Коваль сказка об огромных существах главная мысль. Рецензии на книгу юрий коваль
Сказка об огромных существах
Был жаркий июльский день.
На лугу стояла девочка. Она видела перед собой зелёную траву, по которой рассыпаны большие одуванчики.
– Беги, Лёля, беги! – услышала она. – Беги скорее.
– Боюсь, – хотела сказать Лёля, но сказать не смогла.
– Беги, беги. Ничего не бойся. Никогда ничего не бойся. Беги!
«Там одуванчики», – хотела сказать Лёля, но сказать не смогла.
– Беги прямо по одуванчикам.
«Так ведь они же звенят», – подумала Лёля, но быстро поняла, что сказать такую фразу ей никак не удастся, – и побежала прямо по одуванчикам. Она была уверена, что они зазвенят под ногами.
Но они оказались мягкие и не звенели под ногами. Зато звенела сама земля, звенели стрекозы, звенел серебряный жаворонок в небе.
Лёля бежала долго-долго и вдруг увидела, что перед нею стоит огромное белое существо.
Лёля хотела остановиться, но остановиться не могла.
А существо огромное манило незнакомым пальцем, притягивало нарочно к себе.
Лёля подбежала. И тут огромное существо схватило её и подбросило в воздух. Тихо замерло сердце.
– Не бойся, Лёля, не бойся, – послышался голос. – Не бойся, когда тебя подкидывают в воздух. Ты ведь умеешь летать.
И Лёля вправду попробовала летать, замахала крыльями, но далеко не улетела, снова опустилась на руки. Тут она увидела широкое лицо и маленькие-маленькие глазки. Чёрненькие.
– Это я, – сказало огромное существо – Марфуша. Не узнаёшь? Беги теперь назад.
И Лёля побежала назад. Она снова бежала по одуванчикам. Они были тёплые, щекотались.
Она бежала долго-долго и увидела новое огромное существо. Голубое.
– Мама! – крикнула Лёля, и мама подхватила её на руки и подбросила в небо:
– Не бойся. Ничего не бойся. Ты умеешь летать.
И Лёля полетала уже подольше и, наверное, могла бы летать хоть сколько угодно, но ей самой захотелось опуститься поскорей в мамины руки. И она опустилась с неба, и мама с Лёлей на руках пошла по одуванчикам к дому.
Это было...
Давно это было.
Это было, когда я ещё любил болеть. Но только не сильно болеть. Не так болеть, чтоб тебя везли в больницу и вкалывали десять уколов, а тихо болеть, по-домашнему, когда ты лежишь в постели, а тебе чай с лимоном несут.
Вечером мама с работы прибегает:
— Боже мой! Что случилось?!
— Да так, ничего... Всё в порядке.
— Чаю надо! Крепкого чаю! — волнуется мама.
— Не надо ничего... оставьте меня.
— Милый мой, милый... — шепчет мама, обнимает меня, целует, а я постанываю. Замечательные были времена.
Потом мама садилась рядом со мной на кровать и начинала мне что-нибудь рассказывать или рисовала на листочке бумаги домик и корову. Это всё, что она умела нарисовать — домик и корову, но я никогда в жизни не видел, чтоб кто-нибудь так хорошо рисовал домик и корову.
Я лежал и стонал и просил:
— Ещё один домик, ещё одну корову!
И много получалось на листочке домиков и коров.
А потом мама рассказывала мне сказки.
Странные это были сказки. Я никогда и нигде таких потом не читал.
Прошло много лет, прежде чем я понял, что мама рассказывала мне про свою жизнь. А у меня в голове всё укладывалось как сказки.
Шёл год за годом, пролетали дни.
И вот этим летом я сильно заболел.
Обидно болеть летом. Я лежал на кровати, глядел на макушки берёз и вспоминал мамины сказки.
Очень БЫЛЬные сказки. Вот она, какая эта детская жизнь. Вот оно-первое познание мира.
И самое главное - «дойти самому до того, до чего хочешь».
Юрий Коваль подарил этими сказками всем путешествие в детство, в начало.
Да, у каждого своё крылечко. У меня ещё и совпадение с сиренью в третьем окне.
Просто открывалось окно, и комнаты наполнялись вкусным и счастливым возДУХом,- значит скоро день рождения.
Невозможно надышаться книгой. Просторная какая Полыновка.
И почему человек один на один с этой вселенской природой не одинок?! и никакой тоски в этой круговой красоте!
И всего хватает здесь всем. Особенно доброты.
