Николай воронов - сам. Николай воронов марфа (рассказ) Николай павлович воронов
Южный Урал № 13-14 Карим Мустай
Николай Воронов МАРФА (Рассказ)
Николай Воронов
МАРФА
(Рассказ)
Молодой писатель Николай Воронов - выпускник Литературного института Союза советских писателей, сейчас руководит Магнитогорским литературным объединением. В этом году Н. Воронов закончил работу над книгой рассказов, которая должна выйти в Челябинском книжном издательстве.
Картошка уродилась хорошая: что ни куст, то четверть ведра. Прихваченная утренником поверхность земли похрустывала и пружинила. Марфа Логинова наклонила свое сильное, стройное тело, и лопата резко погружалась в почву.
Позади Марфы двигались с корзинкой из ракиты ее дети - Лена и Гора.
Лена в коротком платьице, перехваченном крест-накрест шленковым платком, на ногах, черных от загара, - старательно смазанные коровьим маслом потрескавшиеся ботинки. Лицом девочка - вылитая мать: такой же высокий лоб, на который клинышком вдаются коричневые волосы, такой же широкий нос, такие же серые грустно-ласковые глаза. Расторопно собирала она увесистые клубни.
Гора недовольно косился на сестру, тяжело дышал в воротник пальто, которое, когда он нагибался, топорщилось во все стороны, путалось в коленках. Гора был ниже сестры на голову, шире в плечах, справней. Из-под кепки торчали вихры цвета спелых колосьев овсюга.
Относя с Леной картошку на расстеленную рогожину, Гора показывал ей кулак:
Не торопись, а то схватишь плеуху.
Ой уж, схватишь! Своими боками. Оделся, как медведь, и кричит. Застудиться боишься. Мужчинка.
Конечно, мужчинка: дам одну - растянешься.
Лена весело смеялась. Кто-кто, а она-то знала брата: дерзкий на слово, он робок и неуклюж в драке. Поэтому девочка, едва они опрокидывали корзинку, толкала Гору на картофельную кучу. Под каблуками мальчика хрустело, он растерянно пятился и падал.
Ленка, не задирайся, нос на ухо сворочу.
Ой! - вскрикивала Лена и убегала, прыгая то на одной, то на другой ноге. Гора косолапил за ней, угрожающе шипел:
Погоди, поймаю на улице, отколочу.
Марфа не видела и не слышала, что происходило за ее спиной. Временами, погружаясь в раздумье, она даже не сознавала, что копает картошку: механически вгоняла лопату в землю и механически выворачивала розовые картофелины.
Взошло солнце, подоили на ферме коров, позавтракали, убрали часть огорода, а она все думает об Алексее и представляет его то щупленьким пареньком, который целое лето проводил на берегу реки возле тальниковых удилищ, то высоким жилистым подростком, поднимающим тяжелые навильники сена, то застенчивым юношей, который в свободное время пропадал в избе-читальне.
Останавливаясь передохнуть, Марфа опиралась о черенок лопаты, смотрела на латунные скирды соломы, на озеро, наливающееся осенней чернотой, на лес, щедро красочный, как девичий хоровод.
Пополудни Лена и Гора ушли в школу. Марфа покопала немного и направилась тропкой к колку, спускающемуся в овраг.
Было безветрие. В просеки врывалась ненадоедающая синева неба. Стайки дроздов склевывали ягоды рябины. Жестяной шелест листвы навеивал грусть. Раскатисто стрекотали сороки.
Вскоре Марфа вышла на поляну, на которой пышно лежали желтые листья папоротника и росли чахлые березки. В дальнем углу поляны стояла высокая ель. Дергая от волнения бахрому кашемирового платка, Марфа поспешила туда. Откинув подточенную ржавчиной лапу ели, она взглянула вниз и увидела то, чего боялась не увидеть: родник. Он сочился из-под угольно-оранжевых корней, распространяя студеный запах воды. Его дно было усыпано коричневыми иглами. Вода на дне казалась плотной и светлой, точно ртуть, а на поверхности - невесомой и синеватой. Комочек перегноя прытко скатился в источник, вздрогнуло и рассыпалось в волнах печальное лицо Марфы. Она круто повернулась и медленно побрела обратно.
…Марфа и Алексей нашли Елкин Ключ, когда только-только начинали сближаться. Была середина мая. Полевая бригада, в которой они работали, находилась на покосе. Алексей целыми днями трясся на сенокосилке, Марфа копнила. Часто выпадали короткие грозовые дожди, и снова парило солнце. Буйно подымались над землей травы. Воздух был пропитан вкусными запахами клевера и черемухи. По ночам неумолчно бормотали и чуфыкали косачи и слышалось с отмели реки, как лоси, пришедшие на водопой, с наслаждением разбивают копытами холодную воду.
Алексея Марфа видела редко, потому что он не спал на «таборе» в плетеных, обложенных свежим сеном шалашах, а уходил куда-нибудь в сторону и заваливался в копне. Ел Алексей, по словам сварливой поварихи Ивановны, в неурочное время: когда на «таборе» пустело. И Марфа недоумевала, почему Алексей, любящий послушать людские толки, вдруг стал угрюмым и диковатым. И не только недоумевала: было обидно, что он не обращает на нее внимания и что пропадают зазря душистые сумеречные вечера. Однажды он проезжал, покачиваясь на вырезанном сиденье сенокосилки, мимо Марфы, она окликнула его:
Алеш, покопни чуток за меня. Устала.
Алексей спрыгнул, молча взял вилы из рук Марфы.
Недоволен? - спросила она.
Не нахожу особого удовольствия.
Тогда бросай вилы да с глаз долой.
Раз взялся, помогу.
Вот это другой разговор. - Марфа улыбнулась, легонько толкнула парня в бок. - Послушай, Алеш. Что с тобой творится? Ты словно крот прячешься от людей.
Боишься?
Нет, неприятно смотреть… Хлопцы увиваются за тобой, а тебе хоть трава не расти.
Я же не виновата, что ни к кому из них сердце не лежит.
Говори… А зачем людей путаешь? И меня остановила, чтобы тоже…
Дурачок ты, Алеша. К тебе у меня особое настроение, - Марфа покраснела, что проговорилась и сердито крикнула: - Уходи! Без твоей помощи обойдусь!
Алексей сунул вилы в боковину копны, гордо зашагал к лошадям.
Закатывалось солнце. Зеленые и золотые тона все отчетливей проступали над сиреневой линией горизонта. Удаляющаяся, широкоспинная фигура Алексея, глянцевые, уныло помахивающие головами кони, монотонный крик дергача, напоминающий скрип кожи, - сколько грустного степного одиночества ощутила во всем этом Марфа! Она сорвалась с места, но пробежала всего несколько шагов: ни догнать, ни крикнуть не посмела.
Ночью девушка долго не спала, думала, как бы помириться с Алексеем. У нее возник дерзкий план: пойти к скирде, где спал Алексей, и сказать ему:
Бросай, парень, серчать. Давай лучше поговорим или погуляем. Ночь-то какая! Грешно спать.
Она поспешно оделась. Выскользнула из шалаша. Кругом тишина, лишь докатывается звук бронзового колокола, висящего на шее у одного из пасущихся волов. «Бон-бон-гон-клинг» - рокочет колокол. Марфа посмотрела по сторонам: стеклянеют листья берез, серебряным кажется поросший мятликом берег реки, вдалеке качается, как бы лижет темноту, огонь костра. Могучее спокойствие ночи передалось Марфе. Ненужной, даже вредной представилась затея идти к Алеше.
