголевскую поэму особенно социально значимой и действенной, позволяя революционно-демократической критике приходить к выводам о несостоятельности общественного строя в России,

Вне поля зрения исследователей оставалась идейно-композиционная функция примет в произведении. Путь Чичикова через город У связан с двумя приметами. Выезжая к окрестным помещикам, он встречает на своем пути попа, что по народному поверью предвещает неудачу в делах. Цримета оправдалась. Вынужденный бежать из города герой встречает похороны. Эта встреча - к счастью. Счастье, однако, можно понимать по-разному. Чичиков сам скупает мертвых, и встреча с покойником сулит ему удачу. По мысли автора, счастье героя - это будущее его перерождение через полный крах "предприятия", счастье спасения заблудшей души. Таким образом, в приметах предсказан весь путь главного героя поэмы, его падение и грядущее возрождение.

В работе предпринята попытка определить идейно-художественное значение русских народных картинок (лубка) в поэтике "Мертвых душ. Аналоги портретов и картин у Собакевича и Коробочки можно найти в собрании народных гравюр Д.А.Ровинского, где приведены и подписи к ним. Сопоставление гоголевского текста с надписями соответствующих лубочных картинок показывает, что писатель как бы обыгрывает эти надписи, развертывая заданную в них тему в пространные описания и характеристики персонажей.

В свете традиций народного творчества по-новому выглядит ключевая роль так называемых "вставных" эпизодов: "Повести о капитане Копейкине" и притчи о Кифе Мокиевиче и Мокии Кифовиче. В работе проанализированы их фольклорные истоки и идейно-хуцожест-венная функция. Предложено новое толкование "Повести.", без которой Гоголь, как известно, не мыслил себе поэмы. В контексте всего первого тома гоголевская притча приобретает особое значение для восприятия произведения. Вырастая в символ обобщающего значения, ее персонажи концентрируют в себе важнейшие, родовые черты и свойства других персонажей "Мертвых душ".

Выявление идейно-художественного значения притчи проливает дополнительный свет на содержание гоголевских заметок "К 1-й части": "Идея города. Возникшая до высшей степени Пустота.".Ключевая мысль наброска - идея "безделья" или "пустоты дела" - наиболее наглдцно воплощена в "пословичном" образе Кифы Мокиевича. Выраженная в заметках в понятийной форме идея "городского безделья", символизирующего "бездельность" жизни всего человечества в массе", воплощена в поэме в художественных образах. По мнению автора диссертации, содержание наброска, вплоть до текстуальных совпадений, реализовано в заключительных, городских главах поэмы и его следует датировать периодом завершающей стадии работы над первым томом - 1839-1840 годами, вместо общепринятых 1845-1846 годов.

Изучение традиций народного творчества обогащает наши представления о художественном целом поэмы, об органической связи ее социально-конкретного содержания с философским, общечеловеческим, позволяет лучше понять, чем были обусловлены огромные художественные завоевания писателя. Гоголевские типы, конечно же, не сводимы к пословичным формулам. Но важно подчеркнуть, что подобно пословицам, образы "Мертвых душ" могут наполняться новым содержанием в изменившейся исторической ситуации. Во многом именно благодаря близости народной эстетике творчество Гоголя, несмотря на наличие в мировоззрении писателя консервативных и утопических элементов, оказало столь мощное революционизирующее воздействие на русское общество, способствовало формированию ре-волюционно-демо!фатической эстетики Белинского, Герцена, Чернышевского.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Воропаев, Владимир Алексеевич, 1985 год

1. Ленин В.И. О литературе и искусстве. 5-е изд. М.: Худож. лит-ра, 1976. 827 с. Ленин В.И. Еще один поход на демократию. Поли.собр.соч., т.22, с.82-93. П 3» Реестр книгам, отправленным из Москвы в Рим. Гоголю I84I года Июля II дня. Ц Г М И СССР, ф.2591, оп.1, ед.хр.385, лл.1-10.

2. Книга рукописей Московского цензурного комитета. ЦГИА г.Москвы, ф.31, оп.1, Д.14, л.121 об.

3. Журнал заседаний Московского цензурного комитета. ЦГИА г.Москвы, ф.31, оп.5, д«1б8, л.71. 4. Материалы 9-го выпуска "Песен, собранных П.В.Киреевским". ОР ГБЛ, ф.125, п.57, лл.2659-2660.

5. Материалы 10-го выпуска "Песен, собранных П.В.Киреевским",ОР ГЕН, ф.125, п.51, л.1952. Ш

6. Гоголь Н.В. Поли.собр.соч.: В 14-ти т. Б.м.: Изд-во А Н СССР, I940-I952.

7. Гоголь Н.В. Соч. и письма: В б-ти т. Изд. П.А.Кулиша. СПб., 1857, т.4. 556 с.

8. Гоголь Н.В. Соч.: В 7-ми т. 10-е изд. Текст сверен с собственными рукописями автора и первоначальными издания{ли его произведений Николаем Тихонравовым. М., 1889, т.З. 615 с.

9. Гоголь Н.В. Письма: В 4-х томах/Ред. В.И.Шенрока. СПб., I90I, т Л 639 с. 1У

10. Аксаков Т» История моего знакомства с Гоголем. М,: Изд во А СССР, I960. 294 с. Н 13. /Астахова A.M./ Илья Муромец/Подготовка текстов, статья и J комментарии А.М.Астаховой. М.; Л.: Изд-во А СССР, 1958. Н 557 с.

11. Ашукин Н.С., Ашукина М.Г. Крылатые слова. Литературные цитаты. Образные выражения. 3-е изд., лит-ра, 1966. 824 с.

12. Базили К.М. Архипелаг и Греция в 1830 и I83I годах. СПб., 1834, Ч.1-2.

13. Базили К.М. Боболина. В кн.: Энциклопедический лексикон Плюшара. СПб., 1836, т.б, с.135-136. 17. /Бахтин Вл., Молдавский Дм./ Русский лубок Х ШХ Х вв. АльУ -1 бом. М.; Л.: Государственное изд-во изобразительного искусства, 1962.

14. Белинский В.Г. Письмо Н.В.Гоголю от 20 апреля 1842 года. Собр.соч.: В 9-ти т. М., 1982, т.9, с.513-515.

15. Белинский В.Г. Письмо В.П.Боткину от 8 марта 1847 года. Собр.соч.: В 9-ти т. М., 1982, т.9, с.631-633.

16. Белинский В.Г. Письмо К.Д.Кавелину от 7 декабря 1847 года.Собр.соч.: В 9-ти т. М., 1982, т.9, с.702-710.

17. Буслаев Ф.И. Иван Михайлович Снегирев (I793-I868 г.) Изв. Московского ун-та, 1869, I, с.1-7.

18. Буташевич-Петрашевский М.В. Карманный словарь иностранных исцр. и доп. М,: Худож.

19. Вельтман А. Кощей Бессмертный. Былина Старого времени. М.: 1833, Ч.1-3. 24. /Вульпиус Х.А./ Бобелина, Героиня Греции нашего времени. Сочинение Автора Ринальдо-Ринальдини. С 4 гравированными картинами и портретом героини Бобелины/Перевод с немецкого Андрея Пеше. М., 1823, Ч.1-2.

20. Вяземский П.А. Стихотворения. Большая серия б-ки поэта. 2-е изд. Л.: Сов.писатель, 1958. 507 с.

21. Герцен А.И. Дневник. 1842 год Собр.соч.: В 30-ти т. М., 1954, T.2, с.201-255.

22. Герцен А.И. Былое и думы. Часть 8. (Отрывки (1865-1868)

23. Герцен А.И. Письмо И.С.ЗДгеневу от 21(9) апреля 1862 года. Собр.соч.: В 30-ти т. М., 1963, т.27, кн.1, с.217-218.

24. Глинка Картина историческая и политическая Новой Греции. С одиннадцатью гравированными портретами. М., 1829.- 127с.

25. Гоголь в воспоминаниях современников. Предисл. и комм. Нашинского. Б.м.: Гослитиздат, 1952. 719 с. 31. /Гоголь Н.В./ Песни, собранные Н.В.Гоголем. С вступ.статьей Г.П.Георгиевского. В кн.: Памяти В.А.Жуковского и Н.В.Гоголя. Вып.2. Пб., 1908, с.1-444.

26. Даль В. Где потеряешь, не чаешь, где найдешь, не знаешь. Соч. СПб., I86I, Т.7, с.165-190.

27. Даль В. Пословицы русского народа. М., 1862. 401 с.

28. Диев М.Я, Письмо И.М.Снегиреву от 4 июня I83I года. Чтения в ими. Обществе истории и древностей российских при Московском ун-те» М», 1887, кн.

29. Материалы исторические. Переписка гг. действительных членов общества, с.27-29.

30. Ермолов А*С. Народная сельскохозяйственная мудрость в пословицах, поговорках и приметах. СПб., I902-I905, т.1-4.

31. Князев В. Русь. Сборник избранных пословиц, присловок, поговорок и прибауток. Л.: Б.и., 1924. 115 с.

32. Князев В.В, Книга пословиц. Выборки из пословихшой энциклопедии. Л.: Изд-во Красная газета, 1930. 132 с.

33. Курганов Н.Г. Сбор разных пословиц и поговорок. В кн.: КурУ ганов Н.Г. Российская универсальная грамматика, или Всеобщее писмословие... Издано во граде Святого Петра 1769 года, с.109125.

34. Лермонтов М.Ю. Герой нашего времени. Собр.соч.: В 4-х т. М., 1976, Т.4, C.7-I42.

35. Мичман Кропотов и его прошения. 1

36. Русская старина,1876, т.17, 9, C.I8I-I85.

37. Некрасов Н.А. Кому на Руси жить хорошо. Поли.собр.соч. и писем. М., 1949, т*3, с.151-393.

38. Никитенко А.В. Письмо Н.В.Гоголю от I апреля 1842 года. Русская старина, 1889, т.63, 8, с.384-385.

39. Никитенко А.В. Отчет по отделению русского языка и словесности за 1868 год. В кн.: Сборник статей, читанных в отделении русского языка и словесности имп. Академии наук. СПб., 1870, Т.7, 2, C.3-I6. 53. П.С. Письма с Кавказа. Московский телеграф, 1830, ч.ЗЗ, 10, май, с.167-196; II, июнь, с.313-339.

40. Пушкин А.С.(Заметки и афоризмы разных годов.)- Поли.собр. соч.: В 10-ти т. Л., 1978, т.7, с.352-357.

41. Пушкин A.G» Дневник. Поли.собр.соч.: В 10-ти т. Л», 1978, Т.8, с.7-47. 57» Пушкин А.С. Письмо В.Л.Давццову Первая половина марта I82I года. Поли.собр.соч.: В 10-ти т. Л., 1979, т.Ю, C.2I-23.

42. Пушкин А.С. Письмо П.А.Вяземскому от 24-25 июня 1824 года.Полн.собр.соч.: В 10-ти т. Л., 1979, т.Ю, с.74-75.

43. Ровинский Д.А. Русские народные картинки. СПб., I88I, т.1-5.