Да, и давненько в небо не смотрели.
Затягивает эта деревенская проза, детская, почти без «борьбы борьбы с борьбою»(конечно, волка Евстифейку упомянул автор,- а как же, время такое было).
Сильный сеятель - Юрий Коваль.
Жаль, что первозданность сказок ещё в 1987 году нарушили.
А в 1990 вышла всё-таки одна- одинёшенька полынная (вычеркнутая из книги, в этом издании её тоже нет)
СКАЗКА О КОЛОКОЛЬНЫХ БРАТЬЯХ.
«И был ещё рядом огромный дом.
Он виден был в третье Лёлино окно, а она очень долго его не видела. Он был слишком большим, чтобы сразу его увидеть, и Лёля смотрела на сирень, которая росла у ограды дома.
Когда можно смотреть на сирень в цвету - тогда и вправду не хочется больше смотреть ни на что другое. Даже на дом, возле которого растет сирень.
А дом и сам будто рос. Так показалось Лёле, когда она всё-таки увидела его однажды ранним утром.
Долго-долго поднимала она голову, а всё не видела, где кончается этот дом. И ей показалось, что он нигде не кончается, так и пропадает в высоких облаках.
Но это было не так. Дом оканчивался, как всегда имеет конец любой дом, построенный на земле. А на самой вершине его, почти в облаках, висели колокола и жили голуби.
И как только ударял старший колокол - стая голубей поднималась в небо, и Лёля знала, что там среди голубей живет и волшебный голубь. Ей никто о нём не рассказывал, она знала о голубе сама.
Когда-нибудь он улетит на небо и принесет ей оттуда счастье. Она еще не понимала, что волшебный голубь счастье ей давно уже принес.
Колокола гулкие были, протяжные, и самый старший из них говорил басом. Его слышно было на много вёрст кругом, а звали его, конечно, Иван.
Он бил густо, мягко, будто выговаривал своё простое имя:
- И-ван! И-ван!
И были у него средние братья - Степан да Мартемьян, и, конечно, маленькие колоколята - Мишки да Гришки, Тришки да Аришки.
И когда звонили все колокола - колокольный звон разворачивал неслыханные крылья над окрестными степями:
-И-ван! И-ван!
-Степан!
-Мартемьян!
-Мишки да Гришки,
-Тришки да Аришки.
- У меня там есть колокольный брат, - сказал однажды Лёле Мишка-солдатик. - Он так и звонит: - Мишка! Ми-шка!
- Как это так - колокольный брат?
- А так - очень просто. Он - это вроде я. Только я как человек живу, а он - как колокольчик.
- А у меня там есть кто-нибудь?
- Не знаю, - сомневался солдатик. - Уж больно ты мала.
И тут как раз зазвонили «во все». Огромные крылья колокольного звона раскинулись над степью.
Лёля стояла и слушала, и ей казалось, что она слышит, как выговаривает ее имя колокольный братишка:
- Лёля-Лелесь! Лёля-Лелесь!
- Да нет, вряд ли, - сомневался солдатик. - Мала ты еще.
Солдатик был, конечно, не прав. Потому что у каждого человека, который живет на земле, есть свой колокольный брат.
Надо только прислушаться - обязательно услышишь, как зовет он тебя.»
***
Как и многие, не представляю свою книжную КЛАДовую без книг Ю.И. Коваля.
Вот жду, когда Суер-Выер переиздадут.
Появилось второе издание Ковалиной книги.Воспоминания о писателе читать не менее интересно, чем его книги.
А книги непременно от ИД Мещерякова В.Ю.
Это было…
Давно это было.
Это было, когда я ещё любил болеть. Но только не сильно болеть. Не так болеть, чтоб тебя везли в больницу и вкалывали десять уколов, а тихо болеть, по-домашнему, когда ты лежишь в постели, а тебе чай с лимоном несут.
Вечером мама с работы прибегает:
Боже мой! Что случилось?!
Да так, ничего… Всё в порядке.
Чаю надо! Крепкого чаю! - волнуется мама.
Не надо ничего… оставьте меня.
Милый мой, милый… - шепчет мама, обнимает меня, целует, а я постанываю. Замечательные были времена.
Потом мама садилась рядом со мной на кровать и начинала мне что-нибудь рассказывать или рисовала на листочке бумаги домик и корову. Это всё, что она умела нарисовать, - домик и корову, но я никогда в жизни не видел, чтоб кто-нибудь так хорошо рисовал домик и корову.