«Бон-бон-гон-клинг» - проговорил колокол, когда Марфа, прижимая к груди одежду, пробиралась на свою постель. «По кап-ле пью», - добавила перепелка.
«Ну и пей по капле, раз ты такая скромная, - весело подумала девушка. - А я до жизни очень жадная: ненавижу крохоборство».
На другой день подкатил к «табору» младший брат Алексея. Он лихо спрыгнул с велосипеда, зачесал рыжие волосы, за которые ему дали прозвище «Пламенный», и приблизился к поварихе Ивановне, хлопотавшей возле огромного казана.
Чего припорол? - спросила она Сеньку.
Братка нужен. Где он?
Известно где - косит. Он - не ты. Дурака не станет валять.
Я учусь. И ты не напускайся на меня.
Видно, плохо учишься, старому человеку слова не дашь молвить.
Достигнув сенокосилки брата, Сенька снова причесался и тогда уже сказал:
Алеха, айда в колхоз. Объезжать Огня. Это того, игреневого, с белыми ушами, что в прошлом году косячного жеребца убил.
Почему я? - недовольно спросил Алексей. - Там другие борейторы есть: Васька Леших и Григорий Федотыч Мельников.
Посбрасывал их Огонь. Тоже наезднички! И все это видел директор конезавода. Стоял он и приговаривал: «Товарищ председатель, прости великодушно. Но тебе не обойтись без моего борейтора Мигунова». А Яков Александрович обрезал директора: «Ничего, своими силами обойдемся. У меня есть такой наездник, клещами с лошади не сорвешь», - и послал меня за тобой. Садись верхом и гони, а я - следом.
Ну нет, скотина устала, пусть кормится, а мы на велосипеде поедем.
Алексей отвез на «табор» сенокосилку, отпустил лошадей и одел чистую майку.
Теперь можно трогаться, - сказал он Сеньке и услышал ласковый голос Марфы:
Куда трогаться-то?
И я домой. Бригадир за граблями послал. Вместе пойдем. Веселей будет.
Вместе? Что ты! Ты же знаешь, Алеха не выносит женского общества, - многозначительно заметил «Пламенный». - И правильно. Подальше от искушения.
Хватит злословить. Отправляйся, пока я не треснул тебя по загривку, - рассердился Алексей.
Наши ряды дрогнули. Враг у ворот, - вздохнул Сенька и отъехал.
Умный парнишка, - похвалила его Марфа.
Весь в брата, - лукаво взглянул на нее Алексей.
Хвались. Подождал бы, когда люди похвалят.
Долгая песня. Люди скупы на похвалу. Правда, если уж они возьмутся хвалить, то хвалят до потери сознания. А ругать? Ругают тоже до потери сознания.
Ты прав, но не совсем, - рассеянно проговорила Марфа и добавила, указав в сторону леска, за которым вдали маячили заводские трубы: - Пойдем через этот колок. Здесь ближе.
Не сказав больше друг другу ни слова, они пошли к лесу. Марфа крутила в зубах стебелек кисловатой травинки, Алексей постоянно наклонялся: то подымал степную гальку, то срывал желто-фиолетовый цветок ивана-да-марьи, то узорчатое, пушистое облачко заячьего горошка.
Молчание не угнетало Марфу, потому что ей казалось, что ее чувства передаются Алексею, но несмотря на это, она сказала, нежно посмеиваясь:
Молчит, будто язык проглотил, - и пригрозила: - Ох, и растормошу ж я тебя, Леша, ох, и растормошу!..
Верно, меня нужно растормошить.
Наивное признание Алексея умилило Марфу, и она восторженно заглянула в разноцветные его глаза: один из них был серый, другой - зеленовато-коричневый. Придерживая ветку калины, она промолвила:
Какой ты открытый, Алеша! Все в тебе видно. Недоволен ли, раздражен ли, обрадован ли - ты не скрываешь и не пытаешься скрыть. Знаешь, Алеш, я до сих пор радуюсь, как ты на колхозном собрании председателя райисполкома отбрил. Все знали, что он за счет колхоза любит маслом и сливками поживиться, и молчали. А ты отбрил его. Очень хорошо! Правда ведь, Алеш?
А что ж, конечно, - скромно согласился Алексей и пригнулся. На руку, которой он заслонял от веток лицо, упали пряди цвета спелых колосьев овсюга.
Говори, говори, Алеша.
Нечего больше. А переливать из пустого в порожнее не умею.
Вдруг впереди затрещал валежник, и прямо из-под ног Марфы с хлопаньем и шумом вырвалась круглая птица. От неожиданности Марфа вздрогнула и остановилась. Алексей взял ее за плечи.
Испугалась?
Ну и рябчик, ну и чертяка.
Смейся. Нет, чтобы посочувствовать девушке, - обиженным тоном промолвила Марфа, а глазами сказала, что обида ее поддельная, и что она даже рада случившемуся. Не успело эхо разнести голос Марфы, как он снова зазвучал:
Алеш, ключ из-под елки течет!
И правда. Давай напьемся.
Сначала ты пей, потом - я.
Ладно, не люблю рядиться. - Алексей прилег на руки, начал жадно глотать воду. Студеной свежестью до ломоты охватило зубы, по мускулам разлился холодок. Напившись, Алексей смачно чмокнул и хотел встать, но увидел в роднике отраженье Марфы. Ее черные глаза лучились, смеялись, и такое было в них бесшабашное озорство и такая нескрываемая нежность - не оторвешься. Алексей откинул на затылок ниспавший чуб, точно собирался сделать что-то решительное, и поцеловал поверхность родника там, где покачивалось лицо Марфы. Когда он вскочил и вытер ладонью губы, Марфа спешно уходила через поляну. В застенчивом наклоне головы, в том, как она ступала и взмахивала березовой веткой, угадывались сдержанность и затаенный, будоражащий трепет.
«Любит» - подумал Алексей.
Подходя к деревне, они увидели белого иноходца, запряженного в плетеную бричку. Он вихрем мчался навстречу, из-за крупа выглядывала разъяренная физиономия председателя колхоза Якова Александровича Семивола.
Ту, халява! - грозно крикнул на иноходца Яков Александрович и спрыгнул с брички. - Я жду их, а они прохлаждаются.
Яков Александрович встряхивал кулаком, в котором был зажат кнут, шевелил усами, почесывал затылок и топал сапогами, густо смазанными дегтем. Алексей и Марфа пересмеивались, губы их дрожали - нехватало сил сдерживать приступы смеха. Но вот жесты председателя стали широкими, ленивыми. Это означало, что гнев его проходит. Наконец Яков Александрович добродушно сплюнул и скомандовал:
А ну, молодежь, садись в бричку. Время не ждет. Не обижайтесь, что пошумел. В детстве меня сестренка кипятком ошпарила, потому горячий такой. Развоююсь, развоююсь, не остановишь! - он вздохнул, обнял Алексея.
Огонь, Алеха, - конек серьезный. Лев - одним словом. Оберегайся, поддержи марку колхоза. Сделаешь?
Постараюсь.
