«Я был чужой между посторонними…. А

В Центральном государственном архиве древних актов в Москве хранится личный фонд Голохвастовых. Среди пожелтевших бумаг архива материалы о имущественном положении вотчин Голохвастовых, донесения бурмистров и распоряжения вотчинников и их родственников. Среди последних упоминаются и Яковлевы. А ниточка от Яковлевых ведет к великому русскому революционеру-демократу Александру Ивановичу Герцену.

Голохвастовы имели несколько вотчин в костромском крае - под Чухломой, Буем и Парфеньевым . И эта, последняя, имеет отношение к Герцену - он называл ее Костромской.

В своих мемуарах «Былое и думы» Герцен неоднократно упоминает о вотчине, а в письмах из-за границы к управляющему просит благодарить крестьян вотчины и посылает им приветы.

Род Голохвастовых древний. Выходцы из Польши, они служили в России со времен Ивана Грозного, но среди них не было выдающихся государственных деятелей. Не миновал гнев грозного царя одного из Голохвастовых, Никиты Казариновича, воеводы г. Михайловского, которого за сдачу города заточили в монастырь, а потом казнили, взорвав на бочке с порохом, и о котором Иван Грозный сказал: «Схимник ангелов и должен летать на небе».

История на своих страницах сохранила и сведения, когда Алексей Голохвастов в 1609 г. отличился как один из воевод, защищавших Троице-Сергиев монастырь от войск Сапеги и Лисовского.

У Ивана Алексеевича Яковлева, отца Герцена, была сестра Елизавета Алексеевна, вышедшая замуж за П.И.Голохвастова, и этим браком Яковлевы породнились с Голохвастовыми.

Род Яковлевых тоже древний и идет от Якова Захарьевича, по имени которого и фамилия Яковлевы.

Дед Ивана Алексеевича Яковлева Александр Андреевич служил секретарем у Екатерины II, и его сын Алексей Александрович был женат на княжне Наталье Борисовне Мещерской, которая приходилась бабкой Герцену.

У Алексея Александровича Яковлева было шесть сыновей, и в числе их Александр, Лев и брат их Иван Алексеевич - отец Герцена.

Иван Алексеевич Яковлев - отец Герцена

В своих мемуарах Герцен тепло отзывается о дяде Льве Алексеевиче Яковлеве, носившем прозвище «Сенатор». Большую часть жизни Лев Алексеевич прожил за границей, служа в посольствах Германии, Англии.

Это он помог своему брату Ивану Алексеевичу вывезти из Германии Луизу Гаак, которая и стала матерью Герцена.

Вотчина под Парфеньевым, центром которой была деревня Лепихино (сейчас в Парфеньевском районе Костромской области), принадлежала бабке Герцена, Мещерской, а потом ею владел Лев Алексеевич Яковлев.

В 1785 году крестьяне Лепихинской вотчины писали в своей челобитной: «Государю нашему Льву Алексеевичу могути нас своих сирот многие на пропитание покупают хлеб с базаров, нане в нашей вотчине судом Божием много народу вымерло, а народ был все в поре, непрестарелый, ходили по городам. А еще писано от Вас взять от нас 8 мальчиков, то милостливый государь могите нас помиловать. Отправили бы оброк в Москву и с ходаками писано к нам от ея сиятельства княжны Анны Борисовны, чтобы выбрать 10 человек плотников хороших умеющих и прислать к Москве, просим Вас могите помиловать послать не можно посвоей нужде плотники нанялись на работы. Староста Лука Иванов и все крестьяне Ваши господские к стопам вашим припадают».

Упомянутая в челобитной крестьян Анна Борисовна Мещерская - тетка Герцена, престарелая княжна-девица, пользовавшаяся общим уважением в семье. И всегда, когда мальчику-Герцену приходилось бывать в огромном княжеском доме в Москве, его охватывал страх. Анфилады мрачных пустынных комнат с мебелью в чехлах, дремлющие на рундуках многочисленные слуги и в отдаленной угловой комнате, в чепце и в кружевах, в кресле - высохшая старая княжна, окруженная приживалками и собачонками, - живой прототип пушкинской Пиковой дамы.

После смерти Льва Алексеевича Лепихинская вотчина перешла к его племяннику, Алексею Александровичу Яковлеву - двоюродному брату Герцена, известному по прозвищу «Химик». Страстно влюбленный в химию, он жил отшельником, занимая всего одну комнату в своем огромном доме в Москве. С утра до вечера он, как средневековый алхимик, что-то смешивал в ретортах, поджигал, взрывал, и его халат, с которым он никогда не расставался, прожженный и залитый реактивами, был лучшим доказательством его трудолюбия. В Москве он слыл за чудака, и в высшем свете о нем злословили, как писал Грибоедов в «Горе от ума»:

Он химик, он ботаник,

Князь Федор - наш племянник.

А.И.Герцен был побочный сын (как тогда говорили, незаконнорожденный) И.А.Яковлева, очень любившего его. Фамилию сыну отец придумал, произведя ее от немецкого слова «герц» (сердце), подчеркивая этим особое расположение к сыну.

По той же причине Герцен не мог носить фамилию «Яковлев» и наследовать недвижимое имущество отца. Все поместья И.А.Яковлева после его смерти переходили к его племяннику Д.П.Голохвастову.

Отец этого Д.П.Голохвастова слыл в Москве большим барином и отчасти вольнодумцем. Он настоял, чтобы молодой племянник его, Герцен, поступил учиться в Московский университет, который и сформировал мировоззрение Герцена.

Перед смертью отец Герцена решил привести свои дела в порядок и обеспечить в материальном отношении своего любимого побочного сына. Он завещал ему свою подмосковную вотчину Порковско-Засекино, но Герцен по своим убеждениям от нее отказался. И только по настоятельной просьбе друга семьи Яковлевых Ольги Александровны Жеребцовой (урожденной Зубовой), в обмен на подмосковную вотчину, Герцен согласился на владение Лепихинской вотчиной. О.А.Жеребцова была удивительная женщина, умная и образованная, красавица в молодости, известная в свете под именем «Московская львица».

Сестра последнего фаворита Екатерины II, графа П.А.Зубова, она участвовала с Зубовыми в заговоре против Павла. Рано овдовев, уехала за границу, вращаясь там в аристократических кругах, вскружила головы многим государственным деятелям. «Сам принц Валлийский, будущий король Англии, был у ее ног», - писал Герцен в своих воспоминаниях о ней. Вернувшись из-за границы на склоне лет, она стала другом семьи Яковлевых и принимала большое участие в судьбе Герцена. Она любила его и видела в нем новую молодую Россию. Это она помогла Герцену освободиться из Вятской ссылки, и ей же обязан он выездом за границу, когда правительство не хотело отпускать его из России.