44. Ровинский Д.А. Словарь русских гравированных портретов. В кн.: Сборник отделения русского языка и словесности имп.Академии наук. СПб., 1873, т.Ю, 4, 1-1У1; 1-236. 61. /Рыбников П.Н./ Песни, собранные П.Н.Рыбниковым. 4 1 Народные былины, старины и побывальщины. М., I86I. 516 с.

45. Садовников Д.Н. Сказки и предания Самарского края. Записки Русского географического общества по отделению этнографии. СПб., 1884, т.12. 388 с.

46. Салтыков-Щедрин М.Е. Культурные люди. 1875-1

47. Собр.соч.; В 20-ти т. М., I97I, т.12, с.295-332; примечания, с.686-694.

48. Словарь современного русского литературного языка. М.; Л.: Изд-во А СССР, 1963, т.14. Н 65. /Снегирев И.М#/ Русская народная галерея, или лубочные картинки. Отечественные записки, 1822, ч.12, 30, с.85-96*

49. Снегирев И. Опыт рассуждения о русских пословицах. Труды общества любителей российской словесности при ими. Московском университете. М., 1823, ч.З, кн.7, с.51-97*

50. Снегирев И.М. Русские простонародные праздники и суеверные обряды. М., I837-I839. Кн. 1-1У.

51. Снегирев И.М. О лубочных картинках русского народа М., 1844. 33 с.

52. Снегирев И.М. Русские народные пословицы и притчи. М., 1848, с.1-Х1У, 1-505.

53. Снегирев И.М. Дополнение к собранию Русских народных пословиц и цритчей. М., 1854. 28 с.

54. Снегирев И.М. Лубочные картинки русского народа в московском мире. М., 1861. 136 с.

55. Снегирев И.М. Письма к В.Г.Анастасевичу (I828-I83I). Древняя и Новая Россия, 1880, ноябрь, с.537-576.

56. Снегирев И.М. Дневник. T.I (1822-1852). М., 1904; Т.2 (1853 -1865). М., 1905.

57. Соболевский А. Из статьи "Таинственные приметы в жизни Пушкина". Б кн.: А.С.Пушкин в воспоминаниях современников. М.: Худож.лит-ра, т.2, 1974, с.5-7.

58. Собрание 4291 древних Российских пословиц. Печатано при ими. Московском университете 1770 года. 244 с.

59. Стасов В.В. Училище правоведения сорок лет тому назад, I836-I842 гг. Русская старина, I88I, т.ЗО, 2, с.393-422.

60. Толстой А.К. История государства Российского от Гостомысла до Тимашева. Собр.соч.; В 4-х т. М., 1980, т 1 с.256-269,

61. Толстой Л.Н. Кому у кого учиться писать, крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят? Собр.соч.: В 22-х т. М., 1983, т.15, с.10-33.

62. Худяков И*А. Великорусские сказки. М., 1860-1862. Вып.1-3.

63. Чехов А.П. Моя жизнь.(Рассказ провинциала). Поли.собр.соч. и писем: В 30-ти т. Соч. М., 1977, т.9, с.192-280.

64. Чижов Ф.В, Письмо Н.В.Гоголю от 4 марта 1847 года. Русская старина, 1889, т.бЗ, 8, с.368-371. 86. /Чулков М./ Абевега русских суеверий. М., 1786. 326 с.

65. Шевырев СП. Письма Н.В.Гоголю. В кн.: Отчет Императорской Публичной Библиотеки за 1893 год. СПб., 1

66. Приложения, с.1-69. 88 Шенрок В. Материалы для биографии Гоголя. М., I892-I897, т.1-4.

67. Языков Н.М. Стихотворения, Сказки, Поэмы. Драматические сцены, Письма. М,; Л.: ГИХЛ, 1959, 507 с, 90, Абрамович Г,Л, Народная мысль в "Вечерах на хуторе близ Диканьки" Н.В.Гоголя. Уч.зап.Моск.обл.пед. ин-та им.Н.К.Крупской, 1949, т,ХШ, вып,1, с,3-53, 91, Азадовский М.К, История русской фольклористики. М.: Учпедгиз, 1958, т.1-2. 92, Анненский Й.Ф, Эстетика "Мертвых душ" и ее наследье, В

68. Антокольский П. "Мертвые души". В кн.: Гоголь Н,В. Мертвые души: Поэма. М., 1969, с.5-35.

69. Антонов СП. Н.Гоголь. "Повесть о капитане Копейкине". В кн.: Антонов СП. От первого лица. Рассказы о писателях, книгах и словах. М., 1973, с.325-360.

70. Бабушкин Н. Творчество народа и творчество писателя. Новосибирск: Западно-Сибирское книжное изд-во, 1966. 174 с.

71. Баландин А.И., Ухов П.Д. Судьба песен, собранных П.В.Киреевским (история публикации). В кн«: Литературное наследство. Песни, собранные писателями. Новые материалы из архива П.В.Киреевского. М., 1968, т.79, C.77-I20. 72. Бахтин М. Рабле и Гоголь (Искусство слова и народная смеховая культура). В кн.: Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. М., 1975, с.484-495. 98.

73. Бердников Г. Творческое наследие Гоголя. Знамя, 1983, 10, с.204-

74. Белинский В.Г. Литературные мечтания. Собр.соч.: В 9-ти т. М., 1976, T.I, C.47-I27.

75. Белинский В.Г. О русской повести и повестях г.Гоголя. Собр.соч.: В 9-ти т. М., 1976, т 1 с.138-184.

76. Белинский В.Г. Сказки русские, рассказываемые Иваном Ваненко. Русские народные сказки, собранные Богданом Бронницыным. Полн.собр.соч.: В 13-ти т М., 1953, т.2, с.506-511.

77. Белинский В.Г. Похождения Чичикова, или Мертвые души. Собр.соч.: В 9-ти т. М., 1979, т.5, с.43-55.

78. Белинский В.Г, Речь о критике А.Никитенко. Собр. соч.: В 9-ти т. М., 1979, т.5, с.бЗ-124.

79. Белинский В.Г. Объяснение на объяснение по поводу поэмы Гоголя "Мертвые души". Собр.соч.: В 9-ти т. М., 1979, т.5, с. 139-160. Юб.Белинский В.Г. Сочинения Николая Гоголя. Четыре тома. СПб., 1

80. Собр.соч.: В 9-ти т. М., 1979, т 5 с.380-386.

81. Белинский В.Г. <0бщее значение слова литература.V- Собр. соч.: В 9-ти т. М., I98I, т.6, с.493-524.

82. Белинский В.Г. Иван Андреевич Крылов. Собр.соч.: В 9-ти т. М., I98I, Т.7, C.258-28I.

83. Белинский В.Г. Петербургский сборник, изданный Н.Некрасовым. Собр.соч.: в 9-ти т. М., 1982, т,8, с.121-156.

84. Белинский В.Г. Ответ "Москвитянину". Собр.соч*: В 9-ти TI М., 1982, Т.8, с.290-336. НО. Белый А. Мастерство Гоголя. Исследование. М.; Л.: ОГИЗ ГЙХЛ, 1934. 322 с.

85. Благой Д. Гоголь-критик. В кн.: Благой Д. От Кантемира до наших дней. М., 1973, т.2, с.371-405.

86. Бочаров Г. О стиле Гоголя. В кн.: Теория литературных стилей. Типология стилевого развития нового времени. М., 1976, с.409-445. И З Бочарова А.К. Вставные эпизоды в поэме Н.В.Гоголя "Мертвые души". Учен.зап.Пензенского гос.пед.ин-та им.В.Г.Белинского. Пенза, 1956, вып.З, с.277-298.

87. Бурсов Б.И. Национальное своеобразие русской литературы. Л.: Сов.писатель, 1967, 396 с. 115. /Бухарев A.M./ Три письма к Н.В.Гоголю, писанные в 1848 году. СПб., I860. 263 с.

88. Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. М.: Изд-во А СССР, 1963. 255 с. Н

89. Воронский А. Гоголь. Сер. "ЖЗЛ". Б.м., 1934. 412 с.

90. Воропаев В. Ifenrn для Гоголя. В кн.: Прометей, М., 1983 т. 13, СЛ28-142.

91. Герцен А.И. О развитии революционных идей в России. Собр. соч.: В 30-ти т. М., 1956, т.7, с.133-263*

92. Гиппиус В. Гоголь. Л.: Мысль, 1924. 239 с.

93. Гиппиус В. Литературные взгляды Гоголя. Литературная учеба, 1936, II, с,52-73.

94. Гиппиус В.В. "Вечера на хуторе близ Диканьки" Гоголя. Труды отдела новой русской литературы. Труды Пушкинского Дома. Вып.1. Л.; М., 1948, с.9-38.

95. Гиппиус В.В. Творческий путь Гоголя. В кн.: Гиппиус В.В. От Пушкина до Блока. М.; Л., 1966, с.46-200.

96. Глухов В.И« Гоголь-сатирик и народная сказка. Научные доклады высшей школы. Филологические науки, 1967, 3, с.66-75. 126. Н,В»Гоголь. Материалы и исследования/Под ред. В.В.Гиппиуса. М.; Л.: АН СССР, 1936, т.1-2.

97. Николай Васильевич Гоголь. Сборник статей. М.: Изд-во Московского ун-та, 1954. 227 с*

98. Гоголь. Статьи и материалы/Отв.ред. М.П.Алексеев. Изд-во Ленинградского ун-та, 1954. 395 с.

99. Гоголь в русской критике. Сборник статей. М.: ГИХЛ, 1953. 651 с.

100. Гоголь и современность: Творческое наследие писателя в движении эпох. Киев: Вища школа. Изд-во при Киевском ун-те, 1983. 150 с. Л.:

101. Гольденберг А.Х. О некоторых особенностях поэтики второго тома "Мертвых душ" Н.В.Гоголя. В кн.: Структура литературного произведения. Межвузовский сборник. Вып.

102. Владивосток, 1978, с.54-60.

103. Гольденберг А.Х. К вопросу о фольклоризме второго тома "Мертвых душ". В кн.: Проблемы языка и стиля в литературе. Волгоград, 1979, с.86-93.

104. Гольденберг А.Х. Петр Петрович Петух (о фольклорных реминисценциях во П томе "Мертвых душ") В кн.: Фольклорная традиция и литература (Межвузовский сборник научных трудов). Владимир, 1980, с.35-43.

105. Гольденберг А. Житийная традиция в "Мертвых душах". Литературная учеба, 1982, 3, с.155-162. 13б.Гольденберг А.Х. Фольклорные превращения в поэтике Гоголя. В кн.: Русская литература и фольклорная традиция. Сборник научных трудов. Волгоград, 1983, с.53-63. 137» Гомон Н.М, Словесные средства комического русской литературы ХУШ в. в произведениях Н.В.Гоголя. Уч.зап. Нежинского пед.ин-та. Т.1У-У. Киев, 1954, с.135-152.