Я лежал и стонал и просил:
Ещё один домик, ещё одну корову!
И много получалось на листочке домиков и коров.
А потом мама рассказывала мне сказки.
Странные это были сказки. Я никогда и нигде таких потом не читал.
Прошло много лет, прежде чем я понял, что мама рассказывала мне про свою жизнь. А у меня в голове всё укладывалось как сказки.
Шёл год за годом, пролетали дни.
И вот этим летом я сильно заболел.
Обидно болеть летом.
Я лежал на кровати, глядел на макушки берёз и вспоминал мамины сказки.
Сказка про серые камни
Это было давно… очень давно.
Смеркалось.
По степи мчался всадник.
Глухо били в землю копыта коня, увязали в глубокой пыли. Облако пыли подымалось за спиною всадника.
У дороги горел костёр.
Четыре человека сидели у огня, а в стороне от них лежали в поле какие-то серые камни.
Всадник понял, что это не камни, а стадо овец.
Он подъехал к костру, поздоровался.
Пастухи угрюмо смотрели в огонь. Никто не ответил на приветствие, никто не спросил, куда он держит путь.
Наконец один пастух поднял голову.
Камни, - сказал он.
Всадник не понял пастуха. Он видел овец, а камней не видел. Хлестнув коня, он помчался дальше.
Он мчался к тому месту, где степь сливалась с землёй, а навстречу ему подымалась вечерняя чёрная туча. По земле стелились под тучей облака пыли.
Дорога подвела к оврагу с глубокими склонами. На склоне - красном и глинистом - лежали серые камни.
«Это уж точно камни», - подумал всадник и влетел в овраг.
Тут же накрыла его вечерняя туча и белая молния воткнулась в землю перед копытами коня.
Конь метнулся в сторону, снова ударила молния - и всадник увидел, как серые камни обратились в зверей с острыми ушами.
Звери скатились по склону, кинулись под ноги коню.
Конь захрапел, подпрыгнул, ударил копытом - и всадник вылетел из седла.
Он упал на землю и ударился головой об камень. Это был настоящий камень.
Конь умчался. За ним стелились по земле вдогонку длинные серые камни. Только один камень остался на земле. Прижавшись к нему головой, лежал человек, который мчался неизвестно куда.
Утром нашли его молчаливые пастухи. Постояли над ним, не сказали ни слова.
Они не знали, что в тот самый момент, когда ударился всадник об камень головой, - на свете появился новый человек.
И всадник мчался, чтоб увидеть этого человека.
За минуту до смерти он думал:
«Кто же родится? Сын или дочь? Хорошо бы дочь».
Родилась девочка. Её назвали Ольга. А попросту все её звали - Лёля.
Сказка об огромных существах
Был жаркий июльский день.
На лугу стояла девочка. Она видела перед собой зелёную траву, по которой рассыпаны большие одуванчики.
Беги, Лёля, беги! - услышала она. - Беги скорее.
Боюсь, - хотела сказать Лёля, но сказать не смогла.
Беги, беги. Ничего не бойся. Никогда ничего не бойся. Беги!
«Там одуванчики», - хотела сказать Лёля, но сказать не смогла.
Беги прямо по одуванчикам.
«Так ведь они же звенят», - подумала Лёля, но быстро поняла, что сказать такую фразу ей никак не удастся, - и побежала прямо по одуванчикам. Она была уверена, что они зазвенят под ногами.
Но они оказались мягкие и не звенели под ногами. Зато звенела сама земля, звенели стрекозы, звенел серебряный жаворонок в небе.
Лёля бежала долго-долго и вдруг увидела, что перед нею стоит огромное белое существо.
Лёля хотела остановиться, но остановиться не могла.
А существо огромное манило незнакомым пальцем, притягивало нарочно к себе.
Лёля подбежала. И тут огромное существо схватило её и подбросило в воздух. Тихо замерло сердце.
Не бойся, Лёля, не бойся, - послышался голос. - Не бойся, когда тебя подкидывают в воздух. Ты ведь умеешь летать.
И Лёля вправду попробовала летать, замахала крыльями, но далеко не улетела, снова опустилась на руки. Тут она увидела широкое лицо и маленькие-маленькие глазки. Чёрненькие.
Это я, - сказало огромное существо - Марфуша. Не узнаёшь? Беги теперь назад.
И Лёля побежала назад. Она снова бежала по одуванчикам. Они были тёплые, щекотались.
Она бежала долго-долго и увидела новое огромное существо. Голубое.