Лепихинская вотчина, которую Ольга Александровна так настойчиво рекомендовала Яковлеву передать его сыну, Герцену, соседствовала с вотчиной Зубовых, и Ольга Александровна хорошо ее знала.

Крестьяне там были отходниками-плотниками и оброк платили помещику деньгами, которые можно было переводить и за границу, где жил тогда Герцен.

Официально передать Лепихинскую вотчину своему сыну отец не мог, поэтому он составил фиктивную купчим на нее и по ней передал вотчину. Многие осуждали Герцена за то, что при его демократических взглядах и убеждениях он мог иметь крепостных. Но для этого была причина.

Герцен, задумав уехать за границу, чтобы оттуда вести борьбу с русским самодержавием, знал, что для этого надо было иметь денежные средства.

Он писал: «Деньги - независимость, сила, оружие, а оружие никто не бросит во время войны, хотя оно и было бы неприятельское, поэтому я счел справедливым и необходимым принять меры, чтобы вырвать что можно из медвежьих лап русского правительства».

Ежегодный доход от Лепихинской вотчины в сумме 2024 рубля поверенный Герцена А.С.Ключарев пересылал за границу, куда Герцен эмигрировал, а там деньги шли на издание антиправительственной литературы, в том числе «Колокола».

Узнав об этом, жандармы Николая 1 запретили пересылать деньги Герцену, Николай на докладе жандармов написал резолюцию: «Очень замечательно. Это Герцен тот, который мною был выслан, кажется в Кострому, а через Жуковского, наследником (сыном Николая. - Д.Б.) выпрошено прощение. Надо велеть положить запрещение на его имение, а ему немедленно велеть воротиться.»

Ошибался царь - Герцен был выслан не в Кострому, а в Вятку. Из писем Герцена известно, что его взгляды на Лепихинское имение были особые. 15 февраля 1849 г. Герцен сообщал Ключареву: «Я писал к Егору Ивановичу (брату Герцена, жившему в России - Д.Б.) насчет продажи костромских крестьян и решительно передумал. Это имение я ни за что не продам, я имею насчет его совсем иные виды». Видимо, Герцен хотел освободить своих крестьян.

Все же другие имения И.А.Яковлева наследовал его племянник Д.П.Голохвастов - двоюродный брат Герцена, служивший попечителем Московского университета, известный своими реакционными взглядами. Герцен резко расходился со своим братом в вопросах государственного устройства России и порядка в ней. Тем не менее, получив в наследство имения Яковлева, Д.П.Голохвастов считал себя морально обязанным оказывать помощь Герцену.

В архиве Голохвастовых сохранилось письмо И.Терентьева - старосты крестьян-отходников, работавших по подрядам в Петербурге, на имя Д.П.Голохвастова: «По приказанию Вашего превосходительства собран мною оброк с крестьян 9450 рублей, которых часть имею представить Александру Ивановичу Герцену. Я предлагал 2000 рублей, но он теперь не имеет надобности в деньгах и оные не принял» . Видимо, и взгляды Герцена, осуждавшего эксплуатацию крестьян, и личная неприязнь к Д.П.Голохвастову послужили причиной отказа от денежной подачки Голохвастова.

Когда же А.И.Герцен по требованию правительства отказался вернуться в Россию, на костромскую его вотчину наложили секвестр, опекуном вотчины назначили чухломского помещика С. В.Перфильева, а доходы с вотчины стали поступать в казну.

12. Добрый день, дорогой сын!

Твое письмо очень обрадовало меня (хотя ты долго не писал, почти две недели). Хорошо, что в вашем коллективе пробуждаются интеллектуальные интересы, что вы начинаете споры, да еще по такому вопросу: свобода и долг. Ты приглашаешь меня принять участие в вашем споре, что же, с радостью делаю это. Ты пишешь, что кое-кто из твоих товарищей придерживается такого мнения: в некоторых сферах деятельности ("в вопросах личной жизни", твоими словами человек абсолютно свободен (?), в других же сферах его свобода ограничена требованиями общества. Ты не согласен с этой точкой зрения и я поддерживаю тебя. Твоя точка зрения ("быть свободным - значит всегда уметь поступать правильно - так, как требуют интересы народа") по существу повторяет известные слова Маркса: Таким образом, свобода воли означает не что иное, как способность принимать решения со знанием дела11. Молодые люди стремятся самую сложную мысль выражать своими словами, и это очень хорошо. Абсолютной свободы нет и не может быть. Ведь человек живет среди людей. В. И. Ленин учит, что жить в обществе и быть свободным от общества нельзя 12. А кое-кто из твоих оппонентов разделяет жизнь перегородкой: по одну сторонку - то, что человек может делать, оглядываясь на общество, по другую сторону - то, что он волен делать, абсолютно не думая о людях. Такое деление по существу лежит в основе философии мещанина: на службе он может выглядеть благопристойным, чистеньким, а дома - кулаком, мироедом, тираном, мучителем ближних. Сколько еще таких людей есть у нас в обществе! Особенно вредна мысль об абсолютной свободе в сфере интимных, нравственно-эстетических отношений - в любви, браке, семейной жизни. В этих сферах человеческой жизни свобода является прежде всего величайшей ответственностью. Хорошо сказал об этом Леонид Мартынов:

Я уяснил, Что значит быть свободным. Я разобрался в этом чувстве трудном, Одном из самых личных чувств на свете. И знаете, что значит быть свободным? Ведь это значит быть за все в ответе! За все я отвечаю в этом мире - За вздохи, слезы, горе и потери.., За веру, суеверье и безверье.13