106. Гудзий Н.К. Гоголь критик Пушкина. Киев, I9I3. (Из "Чтений Исторического Общества Нестора-летописца", кн»ХХ1У, ВЫП.1). 40 с.

107. Гуковский Г.А. Реализм Гоголя. М.; Л.: Гослитиздат, 1957. 532 с. 140. Гус М.С. Гоголь и николаевская Россия. М.: Гослитиздат, 1957. 375 с.

108. Данилов В. Украинские реминисценции в "Мертвых душах" Гоголя. HayKOBd записки Нбжинського державного пед. н-та Шш Гоголя. T.I. Чернигов, 1940, с.77-91.

109. Державина О.А. Мотивы народного творчества в украинских повестях и рассказах Н.В.Гоголя. Уч.зап. Московского гор. пед. ин-та им. В.П.Потемкина, т.34, вып.З. М., 1954, с.17-45.

110. Десницкий В.А. Задачи изучения жизни и творчества Гоголя. В кн.: Десницкий В.А. Статьи и исследования. Л., 1979, C.59-I64. 145. /Достоевский Ф.М./ Литературное наследство. Неизданный Достоевский. Т.

111. Записные книжки и тетради I860-I88I гг. М.: Наука, I97I. 727 с.

112. Достоевский Ф.М. Дневник писателя за 1876 год. Апрель. Поли.собр.соч.: В 30-ти т. Л., I98I, т.22, с.103-135.

113. Достоевский Ш.М. Дневник писателя за 1877 год. Май-июнь.Поли.собр.соч.: В 30-ти т. Л., 1983, т.25, с.122-171.

114. Достоевский Ф.М. Дневник писателя. I88I год. Поли.собр. соч.: В 30-ти т. Л., 1984, т.27, с.5-40; цримечания, с.265-429.

115. Егоров И.В. Проблемы типологии эпических жанров и жанровая природа "Мертвых душ" Н.В.Гоголя. Автореф. дис. канд. филол. наук. Донецк, 1974. 30 с.

116. Елеонский Ф. Н.В.Гоголь и традиции русской литературы Х Ш нач. XIX веков. Учен.зап.Московского гор.пед.ин-та У им. В.П.Потемкина. Т.34, вып.З, М., 1954, с.47-86.

117. Елеонский Ф. Гоголь и народная поэзия. "Вечера на хуторе близ Диканьки", "Тарас Бульба".- В кн.: Литература и на118. Жаравина Л.В., Компанеяц В.В. Идейно-эстетические искания позднего Гоголя и цроблема художественного метода. В кн.: Эстетические позиции и художественное мастерство писателя. Кишинев, 1982, с»16-28»

119. Залыгин Читая Гоголя (Размышления и заметки). В кн»: Залыгин С» Литературные заботы, 2-е изд. доп. М., 1979, с.206-229,

120. Золотусский Игорь. Гоголь. Сер» "ЖЗЛ". М»: Молодая гвардия, 1979. 512 с.

121. Казарин В.П» Некоторые актуальные проблемы изучения творчества Гоголя в советском литературоведении, Вестник Ленинградского ун-та. Л», 1977, 20, с.55-62.

122. Казарин В.П» Типология героя в русской литературе XIX века» Учебное пособие для студентов-иностранцев. Симферополь: Изд-во Симферопольского гос. ун-та, 1984. 86 с, 160» Карпенко А.И, О народности Н.В.Гоголя (Художественный историзм писателя и его народные истоки), Киев: Изд-во Киевского ун-та, 1973. 278 с.

123. Карпенко А.И. Фольклорный мотив дороги в творчестве Н.В.Го/

124. Карташева И.В. Гоголь и романтизм* Спецкурс* Калинин: Изд-во Калининского ун-та, 1975. 125 с.

125. Кедров К.А. Эпическое начало в русском романе первой половины XIX века ("Евгений Онегин" А.С.Пушкина, Терой нашего времени" М.Ю.Лермонтова, "Мертвые души" Н.В.Гоголя). Автореф. дис канд.фиЛОЛ.наук. М.: Изд-во Московского ун-та, 1973. 24 с.

126. Кеневич В. Библиографические и исторические примечания к басням Крылова. 2-е изд. СПб., 1878. 414 с.

127. Кошелев В.А. "Мертвые души" Н.В.Гоголя в славянофильском истолковании. В кн.: Кошелев В.А. Эстетические и литературные воззрения русских славянофилов (1840-1850-е годы) Л., 1984, с.106-142.

128. Красильникова О.А. Фразеологический состав поэмы Н.В.Гоголя "Мертвые души". Автореф. дис. Харьков, 1953. 16 с.

129. Красильникова О.А. Пословицы и поговорки в поэме Н.В.Гоголя "Мертвые души". Учен.зап. Днепропетровского гос. унта. Т.47, ВЫП.

131. Красильникова О.А. Народная разговорно-бытовая фразеология поэмы Н.В.Гоголя "Мертвые души". Учен.зап. Днепропетровского гос. ун-та, 1956, т.52, вып,9, с.45-61.

132. Крикманн А.А.К проблематике исследования содержания и мировоззрения пословиц. Автореф. дис. канд. филол.наук. Таллин, 1975. 55 с.

133. Кулешов В.И. Славянофилы и русская литература. М.: Худож. лит-ра, 1976. 288 с. кавд.филол.наук.

134. Купреянова Е.Н. Н»В«Гоголь. В кн»: История русской литературы. Л I98I, Т.2, с.530-579.

135. Курилов А.С., Гуревич A.M. Теоретико-литературные взглады русских писателей первой половины XIX в В кн.: Возникновение русской науки о литературе. М., 1975, с.375-411.

136. Литературный архив. Материалы по истории литературы и общественного движения. /Вып./ 4/Под редакцией М.П.Алексеева. М.; Л., 1953. 438 с.

137. Лихачев Д.С. Социальные корни типа Манилова. В кн.: Лихачев Д.С. Литература реальность литература. Л., I98I, 37-5Е.

138. Лотман Ю. Проблема художественного пространства в прозе Гоголя. Уч.зап. Тартуского гос. ун-та. Труды по русской и славянской филологии. Т.2, вып.

140. Лотман Ю.М. Гоголь и соотнесение "смеховой культуры" с комическим и серьезным в русской национальной традиции. В кн.: Материалы всесоюзного симпозиума по вторичным моделирующим системам. Вып. 1(5). Тарту, 1974, с. 131-133.

141. Лотман Ю. Художественная природа русских народных картинок. В кн.: Народная гравюра и фольклор в России ХУП-Х1Х вв. (К 175-летию со дня рождения Д.А.Ровинского). М., 1976, с.247-267.

142. Лотман Ю.М. Повесть о капитане Копейкине (Реконструкция замысла и идейно-композиционная функция). Учен.зап. Тар143. Максимович М.А. Лубочные изображения малороссийских городов (с 2 илл.). Киевлянин, 1850, кн.З, с.186-188.

144. Манн Ю. О поэтике "Мертвых душ". В кн.: Русская классическая литература. Разборы и анализы. М., 1969, с.186-211. 183» Манн Ю.В. О жанре "Мертвых душ". Известия АН СССР. Сер. литературы и языка, 1972, т.31, вып.1, с.7-17.

145. Манн Ю. "Мертвые души" в контексте европейской литературы* Вопросы литературы, 1973, 8, с.263-268.

146. Манн Ю, "Мертвые души" Гоголя и традиции западноевропейского романа. В кн.: Славянские литературы: УШ международный съезд славистов. М., 1978, с.235-255.

147. Манн Ю. Поэтика Гоголя. М.: Худож. лит-ра, 1978. 398 с.

148. Манн Ю. Какое имеет отношение к действию поэмы история капитана Копейкина. В кн.: Манн Ю. Смелость изобретения. Черты художественного мира Гоголя. 2-е изд., доп. М., 1979, C.I03-II5.

149. Манн Ю. Как построены "Мертвые души" Литературная учеба, 1984, 3. с.157-166.

150. Манн Ю. В поисках живой души. "Мертвые души": писатель критика читатель. М.: Книга, 1984. 416 с.

151. Машинский С И Историческая повесть Гоголя. М.: Сов. писатель, 1940. 248 с.

152. Машинский "Мертвые души" Н.В.Гоголя. 2-е изд., доп. М.: Худож. лит-ра, 1978. 117 с.

153. Машинский С И "Мертвые души". Примечания. В кн.: Гоголь Н.В. Собр.соч.: В 7-ти т. М., 1978, т.5, с.499-539.

154. Мельниченко О.Г, Гоголь как литературный критик. Учен. зап. Вологодского пед. ин-та, 1953, т.ХП, с.З-ЮО. 196* Михайлова Н,Г. Н.С.Лесков и устное народное творчество. Автореф. дис. канд.филол.наук. М.: Изд-во Московского ун-та, 1970. 14 с.

155. Михельсон В.А. Эстетическая концепция Н.В.Гоголя в "Вечерах на хуторе близ Диканьки", Кубанский ун-т. Научные труды. Вып.

156. Эстетические взгляды писателя и художественное творчество. Кн.З. Краснодар, 1979, с.33-45.

157. Морозова Л.А. Идейно-художественная ценность русских народных пословиц. Автореф. дис. канд. филол. наук. М.: Изд-во Московского ун-та, 1974. 17 с.

158. Надеждин Н.й. "Вечера на хуторе близ Диканьки". Повести, изданные пасичником Рудым Паньком. Первая книжка. СПб., I83I. В кн.: Надеждин Н.И. Литературная критика. Эстетика, М., 1972, с.280-282.

159. Назаревский А.А. Гоголь и искусство. Киев, 1910. 42 с.

160. Некрасов Н.А. Заметки о журналах за октябрь 1855 года. Поли.собр.соч. и писем. М., 1950, т.9, с.332-352.

161. Николаев Д. Сатира Гоголя. М., 1909. 124 с. 204» Огиенко И.И. Елизавета Воробей. Два слова в оправдание СоМ.: Худож.лит-ра, 1984*- 367с»

162. Овсянико-Куликовский Д.Н. Гоголь в его произведениях.

163. Памяти Гоголя, Научно-литературный сборник, изд. Историческим Обществом Нестора-летописца/Под ред, Н.П.Дашкевича. Киев, 1902, 650 с,

164. Паремиологический сборник. Пословица. Загадка. (Структура, смысл, текст). М.: Наука, 1978. 320 с.

165. Переверзев В.Ф. Творчество Гоголя. 4-е изд. Иваново-Возне сенек: Основа, 1928. 181 с.

166. Переверзев В.Ф. У истоков русского реалистического романа. М.: Худож.лит-ра, 1965. 216 с.

167. Перетц В. Гоголь и малорусская литературная традиция. СПб., 1902. 9 с.

168. Петров Н.И. Ккно-русский народный элемент в ранних произведениях Гоголя. Киев, I90I. 26 с.

169. Покусаев Е. Гоголь об "истинно общественной комедии". Русская литература, 1959, 2, с.31-44. 212. /Полевой Н.А./ Русские в своих пословицах. Рассуждения и исследования об отечественных пословицах и поговорках И.Снегирева. Книжка I. М., I83I. Московский телеграф, I83I, Ч.38, 7, C.38I-385.

