Игорь Фунт: «Россия – свободная страна. Поэтому монтажку ещё никто не отменял»

Часть первая
Я – Секунда!

1

Пять-тридцать утра.

Надо идти на парад. «Ладно», – успокоился, проснулся вроде. Включил свет. Комната. Общага. Бардак жуткий! В комнате я один. Развалено всё, что можно. Надо идти. Прилег. В дверь бесцеремонно заваливается друган – Серега. Он хозяин этой комнаты. Поэтому сразу по-хозяйски ставит на традиционную тумбочку-стол бутылку «андроповки», рюмки, тут же наливает: «Ну, за Великую Октябрьскую Социалистическую Революцию!»

Тянусь с ленцой, успеваю коснуться и… вдруг звонок – резкий, пронзительный!

Реальность выметает остатки сна – никогда! никогда к этому не привыкнуть. Как в недостижимое прошлое уносится спасительная рюмочка водки праздничным полшестого утра, и была ли она вовсе?

Десять минут – туалет, очередь на очко, заправка коек. Разве можно заправить металлический шконарь тремя кусками ваты?

Глаза режет плотный, непробиваемый воздух: блевать или испражняться – разницы нет, запах один и тот же! – он неотделим от обитателей камеры три на два.

«Крытая» гудит низким алюминиевым басом, просыпаясь. Через двадцать минут утренний осмотр. Сверху из космоса осматривает землю Бог – Он видит все, должен видеть – но почему, почему Он не задерживается на омытых слезами отчаяния крышах Централа? – вот же они! – с высоты, равной бесконечности, только миг Твоего внимания, – и сотни благодарных глаз вознесутся к небу. Почему, почему взгляд Твой проскальзывает мимо?

Заползал по простыням тогда – шестого ноября восемьдесят четвертого – второй этаж всего-то! Крепкие узлы простыней, крепкие мышцы рук, – и мы на танцах в общаге Станкостроительного завода. Сил – уйма, – весна-а-а! Силы, силищи! – добавляли анаболические порции родной «пшеничной». Потом – кругом голова! Ноги ходуном, руки в кровь, драка… мир. Любовь, первая… в первый раз. Снова танцы! Провал, забытье… Утром – водка, парад!

Это потом, через пятнадцать долгих лет, старый друг Серега, Сергей Владимирович, достроит свой гипермаркет на тридцати гектарах бывшего Станкостроительного (того самого). А сейчас, между первой и второй, – э-э-х! – пора: Сереге на завод (парторг, завстоловой), мне – к моим джазовым приятелям по музучилищу, завернувшись в красные стяги пить «зубровку», хохоча под Кузьмина: «Когда нам было по семнадцать лет!» – а рядом, что есть силы, вразнобой, но весело, разрывает осенний морозец духовой оркестр: «Сме-ло, това-рищи, в но-о-гу!» – Просто им тоже хочется выпить, но… работа.

– Встать, лицом к стене! Руки за спину, приготовиться к осмотру. – Кормушка падает одновременно с последним приказом-гавканьем старшего прапора.

Что-то не заладилось с этим прапором, как-то сразу, с первого взгляда, где-то на подсознательном уровне. Дверь открылась – иллюзия дуновенья свежего воздуха оборвалась с ударами резиновой дубиной по наглухо приваренным к стенам шконарям. Вошедший первым дежурный опер проверял содержимое коек – дубина соскальзывала на плечи, головы стоящих спиной осужденных.

Не дай бог что-то звякнет или выпадет. Тесно.

– Поднять руки! – Плотно прижавшись друг к другу локтями, лбами – в кромку второго яруса, ждем окончания осмотра-обыска. Нет! – он, второй проверяющий младший инспектор Ясенев, специально роется во мне чуть дольше, чуть пакостней, больно пронзая ребром ладони промежность. Он – цепляет ногтями за кожу, он – чувствует мою сжатую губами ненависть, и я, затылком, вижу его мерзкую полуулыбку: «Книжки читаешь? – нервно спрашивают потные руки контролера. – Не куришь? Приседаешь на прогулке?»

– От вас воняет, гражданин прапорщик.

После армии, на исходе восьмидесятых, так и не смог соединить разорванные службой половинки жизни. Все не то: ушло бездумное веселье, совковую размеренность сменила непонятная мне суета кооперативного движения. Парад революционных идей превращался в клоунаду. В кумачовый стяг высморкались и им же подтерлись.