Ты скажи твердо. Сделаешь?
Чудной вы, Яков Александрович. Как же он может обещать? - вмешалась Марфа.
Не встревай в мужское дело. Ну, Алеха?
Порядок. Я знаю тебя. Сказал - крышка. Держись, Марфа, за Алеху. Парень он - прямо Петр Первый!
Слыхала? - нарочито гордо спросил Алексей.
Слыхала.
То-то же.
Возле загона, обнесенного высоким заплотом, гоняли футбол ребятишки. Заметив белого иноходца, они бросились отпирать ворота.
Жмите по домам, - командовал Яков Александрович, правя мимо них.
Пусть посмотрят. Интересно, - заступился Алексей. - Нехай привыкают. Самим придется.
Давай по домам, - артачился председатель. - Приказал, исполняйте.
Роя копытами землю, беспокойно косясь на людей, Огонь стоял в противоположной стороне загона. У Алексея, как только он увидел игреневого, захватило дыхание. Чтобы не выдать волнения, он с хрустом потянулся, легким движением вскочил на рослого поджарого вороного коня, которого подвел Сенька. Хлопая вороного Аполлона по холке, Алексей перехватил взгляд директора конезавода:
Не выйдет. Мешковат.
Реплика явно адресовалась ему.
Аполлон заржал, ударил копытами в землю, встал на дыбы.
Алексей дернул повод. Приплясывая; кусая мундштук, жеребец тронулся с места. Огонь насторожился, едва Аполлон приблизился к нему, тревожно заржал и, распушив хвост, пошел свободной рысью вдоль забора.
Алексей наклонился к шее вороного.
А ну, Аполлон, покажи работу! - и мигом почувствовал, что плотные струи воздуха взлохматили шевелюру, потекли между лопаток. Огонь перешел на галоп. Этого и ждал Алексей: галоп быстро уморит игреневого, а вороной, бегущий рысью, даже не успеет устать.
Жарь, братка, жарь! - долетел ликующий Сенькин крик.
Алексей повернулся. Сплошным цветным пятном мелькнули стоявшие в клети, в которой взвешивают скот, Марфа, Пламенный, Яков Александрович и директор конезавода.
Около двадцати кругов неистового гона сказались: Аполлон поравнялся с игреневым, начал прижимать его к заплоту. Огонь сердито храпел, норовил укусить кого-нибудь из преследователей. Вскоре, одной рукой схватившись за трепещущую гриву, другой - опершись о загорбок, Алексей переметнулся на спину игреневого.
Ворота, ворота откройте! - крикнул он и тут же ощутил, что летит через голову резко остановившегося Огня. Это была обычная лошадиная «хитрость». Алексей снова вскочил на спину коня, который с остервенением бросился вперед.
Через час Алексей возвратился из степи к загону, глядя в счастливые глаза Марфы, одел на игреневого уздечку, которую подал ему улыбающийся всем лицом Яков Александрович. Директор конезавода потрепал Алексея за плечо:
Молодец! Мне бы такого хлопца.
Возвратясь из колка, Марфа увидела своего свекра на лавочке возле дома. Василий Федорович был в старенькой, табачного цвета шубейке, в мягких черных валенках. Приветствуя ее, он снял баранью шапку, и Марфа поразилась, какие у него прозрачные, дряблые и морщинистые уши. Умрет, наверно, скоро: солнце, теплынь, а он зябнет.
Нездоровится, папаша?
Нет, такой напасти со мной не случается.
Это хорошо, что вы не жалуетесь.
А чего жаловаться? Нытьем болезни из тела не выгонишь. - Василий Федорович провел ладонью по выбритому острому подбородку. - Куда ходила-то?
В колок. Там мы с Алешей ключ когда-то нашли. Восемь лет ведь исполнилось нынче, как Алеша погиб.
Знаю. - Свекор нахлобучил на брови шапку, грустно спросил: - Неужто собираешься одна век вековать? Алеша - жди не жди - не вернется. А земному - земное дело. Нечего понапрасну убиваться. Шла бы за Петра Аникеева. Сама знаешь, мужик он башковитый, смиренный, бережливый: рубля зря из руки не выпустит. И детишек успокоит. Вот он как своих-то лелеет, лучше другой матери! Конешно, какой он ни есть хороший, выходить замуж снова тяжело. Но ничего, не ты первая, не ты последняя. Я сам, когда первая жена умерла, думал: ни за что не женюсь. А потом смирился, взял Сенькину мать, и, слава богу, дожили до старости честно-благородно. Прямо скажу: не каюсь.
Не пойду за Петра Аникеева. Хороший он человек. Не спорю. Да что поделаешь - душа не лежит.
А ты переломись. Свыкнешься.
Не нужно мне пока никого, папаша. Учиться буду, коль взялась. Вот и правление помогает - освободило меня от бригадирства. Почту возить хорошо: много свободного времени для занятий. И не говорите, папаша.
Смотри, сама не маленькая. Природой назначено жить человеку парой, а ты против… близок будет локоток да не укусишь.
Старик ушел, взбивая валенками железистую уличную пыль. Марфа притулилась к белесым доскам сеней, долго наблюдала за парой дутышей, которые разгуливали по крыше каменной завозни. Голубь раскатисто ворковал, кланялся, смешно отдергивая от толя мохнатые ноги. Его белый зоб переливался розовыми искрами. Голубка кокетливо подергивала шеей, перебирала крошечным, не больше пшеничного зернышка носом сиреневые крылья. Марфа принесла из кладовки горсть конопли, высыпала в кормушку. Птицы слетели во двор, начали торопливо клевать.
Ешьте, ласковые мои, не спешите. Эх, если бы вы знали, как трудно одной!..
Было уже далеко заполдень, когда Марфа перестала копать картошку и хватилась, что забыла съездить за почтой. Спешно она запрягла в одноколку постаревшего, но еще резвого в беге Аполлона, и скоро он вынес ее на столбовую дорогу.
Грустно глядеть на сжатое пшеничное поле. То тут, то там по стерне бродят тяжелые, нагуливающие последний жир гуси. Неприютна кочковатая пахотная чернота. Осенний холод в грачином грае. Стучат подковы, шуршат колеса, мягко пружинят рессоры. И снова на уме Алексей - незаменимый, мучительно незабываемый.
Ты не сердишься, что запозднился? - спрашивает он, подходя к изголовью кровати, в которой лежит Марфа.
Что ты, Алеша!
От него пахнет табаком и снегом. В щель между закрытыми ставнями просачивается с улицы свет электрической лампочки. Он лоснится в колечках мерлушковой шапки Алексея, стекает по щеке, плавно ложится в складки на рукаве фуфайки, белым кантиком скользит по боковине брюк и пропадает возле голенища чесанка, словно прячется в него.
Приехал профессор Шумилин. Он нашим шефом будет, - говорит Алексей. - Показывал ему ферму. Понравилась. Ходил я по ферме и почему-то думал о нашем сыне, и знаешь, завидовал ему, а больше, понятно, радовался за него. Когда он подрастет, мы к этому времени получим высшее образование. И ему не придется вступать в жизнь вслепую, как вступали мы.. Спросит он тебя или меня, почему растения имеют зеленую окраску, или другое что-либо спросит, мы не выкрикнем: «Много будешь знать, скоро состаришься», - как отвечали нам отцы и матери, не зная, что ответить, а объясним сыну, почему, как и зачем…
Марфа выпростала из-под одеяла руки, притянула мужа:
Сбылось бы, Алеша.