Кстати, если ты не читал стихотворений этого хорошего поэта, я пришлю тебе его "Избранное". Советский человек поистине свободен. Но мы, коммунисты, никогда не скрываем того, что свободу мы понимаем только как деятельность в интересах народа. Проповедь войны, насилия, разврата у нас карается законом, здесь нет и не может быть никакой свободы личности. Если бы каждый мог делать, что ему вздумается, общество превратилось бы в сумасшедший дом, и человеку страшно было бы выйти на улицу. Основа свободы советского человека - это гармония общественных и личных интересов. Общество заинтересовано в том, чтобы ты, студент, учился хорошо, стал хорошим специалистом. Это в интересах трудового народа. Значит, ты свободен выбрать сотни путей для того, чтобы учиться как можно лучше. Не волен выбирать только ни одного пути к тому, чтобы увиливать от учения, бездельничать. Главное - это воля самого человека, самоограничение. Надо тонко чувствовать три вещи: можно, нельзя и надо. Тот, кто чувствует эти вещи, обладает важнейшей особенностью гражданина - чувством долга. Долг - это свобода в действии, это одухотворение человеческих поступков благородной идеей - во имя чего я делаю это. Наше общество является самым справедливым в мире, и поэтому выполнение долга не связывает человека, не сковывает его свободы воли, а наоборот - предоставляет ему подлинную свободу, Долг и совесть - эти нравственные чувства составляют важнейшую черту, отличающую человека от животного. Развивай в себе человеческое, дорогой сын. Следуй поучению Гете: "Как познать себя? Не путем созерцания, но только путем деятельности. Попробуй выполнить свой долг, и ты узнаешь, что в тебе есть" 14. Желаю тебе крепкого здоровья и бодрого духа. Обнимаю и целую тебя. Твой отец.

13. Добрый день, дорогой сын!

Пишу тебе из Берлина. Я говорил перед отъездом, что буду здесь дней пятнадцать, но по приезде в Берлин постарался ускорить дела,

не тратить попусту время и выехать раньше. Буду в ГДР дней десять. Я не впервые за границей: приходилось побывать во многих странах. И каждый раз, когда судьба забрасывает далеко от родной земли, с новой силой пробуждается чувство любви к Родине. Вдали от Родины с особенной глубиной чувствуешь свою ответственность за все, что есть у нас дома. Как только кто-нибудь из твоих зарубежных собеседников что-нибудь скажет то ли о советской школе, то ли об экономике нашей страны,- сердце твое замирает, как будто говорят лично о тебе. Как радостно слышать все хорошее! Какое чувство гордости охватывает душу, когда слышишь о своей Родине как о путеводной звезде человечества. Родина-это ласковая и требовательная мать. Матери больно, если ее сын стал плохим человеком - ленивым, бессердечным, слабовольным, лицемерным, нечестным. Родине, как родной матери, больно, если ты не станешь настоящим человеком. Живи и трудись так, чтобы Родина гордилась тобой. Умей увидеть самого себя с наивысшей вершины с точки зрения высших интересов родного народа. Гордись своими предками - борцами за свободу и независимость Родины, за освобождение трудящихся от эксплуатации, за победу социалистической революции, за спасение мира от фашизма. Имена великих сынов твоей Родины это твоя святыня, твоя гордость. Помни, что наша Родина - первое в мире социалистическое государство. Она открыла человечеству путь к коммунизму. Это твоя национальная гордость. Помни, что наша Родина дала миру великого Ленина. Я ехал через Польшу, Германию и видел множество могил, где покоится прах советских воинов. Тысячи братских могил. Миллионы сыновей нашей Родины погибли за то, чтобы мир не был в фашистском рабстве. Я был в Бухенвальде теперь здесь музей-памятник жертвам фашизма, а в годы войны здесь был один из самых страшных лагерей смерти. Волосы подымаются на голове, когда видишь, как с немецкой точностью и методичностью фашисты уничтожали здесь сотни тысяч (так говорят - сотни тысяч, а может быть, и миллионы - никто не знает, документы все уничтожены...) узников, среди которых больше всего было советских людей. Я видел засушенные человеческие головы и сумочки, сделанные из человеческой кожи, из человеческого волоса фашисты делали мешки и матрацы. Я видел мыло, сваренное из человеческих костей. Страшная судьба угрожала миру. В музее я видел фашистские планы: они намеревались полностью уничтожить славянские народы. Помни, что от этой угрозы человечество спас рядовой советский воин, который лежит под березкой... Помни, что за твое счастье отдали жизнь тысячи людей. В тюрьмах и на виселице, под пулями и в адских печах лагерей смерти, в смертельных боях за каждый шаг земли - от Волги до Берлина умирали советские люди, умирали твои ровесники. Помни, что двадцать два миллиона лучших сыновей нашей Родины погибли, оберегая твою колыбель. Миллионы матерей не знают, где похоронены их дети. В счастливый день своей жизни приди на могилу героев. Склони перед ними свою голову, возложи цветы. Помни, что у каждого народа есть своя святыня - герои, отдавшие жизнь на алтарь свободы и счастья человечества. Пусть для тебя будет дорога память об Иване Сусанине и Устиме Кармелюке, об Александре Ульянове и Шандоре Петефи, о Сергее Лазо и Эрнсте Тельмане, о Зое Космодемьянской и Юлиусе Фучике, об Александре Матросове и Никосе Белояннисе, о Мусе Джалиле и Хулиане Гримау. Помни, что на такую же вершину доблести и героизма народ вознес каждого из двадцати миллионов погибших. Может быть, ты удивляешься: почему отец не рассказывает в своем письме ничего интересного о зарубежной жизни, о людях; почему он говорит о том, что давно известно... Потому что здесь - что бы я ни видел, о чем бы ни услышал - я думаю о Родине, вижу Родину. Думаю о поколении, которому сейчас двадцать лет. Прекрасное поколение, завидная судьба ваша, дорогой сын. Ты и твои ровесники доживете до начала 21-го столетия, будете в расцвете творческих сил. Меня больше всего тревожит: сумеем ли мы, ваши отцы, передать вам все наши нравственные ценности, все наши богатства, которые так дорого достались нам? Поймете ли вы до конца, почувствуете ли всем сердцем, какие страшные трудности переживали мы в годы Великой Отечественной войны и в годы восстановления народного хозяйства нашей Родины? Хочется, чтобы вы стали достойными нашими наследниками. Чтобы дорожили созданным старшими поколениями. И самое главное - чтобы у каждого из вас, нашей смены, главным в жизни было то, что ни с чем не сравнимо и не сопоставимо - Советская Родина. Надо быть готовым к ее защите. Вы изучаете военное дело - надо со всей серьезностью относиться к этому предмету. Каждому из нас, мужчина, надо твердо помнить: у меня две специальности: первая - то ли учитель, то ли агроном, инженер, а вторая у всех одна и та же - защитник Родины. Домой буду ехать через неделю. Обязательно заеду к тебе. Желаю тебе крепкого здоровья и бодрого духа. Твой отец.