Вернулся в часть на сверхсрочную: вел спортивную подготовку будущих военных разведчиков. По ночам медитировал. О музыкальном прошлом пришлось забыть. Какой уж тут джаз? Вскоре встретил Людмилу. Был настоящий роман, романс… Радовались жизни, планы строили. И, черт меня дернул, дурака: потащил списанную оптику на рынок. Там и попался. Замели. Оформили в кутузку. Пришили «кражу госимущества»: дали три года. Медитировать пришлось уже на нарах. Подсел на библиотеку – читал все подряд. Молился на скорую встречу-свадьбу… год.

Это сейчас, в мае две тысячи седьмого, когда пишу эти строки, чувствую себя абсолютно свободным. Вновь перевели на «крытку» – до суда. Дело идет к завершению тюремной эпопеи. Здесь я опять-таки встретил давнишнего дружка по «особой» зоне Санька – «гражданина начальника». Его, уже майора, как в лагерную бытность назначили шефом оперативной части – кум! – молодой да ранний. Сдружился с ним еще в колонии строгого режима. Умный, проницательный человек. Правильный мент – новая формация, так сказать, хм… А тогда…

Пятнадцать суток карцера – пыль для правильного пацана. Зубы? Выйду – вставлю! Кашель – жжет в груди? – ничего-о-о! – на то и чифирёк.

– Гнида, сегодня на прогулку не пойде-е-шь!

Зубы стучат в ответ:

– А-й-я-и-не-х-х-очу-у-у…

– Жри, гнида!

И опять ледяное забытье. Сколько времени я здесь? Зима? Почему не холодно?

– Д-д-а, я сыт, гражданин прап… тварь.

– Поднять руки! – И вонью в ухо: – Что, не бывать свадебке-то?!

Внезапно накрыло волной ненависти: «Сука!» – Нормальный ведь с виду мужик: постарше меня, спортивный, высокий, не урод. Но какая-то гниль… душок. Он читал письма и про свадьбу знал. Он-то ее и зарубил ее! А я ведь полгода жил только этим, дышал ради этого, терпел. Свадьба – Любовь – Свобода! Пусть три дня. Три. Но как, как они были нужны!

Опустил руки и повернулся к нему лицом. Смотрел прямо в глаза, молча.

– Лицом к стене! Лицом к стене! Лицом…

Били в прогулочном дворике. Били опытные спецназовцы. Звук чавкающих ударов срывался-скатывался под шум дождя. Я извивался на мокрой бетонке, закрывая голову. Шел девяносто первый год.

Несговорчивость, больничка после унизительного ясеневского нравоучения – физически ослабнув, стал вполне авторитетным арестантом, жившим обособленно. Сломанные ребра постепенно зарастали в отличие от травм душевных. Людочка, как могла, подкармливала, писала письма, на судьбу старалась не роптать. А свадьбу сыграем, и какую! – скоро, очень скоро.

И вновь…

Пять-тридцать.

Утренний осмотр.

– Лицом к стене!

Я уже поотвык от тараканов, падающих за ворот.

– Руки поднять! – прапорщик Ясенев сцапал книгу с моего шконаря, стал нервно листать.

– Там фотография…

– Молчать!

– Письмо оставь.

– Мордой к стене!!

– Письмо там… – Я повернулся на звук разрываемых страниц. Дежурный опер с помощником ждали за дверью на коридоре. Прапор с визгом «К стене-е-е!!» разбрасывал по слизи кубрика обрывки моей свободы… Острием вмиг одеревеневшей правой раскрытой ладони – тычок под кадык. Левый короткий без замаха крюк – прапору в висок, и третий завершающий апперкот снизу-вверх – в челюсть. Ясенев упал, как стоял, мешком вниз. Полторы секунды – три удара его убили. Он не дышал, в слизи, тараканах.

Не знаю, как тогда выдюжил. За жизнь младшего инспектора вернул половину своей, но остался живым. Выбросил любовь (Людке приказал забыть, не писать). Отдал здоровье. Перед смертью медитировал – нет! – не просил ни прощенья, ни о пощаде. Готов был ответить за каждый свой вздох. Молился, не зная молитв. Мораторий на «смертную» отправил меня в бесконечные скитания по сибирским лагерям и тюрьмам. Х-ха! Кликуха прилипла: «Секунда!» – Братва в шутку тыкала пальцем на неугодных, злобных ментов: «Секунда! Разберись-ка по-тихому!»