Непременно сбудется.
Хотя бы, - она поцеловала Алексея, устало упала на подушку и тут же, стесняясь, прошептала: - Алеш, ты говоришь - сын да сын, а вдруг родится девочка?
Тоже хорошо. Но ты уж постарайся мальчугана. И такого, чтоб можно было с ним порыбачить, поохотиться, а где и поспорить, а где и поругаться. Чтоб страсть любознательный был и мужской норов имел.
А когда родилась Леночка, он не огорчился. Каждый день он приходил, косолапя и добродушно ухмыляясь, по талой дороге к родильному дому, присылал на имя дочери шутливые, ласковые писульки, как будто она могла понять их шутливость и ласковость.
Аполлон спотыкнулся. Звякнули трензеля. Чуть не вырвало вожжи. Марфа встрепенулась, но в первый момент все еще находилась во власти воспоминаний. То, что было явью: высоковольтные мачты, кукушка, покачивающаяся на ветке голой осины, кусты черемухи и река, - показалось ей призрачным, возникшим по странной прихоти мозга, а то, что она представила, показалось ей живым, действительным, но по какой-то непонятной причине вдруг исчезнувшим.
Вот, Аполлон, мы и добрались до брода, - сказала Марфа.
Высоко подымая копыта, вороной вошел в прозрачный пенящийся поток. Он долго нюхал воду и, раздувая плюшевые ноздри, начал деликатно цедить ее сквозь зубы. Марфа наклонилась с одноколки, окунула в переливающиеся струи кончики пальцев. Холодная вода. Если прислушаться, красиво звучит в ней разноцветная галька. Пятнистые пескари заинтересовались колесом, тыкаются в спицы и ободок, пошевеливая усами, вопросительно смотрят друг на друга. Внезапно впереди Аполлона мелькнула крупная рыба. Щука! Пескари сгрудились, сиганули к берегу на самую отмель. Крошечные, а хитрущие! Теперь доберись-ка до них щука!
Марфу развеселила находчивость пескарей. Она озорно плеснула на круп вороного горсть воды и откинулась на спинку одноколки, обитую цветной вылинявшей кошмой.
Со странным ощущением, что она обязательно получит письмо Алексея, вбежала Марфа в пятистенный дом, где помещалась почта. Такое ощущение никогда не покидало ее, хотя горький смысл документов и времени неопровержимо приводил к одному: убит. Оно поддерживалось в Марфе чувством, в котором была огромная вера в чудо случайности: а вдруг он увезен бывшими союзниками куда-нибудь в Аргентину и еще сможет вырваться - и очень мало места вере в смерть самого дорогого человека на свете.
Начальник почты подал Марфе пачку писем, извещений и телеграмм.
Видишь, все ушли. Задержался из-за тебя. Знал - приедешь, - проворчал он, морща изъеденный оспой лоб.
Начальник почты натянул на голову кепку, кивнул:
Там тебе, Марфа Алексеевна, письмо с маркой «Девятый вал».
Марфа выскочила из почты, даже позабыв проститься с Андреем Герасимовичем. Едва коснувшись подножки одноколки, она приказала Аполлону:
Тот слегка вздыбился, взял с места вихревой рысью. Тяжелая грива вороного полоскалась по ветру, шарахались с дороги куры.
Быстрей на простор, в степь, где тишина и одиночество, где коршуны режут небо неустающими крыльями, где колышутся серебряные волны осыпающегося ракитника.
Быстрей на простор, в степь. Надоело держать натянувшиеся вожжи. Хочется бросить их и разобрать письма. Одно из них к ней. От кого? Неужели от Алексея?!
Деревня осталась за бугром. Марфа пустила Аполлона шагом, раскрыла сумку. Ее пальцы дрожали, перебирая письма. Вот показался уголок марки «Девятый вал». Она зажмурилась, выдернула конверт из кипы, а когда открыла глаза, то увидела на нем знакомую вязь букв, наклоненных влево. Сенькин почерк. Красивый, свободный, но нежелаемый. Марфа равнодушно сунула письмо в карман бумажной кофты, и холодное безразличие нахлынуло на нее. Решительно все равно было ей, что вожжи упали на землю и путались в ногах вороного, что он рассердился и встал, недоуменно оглядываясь, что солнце спускалось к сизому краю горизонта.
Долго бы длилось бездумное оцепенение Марфы, если бы не грузовик с изображением буйвола на крышке мотора. Шофер притормозил возле одноколки, высунул из кабины курносое запыленное лицо:
Эй, красавица, царство небесное проспишь. Не зевай, когда такие парни проезжают, как я, - и лихо сорвал с кудрей матросский чепчик без лент.
Исчез грузовик, улеглась пыль, но осталось бодрое чувство, которое вызвал водитель-весельчак.
Марфа подобрала вожжи, привязала их за кольцо, прикрепленное к передку одноколки, тронув Аполлона, распечатала письмо.
«Дорогая Марфа! Только сейчас я возвратился из университета. Был на встрече нашего биологического факультета с китайскими писателями. С одним из них - поэтом и редактором молодежного журнала - я разговорился на своем плохом английском языке. Я рассказал ему историю нашего колхоза и о судьбах отдельных колхозников. Вспомнил Алешу, вспомнил тебя. Я даже не утаил от поэта твои недостатки. Например, то, что после смерти Алеши ты замкнулась, заметно утратила интерес к жизни. Прости мою откровенность. Ты же знаешь, я ненавижу подавать предмет только с одной красивой стороны, то есть не подлинно естественным и правдивым. Как ни парадоксально, я считаю, что достоинство человека не только в положительных качествах, но и в его недостатках, разумеется, не крупных. Они делают человека живым, привлекательным, интересным. Наличие или отсутствие их показывает, развивается он или стоит на месте и наслаждается собственным совершенством.
После встречи с китайской делегацией я бродил по Александровскому саду. Цветочные клумбы завяли. Правда, ромашки еще держатся. Удивительно живучи. К основанию кремлевской стены намело всяких листьев: и кленовых, и тополиных, и дубовых. Приятно было ходить здесь и думать о том, что через три месяца, в каникулы, мы встретимся. Я помогу тебе овладеть математикой, и летом ты сдашь на аттестат зрелости. А там пединститут и осуществление Алешиной мечты. Скажешь: «Слова, слова, слова. Ты не учитываешь предстоящего экстерна и последующего пятилетнего заочного обучения». Учитываю, милая Марфа, потому что верю в твои силы.
Из Александровского сада я пошел через Красную площадь в свой угол на Степана Разина. Возле полуоткрытых дверей мавзолея стояли недвижно два солдата. Минуя Спасские ворота, я подумал, что, пожалуй, самая священная память о человеке - это осуществление его высоких замыслов.
Хотел было закругляться да вспомнил фразу, которую сказал мне на прощание китайский поэт. Она о тебе: «Я не верю, чтобы женщина с таким любящим сердцем могла остаться несчастливой». Я тоже не верю. Целуй Лену и Горушку. Сенька».