Александр Иванович Герцен (1812–1870) был незаконным сыном богатого русского помещика Яковлева и немецкой девушки Луизы Гааг, увезенной им в Россию из Штутгарта. Мальчиком четырнадцати лет во время коронации Николая I в Москве (после казни декабристов), находясь в толпе «перед алтарем, оскверненным кровавой молитвой» («Былое и думы»), Герцен «клялся отомстить за казненных и обрекал себя на борьбу с этим троном, с этим алтарем, с этими пушками» (там же).

Герцен окончил физико-математическое отделение Московского университета. В бытность студентом он сильно увлекался социализмом Сен-Симона. В 1834 г. Герцен был арестован и выслан на северо-восток России, где его обязали работать в правительственном учреждении. В 1842 г. он вышел в отставку, поселился в Москве и посвятил себя усиленному чтению и литературной работе. В 1847 г. Герцен эмигрировал во Францию. В 1855 г. Герцен начал издавать журнал «Полярная Звезда», затем «Колокол». Влияние Герцена на русскую общественную жизнь было значительным. Тем не менее этот человек не создал ничего оригинального в философии. Философские работы Герцена немногочисленны: очерки «Дилетантизм в науке» (1843), «Письма об изучении природы» (1845–1846) и «Письмо сыну- А. А. Герцену» (о свободе и вере) (1876) .

Идеология Герцена сформировалась под влиянием социалистических идей Сен-Симона, философских взглядов. Шиллера, естественнонаучных трудов Гёте, а впоследствии философии Гегеля, Фейербаха и Прудона. Герцен не интересовался теоретической стороной философии. Философия интересовала его постольку, поскольку ее можно было применить на практике, в борьбе за свободу и достоинство личности, за осуществление социальной справедливости.

Ленин охарактеризовал идеологию Герцена следующим образом: «Он пошел дальше Гегеля, к материализму, вслед за Фейербахом…Герцен вплотную подошел к диалектическому материализму и остановился перед - историческим материализмом. Эта «остановка» и вызвала духовный крах Герцена после поражения революции 1848 г.» . Слова Ленина выражают типичную для большевиков тенденцию рассматривать как материалиста любого автора, признающего наличие тесной связи между психическим и физическим процессами. Однако на самом деле у Герцена можно обнаружить лишь отрицательное отношение к религии, к идее личного Бога и личного бессмертия. Его взгляды нельзя отождествлять с классическим материализмом, согласно которому психические процессы пассивны и всецело зависят от материальных процессов. Имея естественнонаучное образование, Герцен высоко ценил связь между философией и естествознанием. В то же время он утверждал, что природу следует истолковывать не только методом «чувственной достоверности» (I, 96), но и методом «спекулятивной натуры», которым пользовался Гёте в своих работах по естествознанию (116). «Материалисты-метафизики, - говорил он, - совсем не то писали, о чем хотели; они до внутренней стороны своего вопроса и не коснулись, а говорили только о внешнем процессе; его они изображали довольно верно, и никто с ними не спорит; но они думали, что это всё, и ошибались: теория чувственного мышления была своего рода механическая психология, как воззрение Ньютона - механическая космология… Вообще материалисты никак не могли понять объективность разума…У них бытие и мышление или распадаются, или действуют друг на друга внешним образом» . Ограниченное рационалистическое мышление ведет к тому, что «материализму надо было последним словом своим принять не робкое и шаткое полупризнание сущности, а. полное отречение от нее» . «Декарт никогда не мог возвыситься до понятия жизни». Он рассматривает тело как машину (I,246–247).

Герцен признавал существование объективного разума в основе природы и называл положение Гегеля о том, «что все действительное разумно, все разумное действительно» - «великой мыслью» (I, 80). В то же время Герцен боролся с ложным истолкованием этого положения и выступал против тех, кто проповедовал «примирение со всей темной стороной современной жизни, называя все случайное, ежедневное, отжившее, словом, все, что ни встретится на улице, действительным и, следовательно, имеющим право на признание» (I, 80).

Герцен не был материалистом как в юные годы, так и в конце своей жизни. Когда его сын, физиолог, прочитал лекцию, в которой он доказывал, что вся деятельность людей и животных суть рефлексы и что, следовательно, нет места свободной воле, Герцен написал «Письмо сыну - А. А. Герцену». «Все явления исторического мира, все проявления организмов - кучевых, сложных, организмов второго порядка - основываются на физиологии, но идут дальше ее…Ход развития истории есть не что иное, как постоянная эмансипация человеческой личности от одного рабства вслед за другим, от одной власти вслед за другой вплоть до наибольшего соответствия между разумом и деятельностью, - соответствия, в котором человек и чувствует себя свободным». «Нравственная свобода есть, таким образом, реальность психологическая…» . Понятие о свободе, развитое в этом письме, является только относительным и, по-видимому, соответствует рамкам детерминизма. Однако детерминистское понимание психологической нравственной свободы не может быть разработано в пределах материалистической системы. Оно предполагает наличие объективного разума в основе природы.

Герцен язвительно критиковал учение славянофилов, поскольку последние идеализировали православие и поддерживали самодержавие. Но после подавления революционного движения 1848 г. Герцен разочаровался в Западной Европе и ее «мелкобуржуазном» духе. В это время он пришел к мысли, что русская деревенская община и артель содержат задатки социализма, который найдет свое осуществление в России скорее, чем в какой-либо другой стране. Деревенская община означала для него крестьянский коммунизм . Поэтому Герцен пришел к мысли о том, что возможно примирение со славянофилами. В своей статье «Московский панславизм и русский европеизм» (1851) он писал: разве социализм «не принимается ли он славянофилами так же, как нами? Это мост, на котором мы можем подать друг другу руку» (I,348).

Герцен верил в будущее социализма. Однако он никогда не рассматривал социализм как совершенную форму общественных отношений. В 1849 г. он писал: «Социализм разовьется во всех фазах своих до крайних последствий, до нелепостей. Тогда снова вырвется из титанической груди революционного меньшинства крик отрицания, и снова начнется смертная борьба, в которой социализм займет место нынешнего консерватизма и будет побежден грядущею, неизвестною нам революцией» .