170. Полевой Н.А. Вечера на зсуторе близ Диканьки. Повести, изданные Пасичником Рудым Паньком. Книжка первая. СПб., I83I. Московский телеграф, I83I, ч.41, 17, с.91-95.

171. Полевой Н. Похождения Чичикова, или Мертвые души. Поэма Н.Гоголя» М., 1

172. Русский вестник, 1842, 5-

174. Полищук Ф. Гоголь и украинская народная песня. Советская Украина, 1952, с.99-107.

175. Пушкарев Л.Н. Сказка о Еруслане Лазаревиче. М.: Наука, 1980. 184 с.

176. Пушкин А.С. О журнальной критике. Поли.собр.соч.: В 10-ти т. Л., 1978, Т.7, с.69-70.

177. Пушкин А.С. Вечера на хуторе близ Диканьки. Повести, изданные Пасичником Рудым Паньком. Издание второе« Две части* Полн.собр.соч.: В 10-ти т. Л., 1978, т.7, с.237. 178. Пыпин А.Н. История русской этнографии. СПб., I890-I892, т.1-4.

179. Ровдественский В «В. Об эстетических взгладах Н.В.Гоголя. Учен.зап. Московского гор. пед.ин-та им. В.П.Потемкина* Кафедра русской литературы. Т.34, вып.З. М., 1954, с.177-196,

180. Розанов В.В» Легенда о Великом инквизиторе Ф.М.Достоевского. Опыт критического комментария с присоединением двух этюдов о Гоголе. 2-е изд. СПб., 1902. 144 с.

181. Русская литература и фольклор (первая половина XIX в Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1976. 455 с.

182. Русская литература и фольклор (вторая половина XIX в Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1982. 444 с.

183. Самышкина А.В. Философско-исторические истоки творческого метода Н.В.Гоголя. Русская литература, 1976, 2, с.3858.

184. Саннинский Б.Я, О главном герое поэмы Н.В.Гоголя "Мертвые

185. Ростов-на-Дону, 1974, C.8I-86. 228» Свиясов Е.В» Эпизод полемики о Гоголе 1852 года, Русская литература, 1980, I, с.127-134. 229* Сербский Г.П. Авторские недосмотры и автоцензура в первом томе "Мертвых душ" Гоголя. В кн.: Страницы истории русской литературы* (К 80-летиго члена-корреспондента А СССР Н Н.Ф.Бельчикова). М., I97I, с.Збб-375. 230» Скачкова С В Из истории русской литературной сказки (Жуковский о Пушкине). Русская литература, 1984, 4, с.120128.

186. Слонимский А.Л. Техника коьмческого у Гоголя. Пг., 1923, 65 с. 232* Слонимский А.Л. Вопросы гоголевского текста. Изв. А Н СССР. Отделение литературы и языка, 1953, т.ХП, вып.5, C.40I-4I6. 233» Смирнова Е.А. Гоголь и идея "естественного" человека в литературе Х Ш в. В кн.; Русская литература Х Ш века. Эпоха У У классицизма. М.; Л*, 1964, с,280-293.

187. Смирнова Е.А. Творчество Гоголя как явление русской демократической мысли первой половины XIX века. В кн.: Освободительное движение в России. Саратов, I97I, вып.2, с»7393.

188. Смирнова Е.А» Эволюция творческого метода Гоголя от 1830-х годов к 1840-м. Автореф. дис. канд.филол.наук. Тарту: Изд-во Тартуского ун-та, 1974. 26 с.

189. Смирнова Е.А. Общественная и эстетическая позиция Гоголя в последнее десятилетие его жизни. В кн.: Освободительное

190. Смирнова Е.А. Национальное прошлое и современность в "Мертвых дзшах". Изв. А СССР. Сер, литературы и языка. Т.38, Н 1979, 2, с.85-95.

191. Смирнова Е#А. О многосмысленности "Мертвых душ". В кн.: Контекст-82. М., 1983, с.164-191.

192. Смирнова-Чикина Е.С. Комментарий к поэме Гоголя *Мертвые души". М,: Мир, 1934. 174 с. (Комментарий к памятникам художественной литературы. Вып.7),

193. Смирнова-Чикина Е.С. Второй том "Мертвых душ". В кн.: Гоголь в школе. М., 1954, с.409-471.

194. Смирнова-%кина Е.С. Кто хозяин названия и сюжета "Мертвых душ"? Русская литература, 1959, 3, с.189-191.

195. Смирнова-Чикина Е.С. Легенда о Гоголе. Октябрь, 1959, 8, с.257-263.

196. Смирнова-Чикина Е.С. "Бобелина, героиня греческая". Вопросы истории, 1967, 12, 2СВ-205.

197. Смирнова-Чикина Е.С. Поэма Н.В.Гоголя "Мертвые души". Комментарий. Пособие для учителя. 2-е изд., испр. Л.: Просвещение, 1974. 318 с.

198. Соболевский А. Гоголь в истории русской этнографии. Харьков, 1909. 7 с.

199. Соколов Б.М. Гоголь-этнограф (Интересы и занятия Гоголя этнографией). Этнографическое обозрение. М., 1909, 2-3.

200. Соколова В.К. Этнографические и фольклорные материалы у Гоголя. Советская этнография, 1952, 2, с.114-128.

201. Соллертинский Е.Е. Роман-поэма двойной перспективы ("Мертвые души" Н.В.Гоголя). В кн.: Соллертинский Е.Е. Русский

202. Фейнберг Й.Л. История одной рукописи. "Повесть о капитане Копейкине"» В кн»: Фейнберг И.Л. История одной рукописи. Рассказы литературоведа. 2-е изд. М», 1967, с.10-19.

203. Фомин А. Гоголь и народное творчество» Познание России, 1909, 3, C.2I8-223.

204. Фридлендер Г.М» Гоголь и славянские литературы. В кн.: Славянские литературы. М., 1983, c»I04-II9,

205. Хализев В» Писатели и народная бытовая эстетика: Гоголь, Лесков, их современники и продолжатели» Литературная учеба, М», 1982, 3 c»I3I-I4I.

206. Храпченко М.Б» Незавершенные замыслы и их истолкование. В кн»: Культурное наследие Древней Руси» Становление» Традиции» М», 1976, C.245-25I. 269» Храпченко М.Б» Николай Гоголь. Литературный путь. Величие писателя» М,: Современник, 1984» 653 с. 270»Царынный А.Н» (Стороженко А.Я»)» Мысли малороссиянина по прочтении повестей пасичника Рудого Панька, изданных им в

207. Чапленко В» Фольклор в творчестве Гоголя. Литературная учеба, 1937, 12, с.73-89. 272* Черепнин Л.В* Исторические взгляды Н.В.Гоголя. В кн.: Черепнин Л.В. Исторические взгляды классиков русской литературы. М», 1968, C.79-II0. 273# Чернышевский Н*Г. Очерки гоголевского периода русской литературы* Поли.собр.соч.: В 1б-ти т. М., 1947, т.З, с.5-309*

208. Чернышевский Н.Г. Сочинения и письма Н.В.Гоголя. Издание П.А.Кулиша. Шесть томов. СПб., 1

209. Полн.собр.соч.: В 16-ти т. М., 1948, Т.4, с.626-665.

210. Черняева Т.Г. Литературно-эстетическая и журнально-критическая программа Гоголя середины 1830-х годов (от "Арабесок" к "Современнику"). Автореф. дис. канд. филол.наук. Томск, 1979, 18 с.

211. Чичерин А.В. Неизвестное высказьшание В.Ф.Одоевского о Гоголе. Труды кафедры русской литературы филологического ф-та Львовского гос.ун-та им. И.Франко. Литературоведение. Вып.2, 1958, с.бб-72,

212. Чичерин А.В. Ранний Гоголь-романтик. В кн.: Чичерин А.В. Ритм образа. М., 1980, с.258-276.

213. Чудаков Г.И* Отражение мотивов народной словесности в произведениях Н.В.Гоголя. Университетские известия. Киев, 1906, 12, с,1-37.

214. Чудаков Г.И. Отношение творчества Н.В.Гоголя к западно-европейским литературам. Киев, 1908. 182 с.

215. Чуковский К. Гоголь и Некрасов. М.: ГИХЛ, 1952. 86 с.

216. Краткая история собирания и изучения русских пословиц и поговорок» в кн.: Советский фольклор, М,; Л., 1936, 4-5, с.299-368. 283« Шахнович М.О» Приметы в свете науки, 2-е изд. переработ. и доп. Лениздат, 1969. 238 с»

217. Шевырев С П "Похождения Чичикова, или Мертвые души". Поэма Н.Гоголя. Статья первая. "Похождения Чичикова, или Мертвые души"» Поэма Н.Гоголя. Статья вторая. Москвитянин, 1842, 7,8.

218. Щеглов И. Н.В.Гоголь. Б.м., I9I2. 179 с.

219. Энгельгардт Н.А. Гоголь и романы двадцатых годов. Исторический вестник, 1902, 2, с.561-580. 287. Ю*Ф» "Иван Выжигин" и "Мертвые души". Русский архив, 1902, 8, с,596-б03.

220. Янковский Ю# Патриархально-дворянская утопия (Страница русской общественно-литературной мысли 1840-1850 годов). -М.; Худож.лит-ра, I98I. 373 с.

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.

Чичиков прибывает в город NN. Офорт Марка Шагала. 1923-1925 годы diomedia.ru

В первом абзаце «Мертвых душ» бричка с Чичиковым въезжает в губернский город NN:

«Въезд его не произвел в городе совершенно никакого шума и не был сопровожден ничем особенным; только два русские мужика , стоявшие у дверей кабака против гостиницы, сделали кое-какие замечания…»

Это явно лишняя подробность: с первых слов понятно, что действие происхо-дит в России. К чему уточнение, что мужики русские? Такая фраза уместно прозвучала бы разве что в устах иностранца, описывающего свои заграничные впечатления. Историк литературы Семен Венгеров в статье под названием «Гоголь совершенно не знал реальной русской жизни» объяснял ее так: Гоголь действительно поздно узнал собственно русский (а не украинский) быт, не го-воря уже о быте русской провинции, — поэтому такой эпитет для него был дей-ствительно значимым. Венгеров был уверен: «Задумайся Гоголь хоть на одну минуту, он бы непременно зачеркнул этот несуразный, ровно ничего не гово-рящий русскому читателю эпитет».

Но тот не зачеркнул — и неспроста: на самом деле это характернейший для поэтики «Мертвых душ» прием, который поэт и филолог Андрей Белый называл «фигурой фикции», — когда нечто (а нередко очень многое) сказано, но фактически не сказано ничего, определения не определяют, описания не описывают. Другой пример этой поэтики — описание главного героя. Он «не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод», «человек средних лет, имеющий чин не слишком большой и не слишком малый», «господин средней руки», лица которого мы так и не увидим, хотя он с удовольствием смотрится в зеркало.