Марфа прижала к груди прочитанное письмо. Гнетущая мысль, годами зревшая в голове, что жизнь не удалась, показалась Марфе чужой, нелепой и обидной. Нет, рано отчаиваться. Рано зачеркивать себя. В сущности, еще все впереди. Кто знает, может наступит новая весна? Пусть не заменить ей коростелиных ночей, не заглушить прозрачный звон колокола, который выговаривал неповторимо «бон-бон-гон-клинг». Но навсегда поселилось в ее сердце прекрасное чувство, что есть у нее дети и заветные помыслы выучиться и воспитывать людей, подобных Алексею. Штейгер Анатолий Сергеевич
Из книги Южный Урал, № 27 автора Рябинин БорисРАССКАЗ О ЛЕСОРУБЕ Всегда встает он спозаранку, Встречая солнечный восход. Пимы наденет и ушанку, Натянет ватник и - в поход. Ему идти не очень много: Через ложок, наискосок… Еще темно. И на дорогу Чуть синий падает снежок. И вот уже плывет навстречу Знакомый
Из книги «Я почему-то должен рассказать о том...»: Избранное автора Гершельман Карл КарловичРассказ без названия - Ищущий да не покоится… Пока не найдет; а найдя, удивится; удивившись, восцарствует; восцарствовав, упокоится. (Не вошедшие в евангелия слова И. X. Clement Alex., Strom II, 9, 45; V, 14, 57 - Resch, Agrapa,S. 70). Может быть, всё случилось проще, чем думают.Был вечер. Возле дома
Из книги Каменный Пояс, 1980 автора Филиппов Александр ГеннадьевичНиколай Егоров ЛЕЖАЧИЙ КАМЕНЬ Рассказ Кто-то, видать, зря ломал голову, придумывал такой крохотной деревеньке глыбистое название Лежачий Камень, потому что Лежачий Камень этот, под который и впрямь никакая вода не текла, вдруг взял да и зашевелился. Время горы
Из книги Рассказы о литературе автора Сарнов Бенедикт МихайловичРАССКАЗ ПЕРВЫЙ Писатель выдумывает или это было на самом деле? ПО СЛЕДАМ ТЕХ, КОГО НЕ БЫЛО В Москве, на улице Воровского, которая раньше называлась Поварской, есть старый особняк. Можем даже сообщить его точный адрес: улица Воровского, дом № 52.В этом доме сейчас помещается
Из книги Южный Урал, № 10 автора Куликов Леонид ИвановичРАССКАЗ ВТОРОЙ По образу и подобию своему ЭТО - МОЙ НАПОЛЕОН! Библейская легенда утверждает, что творец Вселенной создал человека «по образу и подобию своему».Писателя тоже не зря называют творцом. Ведь и он каждого своего героя создает в точном соответствии с этой
Из книги История русской литературы. 90-е годы XX века [учебное пособие] автора Минералов Юрий ИвановичРАССКАЗ ТРЕТИЙ Выдумывает ради правды А + В = ЛЮБОВЬ Как вы думаете, сколько на свете сюжетов?Наверное, вопрос этот покажется вам не слишком осмысленным. Разве можно на него ответить? Это ведь все равно что спросить: сколько звезд на небе? Или сколько капель в океане?Но
Из книги Мой взгляд на литературу автора Лем СтаниславРАССКАЗ ЧЕТВЕРТЫЙ Писатель ставит опыт ГУБЕРНАТОР НЕОБИТАЕМОГО ОСТРОВА В 1676 году в городишке Ларго, в Шотландии, в семье башмачника Джона Селькирка родился сын, нареченный при крещении Александром, о чем свидетельствует запись в церковной книге, сохранившейся до наших
Из книги автораРАССКАЗ ШЕСТОЙ Из пламя и света рожденное слово
Из книги автораРАССКАЗ СЕДЬМОЙ Правдив и свободен их вещий язык ЗРЕНИЕ И ПРОЗРЕНИЕ Случилось самое заурядное уличное происшествие.На рассвете автомобиль сбил с ног старушку, переходившую улицу, и скрылся, развив бешеную скорость. Немногочисленные свидетели не успели даже заметить,
Из книги автораГосподин Ф. Рассказ Сложно говорить о книге, которую не написал. Не потому что таковых книг много, и не потому что речь идет о книге, которая для меня является самой важной. Сложность заключается в том, что у этой ненаписанной книги собственная история, которую следовало
Известный советский писатель Николай Павлович Воронов родился в семье железнодорожного рабочего 20 ноября 1926 года. О себе и о своей семье он пишет: « Начало жизни на станции Золотая сопка близ города Троицка. Мать, Мария Ивановна. Из семьи оренбургского казака Коновалова, погибшего в Гражданскую войну. Отец, Павел Анисимович Воронов, потомок запорожского казака, переехавшего в столыпинское время на Южный Урал из Полтавской губернии » .
Детство Николая Воронова связано с Кизильским районом. Конкретных данных об этом периоде его жизни на земле кизильской мы не найдем ни в одном источнике. Все оказалось делом случая: читая его автобиографический роман «Юность в Железнодольске», посвященный строительству Магнитогорского металлургического комбината, я с удивлением встретила на его страницах названия наших поселков - Ершовки и Кизила. А так как я уже не один год занималась поисковой работой по краеведению, любопытство взяло верх, и я написала письмо с массой вопросов автору этого романа. Адреса, конечно, у меня не было, и я написала на конверте коротко: г. Москва, Союз писателей СССР, Н.П.Воронову. Каково было мое удивление, когда через две недели мне пришло письмо от Николая Павловича! Вот так с января 1990 года началась наша переписка с известным писателем, которая переросла в дружбу и привела к ряду встреч с ним на земле кизильской.
Уже в первом письме Николай Павлович поделился своими воспоминаниями: «Уважаемая Светлана Викторовна! Ваше письмо я получил из Союза писателей СССР. Конечно же, я обрадовался весточке с земли моего раннего детства. Ершовку я запомнил лишь зимней, белоснежной. Наша семья: отец- Павел Анисимович, мама- Мария Ивановна, я, - квартировала в доме возле Урала. Я ходил на прорубь за водой. Что теперь поражает, а тогда было обычным, на реке меня встречали зайцы, резвились вокруг, приманивали побегать за ними, ты пускался то за одним, то за другим….В Кизиле отец председательствовал, вполне вероятно, что там он создавал колхоз; у него бухгалтером, да, да, сперва в Ершовке, потом в Кизиле, был Рябов- отец живописца Николая Петровича Рябова, магнитогорца….Ваш поиск земляков нельзя не приветствовать: быть может, чья-то судьба, кто сейчас ребенок или юноша, разовьется в судьбу, подобную рябовской или моей.»
Из последующих писем стало ясно, что в Ершовке Вороновы «квартировали» в семье Сердюковых, в Кизиле у Мурзиковых. Когда Коле было 6 лет, его семья переехала в город Магнитогорск на строительство металлургического комбината. Но родители развелись. Николай воспитывался матерью и бабушкой. Мать, еще молодая и красивая женщина, посвятила себя сыну. Он очень любил свою мать, много писал о ней в своих книгах. Жили Вороновы в бараке, очень бедно, впрочем, как большинство приехавших на стройку комбината.