В 1869 г. Герцен написал статью «К старому товарищу» (М. Бакунину). В статье он писал, что не верит в «прежние революционные пути» (II, 310) и советует «постепенность» в общественном развитии. В настоящее время эту статью с большой пользой для себя могли бы прочитать как сторонники насильственных революционных мер, так и консерваторы - все те, кто не видит нужды в социальных реформах, обеспечивающих каждому человеку материальные условия для приличной жизни

А.И. Герцен обладал феноменальной памятью и удивительной способностью к языкам. Он с детства в совершенстве владел французским и немецким языками, позже освоил итальянский и английский, латынь и греческий. Многие свои произведения в Европе Герцен писал на французском языке: «С того берега», «О развитии революционных идей в России» и пр.
Герцен, обладавший удивительно пластичным литературным языком и неповторимым стилем, одновременно блестяще закончил физико-математический факультет Московского университета с серебряной медалью. Его дипломная работа носила название «Аналитическое изложение солнечной системы Коперника».
Герцену суждены были великая дружба и великая любовь. Дружба и тесное творческое сотрудничество с Николаем Огаревым длились всю его жизнь. В 22 года, будучи в ссылке, Герцен на протяжении нескольких лет тайно переписывался с Наташей Захарьиной. Необыкновенно красивый роман в письмах (позже опубликованный) завершился похищением невесты, которую Герцен с помощью друзей «выкрал» из дома ее тетки. Они обвенчались в 1838 году.
Герцен совершенно новаторски обращался со словом. Многие его неологизмы и выражения, так называемые «искандеризмы» (например, «возбужденность мысли», «распущенность», «требовательность»), прочно вошли в русский литературный язык.
В конце 1850-х - начале 1860-х гг. Герцен и его Вольная русская типография были столь знамениты, что их адреса даже внесли в туристические справочники как особые достопримечательности Лондона.
В 1858 г. Герцен в своей «исторической серии» впервые напечатал мемуары Екатерины II. Ни одна публикация Герценом известий о крестьянских восстаниях или взяточничестве чиновников не вызвала у властей такого испуга, как воспоминания императрицы. Министерство иностранных дел дало распоряжение своим агентам скупать экземпляры по всей Европе.

Коллекция А.И. Герцена из собрания музея

В герценовской коллекции Государственного музея истории российской литературы имени В.И. Даля собраны уникальные сокровища: личные вещи, книги Герцена и его семьи, рукописи, письма, рисунки, портреты и фотографии, в большинстве своем подаренные музею потомками писателя.

Собранные в Швейцарии и во Франции в 1992 - 2007 годах уникальные материалы Герцена, Огарева, их ближайшего окружения - письма, книги, портреты, фотографии, личные вещи и др. (более 300 ед. хр.), переданные в дар Дому-музею А.И. Герцена верными хранителями наследия знаменитого предка при посредничестве И.А. Желваковой, дали возможность существенно обогатить уже существующий в музее герценовский мемориальный фонд. В Государственном литературном музее сложилось целое уникальное собрание, составленное из заграничных коллекций потомков писателя.

Фотографии потомков писателя, поддерживающих многолетнюю связь с музеем, объединены в художественный коллаж, а на подробном генеалогическом древе можно проследить все родословные ветви, от предков Герцена Яковлевых до современных семей, живущих ныне по всему миру.

Портреты родителей А.И. Герцена

Портреты родителей А.И. Герцена: Л.И. Гааг. Н.А. Герцен, 1864 - 1865. Дерево, масло. И.А. Яковлев. Н.А. Герцен, 1864 - 1865. Дерево, масло

Так выглядели родители Герцена, русский аристократ Иван Алексеевич Яковлев, и немецкая мещанка Луиза Ивановна Гааг. Яковлев привез ее из Вюртемберга, когда ей было 16 лет. Законным брак так и не стал, хотя прожили они вместе 35 лет. Общий сын считался воспитанником Ивана Алексеевича, фамилию родители придумали, взяв за основу слово «Herz» - сердце. Свою мать он звал Маменька, отца - Иван Алексеевич.

История портретов драматична, как вся история семьи. Оригиналы написал крепостной художник Летунов, живший в доме дяди Герцена и в детстве учивший Александра рисованию. Уезжая из России, Герцен оставил портреты в Москве, но в 1862 году попросил прислать их в Лондон. Через год после этого они были пересланы его дочери, Тате (Наталье), учившейся в Италии искусству живописи. Копии портретов бабушки и дедушки, созданные Татой, хранились в семье младшей дочери Александра Ивановича, Ольги, и в 1982 году по воле потомков были привезены в Москву. А оригиналы остались за границей, и хранятся в Швейцарии у праправнука Александра Ивановича, Мишеля Герцена.

А. И. Герцен в детстве

А. И. Герцен в детстве. Рисунок неизвестного художница. 1813

Мы представляем Герцена литературным полемистом и политическим бойцом. Но вот копия портрета работы неизвестного художника из альбома, подаренного Огаревым сыну Герцена. 1813 год. Самое раннее герценовское изображение, дошедшее до нас. Как писала Татьяна Пассек, это «был ребенок худой, бледный, с редкими длинными белокурыми волосами, с большими темно-серыми глазами, в которых порой блестели искры и рано засветилась мысль».

Стаканчик. 1810-е гг.

Стаканчик был подарен маленькому Герцену отцом, Иваном Алексеевичем Яковлевым. На стенке гравированная надпись: «Шушке». Шушка - Сашино домашнее имя. От имени веет покоем. На дворе 1810-е годы, только что окончилась великая война, и в семьях воцарился мир. Даже в таких неполноценных семьях, как у Герцена. Но отец его сочетал в себе несочетаемое: человеческую широту и барственную вседозволенность, черствость и сердечность. Иван Алексеевич приказывал разогревать себе с утра газеты, чтобы приятнее было брать их в руки, был постоянно раздражен и мрачен, пребывал в каком-то отчуждении от всех домашних. И в то же время он души не чаял в Шушке. Собственного сына Герцен будет называть точно так же, Шушкой.

Лубок. «Французский вояжер в 1812 году»

Во время Отечественной войны расцвела русская низовая сатира. Все знали художника-графика Ивана Теребенева (1780–1815), который рисовал лубки, издеваясь над французской армией в целом, Наполеоном в частности, и славил русское мужество. На основе теребеневских картинок выпустили детскую азбуку в виде карт. Дети сочетали приятное с полезным, патриотически смеялись над врагом России и осваивали алфавит. Герцен вспоминал: «…на каждую букву находилась карикатура на Наполеона с острыми двустишиями и еще более острыми изображениями, например, Наполеон едет на свинье и проч.».

Но великая война была для Герцена не просто набором картинок и даже не просто фактом великой истории, но ключевым эпизодом из жизни семьи. Отец, отставной капитан гвардии, не успел уехать из Москвы; его привезли к Наполеону, и тот предложил помощь семейству - отъезд - в обмен на услугу. Яковлев доставит русскому царю послание от императора французов. Он поручение выполнил, но к Александру I допущен не был; письмо пришлось передать через Аракчеева и поплатиться месячным арестом и высылкой из Петербурга. Рассказ об этом эпизоде был одним из детских впечатлений Герцена.