В конце девяностых, в колонии, познакомился с одним опером. Сошлись по книгам, спорту. Библиотека и спортзал – там я был свободен. Учил его медитации, как возвышаться над сознанием. Над осознанием. С его же помощью организовал небольшую спортивную секцию – в свободное от работы время пацаны тягали железо, играли в волейбол – все желающие. Упрекнуть меня не могли: по понятиям я использовал общение с ментом на благо общака. Авторитет, статья, погоняло и «десятка» за плечами говорили сами за себя.

…Конец. Восемнадцать лет. Что ждет за воротами? Я въехал сюда, когда страна заныривала из полымя социализма в капитализм, не успев сжечь, смыть за собой красный цвет. Что сейчас? Одни вопросы.

– Секунда, на выход. Кум вызывает!

Саня частенько приглашал меня на чаек… Поболтать о неизбежности близкой свободы. Спасибо тебе, Санек. Может, тебя-то и вымаливал тогда у Бога в начале девяностых, перед смертью. Только сейчас понял – это и есть ответ. Иначе не бывает. Он, Бог, видит и слышит, каждому посылая то, что просят. Просто не каждый готов принять посыл свыше сегодня, тотчас: всему свое время… как завещано временами давними, дельфийскими.

Последние десять лет меня спасала эта дружба. Странная дружба с правильным ментом со звучной фамилией Ясенев. Сыном того козла.

2

Боже правый,

Насмехайся над моими молитвами,

Детскими, глупыми.

Все обернулось ложью,

Тупо,

Безбожно.

Елена Ильзен-Грин, 1937 г.

Я не Кант, начиная с имени. Имя того философа – Иммануил – означало «принадлежность Богу». Меня же Секундой кличут – я с трех ударов, за секунду, мента завалил. Он умер, я – нет. Тут-то и началась чистая метафизика. Философ Кант (в отличие от меня – и молодец!) знал, что Бога и Свободу доказать невозможно, но надо жить, как если бы они были. Я – одной секундой плюс двадцатью годами отсидки (всего-то!) обосновал, что Бог и Свобода есть, но жил, как если бы их не было вообще. Это если в двух словах.

Испанской полиции удалось обнаружить и задержать ценные археологические находки нелегально вывезенные из Ирака, выставленные на аукционе в Мадриде. Как сообщает радиостанция «Кадена Сер», речь идет о трехсот пятидесяти предметах, в том числе глиняных табличках и золотых ожерельях, относящихся к шумерской цивилизации и Ассирийскому царству.

…Речь идет о ста двадцати девяти глиняных табличках с надписями и четках из золота и лазоревого камня – археологических находках из Месопотамии.

Они относятся к шумерской и вавилонской культуре примерно второго тысячелетия до нашей эры.

…Напоминаем, что 9 марта в аэропорту «Борисполь» во время перевозки спецрейсом гроба с телом умершего старшего офицера украинского контингента в Ираке подполковника Сергея Передницких была задержана группа сопровождающих тело военнослужащих, у которых были обнаружены 550 тысяч долларов и более 1 500 единиц исторических ценностей из Ирака – их пытались незаконно вывезти из страны для последующей перепродажи.

По данным ЮНЕСКО, жители Ирака, воспользовавшись антитеррористической операцией союзных государств против режима Саддама Хусейна, украли из музеев страны археологические ценности на сумму в десятки миллионов долларов…

Та-а-к… Глаз – в оптике. Перекрестие – в точке прицеливания. Без наклона – в голову… дыхание… вертикально. Сектор ведения огня – чисто! Винторез и я – одно целое. Отдачи нет! – лишь легкий толчок в плечо. Свернутая в рулон сетка-радиатор превращает звук выстрела в ничто. Ствольная коробка, цевьё, глушитель, приклад – через минуту немолодой уже чувак-очкарик с дипломатом в руке неторопливо чешет в институт, больницу – куда угодно, только не домой, домом я так и не обзавелся, не успел (успею ли?). За спиной год вольной жизни, реабилитация в буржуазной реальности, интенсивный курс физподготовки и восстановления. Я – киллер. Чемоданчика-кейса уже нет (где-то в реке), беру поезд на Запад; неделя, две – какая разница?