2. Тайна радужной косынки

Петрушка снимает с Чичикова сапоги. Офорт Марка Шагала. 1923-1925 годы diomedia.com

Вот как мы впервые видим Чичикова:

«Господин скинул с себя картуз и размотал с шеи шерстяную, радужных цветов косынку , какую женатым приготовляет своими руками супруга, снабжая приличными наставлениями, как закутываться, а холостым — наверное не могу сказать, кто делает, бог их знает…»

«…Я никогда не носил таких косынок», — продолжает повествова-тель «Мерт-вых душ». Описание строится очень характерным гоголевским обра-зом: интонация всезнайки — «я прекрасно знаю все про такие косынки» — резко меняется на противоположную — «я холост, ничего такого не носил, ничего не знаю». За этим привычным приемом и в таком привычном изобилии подробностей хорошо спрятана радужная косынка.

В воспоминаниях писателя Сергея Аксакова описан следующий эпизод, слу-чившийся 27 ноября 1839 года:

«…[Жуковский] тихо отпер и отворил дверь. Я едва не закричал от уди-вления. Передо мной стоял Гоголь в следующем фантастическом костю-ме: вместо сапог длинные шерстяные русские чулки выше колен; вместо сюртука, сверх фланелевого камзола, бархатный спензер Спензер — короткая облегающая куртка. ; шея обмота-на большим разноцветным шарфом … Гоголь писал и был углублен в свое дело, и мы очевидно ему помешали».

Косынка Чичикова и подсмотренный Аксаковым разноцветный шарф, несо-мненно, родственники, пусть это родство и хорошо спрятано повествователем, пытающимся сохранять невозмутимый вид. Выходит, что и в герое есть что-то от автора. И мы еще не раз в этом убедимся: именно в фантазиях Чичикова оживают купленные мертвые души; именно он произносит некоторые обличи-тельные речи, которые легко принять за авторские; именно он, наконец, едет в той тройке, движение которой дает основу для финальных лирических отсту-плений первого тома.

Чичиков — очень странный персонаж. С одной стороны, он не способен вы-звать у читателя симпатию. С другой, на него возложены огромные надежды и ог-ромная ответственность — ответственность за дальнейшее развитие рома-на во втором и третьем томах, где нам обещаны «еще доселе небранные струны», «несметное богатство рус-ского духа» и проч. и проч. Неподвижный и, по сло-вам Гоголя, «пошлый» мир первого тома «Мертвых душ» не предвещает ничего подобного — по сути, нам обещано чудо, а каким образом и почему оно про-изойдет — тайна:

«И, может быть, в сем же самом Чичикове страсть, его влекущая, уже не от него, и в холодном его существовании заключено то, что потом повергнет в прах и на колени человека пред мудростью небес. И еще тайна, почему сей образ предстал в ныне являющейся на свет поэме».

В этом чуде преображения мира Чичикову отведена важная роль. Родство меж-ду ним и повествователем помогает читателю почувствовать странную связь с несимпатичным героем, а, значит, впоследствии поучаствовать и в чуде пре-ображения.

3. Тайна карточной игры


Чичиков дает взятку Ивану Антоновичу Кувшинное Рыло. Офорт Марка Шагала. 1923-1925 годы diomedia.com

На губернаторской вечеринке Чичиков садится играть в вист с хозяевами и гостями-чиновниками:

«Они сели за зеленый стол и не вставали уже до ужина. Все разговоры совершенно прекратились, как случается всегда, когда наконец преда-ются занятию дельному ».

Конечно, автор иронизирует, называя игру в вист «дельным занятием». Слово «дельный» в тексте вообще окутано иронией: «дельные замечания», которые готов дать практически на любую тему Чичиков, неизбежно перекликаются с «дельными замечаниями», которые отпускает кучер Селифан чубарому коню. Но в данном случае «занятие дельное» — выражение из карточного жаргона, означающее игру на деньги. Как раз в таком смысле оно употреб-лено, напри-мер, и в эпиграфе к пушкинской «Пиковой даме»: «Так, в ненаст-ные дни, / Занимались они / Делом».

Гоголь пишет не об искаженном восприятии дела, присущем только этим конкретным чиновникам, для которых карточная игра — главный интерес, но о языке, который принял в себя это искажение. Слово активно используется в языке, но теряет свое основное значение. Такие «мертвые» слова — своего рода «болотные огни», ведущие в ложном направлении:

«И сколько раз, уже наведенные нисходившим с небес смыслом, они [люди] и тут умели отшатнуться и сбиться в сторону, умели среди бела дня попасть вновь в непроходимые захолустья, умели напустить вновь слепой туман друг другу в очи и, влачась вслед за болотными огнями, умели-таки добраться до пропасти, чтобы потом с ужасом спросить друг друга: „Где выход, где дорога?“».

4. Тайна мухи в носу

Госпожа Коробочка. Офорт Марка Шагала. 1923-1925 годы diomedia.com

Чичиков просыпается в гостях у Коробочки:

«Проснулся на другой день он уже довольно поздним утром. Солнце сквозь окно блистало ему прямо в глаза, и мухи, которые вчера спали спокойно на стенах и на потолке, все обратились к нему: одна села ему на губу, другая на ухо, третья норовила как бы усесться на самый глаз, ту же, которая имела неосторожность подсесть близко к носовой нозд-ре, он потянул впросонках в самый нос, что заставило его очень крепко чихнуть — обстоятельство, бывшее причиною его пробуждения».

Интересно, что повествование переполнено развернутыми описаниями всеоб-щего сна «День, кажется, был заключен порцией хо-лодной телятины, бутылкою кислых щей и крепким сном во всю насосную завертку, как выражаются в иных местах обширного русского государства»; «Оба заснули в ту же минуту, поднявши храп неслыханной густоты, на который барин из другой комнаты отвечал тонким, носовым свистом. Скоро вслед за ни-ми все угомонилось, и гостиница объявилась непробудным сном». , и только это пробуждение Чичикова — событие, о котором Гоголь рассказывает подробно. Чичиков просыпается от залетевшей в нос мухи. Его ощущения описаны почти так же, как шок чиновников, прослышавших о чичи-ковской афере:

«Положение их [чиновников] в первую минуту было похоже на положе-ние школьника, которому сонному товарищи, вставшие поранее, засу-нули в нос гусара, то есть бумажку, наполненную табаком. Потянувши впросонках весь табак к себе со всем усердием спящего , он пробуждается, вскакивает, глядит как дурак, выпучив глаза во все стороны, и не может понять, где он, что он, что с ним было…»

Странные слухи всполошили город, и этот ажиотаж описывается как пробуж-дение тех, кто до того предавался «мертвецким снам на боку, на спине и во всех иных положениях, с захрапами, носовыми свистами и прочими принадлежно-стями», всего «дремавшего дотоле города». Перед нами воскрешение мертвых, пусть и пародийное. А вот на городского прокурора все это так подействовало, что он и вовсе умер. Смерть его парадоксальна, так как в каком-то смысле яв-ляется воскресением:

«…Послали за доктором, чтобы пустить кровь, но увидели, что прокурор был уже одно бездушное тело. Тогда только с соболезнованием узнали, что у покойника была, точно, душа, хотя он по скромности своей нико-гда ее не показывал».

Противопоставление сна и пробуждения связано с ключевыми мотивами романа — смерти и оживления. Толчком к пробуждению может стать самая ничтожная мелочь — муха, табак, странный слух. «Воскресителю», в роли кото-рого выступает Чичиков, не нужно обладать какими-то особенными доброде-теля-ми — ему достаточно оказаться в роли попавшей в нос мухи: сломать привыч-ное течение жизни.

5. Как все успевать: секрет Чичикова

Манилов. Офорт Марка Шагала. 1923-1925 годы diomedia.com

Чичиков уезжает от Коробочки:

«Хотя день был очень хорош, но земля до такой степени загрязнилась, что колеса брички, захватывая ее, сделались скоро покрытыми ею, как войлоком, что значительно отяжелило экипаж; к тому же почва была глиниста и цепка необыкновенно. То и другое было причиною, что они не могли выбраться из проселков раньше полудня».

Итак, после полудня герой с трудом выбирается на столбовую Столбовая — большая проезжая дорога с верстовыми столбами, почтовый тракт. . Перед этим он, после длительных препирательств, купил у Коробочки 18 ревизских Ревизский — вошедший в перепись. душ и закусил пресным пирогом с яйцом и блинами. Между тем проснулся он в де-сять. Как же за два с небольшим часа Чичиков все успел?

Это не единственный пример вольного обращения Гоголя со временем. От-правляясь из города NN в Маниловку, Чичиков садится в бричку в «шинели на больших медведях», а по дороге встречает мужиков в овчинных тулупах — погода явно не летняя. Приехав к Манилову, он видит дом на горе, «одетой подстриженным дерном», «кусты сиреней и жел-тых акаций», березы с «мелко-листными жиденькими вершинами», «пруд, по-крытый зеленью», по колено в пруду бредут бабы — уже без всяких тулупов. Проснувшись на следующее утро в доме Коробочки, Чичиков смотрит из окна на «просторные огороды с капустой, луком, картофелем, свеклой и прочим хо-зяйственным овощем» и на «фруктовые деревья, накрытые сетями для защиты от сорок и воробьев» — время года опять поменялось. Вернувшись в город, Чи-чиков вновь наденет своего «медведя, крытого коричневым сукном». «В медве-дях, крытых ко-ричневым сукном, и в теплом картузе с ушами» приедет в город и Манилов. В общем, как сказано в другом гоголевском тексте: «Числа не пом-ню. Месяца тоже не было».

В целом мир «Мертвых душ» — это мир без времени. Времена года не сменяют друг друга по порядку, а сопровождают место или персонажа, становясь его до-полнительной характеристикой. Время перестает течь ожидаемым образом, застывая в уродливой вечности — «состоянии длящейся неподвижности», по словам филолога Михаила Вайскопфа.

6. Тайна парня с балалайкой


Кучер Селифан. Офорт Марка Шагала. 1923-1925 годы diomedia.com

Чичиков приказывает Селифану выезжать на заре, Селифан в ответ чешет в за-тылке, а повествователь рассуждает, что это значит:

«Досада ли на то, что вот не удалась задуманная назавтра сходка с своим братом в неприглядном тулупе, опоясанном кушаком, где-нибудь во ца-ревом кабаке, или уже завязалась в новом месте какая зазнобушка сер-дечная и приходится оставлять вечернее стоянье у ворот и политичное держанье за белы ручки в тот час, как нахлобучиваются на город сумер-ки, детина в красной рубахе бренчит на балалайке перед дворовой челя-дью и плетет тихие речи разночинный, отработавшийся народ? <…> Бог весть, не угадаешь. Многое разное значит у русского народа почесыва-нье в затылке».