Полярная звезда

Полярная звезда. Карманная книжка на 1824-й год

Для любительниц и любителей русской словесности. Изданная А. Бестужевым и К. Рылеевым. СПб.: Печатано в Военной типографии Главного Штаба Его Императорского Величества. Из библиотеки А.И. Герцена. Дар правнучки Герцена Н.П. Герцен.

Альманах «Полярная звезда» был литературным детищем декабристов Бестужева и Рылеева. У Герцена он оказался неслучайно. Декабристы для него - иконы уничтоженной свободы, ее великомученики, восстание - явление почти религиозное. Герценовская ненависть к власти и презрение к церкви вспыхнули в тот самый день, когда в Москве (19 июля 1826-го) служили благодарственный молебен в честь казни пятерых восставших. Как будет сказано в «Былом и думах»: «мне открывался новый мир, который становился больше и больше средоточением всего нравственного существования моего; не знаю, как это сделалось, но, мало понимая или очень смутно, в чем дело, я чувствовал, что я не с той стороны, с которой картечь и победы, тюрьмы и цепи. Казнь Пестеля и его товарищей окончательно разбудили ребяческий сон моей души».

Не случайно это имя - «Полярная звезда» - получит тот периодический журнал, который Герцен будет выпускать в Лондоне. В письме великому французскому историку Мишле он пояснит: «…это было название одного альманаха, редактировавшегося Рылеевым и уничтоженного Николаем. Тучи проходят - звезды остаются».

Вид Москвы с Воробьевых гор

Вид Москвы с Воробьевых гор. Л. Деруа по рисунку О. Кадоля. 1825. Раскрашенная литография

На рисунке - Воробьевы горы. Такими их увидел в 1820-е годы французский рисовальщик и литограф Огюст Кадоль (1782–1849). И такими же их видели подростки Александр Герцен и Николай Огарев, когда в 1826 или 1827 году поднялись к месту закладки грандиозного храма в память Отечественной войны 1812 г., и поклялись «пожертвовать жизнью» на борьбу с несправедливостью. «Садилось солнце, купола блестели, город стлался на необозримое пространство под горой, свежий ветерок подувал на нас, постояли мы, постояли, оперлись друг на друга и, вдруг обнявшись, присягнули, в виду всей Москвы, пожертвовать нашей жизнью на избранную нами борьбу» («Былое и думы»).

Позже, в вятской ссылке, Герцен лично познакомится с архитектором А.Л. Витбергом - автором первого неосуществленного проекта Храма Христа Спасителя, посвященного победе русского оружия в войне с Наполеоном. В 1829 г. за работы по строительству нового Храма взялся архитектор К. А. Тон. В 1838 году Герцен писал Витбергу: «Вор горы для нас святыня. Потом я узнал Вас, мы сдвинулись и снова Вор горы стали святы».

Стакан. 1820-е - начало 1830-х гг. Стекло

Обычный стакан из простого стекла, копеечное производство, ширпотреб 30-х годов XIX века. Если бы не важная деталь: процарапанная Герценом дарственная надпись по-французски: «MLCCCXXXIV. 24 juillet. A. Herzen à Natalie sa sœur». . Стакан был с Герценом в Крутицких жандармских казармах, куда его отправили за вольномыслие. Накануне ареста он вновь встретился с 17-летней кузиной Натальей Захарьиной: она навестила непокорного вольнодумца в тюрьме. Герцен послал ей на память этот стакан - больше ничего у него не было; между ними завязалась переписка, кульминацией которой позже станет свадьба, а развязкой - страстная, всегда на грани срыва, семейная жизнь.

«Крутицкий стакан» станет для Натальи символом их вспыхнувшего чувства, почти оберегом: «…Неужели я не писала тебе о стакане, присланном с гауптвахты, где вырезано тобой число, год и наши имена? Когда неможется мне, - стакан всегда подле постели, не лекарство я наливаю в него, он сам имеет в себе более целебной силы, нежели что-либо из аптеки…» Герцен отвечал: «Тебе и стакан, присланный из казармы, дорог…».

А. И. Герцен

А. И. Герцен. А.Л. Витберг, 1836. Вятка. Бумага, итальянский карандаш

Под изображением рукой Н.А. Захарьиной (Герцен) написано: «Александр Иванович Герцен», на обороте - «Получен 22 октября».

Одно из самых знаменитых изображений Герцена. Художник - Александр Витберг (1787–1865), архитектор, автор первого проекта Храма Христа Спасителя. И автор, и герой портрета ссыльные: Герцен поплатился за прилюдное пение его друзьями так называемых «пасквильных песен», хотя сам при этом не присутствовал; Витберга оклеветали, обвинив в растрате средств на строительство храма. Но ссылка для обоих обернулась горьким счастьем дружбы.

Всего портретов было два; первый был отправлен Герценом отцу и затерялся. Второй, подаренный Наталье ко дню рождения, сохранился. Герцен был им доволен. «Сходство разительное; там все видно на лице - и моя душа, и мой характер, и моя любовь. - Кроме Витберга, кто мог бы это сделать? Витберг рисовал именно для тебя», - писал он будущей жене (10 октября 1836 года). Впрочем, у портрета есть еще один личный подтекст. Герцен здесь - в том самом костюме (бешмете), в котором он был 9 апреля 1834 года, когда Наталья приехала к нему в Крутицкие казармы. И он, и она помнили об этом дне всегда.

Портрет вернулся в Россию лишь в 2001 году, благодаря усилиям заведующей музеем И. А. Желваковой.

Н.А. Герцен (жена)

Н.А. Герцен (жена). Портрет работы Х.Я. Рейхеля. 1842. Новгород. Холст, масло

Портрет жены Натальи Герцен (1842). Еще один сюжет, в котором спутались любовь, история, политика. Портрет написан Карлом (Христианом-Филиппом) Яковлевичем Рейхелем (1788-1856/57), с которым Герцены сдружились в новгородской ссылке. Рейхель в молодости был связан с кругом декабристов, женился на падчерице А.П. Юшневского. Был знаком и даже близок с Александром Витбергом. Эта цепочка человеческих связей была для Герценов важнее, чем собственно талант художника. Особенно в Новгороде, где им приходилось не сладко. Александр Иванович служил в канцелярии, тосковал; Наталья потеряла новорожденную дочь; письмо Герцена о нравах здешней полиции перехватили, и ему грозило возвращение в Вятку. Общение с художником Рейхелем давало хоть какой-то выход из жизненного тупика.