Мама! - крикнула Лёля, и мама подхватила её на руки и подбросила в небо:
Не бойся. Ничего не бойся. Ты умеешь летать.
И Лёля полетала уже подольше и, наверное, могла бы летать хоть сколько угодно, но ей самой захотелось опуститься поскорей в мамины руки. И она опустилась с неба, и мама с Лёлей на руках пошла по одуванчикам к дому.
Сказка о какой-то штуке с золотым носом
Это было… давно это было. Это было, когда Лёля научилась летать.
Она летала теперь каждый день и всегда старалась приземляться в мамины руки. Так было надёжней и приятней.
Летала она, когда выходила на улицу, но и дома хотелось иногда полетать.
Что с тобой поделаешь, - смеялась мама. - Летай.
И Лёля взлетала, но в комнате летать было неинтересно - мешал потолок, взлететь высоко не удавалось.
Но всё-таки она летала и летала. Конечно, если нет возможности летать на улице - надо летать в доме.
Ну всё, хватит летать, - говорила мама. - Ночь на дворе, спать пора. Летай теперь во сне.
Ничего не поделаешь - Лёля ложилась спать и летала во сне. А куда денешься? Если нет возможности летать на улице или в доме - надо летать во сне.
Хватит летать, - сказала однажды мама. - Научись как следует ходить. Иди.
И Лёля пошла. А куда пошла - она не знала.
Иди смело. Не бойся ничего.
И она пошла. И только отошла, как над головой у неё что-то глухо зазвенело:
Дон! Дон!
Лёля испугалась, но тут же не испугалась.
Она подняла голову и увидела: высоко на стене висит какая-то штука с золотым носом. Она качала этим носом, а лицо у ней было круглое, белое, как у Марфуши, только уж очень много глаз.
«Это что за штука с золотым носом?» - хотела спросить Лёля, но спросить не удалось. Язык как-то пока не поворачивался. А поговорить хотелось.
Лёля набралась духу и спросила у этой штуки:
Летаешь?
Так, - ответила штука и махнула носом. Страшновато махнула.
Лёля снова напугалась, но тут же снова и не напугалась.
«А не летаешь - ну и ладно», - хотела сказать Лёля, но сказать ей это опять не удалось. Она просто махнула на штуку рукой, а та в ответ - носом. Лёля снова рукой, а та - носом.
Так они и махали некоторое время - кто носом, а кто рукой.
Ну ладно, хватит, - сказала Лёля. - Я пошла.
«Полынные сказки» адресованы дошкольникам и младшим школьникам, но их можно считать и явлением взрослой прозы, посвященной детству. Собственно, «сказки» - весьма условное определение нескольких десятков глав, составляющих «повесть о давних временах», как значится в подзаголовке. Это повесть о раннем детстве матери Ю. Коваля. Пожалуй, ни один писатель до него не брался за такую тему – обычно когда им не виденный воотчию, но реально живущий в памяти матери. Ему понадобилось войти в мироощущение крошечной девочки Лёли, поначалу не знавшей названий многих вещей, но зато умевшей «летать»; понадобилось представить тот затерявшийся в дореволюционном прошлом день, когда она родилась. Лёля осваивает мир через непрерывную смену впечатлений, которые для неё на всю жизнь останутся сказками-воспоминаниями. Сказки в этой книге рассказывают все: мама, жители Полыновки, сам повествователь. Темы и герои их многообразны: о серых камнях, об огромных существах, о крыльце и завалинке. Круговорот природы и труда происходит вокруг малышки, и все на свете для нее – сказка, веселая, печальная или страшная. Леля тоже рассказывает сказки и видит их во сне. Начинается «повесть о давних временах» со «Сказки об огромных существах» (о счастье детства и материнства) и заканчивается «Сказкой о счастливой сирени» (о символических поисках счастья – пятилепесткового цветка). Речевая манера Ю. Коваля напоминает народный сказ; в ней есть и тонкое чувство современного языка, хранящего сочную красоту народной речи. Для младших школьников и всех, кто, по выражению автора, «впал в детство», написаны повести 70-х годов: пародийные детективы «Приключения Васи Куролесова», приключенческая повесть «Недопёсок». Недопёсок вызвал особый интерес взрослых читателей явной соц. направленностью, сатирой на «лагерное» устройство общества. Поиски свободы – главная тема этой и других повестей Ю. Коваля. Наполеон – песец «особо ценного окраса» - бежит из рабства зверофермы на Северный полюс; кошка Шамайка – его «сестра по духу», по свободолюбию. Самая легкая лодка в мире строится для того, чтобы прямо по Яузе, обуженной каменными стенами, уплыть к таинственным протокам, озерам и болотам – к мечте детства.