Такие пассажи очень характерны для Гоголя: рассказать уйму всего и прийти к выводу, что ничего непонятно, да и вообще говорить не о чем. Но в этом очередном ничего не объясняющем пассаже обращает на себя внимание парень с бала-лайкой. Где-то мы его уже видели:

«Подъезжая к крыльцу, заметил он выглянувшие из окна почти в одно время два лица: женское в чепце, узкое, длинное, как огурец, и мужское, круглое, широкое, как молдаванские тыквы, называемые горлянками, из которых делают на Руси балалайки, двухструнные, легкие балалайки, красу и потеху ухватливого двадцатилетнего парня, мигача и щеголя, и подмигивающего и посвистывающего на белогрудых и белошейных девиц, собравшихся послушать его тихострунного треньканья».

Никогда не предугадаешь, куда заведет гоголевское сравнение: сравнение лица Собакевича с молдавской тыквой внезапно переходит в сценку с участием нашего балалаечника. Такие развернутые сравнения — один из приемов, с помо-щью которых Гоголь еще больше расширяет художественный мир романа, вно-сит в текст то, что не поместилось даже в такой вместительный сюжет, как пу-тешествие, то, что не успел или не мог увидеть Чичиков, то, что может и вовсе не вписываться в общую картину жизни губернского города и его окрестно-стей.

Но Гоголь на этом не останавливается, а берет появившегося в развернутом сравнении щеголя с балалайкой — и снова находит ему место в тексте, причем теперь уже значительно ближе к сюжетной реальности. Из фигуры речи, из сравнения вырастает реальный персонаж, который отвоевывает себе место в романе и в итоге вписывается в сюжет.

7. Коррупционная тайна


Чичиков спит на столе в канцелярии. Офорт Марка Шагала. 1923-1925 годы diomedia.com

Еще до начала событий «Мертвых душ» Чичиков входил в комиссию «для по-строения какого-то казенного весьма капи-тального строения»:

«Шесть лет [комиссия] возилась около здания; но климат, что ли, мешал, или мате-риал уже был такой, только никак не шло казенное здание выше фунда-мента. А между тем в других концах города очутилось у каждого из чле-нов по красивому дому гражданской архитектуры : видно, грунт земли был там получше».

Это упоминание «гражданской архитектуры» в целом вписывается в гоголев-ский избыточный стиль, где определения ничего не определяют, а в противо-поставлении запросто может не хватать второго элемента. Но изначально он был: «гражданская архитектура» противопоставлялась церковной. В ран-ней редакции «Мертвых душ» комиссия, в которую вошел Чичиков, означена как «ко-миссия постройки храма Божия».

В основу этого эпизода чичиковской биографии легла хорошо известная Гого-лю история постройки храма Христа Спасителя в Москве. Храм был заложен 12 октября 1817 года, в начале 1820-х годов была учреждена комиссия, а уже в 1827-м обнаружились злоупотребления, комиссию упразднили, а двоих ее членов отдали под суд. Иногда эти числа служат основанием для датировки событий биографии Чичикова, но, во-первых, как мы уже видели, Гоголь не очень-то связывал себя точной хронологией; во-вторых же, в конечном варианте упо-минания о храме сняты, действие происходит в губернском городе, и вся эта история свертывается до элемента стиля, до «гражданской архитектуры», по-гоголевски ничему уже не противопоставленной.

Сапченко Л. А. (Ульяновск), д.ф.н, профессор Ульяновского государственного университета / 2010

Давно отмечено исследователями, что некоторые персонажи «Мертвых душ» имеют предысторию, при этом биография Чичикова дана с самого детства. Тема возраста связана не только с образом главного героя, но и с общим содержанием поэмы, где представлены персонажи разных возрастов. Жизненная дорога человека — от детства до старости, от рождения до кончины - составляет предмет глубоких лирических раздумий автора. Это позволяет применить в качестве обобщающего такой внутритекстовый инструмент художественного анализа, как «поэтика возраста».

Речь не идет ни о соотнесенности гоголевской поэмы с жанром романа воспитания, ни о проблеме поэтапного становления героя. «Некоторый типически повторяющийся путь становления человека от юношеского идеализма и мечтательности к зрелой трезвости и практицизму», «изображение мира и жизни как опыта, как школы, через которую должен пройти всякий человек и вынести из нее один и тот же результат - протрезвение с той или иной степенью резиньяции» - как раз несвойственны поэтике «Мертвых душ» с их идеалом общественного служения, высокого предназначения человека. При этом и жанровая модель авантюрного романа, и сатирический ракурс изображения, и гротеск неотделимы в поэме от проникновенного лиризма, от сильно выраженного авторского начала. Автор вполне зримо присутствует в поэме и является ее героем, противостоящим самой идее примирения с пошлой действительностью и призывающим забирать с собою в путь «лучшие движения души», свойственные юности. У Гоголя представлены, с одной стороны, бездуховность его персонажей, с другой - «верная романтическому духу максималистски возвышенная идеалистическая позиция автора-писателя» , захваченного поисками «плодотворного зерна» русской жизни, поисками «живой души». В «Мертвых душах проходит испытание сама «онтологическая природа человека» . При этом небезразличен оказывается для автора возраст героя (причем каждый возраст воссоздан особенными поэтическими средствами, что предполагается рассмотреть в статье). Через систему художественных средств (комических или лирических), связанных с изображением того или иного возраста, выявляются принципиальные авторские представления о смысле земного существования, который неотделим для Гоголя от идеи долга.

В изображении каждого возраста присутствует своя образно-символическая доминанта. Сквозным при этом является образ окна: мутного, не отворявшегося - в детстве, открытого - в юности и зрелости, навсегда закрытого - в старости.

Замкнутым, мутным и неприютным представлено «пространство детства» Павлуши Чичикова. Маленькие окна, не отворявшиеся ни в зиму, ни в лето, отец - «больной человек..., беспрестанно вздыхавший, ходя по комнате, и плевавший в стоящую в углу песочницу...», «вечное сиденье на лавке», вечная пропись перед глазами: «не лги, послушествуй старшим и носи добродетель в сердце» (пропись, т. е. безликое поучение, при отсутствии Учителя, его Слова), окрик «Опять задурил!», когда «ребенок, наскуча однообразием труда, приделывал к букве какую-нибудь закавыку или хвост», и вслед за этими словами неприятное чувство, когда «краюшка уха его скручивалась очень больно ногтями длинных, протянувшихся сзади пальцев» (VI, 224). «При расставании слез не было пролито из родительских глаз» (VI, 225), зато прозвучало всем памятное наставление о необходимости беречь копейку, глубоко усвоенное сыном.

Гоголь показывает бедность и убогость «детского мира», лишенного благодатной духовной пищи. Ранние годы предстают как «антивоспитание» и «антидетство» . Отсутствие отцовской любви (о матери совсем нет никаких упоминаний) и единственный преподанный сыну «урок», горестно отмеченные автором, определяют дальнейший путь героя.

Образы детства, закономерно связанные с темой будущего, неоднократно появляются в поэме (и в первом, и во втором томе), однако особый ракурс изображения ставит под сомнение военное или дипломатическое поприще Алкида и Фемистоклюса. Данные писателем имена «воплощают в себе пустые мечтания Манилова о героическом будущем его детей» . При этом имена - не единственный способ создания комического эффекта. С темой детства оказывается связан семантический комплекс жидкого или полужидкого вещества: слезы, жир на щеках, «препорядочная посторонняя капля» (VI, 31), которая непременно канула бы в суп, если бы лакей вовремя не утер нос посланнику, и т. д.

В одной из последних сохранившихся глав второго тома появляется максимально допустимое в обрисовке ребенка - физиология отправлений. Младенец, не без иронии названный автором «плодом нежной любви недавно бракосочетавшихся супругов», разревевшийся вначале, но переманенный Чичиковым к себе с помощью агуканья и сердоликовой печатки от часов - «вдруг повел себя нехорошо», чем и испортил новешенький фрак Чичикову. «Пострел бы тебя побрал, чертенок проклятый!» (VII, 95) - пробормотал Чичиков в сердцах про себя, стараясь при этом сообщить лицу своему, сколько возможно, веселое выражение. Мгновенное превращение ангелочка в чертенка, «невинного ребенка» в «канальчонка проклятого» сопровождается саркастическим определением этого возраста как «золотого времени».

После реплики отца провинившегося младенца: «...что может быть завидней ребяческого возраста: никаких забот, никаких мыслей о будущем» и подобающего ответа Чичикова: «Состояние на которое можно сей же час поменяться», - следует авторский комментарий: «Но, кажется, оба соврали: предложи им такой обмен, они бы тут же на попятный двор. Да и что за радость сидеть у мамки на руках да портить фраки» (VII, 228). Пора, в которой нет «никаких мыслей о будущем» не притягательна ни для автора, ни для героя.

Хотя в поэме неоднократно упоминается о желании Чичикова иметь в бу-дущем семью, авторский текст при этом звучит саркастически, а все дети, попа-дающие в поле зрения героя, выглядят комически, несуразно, а порой едва ли не отталкивающе. Притворные речи Чичикова лишь пародируют возможное умиление дитятей и выдают неискренность намерений Павла Ивановича.

Взаимоотношения родителей и детей: отцовское наставление, погубившее Чичикова, проклятые отцом дочь и сын Плюшкина, бесполезное будущее Алкида и Фемистоклюса, никому не нужные дети Ноздрева, безответственность Петуха перед своими подрастающими сыновьями (отмечен их непомерный рост и при этом духовное убожество), необходимость отрешения от отцовских уз Хлобуева, - вызывают у автора невидимые миру слезы.

«Как воспитать тому детей, кто сам себя не воспитал? Детей ведь только можно воспитать примером собственной жизни» (VII, 101), - говорит Муразов Хлобуеву.

Через оба гоголевских тома проходит тема женского воспитания. Критика институтского образования и параллельное обличение родительского пагубного влияния, «бабьего» окружения (при встрече Чичикова с молоденькой блондинкой) сменяется темой ответственности матери за будущее своей дочери. Жена Костанжогло объявляет брату, что музыкой ей некогда заниматься: «У меня осьмилетняя дочь, которую я должна учить. Сдать ее на руки чужеземной гувернантке затем только, чтобы самой иметь свободное время для музыки, - нет, извини, брат, этого-то не сделаю» (VII, 59). Осьмилетняя, т. е. находящаяся в том возрасте, когда детство заканчивается и наступает отрочество и когда особенно необходим нравственный урок. «Мы знаем первый и святейший закон природы, что мать и отец должны образовать нравственность детей своих, которая есть главная часть воспитания» , - писал почитаемый Гоголем Карамзин.

Во втором томе представлена «история воспитания и детства» Андрея Ивановича Тентетникова . Собственно о детстве не говорится ничего (ни о детских впечатлениях, ни о каких-либо нравственных уроках). Вместо этого уже на первых страницах тома читатель знакомится с тем прекрасным и неизмеримым пространством, которое, по-видимому, окружало героя с младенчества.

Художественное совершенство описаний становится выражением чувства абсолютной свободы, которую испытывает сам автор, а вместе с ним и читатель, в этой беспредельности, парадоксально названной «закоулком» и «глушью». Безграничность распространяется по вертикали (висящие в воздухе золотые кресты и их отражение в воде) и по горизонтали («Без конца, без пределов открывались пространства»; VII, 8). «Господи, как здесь просторно!» (VII, 9) - только и мог воскликнуть гость или посетитель после «какого-нибудь двухчасового созерцания».