Рейхель сделал два карандашных портрета самого Герцена и написал большой портрет его жены. Уезжая за границу, Герцены возьмут портрет с собой; он сохранится у их французских потомков. В 1982 году его подарят Дому-музею А. И. Герцена правнуки писателя - Наталья Петровна Герцен (Москва) и Леонард Рист (Франция).

А. И. Герцен

А. И. Герцен. Раскрашенная литография Л.-А. Ноэля. 1847. Париж. С дагеротипа 1847 г.

1847 год. Сентябрь. Париж. Герцен недавно покинул Москву. Приехал московитом, огляделся, заказал костюмы по тогдашней европейской моде, поменял прическу, постриг бороду. Публицист и критик Павел Анненков писал: в Париже Герцен сначала носил «на всей своей внешности резкий отпечаток московской жизни», но вскоре преобразился «в полного джентльмена западной расы, с подстриженной головой, щегольской бородкой, очень быстро принявшей все необходимые очертания, и пиджаком, ловко и свободно державшимся на плечах…».

Именно такого Герцена мы видим на литографии Леона Ноэля, сделанной с дагеротипа. Исключение из правил: мы видим счастливого Герцена. Александр Иванович доволен Европой, доволен собой и доволен портретом: он даже заказал его тираж и охотно рассылает друзьям. «Свидетельствую, что портрет Алекс похож, [только] борода меняет очень» пишет подруге жена, в январе 1848 года. Но вскоре по Европе прокатится революция; кровь прольется, а цели не будут достигнуты. Герценам придется уехать из Франции; он погрустнеет.

Коля, сын А. И. Герцена

Коля, сын А. И. Герцена. Фотография С. Л. Левицкого с дагеротипа 1851 г. Перчатка Коли Герцена. Шерсть, байка. 1851. Записка Н. А. Герцен (жены)

Самый страшный, самый важный экспонат музейного собрания. На пути из Марселя в Ниццу глухонемой сын Герценов Коля снял перчаточки и отдал горничной. Пароход до Ниццы так и не дошел; он затонул у Йерских островов. Коля и мать Герцена погибли, горничная чудом выжила и передала родителям перчатки сына. Запись, сделанная рукой Натальи Александровны: «Перчаточка, которую снял Коля в последние минуты 1851-го ноября 16 в ночь».

Все семейные неурядицы Герценов обессмыслились рядом с этим горем. Известный фотограф С. Л. Левицкий, кузен Александра Ивановича, сделал фотографию с дагеротипа, последнего прижизненного изображения Коли. Фотографию размножили и разослали всем родным.

До самой смерти (жить ей оставалось меньше полугода) Наталья Александровна смотрела на Колин снимок, вынимала перчатку, уцелевшую в кармане у горничной, «и наставало молчание, то молчание, в которое жизнь утекает как в поднятую плотину» («Былое и думы»). В 1974 г. перчаточка Коли и записка Н.А. Герцен были подарены Музею Н.П. Герцен (Москва) и Л. Ристом (Франция), а фотография передана в Музей французским праправнуком Кристианом Амфу в 2001 г.

Похороны Н.А. Герцен

Похороны Н.А. Герцен в Ницце. И. Каффи. 1852

На картине Ипполито Каффи (1814–1866) - ночные похороны Натальи Александровны Герцен, умершей 2 мая (20 апреля) 1852 года, после болезни и неудачных родов.

Ницца приютила Герценов, подарила им «климатический рай». Она же принесла в их жизнь разлад. Здесь Наталья металась между мужем и поэтом Гервегом; здесь узнала о гибели сына Коли; здесь, не вынеся удара, умерла. Хоронили ее в одном гробу с новорожденным, на кладбище горы Шато. Шли с факелами; когда процессия взошла на гору, на небе появился месяц и вдали сверкнуло море. «…Зачем же воспоминания об этом дне и обо всех светлых днях моего былого напоминают так много страшного?… - писал позже Герцен: - могилу, венок из темно-красных роз, двух детей, которых я держал за руки, - факелы, толпу изгнанников, месяц, теплое море под горой, речь, которую я не понимал и которая резала мое сердце…»

Герцен не случайно обратился к Каффи - и потому, что это хороший художник, и потому что Ипполито был последователем Гарибальди. А Наталью хоронили именно гарибальдийцы. Спустя почти 20 лет гроб с телом Герцена перезахоронят здесь же, на горе Шато; над их семейной могилой поставят памятник Александру Ивановичу, в полный рост, с руками, упрямо сложенными на груди.

Полярная звезда на 1861

Полярная звезда на 1861. Издаваемая Искандером и Н.Огаревым. Книжка шестая. Лондон, Trübner & Co.[Вольная русская типография], 1861

Русская цензура - была. Неподцензцурная печать - была. А русской периодики, свободной от цензуры - не было. Вплоть до Герцена. Перебравшись в Лондон, он в 1853-м основал Вольную русскую типографию, а в 1855-м начал выпускать журнал «Полярная звезда». Название напоминало о литературном альманахе Рылеева и Бестужева; на обложку поместили условные профили казненных декабристов. Уже во второй книжке появится анонимное письмо с родины; Герцен, наконец, пробьет невидимую стену, откроет дверь из эмиграции на родину.

Шестой выпуск целиком был посвящен людям русской свободы, морально победившим самовластие. На титуле есть дарственная надпись: «20 марта 1861. Тате. Orsett house. Westburne terrace». Герцен подарил журнал любимой дочери, на которую он возлагал «сильнейшую надежду» (из письма сыну Александру). А через три недели, 10 апреля 1861 года, в Orsett house был устроен пышный праздник в честь Манифеста об освобождении крестьян. Герцен снова на вершине счастья; его читают там, где начались реформы…

Книга подарена Музею Н.П. Герцен (Москва) и Л. Ристом (Франция) в 1979 г.

Апофеоз «Полярной звезды» и «Колокола»

Апофеоз «Полярной звезды» и «Колокола». А.П. Боголюбов. 1860. Холст, масло

Самое легкое, самое светлое время в жизни Герцена совпало с началом правления Александра II, внимательного читателя лондонских изданий. До 1855-го книги Вольной русской типографии пылились на складах: Крымская война отрезала Россию от Европы. И вдруг плотину прорвало; журнал «Полярная звезда» стал доходить из-за границы. Герцен запустил второй журнал, «Голоса из России», а уже в 1857-м зазвонил «Колокол». Неподцензурная газета выходила раз в месяц, потом два, порой еженедельно; типография стала доходной.