В 1942 году Николай Воронов окончил школу-семилетку, в 1944 г. ремесленное училище. Подростком он пошел работать на комбинат электрощитовым доменной подстанции. Окончил школу рабочей молодежи, а в 1946 году поступил на литературный факультет магнитогорского пединститута. Но после 2 курса стал учиться в Московском литературном институте им. Горького. Окончил его в 1952 году и вернулся в город Магнитогорск.
Писать Николай Павлович начал рано: еще в начальной школе сочинил свои первые стихи. Первый его рассказ « Обида» был напечатан в 1953 году в альманахе «Молодая гвардия». Он получил первый гонорар - огромные для него деньги - 5 тысяч рублей(при зарплате 120р.) Почти все их потратил на подарки родным и на первый костюм себе. Через два года вышла его первая книга рассказов «Весенней порой». В 1958 году Воронов был принят в Союз писателей СССР. Николай Павлович был разъездным корреспондентом «Огонька», обозревателем «Литературной газеты», возглавлял литературное объединение Магнитогорска.
В 1963 году он уехал из Магнитки, работал в Калуге, где 10 лет руководил областной писательской организацией. С 1973 года живет в Москве, писательском поселке Переделкино. Из письма в Кизил от 21 февраля 1990 года: «….Городок писателей более чем столичный район Юго-запада, приспособлен для нашей работы. Обретаюсь на той же улице, где живут Леонид Леонов, Георгий Марков, Егор Исаев, Роберт Рождественский, Анатолий Жигулин, где жили Валентин Катаев, Корней Чуковский…» . Словом, вся плеяда советских писателей, людей творческого склада, так или иначе, переплетаются с судьбой Воронова. Именно об этом идет речь в воспоминаниях Николая Павловича под названием « Истина о самом себе», написано более тысячи страниц.. Часть из них опубликована на страницах газеты «Магнитогорский металл» в 2010 -2011г.г.
Почти все творчество Воронов посвятил рабочей теме, людям труда. В 1968 году вышел его роман «Юность в Железнодольске» (так во всех книгах он называет Магнитогорск), который стал уже историческим. А вот в 1968 году этот роман очень даже нашумел и снискал разные отклики, так как документальная его правда не всем нравилась, не все были готовы принять ее. После разразившегося вокруг романа скандала, автору пришлось заниматься переработкой некоторых глав. Роман был напечатан в журнале «Новый мир», главным редактором которого был А.Т.Твардовский. Он первым взял ответственность за роман, приняв к сердцу его «чистую правду»: «…А.Т.: Я знал, что мы с Вороновым хлебнем всякого. Он написал чистую правду, а кому из чиновников это может понравиться» . Твардовский не просто спас роман, он помог и устоять, и утвердиться Воронову, как писателю, в то литературное время, когда требовалось сглаживать многие жизненные шероховатости. Зато читателями роман был принят очень хорошо, переведен на разные языки.
Н.П. Воронов очень плодотворный писатель. Ко времени нашего с ним знакомства в 1990 году, им было написано пять романов, ряд повестей, рассказов и очерков. Несколько книг Николай Павлович написал специально для школьников: «Голубиная охота», «Мальчик, полюбивший слона», «Смятение», «Побег в Индию» и т. д.
В 1999 году Академия российской словесности наградила Воронова медалью «Ревнителю просвещения». В 2001 году ему присвоено почетное звание академика Академии литературы.
Несмотря на столичную прописку, Николай Павлович не забывает своей малой родины и почти ежегодно посещает г. Магнитогорск. Помимо встреч с читателями и коллегами, у него тут редакторская работа: он возглавляет «Вестник Российской литературы».
Осенью 2003 года, когда Николай Павлович в очередной раз приехал в Магнитку по своим литературным делам, мы пригласили его к себе в гости. Так состоялась долгожданная встреча с писателем на земле кизильской.
В стенах Кизильской районной библиотеки были организованы встречи Академика отечественной литературы с его коллегами - пишущей братией, членами литературных клубов « Лира» и « Рифма»; со старшеклассниками, которые с большим интересом слушали его увлекательные истории, ведь Николай Павлович – прекрасный рассказчик.
Из Кизила Н.П.Воронов возвратился в Магнитогорск, где провёл работу по созданию ежегодного сборника « Вестник Российской литературы», издание которого он давно вынашивал в своих замыслах. Мечта сбылась. Уже в 2004 году в Москве издательство « Глобус» выпустило первый номер сборника. Его издание осуществлялось при содействии Международного сообщества писательских Союзов, Московской городской организации Союза писателей России, Магнитогорского государственного университета и т д. Главным редактором становится Н.П.Воронов, в редколлегию и общественный совет вошли как известные в стране писатели и поэты- Ю. Бондарев, В.Сорокин, В.Боков, Ч.Гусейнов и т.д., так и знакомые нам имена представителей литературы, СМИ, сотрудников МАГУ г. Магнитогорска: Романов В.Ф., Павлов А.Б., Рухмалев С.А….Многие из них являются авторами произведений, опубликованных в первом номере сборника. Его презентация состоялась осенью 2004 года в Магнитогорске, затем в Кизиле, куда он был приглашен вместе со своей сподвижницей, поэтессой, кандидатом филологических наук МАГУ Еленой Кулаковой (кстати, тоже наша землячка, родом из п. Гранитный).
Вот что пишет Николай Павлович об этом визите в одной из своих статей: «…Вместе с Карсаковой и Егоровой мы выступали перед читателями разных возрастов, а также слушали их выступления, проникнутые неослабным интересом к литературе, глубиной суждений. Встречались с поэтами, прозаиками, журналистами, приехавшими сюда из деревень и местечек района. Произведения, читаемые ими, их высказывания, зачастую отличались языковой привлекательностью, жизненным серьезом, меткими подробностями, остроумием» .
Большим соблазном для Николая Павловича стало наше предложение съездить в Ершовку. С каким огромным волнением он ступил на землю своего раннего детства! Как всматривался в старые, полуразвалившиеся дома, пытаясь отыскать взглядом хоть что-то знакомое. Но прошло слишком много времени, более 70 лет, как Вороновы уехали из поселка. А вот речку вспомнил. Очень долго мы бродили с ним по берегу Урала, любуясь осенней красотой, слушая удивительные зарисовки из его далекого детства. А затем состоялась встреча с учащимися Новоершовской школы, для которых общение с «живым» писателем из Москвы стало огромным жизненным событием.
Потом была поездка на Аркаим совместно с сотрудниками Кизильской районной библиотеки и с «главным экскурсоводом района» А.И.Черных.
Переполненный новыми впечатлениями, свежими материалами, Воронов возвратился Москву, где продолжил работать над составлением очередного номера «Вестника Российской литературы», в который вошли произведения и кизильских авторов: А.В Павлова, Д.Смагина, Т.Иванниковой, Г.Третьяка, С.Кадочникова, В.Вандышева. Кроме этого, в данном номере «Вестника» Николай Павлович опубликовал свою статью о Кизильской районной библиотеке и ее сотрудниках – «Земля библиотекарей и книгочеев» ! А заканчивается она такими словами: «Общаясь с библиотекарями, с деятелями культуры района, литераторами, учителями, краеведами…мы с чувством преклонения и счастья относили их к истинным интеллигентам, которыми высится, держится, спасается стержневая, вещая провинциальная наша Родина – Родина высокой чести, бескорыстия, благородства, неустанных сил во имя ее укрепления и процветания».