Образ бесконечного простора - начальный мотив главы о Тентетникове, молодом счастливце, «притом еще неженатом человеке» (VII, 9) - наводит на мысль о беспредельных возможностях, открывающихся перед этим героем. Возраст юности (когда достигается определенная степень духовности) привлекает постоянное внимание автора, поэтизируется, звучит в лирических отступлениях поэмы.

Тема юности соотносится с мотивами рубежа, открытого окна, порога и безграничного пространства, иными словами - чрезвычайно ответственного момента, омраченного предчувствием напрасных ожиданий, краткого мига, после которого наступает бесполезная жизнь, а затем и безнадежная старость (Тентетников, Платонов, Плюшкин). Неосуществленность былых возможностей в какой-то степени связана с отсутствием влияния Учителя - зрелого мужа...

Слишком рано умер необыкновенный наставник Тентетникова, и «нет те-перь никого во всем свете, кто бы был в силах воздвигнуть шатаемые вечными колебаниями силы и лишенную упругости немощную волю, кто бы крикнул душе пробуждающим криком это бодрящее слово: вперед, которого жаждет повсюду, на всех ступенях стоящий, всех сословий, и званий, и промыслов, русской человек» (VII, 23).

Образ окна вновь появляется в главе о Тентетникове, решившем было ис-полнить священный долг русского помещика, но замершего, заснувшего в своем обетованном закоулке. После позднего пробуждения, двухчасового неподвижного сидения на кровати, долгого завтрака, Тентетников с холодной чашкой «подвигался к окну, обращенному на двор», где «проходила всякий день» шумная сцена перебранки буфетчика Григория с домоводкой Перфильевной, которая, ища себе поддержки, указывала на то, что «барин сидит у окна» и «все видит». Когда же шум на дворе становился невыносимым, барин уходил к себе в кабинет, где проводил все остальное время. «Ему не гулялось, не ходилось, не хотелось даже подняться вверх, не хотелось даже растворять окна затем, чтобы забрать свежего воздуха в комнату, и прекрасный вид деревни, которым не мог равнодушно любоваться ни один посетитель, точно не существовал для самого хозяина» (VII, 11).

В противопоставлении «осязаемой» реальности и недостижимых далей находит выражение конфликт, свойственный романтическому мироощущению. «Именно в таком аспекте изображение „обычного“, иногда будничного интерьера с окном, открытым в „большой мир“ получает широкое распространение в искусстве начала XIX века», при этом «даль не реализуется, она остается тенденцией, возможностью, устремлением, мечтой» .

С темой юности сопряжен мотив возможного, но не сбывающегося чуда. Он звучит в эпизоде встречи Чичикова с молоденькой блондинкой, стоящей на пороге жизни:

«Хорошенький овал лица ее круглился, как свеженькое яичко, и, подобно ему, белел какою-то прозрачною белизною, когда свежее, только что снесенное, оно держится против света в смуглых руках испытующей его ключницы и пропускает сквозь себя лучи сияющего солнца; ее тоненькие ушки также сквозили, рдея проникавшим их теплым светом».

«Из нее все можно сделать, она может быть чудо, а может выйти и дрянь, и выйдет дрянь!» Только здесь и всего лишь на мгновение возникает поэзия детства («Она теперь как дитя, все в ней просто, она скажет, что ей вздумается, засмеется, где захочет засмеяться»; VI, 93), и звучит мотив чистоты, свежести, прозрачной белизны, отсутствующий при изображении собственно детей. Присутствие ребенка обычно сопряжено с разными видами загрязненности или неловкой ситуации: ноги по колено в грязи (VI, 59), лоснящиеся бараньим жиром щеки (VI, 31), необходимость что-либо вытирать салфеткой или оттирать одеколоном и т. п. Ребенок, как правило, что-либо испортил, запачкал, кого-либо укусил.

Своеобразной метафорой детско-юношеского состояния становится «только что снесенное яичко» в руках «испытующей его ключницы», подобно которой автор испытывает героя - что выйдет из его содержимого - «чудо» или «дрянь».

В итоге - детство оказывается сопряжено с образами «вещества», лишенного твердости и формы, юность определена как «мягкие» лета, а в персонажах зрелого возраста на первое место выходит не твердость духа, не готовность быть «гражданином земли своей» (VII, 13), а крепость тела (Собакевич), упругость (Чичиков неоднократно сравнивается с «резинным мячиком»), пышущая здоровьем плоть (Ноздрев) и т. д.

Теме старости сопутствует у Гоголя символика ветоши - ветхого, гадкого, наверченного тряпья. Появляется здесь и другой, уже знакомый образ. Окна, прежде все открытые в доме Плюшкина, одно за другим затворялись, и осталось одно, да и то заклеенное бумагою (полнее исключение простора, дали, перспективы). Однако мотив старости приобретает все же не столько брезгливую, сколько безысходную, неумолимо трагическую интонацию. «Грозна, страшна грядущая впереди старость, и ничего не отдает назад и обратно! Могила милосерднее ее, на могиле напишется: здесь погребен человек! но ничего не прочитаешь в хладных, бесчувственных чертах бесчеловечной старости» (VI, 127).

В обреченности детства на бездуховность и пустоту, в бесчеловечности старости заключена трагедия общего замысла «Мертвых душ»: ибо из кого вырастет пламенный юноша и что наступит за порогом зрелости? Изображение жизненной дороги человека вступает в логическое и сюжетное противоречие с темой России в поэме. Стремительному полету птицы-тройки, мотиву движения «вперед», к лучшему, противостоит внутренний вектор жизненного пути: от юности к старости, от лучшего к худшему.

Думая о будущем русского человека, Гоголь, тем не менее, изображал путь утрат лучших движений души, во многом связывая это с отсутствием духовного Учителя.

В аспекте поэтики возраста может быть прослежена типология образов учителя, необходимого в мире подростка или юноши: безымянный учитель детей Манилова, француз в доме Плюшкина (VI, 118), учитель Чичикова, наставники Тентетникова...

Особое место занимает образ первого учителя Тентетникова - Александра Петровича, единственного, знавшего науку жизни. «Из наук была избрана только та, что способна образовать из человека гражданина земли своей. Большая часть лекций состояла в рассказах о том, что ожидает юношу впереди, и весь горизонт его поприща умел он очертить <так>, что юноша, еще находясь на лавке, мыслями и душой жил уже там, на службе». С ним связана тема надежды на юношество, веры в человека, поэзия стремительного движения вперед, преодоления препятствий, мужественной стойкости среди ужасающей тины мелочей.

Подобны друг другу учитель Чичикова и второй наставник Тентетникова, «какой-то Федор Иванович» (VII, 14): оба любители тишины и похвального поведения, не терпящие умных и острых мальчиков. Подавление ума и пренебрежение к успехам в угоду хорошему поведению привели к потаенным шалостям, кутежам и разврату.

Воспитанники, лишенные «дивного Учителя», оказались навеки обречены либо на «позорную лень», либо на «безумную деятельность незрелого юноши». И потому Гоголь взывает к тем, кто взрастил уже в себе человека, кто способен услышать всемогущее слово «Вперед!» и последовать ему, вступая из «мягких юношеских лет в суровое, ожесточающее мужество» (VI, 127).

Вера Гоголя в святость учительного слова была чистой и искренней. Здесь сказываются не только традиции церковной литературы, но и идеи века Просвещения, рассматривавшего литературу как средство воспитания юношества.

Именно обвинение, что «ни один признательный юноша» «не обязан ему каким-нибудь новым светом или прекрасным стремлением к добру, которое бы внушило его слово» , задело за живое М. П. Погодина, отвечавшего Гоголю, что огорчен был «до глубины сердца» и «готов был плакать» . Между тем в 2 номере «Москвитянина» за 1846 год было помещено обращение Погодина «К юноше», где пора юности предстала как врата жизни, как самое начало пути гражданина, порог испытаний. Дальнейшая жизненная дорога изображена была как охлаждение, усталость, изнеможение, угасание и - неожиданная помощь свыше, если сохранил в себе человек истинную любовь христианскую. «Ты восстанешь <...> обновленный, освященный, восстанешь и поднимешься на ту высоту», где «просветится твой взор». «Какое значение получит в глазах твоих эта бедная земная жизнь, как служба, как приуготовление к другому, высшему состоянию!» . Погодин солидарен с Гоголем в том, что душа должна слышать «небесное свое происхождение» (VII, 14). Оба связывают это с юностью, тем возрастом, когда слово учителя поможет обрести духовную зрелость.

Между тем, возвращаясь к теме общественного предназначения в «Выбранных местах...», Гоголь подчеркивает обязанность человека воспитаться самому. «... Физическое созревание человека не подлежит его вмешательству, в духовном же он - не только объект, но и свободный участник» . Для Гоголя примером человека и гражданина, который сам «воспитался в юношестве» и исполнил свой долг, был Н. М. Карамзин. Тем самым Гоголь отдает главенствующую роль не «всемогущему слову» необыкновенного наставника (он «редко рождается на Руси»; VII, 145), а внутренней духовной работе, частью которой является индивидуальное нравственное влияние «одной души, более просветленной, на другую от-дельную душу, менее просветленную» . Все могут быть вовлечены в этот взаимный процесс, и только в нем, по Гоголю, может осуществиться надежда на духовное обновление общества.

В «Выбранных местах...», имеющих особую жанровую природу, отступают и образы физиологии, связанные у Гоголя с темой детства, и образы расползающейся ветоши («прорехи»), сопровождающие у него тему старости, и остается только поэтика дали и простора, свойственная теме юности и апология высокого, христианского, служения. Писатель отклоняет «обыкновенный естественный ход» человеческой жизни и говорит о полной несущественности возраста для христианина: «По обыкновенному, естественному ходу человек достигает полного развития ума своего в тридцать лет. От тридцати до сорока еще кое-как идут вперед его силы; дальше же этого срока в нем ничто не подвигается, и все им производимое не только не лучше прежнего, но даже слабее и холодней прежнего. Но для христианина этого не существует, и, где для других предел совершенства, там для него оно только начинается» (VIII, 264). Преодоление рубежей, сияющая даль, «стремящая сила», жажда битвы, что характерны для юношеских лет, всегда живы в святых старцах. Высшая мудрость невозможна без воспитания самого себя и без сладости быть учеником. И весь мир, и ничтожнейший из людей может быть учителем для христианина, но вся мудрость отнимется, если возомнит он, что «учение его кончено, что он уже не ученик» (VIII, 266). Всегдашняя готовность к духовному ученичеству, к движению «вперед» (название главы: «Христианин едет вперед») становится для Гоголя лучшим «возрастом» человека.