Не случайно, что в аллегорической картине Алексея Боголюбова (1824-1896), внука гонимого писателя Радищева, сошлись три образа. Разящая Немезида. Звучный колокол. Герцен. В 1860-м, от имени группы русских художников, приехавших в Париж, Боголюбов подарил картину Герцену и заранее отправил фотографию. «Прескверную», как ворчал адресат. Но сама картина ему польстила. «Внизу Алекс II, генералы в масках, попы - и народ, слушающие звон», писал он сыну. И как только огромное полотно прибыло в Лондон, помчался заказывать раму.

В 1970 г. Серж Герцен, правнук из Швейцарии, подарил картину будущему музею Герцена в Москве.

А.И. Герцен

А.И. Герцен. Портрет работы Н.А. Герцен (дочери). 1867. Флоренция. Холст, масло

Есть несколько прижизненных портретов Герцена; над одним из них работал во Флоренции Николай Николаевич Ге. Художник был поклонником писателя; на картине «Тайная вечеря», созданной задолго до их очной встречи (1863), фигура Христа повторяла позу Герцена с фотографии С.Л. Левицкого. Они договорились, что портрет работы Ге скопирует дочь Герцена Наталья, Тата. Но, в конце концов, она написала отдельный портрет.

Темные, теплые тона. Сильный свет на лице. Тата знала то, чего не знал художник Ге. Что окончился период герценовского счастья; в его семье опять раздоры, отношения с женой Огарева Натальей Тучковой-Огаревой (на что Огарев благородно согласился) мучительны; интерес к журналам и газете Герцена упал, с властью ему не по пути, а новое поколение радикальнее, чем он и делает ставку на кровь. Герцен, написанный Татой, мрачен. Он погружен в себя, он ищет выходы из тупиков и не находит.

Наталья Герцен собиралась делать копию с портрета, созданного Ге. А в итоге сделала несколько копий со своей работы. Одну - правнучка писателя Н. П. Герцен передала в Дом-музей.

Былое и думы. Искандера

[Герцен А. И.]. Былое и думы. Искандера. Том четвертый. Женева: Вольная русская типография, 1866. С дарственной надписью А.И. Герцена художнику Н.Н. Ге

Портрет, написанный во Флоренции Николаем Николаевичем Ге, привел писателя в восторг; он не пожалел, что согласился на пять долгих сеансов. И 17 февраля 1867 года написал Огареву: «Портрет Ге - chef-d’œuvre». На прощанье Герцен передал художнику четвертый том «Былого и дум», сопроводив его карандашной надписью «крепким почерком» (выражение Ге): «Посылаю вам в знак глубокой благодарности мой экземпляр „Былое и думы“, в знак дружеского сочувствия. 16 февраля 1867 Флоренция».

Эта книга - главное, что сделал Герцен в публицистике и литературе; он открыл новый жанр, одинаково далекий от привычного романа и привычных мемуаров. Он сделал героем себя самого и свое поколение; он словно отступил на шаг от прожитой им части жизни и увидел, как видит художник героя портрета. Поэтому и дарственная надпись неслучайна. От автора литературного автопортрета - тому, кто портретировал его извне.

Считалось, что этот экземпляр утрачен, но выяснилось, что это не так. В 2016 году Гослитмузей выкупил книгу у владельца и восстановил историю: книга хранилась в семье помощника и секретаря Ге, С.П. Яремича. Впервые публика увидела эту книгу на выставке в Доме-музее А.И. Герцена (2017).

(Печатается по изданию: Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. Т. 24. М., 1961. С. 177- 178.

Письмо Саше Герцену (12 июня/31 мая 1851 г., Париж) - свидетельство отцовского воспитания сына к перенесению лишений, естественных следствий борьбы за справедливость. Это - отцовское напутствие в день рождения Александра.)

Любезный Саша, в ожидании твоего рапорта о твоих занятиях за прошлую неделю я хочу написать тебе несколько слов.

Ты входишь теперь в тот возраст, когда дети бедных людей начинают уже работать и серьезно заниматься, а потому я тебе расскажу не о Цюрихе, не о ипподроме, а о том, что здесь было в суде.

Ты слыхал о знаменитом французском мыслителе Викторе Гюго; вчера судили его сына за то, что он написал в журнале статью, в которой говорил, что казнить людей отвратительно.

Отец его сам стал защищать сына и, предвидя, что его сына все же обвинят и посадят в тюрьму, вот чем он кончил свою речь.

«Сын мой, тебе делают сегодня великую честь: тебя считают достойным страдать за правду. С сегодняшнего дня ты вступаешь в действительную жизнь. Ты можешь гордиться, что в твоих летах ты уже на той скамье, на которой сидели Беранже и Шатобриан (А. И. Герцен имеет в виду речь Виктора Гюго (11 июня 1851 г.), произнесенную на судебном процессе его сына Шарля Гюго, привлеченного за выступление против смертной казни. А. И. Герцен ошибочно назвал Ф. Р. Шатобриана вместо Ф. Р. Ламенне., )будь тверд и незыблем в твоих убеждениях, ты их принес в крови, ты им научился у твоего отца».

Сына Гюго осудили на шесть месяцев. Когда они с отцом вышли из суда, народ, ожидавший их, окружил карету и кричал: «Да здравствует Гюго!» Гюго отвечал: «Да здравствует республика!»

Ты видишь, дружок Саша, что как ни больно отцу, что он должен сына отдать в тюрьму, но для него этот день останется как один из лучших в жизни. Вспомни маленького Грибуля (Речь идет о маленьком герое повести Ж. Санд «Похождения Грибуля». ) и он пострадал за правду и за желание, чтобы всем было хорошо. Те, которые гонят, осуждают за это, те хотят, чтоб только им было хорошо.

Надобно быть или Грибулем, или Бурбоном: надобно бороться, собою жертвовать или приносить себя на жертву друзей и врагов. Но быть Грибулем не только выше, но и веселее. Помнишь, как он в тюрьме приучил мышей, лягушек и пел песни? На совести у него ничего не было, он сделал свое дело, а какой-нибудь Бурбон, отравивши жизнь другим, мучится, завидует, боится, стыдится.

Так-то и я хочу со временем видеть тебя идущего по дороге, по которой я шел 25 лет. Не думай, чтобы нужно было натыкаться самому на беды - нет, надобно быть готовому на всякую борьбу. Не придет она - можно другое делать. Но если придет - что бы ни было, стой за свою истину, за то, что ты любишь, а там, что бы ни вышло.