Несмотря на преклонный возраст, Николай Павлович продолжает плодотворно работать. В последние годы вышли в свет его новые книги: сборник стихов «Цунами», «Моя крылатая родня», «Сон о боге», «Приговоренный Флерушка». В 2008 году Воронову присвоено звание «Почетного профессора МаГУ», в 2009 году он удостоен премии имени Антона Чехова. На 12 Ассамблее писателей Урала, которая проходила в ноябре 2011 года в г. Магнитогорске, Николаю Павловичу вручена очередная Премия имени Мамина-Сибиряка. Именно здесь произошла наша очередная встреча с Вороновым, которому мы подарили целую подборку книг и брошюр о Кизильском районе.
Мы гордимся литературными заслугами Н.П. Воронова и по праву считаем его своим земляком, ведь «Кизил , - вспоминает он, - место моего раннего счастья и горя. Он дал мне огромные природные силы» .
О, вещая душа моя,
О, сердце полное тревоги,
О, как ты бьешься на пороге
Как бы двойного бытия!..
Почему лежит путь его вне дороги?
Зачем он спешит?
И почему он держит путь одиноко?
Чтобы далось ви́дение человеческих свойств, сложившихся на планете, необходим интерес к вселенской истории и, конечно же, к ее результату: современности. Под результатом подразумеваю не подведение окончательных итогов (их, убежден, делать рано), а то, что получилось у людей и с людьми на Земле. Сколько мудрых, благородных, изумительных затей было у них! Сколько совершено прекрасных дел! Сколько чудовищного возникло в противоток им. И вот то, чему сегодня мы наследники, свидетели, чего участники, разрушители, спасатели… Если минувшее в душе и уме литератора взаимодействует с теперешним только ради суда над действительностью, где люди стали всем или почти всем, а природу превратили в рабыню (правда, время от времени, с годами все чаще, она протестует, обороняясь, припугивая, поднимаясь до яростного возмездия), то сейчас этого уже недостаточно. Взаимодействие прошлого и настоящего для сохранения будущего - такую духовную задачу писатель не может не решать, ибо сегодня мерило ценности бытия - сохранение его грядущего.
Говоря так, я стремлюсь подчеркнуть свою приверженность гуманистическим идеалам свободы, равенства, братства. Из них я исходил, работая над романом «САМ».
Писался роман долго: больше двадцати пяти лет. Шел он к читателю трудно: не совпадал для некоторых рецензентов с другими вещами автора, якобы определившими раз и навсегда его лицо. Тенденция к замораживанию писательского лица, увы, существует. Причины ее кроются в циркулярно-бюрократических воззрениях, внедрившихся в «эстетическую» практику.
Эпоха нового мышления убыстрила понимание романа «САМ». Собственно, оно было и раньше, но перекрывалось наличием разноречий.
Хочу обратить внимание читателей на соображения оценщиков «САМОГО». С их помощью, предполагаю, будет проще входить в роман. Прозаик, доктор филологических наук, профессор, определил роман «САМ» как антиутопию. Рождение антиутопии он выводит из убеждения, будто бы пора утопий прошла, идеалы добра, справедливости, народного самоуправления в той или иной степени материализовались… Распространение антиутопии возбудило и то, что планета, испытала и испытывает кризисы духа, идей, нравственных ценностей, что в XX веке демонстрируют себя деспотические системы, возможность которых не мыслилась прежде, что мощный технический прогресс легко сошелся, переступив через «незыблемые», казалось, нравственные «принципы», с фашиствующими деспотиями, геноцидами, массовым истреблением людей, «опытами» над человеком… При всем желании согласиться с ним я не нашел с собой согласия. Действительность не исчерпала себя, человечество остается, присущая его сознанию и практике утопичность - тоже, следовательно, и в литературе она будет продолжаться.
Критик и эссеист не пытался определять родовую принадлежность «САМОГО»: он лишь подчеркнул, что Н. Воронов - реалист «по строчечной» сути, на этот раз выступает как фантаст, философ, иносказатель, причем остросовременный. Критик выделил в романе присутствие фантасмагории, мифа, политического памфлета, лирики, восточных и иных легенд, а также поверий далеких нам народов. Роман, по его мнению, драматичен и едок, очень серьезен. Это не чтиво, а чтение, побуждающее к размышлениям всякого толка, но непременно актуальным.
Сексрелигию, введенную в Самии дворцовыми сержантами, совершившими смещение Главного Правителя, он воспринял как превращение мысли в чувственность. Аналога, близкого этому роману, он не видит в нашей литературе.
Для прозаика, публициста-международника «САМ» - «роман будущего». Он пишет: «…такими именно - мыслительными, мне думается, станут романные книги, возможно даже в недалеком будущем. Николай Воронов, пожалуй, первым демонстрирует новое мышление в литературе в нашу переломную эпоху - перед возможностью всемирной катастрофы, в любом случае перед неизбежностью победы научно-технической революции, которая, безусловно, радикально переменит мир и человеческое сознание…» Им подчеркнуто, что автор размышляет о двадцатом веке - прежде всего. «Но время в романе значительно протяженней - на всю памятную историю; протяженнее и пространство: это и глубины океана и запредельность Космоса. Но и человек в романе-фантазии «САМ» присутствует, если так можно выразиться, в глубинах и запредельности, отчего, кстати, не перестает быть реальным человеком».
Я не фантаст, а фантазер. Без выдумки изображаемая литературой жизнь не была бы способна оборачиваться человеческими типами и метафорами социального существования. Этот роман несет в себе попытки подобного свойства. Проза, больше всего проза, еще с молодости притягивала меня своей пытливостью. Уже один метод аналитических проб на добро и зло, на вину и бесстыдство, на правду и ложь, снимаемых прозой с личности, классовой среды, общественной формации, создавал предпосылки для понимания человека и человечества, а также, что не менее важно, для образования собственной души. Методом таких проб стремился идти автор. Отчасти он пытался установить через проявления характеров пределы веры и кощунства, благородства и беззастенчивости, истины и обмана…
В форме романа «САМ» я различаю сплав не только разных жанров, но и видов литературы… Утопия соседствует в нем с антиутопией, реалистическое с фантазийным и романтическим… Ничего тут необычного нет. В словесном творчестве нашего века за счет увеличения веса его мыслительности стихийно, подспудно, да и сознательно совершаются слияния стилевых, жанровых, видовых признаков.
Благие умозаключения оценщиков приятны, пожалуй, большинству писателей, однако они и страшны им, в особенности тем, кому не удалось привыкнуть к расточительству критических похвал.
Что еще скажу о романе «САМ»? Для чего? Для затравки? Пускай для затравки.
Воронов Николай Павлович
р. 20.11.1926
Писатель
Известный российский писатель, детство и юность которого прошли в Магнитогорске. Николай Павлович писал: «Душой магнитогорец я...». Родному городу он посвятил основные свои труды. Несколько книг он написал для детей.
Николай Павлович Воронов родился в семье железнодорожного рабочего. О себе и своей семье он пишет: «Начало жизни на станции Золотая сопка близ города Троицка. Мать, Мария Ивановна. Из семьи оренбургского казака Коновалова, погибшего в гражданскую войну. Отец Павел Анисимович Воронов, потомок запорожского казака, переехавшего в столыпинское время на Южный Урал из... Полтавской губернии». Отец писателя был одно время председателем колхоза.