Вопрос: Жанр автобиографической повести в дет.чтении. Тип героя. Особенности сюжетосложения. Примеры произведений.
Жанр автобиографической повести характеризуются рядом общих признаков: установкой на воссоздание истории индивидуальной жизни, позволяющей, создавая текст, создаваться самому и преодолевать время (и более того – смерть), принципиально ретроспективной организацией повествования, идентичностью автора и повествователя или повествователя и главного героя». Художественная автобиография в историческом развитии тяготеет более к повести, возникает некий синтез – автобиографическая повесть, автобиографическое повествование, – который даёт возможность предположить, что перед нами «жанрово-видовое образование.
Нет единомыслия и в жанровом определении автобиографических повестей о детстве.
Рассказ о жизни маленького героя писатели, как правило, выстраивают на основе своих личных впечатлений и воспоминаний (автобиографическая основа повестей о детстве).
На примере «Детства», «Отрочества», «Юности» Л.Н.Толстого и «Семейной хроники”, «Детства Багрова - внука» С.Т.Аксакова можно проследить, что тема детства является соединительным мостом между литературой детской и взрослой. С середины XIX века она постоянно присутствует в творческом сознании русских писателей. К детству как главному формирующему личность периоду обращается и И.А.Гончаров в «Обломове»(1859), и М. Е. Салтыков-Щедрин в «Господах Головлевых» (1880) и «Пошехонской старине»(1889).
На примере повести «Детство» Л.Н. Толстого легко выявить основные отличия литературы для детей и литературы о детях, особенно явные потому, что проявились они в творчестве одного писателя. В «Детстве» удаётся передать всю свежесть детского восприятия и переживания, которые порождают сходный отзвук в сознании взрослого человека. И это пробуждает в читателе особый род сочувствия, сочувствия, осуществляемого не по психологической схеме «взрослый – взрослый», но по модели: «ребёнок – ребёнок». В литературе же для детей чаще всего задействована привычная схема «взрослый – ребенок», воздвигающая между автором и адресатом привычную стену.
Создание литературного шедевра происходило в определённой последовательности: Толстой постепенно начинает сосредоточивать своё внимание на личности Николеньки, на его отношении к окружающему миру, на его внутренних переживаниях. В судьбе героя привлекают внимание читателей не захватывающие перипетии, а тончайшие колебания, малейшие изменения во внутреннем мире ребёнка, постепенно открывающего для себя мир, насыщенный сложными и противоречивыми отношениями. Именно это становится источником развития сюжета.
Композиция повести логична и стройна: условное деление повествования на несколько частей позволяет писателю показать благотворное влияние на Николеньку деревенской жизни и отрицательное влияние города, где царит условность светского общества. Закономерно, что вокруг юного героя, вступая в различные с ним отношения, помещены все остальные персонажи, довольно чётко распределённые на две группы. К первой относятся maman, Наталья Савишна, Карл Иваныч, странник Гриша, побуждающие развитие в мальчике лучших черт его натуры (доброты, любовного отношения к миру, честности); вторая группа персонажей - папа, Володя, Сережа Ивин - пробуждает в Николеньке неприглядные свойства характера (самолюбие, тщеславие, жестокость).
В основе сюжета повести М. Горького «Детство» факты реальной биографии писателя. Это и определило особенности жанра горьковского произведения – автобиографическая повесть. В 1913 году М. Горький написал первую часть своей автобиографической трилогии «Детство», где описал события, связанные с взрослением маленького человека. В 1916 году была написана вторая часть трилогии «В людях», в ней раскрывается тяжелая трудовая жизнь, а еще через несколько лет в 1922 году М. Горький, заканчивая повествование о становлении человека, опубликовал третью часть трилогии – «Мои университеты». Горьковское произведение «Детство» имеет границы традиционного жанра повести: одна ведущая сюжетная линия, связанная с автобиографичным героем, а все второстепенные персонажи и эпизоды также помогают раскрыть характер Алеши и выразить авторское отношение к происходящему.
Писатель одновременно наделяет главного героя своими мыслями и чувствами, и в то же время созерцает описываемые события как бы со стороны, давая им оценку: «…да стоит ли говорить об этом? Это та правда, которую необходимо знать до корня, чтобы с корнем же и выдрать ее из памяти, из души человека, из всей жизни нашей, тяжкой и позорной».