Статьи: Манн Ю. Изображение все время двоится: на реальные предметы и явления падает отблеск какой-то странной «игры природы»… Последствия «негоции» Чичикова не ограничились только слухами и рассуждениями. Не обошлось и без смерти - смерти прокурора, появление которой, говорит повествователь, так же «страшно в малом, как страшно оно и в великом человеке». Если, скажем, в «Шинели» из реальных событий следовала приближенная к фантастике развязка, то в «Мертвых душах» из события не совсем обычного, окрашенного в фантастические тона (приобретение «мертвых душ»), следовали вполне осязаемые в своем реальном трагизме результаты.

«Где выход, где дорога?» Все знаменательно в этом лирическом отступлении; и то, что Гоголь придерживается просветительских категорий («дорога», «вечная истина»), и то, что, держась их, он видит чудовищное отклонение человечества от прямого пути. дороги - важнейший образ «Мертвых душ» - постоянно сталкивается с образами иного, противоположного значения: «непроходимое захолустье», болото («болотные огни»), «пропасть», «могила», «омут»… В свою очередь, и образ дороги расслаивается на контрастные образы: это (как в только что приведенном отрывке) и «прямой путь», и «заносящие далеко в сторону дороги». В сюжете поэмы - это и жизненный путь Чичикова («но при всем том трудна была его дорога…

) и дорога, пролегающая по необозримым русским просторам; последняя же оборачивается то дорогой, по которой спешит тройка Чичикова, то дорогой истории, по которой мчится Русь-тройка. К антитезе рациональное и алогичное (гротескное) в конечном счете восходит двойственность структурных принципов «Мертвых душ». Ранний Гоголь чувствовал противоречия «меркантильного века» острее и обнаженнее.

Аномалия действительности подчас прямо, диктаторски вторгалась в гоголевский художественный мир. Позднее, он подчинил фантастику строгому расчету, выдвинул на первый начало синтеза, трезвого и полного охвата целого, изображения человеческих судеб в соотношении с главной «дорогой» истории. Но гротескное начало не исчезло из гоголевской поэтики - оно только ушло вглубь, более равномерно растворившись в художественной ткани. Проявилось гротескное начало и в «Мертвых душах», проявилось на разных уровнях: и в стиле - с его алогизмом описаний, чередованием планов, и в самом зерне ситуации - в «негоции» Чичикова, и в развитии действия.

Рациональное и гротескное образуют два полюса поэмы, между которыми развертывается вся ее художественная система. В «Мертвых душах», вообще построенных контрастно, есть и другие полюса: эпос - и (в частности, конденсированная в так называемых лирических отступлениях); сатира, комизм - и трагедийность. Но названный контраст особенно важен для общего строя поэмы; это видно и из того, что он пронизывает «позитивную» ее сферу. Благодаря этому мы не всегда отчетливо сознаем, кого именно мчит вдохновенная гоголевская тройка. А персонажей этих, как подметил еще Д. Мережковский, трое, и все они достаточно характерны.

«Безумный Поприщин, остроумный Хлестаков и благоразумный Чичиков - вот кого мчит эта символическая русская тройка в своем страшном полете в необъятный простор или необъятную пустоту». Обычные контрасты - скажем, контраст между низким и высоким - в «Мертвых душах» не скрываются. Наоборот, Гоголь их обнажает, руководствуясь своим правилом: «Истинный эффект заключен в резкой противоположности; никогда не бывает так ярка и видна, как в контрасте». По этому «правилу» построены в VI главе пассаж о мечтателе, заехавшем «к Шиллеру…

в гости» и вдруг вновь очутившемся «на земле»: в XI главе - размышления «автора» о пространстве и дорожные приключения Чичикова: «…Неестественной властью осветились мои очи: у! какая сверкающая, чудная, незнакомая земле даль! Русь!..

» «Держи, держи, дурак!» - кричал Чичиков Селифану». Показана противоположность вдохновенной мечты и отрезвляющей яви.

Но тот контраст в позитивной сфере, о котором мы сейчас говорили, нарочито неявен, завуалирован или же формальной логичностью повествовательного оборота или же почти незаметной, плавной сменой перспективы, точек зрения. Примером последнего является заключающее поэму место о тройке: вначале все описание строго привязано к тройке Чичикова и к его переживаниям; потом сделан шаг к переживаниям русского вообще («И какой же русский не любит быстрой езды?»), потом адресатом авторской речи и описания становится сама тройка («Эх, тройка! птица тройка, кто тебя выдумал?..

»), для того чтобы подвести к новому авторскому обращению, на этот раз - к Руси («Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка, несешься?..»). В результате граница, где тройка Чичикова превращается в Русь-тройку, маскируется, хотя прямого отождествления поэма не дает. III. КОНТРАСТ ЖИВОГО И МЕРТВОГО Контраст живого и мертвого в поэме был отмечен еще Герценом в дневниковых записях 1842 года. С одной стороны, писал , «мертвые души…

все эти Ноздревы, Манилов и tutti quanti (все прочие)». С другой стороны: «там, где взгляд может проникнуть сквозь туман нечистых навозных испарений, там он видит удалую, полную сил национальность» Контраст живого и мертвого и омертвление живого - излюбленная тема гротеска, воплощаемая с помощью определенных и более или менее устойчивых мотивов. Вот описание чиновников из VII главы «Мертвых душ». Войдя в гражданскую палату для совершения купчей, Чичиков и Манилов увидели «много бумаги и черновой и белой, наклонившиеся головы, широкие затылки, фраки, сюртуки губернского покроя и даже просто какую-то светло-серую куртку, отделившуюся весьма резко, которая, своротив голову набок и положив ее почти на самую бумагу, выписывала бойко и замашисто какой-нибудь протокол…

». Возрастающее количество синекдох совершенно заслоняет живых людей; в последнем примере сама чиновничья голова и чиновничья функция писания оказывается принадлежностью «светло-серой куртки». Интересна, с этой точки зрения, излюбленная у Гоголя форма описания сходных, почти механически повторяющихся действий или реплик. В «Мертвых душах» эта форма встречается особенно часто. «Все чиновники были довольны приездом нового лица.

Губернатор об нем изъяснился, что он благонамеренный ; прокурор, что он дельный человек; жандармский полковник говорил, что он ученый человек; председатель палаты, что он знающий и почтенный человеку полицеймейстер, что он почтенный и любезный человек; жена полицеймейстера, что он любезнейший и обходительнейший человек». Педантическая строгость фиксирования повествователем каждой из реплик контрастирует с их почти полной однородностью. В двух последних случаях примитивизм усилен еще тем, что каждый подхватывает одно слово предыдущего, как бы силясь добавить к нему, нечто свое и оригинальное, но добавляет столь же плоское и незначащее. Столь же своеобразно разработаны автором «Мертвых душ» такие гротескные мотивы, которые связаны с передвижением персонажей в ряд животных и неодушевленных предметов. Чичиков не раз оказывается в ситуации, весьма близкой животным, насекомым и т. д. «…Да у тебя, как у борова, вся спина и бок в грязи!

Нужна шпаргалка? Тогда сохрани - » Поэтика Гоголя (Мертвые души Гоголь Н. В.) - Часть 1 . Литературные сочинения!

Поэма – лиро - эпический жанр: крупное или среднее по объему стихотворное произведение (стихотворная повесть, роман в стихах), основными чертами которого являются наличие сюжета(как в эпосе) и образа лирического героя(как в лирике).

В истории русской литературы трудно найти произведение, работа над которым принесла бы его создателю столько душевных мук и страданий, но и одновременно столько счастья и радости, как «Мертвые души» - центральное произведение Гоголя, дело всей его жизни. Из 23 лет, отданных творчеству, 17 лет - с 1835 года до смерти в 1852 году - Гоголь работал над своей поэмой. Большую часть этого времени он прожил за границей, главным образом в Италии. Но из всей огромной и грандиозной по замыслу трилогии о жизни России был опубликован лишь первый том (1842), а второй был сожжен перед смертью, к работе над третьим томом писатель так и не приступил.

«Мёртвые души» можно назвать детективным романом, потому что таинственная деятельность Чичикова, скупающего такой странный товар, как мёртвые души, объясняется только в последней главе, где помещается история жизни главного героя. Тут только читатель понимает всю аферу Чичикова с Опекунским советом. В произведении есть черты «плутовского» романа (ловкий плут Чичиков всеми правдами и неправдами добивается своей цели, его обман раскрывается на первый взгляд по чистой случайности). Одновременно гоголевское произведение можно отнести к авантюрному (приключенческому) роману, так как герой колесит по русской провинции, встречается с разными людьми, попадает в разные передряги (пьяный Селифан заблудился и опрокинул бричку с хозяином в лужу, у Ноздрёва Чичикова чуть не избили и т.д.). Как известно, Гоголь даже назвал свой роман (под давлением цензуры) в авантюрном вкусе: «Мёртвые души, или Похождения Чичикова».

Важнейшей художественной особенностью «Мёртвых душ» является присутствие лирических отступлений, в которых автор прямо излагает свои мысли по поводу героев, их поведения, рассказывает о себе, вспоминает о детстве, рассуждает о судьбе романтического и сатирического писателей, выражает свою тоску по родине и т.д.

Композиция первого тома «Мертвых душ», подобного «Аду», организована так, чтобы как можно полнее показать негативные стороны жизни всех составляющих современной автору России. Первая глава представляет собой общую экспозицию, затем следуют пять глав-портретов (главы 2-6), в которых представлена помещичья Россия, в 7-10-й главах дается собирательный образ чиновничества, а последняя, одиннадцатая глава посвящена Чичикову.Это внешне замкнутые, но внутренне связанные между собой звенья. Внешне они объединяются сюжетом покупки «мертвых душ». В 1-й главе рассказывается о приезде Чичикова в губернский город, затем последовательно показывается ряд его встреч с помещиками, в 7-й главе речь идет об оформлении покупки, а в 8-9-й - о слухах, с ней связанных, в 11 -й главе вместе с биографией Чичикова сообщается о его отъезде из города. Внутреннее единство создается размышлениями автора о современной ему России. В соответствии с главной идеей произведения - показать путь к достижению духовного идеала, на основе которого писателем мыслится возможность преобразования, как государственной системы России, ее общественного устройства, так и всех социальных слоев и каждого отдельного человека - определяются основные темы и проблемы, поставленные в поэме «Мертвые души». Будучи противником любых политических и социальных переворотов, особенно революционных, писатель-христианин считает, что негативные явления, которые характеризуют состояние современной ему России, можно преодолеть путем нравственного самосовершенствования не только самого русского человека, но и всей структуры общества и государства. Причем такие изменения, с точки зрения Гоголя, должны быть не внешними, а внутренними, то есть речь вдет о том, что все государственные и социальные структуры, и особенно их руководители, в своей деятельности должны ориентироваться на нравственные законы, постулаты христианской этики. Так, извечную русскую беду - плохие дороги - можно преодолеть, по мнению Гоголя, не тем, чтобы поменять начальников или ужесточить законы и контроль за их исполнением. Для этого нужно, чтобы каждый из участников этого дела, прежде всего руководитель, помнил о том, что он ответственен не перед вышестоящим чиновником, а перед Богом. Гоголь призывал каждого русского человека на своем месте, при своей должности делать дело так, как повелевает высший - Небесный - закон.