Когда мальчику было 6 лет, его семья приехала на строительство Магнитогорского металлургического комбината. Но родители развелись. Николай воспитывался матерью и бабушкой. Мать, еще молодая и красивая женщина, посвятила себя сыну. Он очень любил свою мать, много писал о ней в своих книгах. Жили в бараке, очень бедно.
В Магнитогорске Николай Воронов окончил школу - семилетку (1942), потом ремесленное училище N 1 (1944). Подростком пошел работать на комбинат. Работал электрощитовым доменной подстанции. Окончил школу рабочей молодежи. В 1946 поступил на литературный факультет магнитогорского пединститута. Но после 2 курса стал учиться в Московском литературном институте им. Горького. Окончил его в 1952 году и вернулся в Магнитогорск.
Писать Николай Павлович начал рано: еще в начальной школе сочинил свои первые стихи. Первый его рассказ «Обида» был напечатан в 1953 году в альманахе «Молодая гвардия». Он получил первый гонорар - огромные для него деньги - 5 тысяч рублей (при зарплате 120 р.) Почти все их потратил на подарки родным и на первый костюм себе. Через два года в Свердловске вышла первая книга рассказов «Весенней порой». В 1958 году Воронов был принят в Союз писателей СССР. Николай Павлович был разъездным корреспондентом «Огонька» обозревателем «Литературной газеты», возглавлял литературное объединение Магнитогорска.
В 1963 году Н.Воронов уехал из Магнитки, работал в Калуге, где 10 лет руководил областной писательской организацией. Потом стал жить и работать в Москве (живет в поселке Переделкино). Избирался секретарем Московской писательской организации.
В нашей стране и за рубежом вышло больше 30 книг Николая Воронова. Это романы, повести, сборники рассказов, очерки.
Почти все свое творчество Николай Павлович посвятил рабочей теме, людям труда. Еще в детстве он был очарован «жаропламенным заводом и огненной работой родителей» на Магнитке. В 1968 году вышел роман Воронова «Юность в Железнодольске» (так во всех своих книгах он называет Магнитогорск). Роман автобиографичен. В нем описано детство, отрочество и юность писателя в предвоенные и военные годы. Прототипами были и его мать, и жена, которая тоже выросла в Магнитогорске. Роман вызвал тогда большую полемику в прессе, он был слишком правдив по тому времени. Пришлось автору заниматься переработкой некоторых глав. Зато потом роман был хорошо принят читателями, переведен на разные языки.
К сложным проблемам детства и отрочества Николай Павлович обращался в своих произведениях не раз. Несколько книг он специально написал для школьников. Отдельно и в сборниках издавалась его повесть «Голубиная охота», написанная в 1971 году. В повести очень многое из его детства: барачный поселок, безотцовщина, увлечение голубями, становление характеров, проверка этих характеров войной... Не случайно «Голубиная охота» вошла в сборник «Война и дети», где помещены лучшие рассказы и повести о войне и детях: «Судьба человека» Шолохова, «Уроки французского» Распутина…
«Голубиная охота», «Мальчик, полюбивший слона» - повести, доступные среднему школьному возрасту. Старшим ребятам адресованы повесть Воронова «Смятение» и роман «Побег в Индию» (1999). У Сережи Анисимова - главного героя романа «Побег в Индию» - очень много общего с Николаем Вороновым и его сверстниками. Время действия 1937 год. Аресты, беспризорничество, тяга к бродяжничеству, путешествиям. Первая влюбленность. Мальчишки бегут в Индию, но открывают не далекую страну, а своих близких, свой род, свой край, свою душу. В своем детстве сам Воронов дважды убегал в Индию, но попал туда уже взрослым человеком. Предисловие к роману писатель назвал «Странствие к себе и негаданным людям», которое закончил мыслью о сходстве тех времен и сегодняшних: «Отчего же теперь бегут мальчишки из дома, и у каждого ли есть этот дом?.. Думаю, очень пригодится мой роман сегодняшним читателям». Роман написан очень ярким, образным языком. К 80 - летию писателя издатели «Путеводной звезды» выпустили сборник Николая Воронова «Теплые монеты». В сборнике уже знакомые повести «Смятение», «Мальчик, полюбивший слона», и новая повесть для юношества «Теплые монеты», в которой он возвращается к важным моральным вопросам: чести, достоинства, настоящей любви, дружбы.
В 1999 году Академия российской словесности наградила Воронова медалью «Ревнителю просвещения. В память 200-летия со дня рождения А. С. Пушкина». В 2001 ему присвоено Почетное звание академика Академии литературы. В 2002 Воронов был участником Всемирного форума поэзии, проходившего в Магнитогорске. Магнитогорский университет присвоил Воронову звание «Почетный доктор МаГУ» (2008).
Писатель встречается с детьми, которым очень интересны его рассказы. Воронов увлекается астрономией (у него в доме два телескопа), коллекционированием камней. Когда он приезжал в Магнитогорск (2003), встречался с читателями - детьми в Кизильской районной библиотеке. С этой библиотекой Николай Павлович дружит.
В Москве продолжает писать рассказы, пишет воспоминания о замечательных людях, с которыми был знаком: Корнее Чуковском, Валентине Катаеве, Александре Твардовском и др. Творческие поиски Николая Павловича продолжаются.
Н. Капитонова
Произведения Н. Воронова детям:
Голубиная охота: Повести. - М., Современник. 1980. - 95 с.- (Отрочество).
Юность в Железнодольске: Роман. - М.: Сов. Россия, 1982. - 383 с.
Человек - эхо: Повести, рассказы. - М., Сов.писатель. 1985. - 576с.
Голубиная охота. М., Дет. лит.,1985. - 174 с.
Голубиная охота //Война и дети. (Школьная роман - газета). - 2000.- N 7 (55). - С. 51 - 63.
Побег в Индию: Роман (журн. вариант) //Путеводная звезда. Школьное чтение. - М.,2001. - N 10-11. - 91 с.
Теплые монеты //Путеводная звезда. Школьное чтение. - М., 2006. - N 11. - С. 2 - 95.
Драцова И. (О детских повестях Н.Воронова) // Дет. лит. - 1982. - N 5.- С.45 – 46.
Сахаров В. Добывая свою правду: Штрихи к портрету Н. Воронова // Урал. - 1991. -N 6. - С. 168 – 172.
Воронов Николай Павлович //Писатели Челябинской области: Биобиблиогр. справочник. - Челябинск, 1992. - С. 37 – 41.
Николай Воронов // Писатели России: Автобиографии современников. - М., Гласность,1998. - С. 118 – 123.
Николай Воронов. «Голубиная охота»: (Отзывы чит. о повести) // Большая перемена: Прил. к журн. «Путеводная звезда», 2001. - N 4. - С. 6 - 7. - (Конкурс школьных сочинений).
Капитонова Н. Воронов Николай Павлович // Литература России. Южный Урал. Хрестоматия 5 - 9 класс. - Челябинск: «Взгляд», 2002. - С. 274 – 285.
Николай Воронов // Международный форум поэзии. 2002. - М., Магнитогорск, 2002. - 12 с.: порт.
Баканов В., Троицкая Н. Воронов Николай Павлович // Челябинская область: Энциклопедия. - Челябинск, «Каменный пояс», 2003. - Т. 1. - С. 720.