– La Madame! Que pr?f?rez? – «Ч-черт, это же Австрия!» – Frau! Dass sievorziehen? (Мадам, чего желаете?) – Если бы в зоне строгого режима ставили оценки, я б числился хорошистом по «иностранному».

– Я Оля! Хочешь, закажи водки. Ну, а нет – так нет. – Это даже лучше: русские кругом.

Читаю: «Зовут Вацлав, хохол («Ни хрена себе имечко для хохла!»), встреча, пароль, отзыв. Задача: пробить всю тему самому. Цена – много, очень много! Золото из Ирака… Если данные подтвердятся, отдыхать будем долго, очень долго». – Закрыл ноутбук. Открыл в неясной задумчивости. Вновь закрыл. Удивило: «пробить самому».

Немолодой официант в пиццерии напротив собора Stephansdom говорит по-русски. Дежурные фразы – двадцать лет… после перестройки – как дела, успехи? Улыбаясь в ответ, осматриваю центральную площадь Вены перед церковью, ехидно отмечая, что лично у меня успехов не особо-то наблюдается. «Как и у оборванного старика Вивальди, бродившего по этой площади пару веков назад, предчувствуя скорую смерть». – Иногда во мне просыпался студент музучилища двадцатипятилетней давности. Обычно это бывало не ко времени.

Через десять минут встреча. Месса уже началась. Весна, тепло! – утреннее солнце сквозь панорамное стекло кафе накрыло столики на двоих мягкой оранжевой скатертью. Они, халдеи – бывшие русские, сразу узнают собратьев – смеются, жмут руку, берут чаевые… в глазах только что-то тоскливо-знакомое.

Он стоял у входа в Храм: обыкновенный турист, крупного телосложения, примерно моего роста, за кажущейся мешковатостью чувствовалась спортивная упругость. Вокруг чисто… Я вышел из-за проезжавшей мимо лакированной черно-золотистой кареты, подойдя к нему сбоку, стараясь обескуражить внезапностью:

– If you were in the Vein and haven’t visited "Steffl", you didn’t see the Vein!

– Yes, you’re right!1
Англ. – Если вы были в Вене и не посетили собор Штеффл, вы не видели Вену! – Да, вы правы!

– ответив на пароль, он как будто продолжил недавно начатый разговор. Спокоен. Мы заинтересованно, под стать окружающим зевакам из экскурсионной группы, разглядывали западный фасад с «Воротами Гигантов» и «Языческие Башни» красавца-собора Святого Штефана, на ходу ловя рассказ англоязычного гида о том, как кайзер Фридрих III использовал весь годовой запас вина в качестве вяжущего материала при строительстве одной из башен…

Предложение было серьезным. Следующий контакт с доверенным лицом состоится в Киеве. Там – проверка товара, потом уже двинем в Россию. Но это потом. Сначала смотрим «сокровища», как их назвал хохол с польским именем… или чешским?

Расстояние с километр. Поправка на ветер. Два красных деления – ровно два метра вправо. Средняя точка попадания медленно движется вдоль фасада здания, где назначена встреча. Автоматически отрабатываю район, как если бы смотрел в оптику. На самом деле просто беззаботно прохаживаюсь близлежащими улочками, внимательно изучая возможные варианты и пути отступления – час уже как гуляю: на Украине схрона у меня не было, поэтому на встречу шел «пустым».

В назначенное время прибыл знакомый мне по Вене здоровяк. Много говорить не стали, в его джипе помчали на Сахалин – окраину Киева. По новой Окружной через Минский массив. Главная достопримечательность: бросающиеся в глаза мусорные свалки. «А по свалкам бродят натовские солдаты, ищут, «чого б пожрати»! – хохотнул я про себя. – Ну, хохлы дают!»

Вацлав спокойно, деловито решал вопросы, это навевало позитив. Из каменно-гранитного мегаполиса в типично русскую деревню – пятнадцать минут. Подъехали к недавно восстановленному стадиону – свежевыкрашенные ограждения покрыты густым слоем пыли от куч из строительных отходов, разваленных-брошенных здесь же, повсюду, по всей округе. Зашли в распахнутые ворота – окрест ни души – поднялись на трибуну: «Молодцы! «Сто-про» за нами наблюдают». – Нас видно абсолютно со всех сторон: они подстраховались насчет моего возможного прикрытия. В центре трибуны меж новенькими оранжевыми, под стать правительственной рекламе, креслами что-то типа сундучка. Большого такого сундучка. Открыт. На той стороне, прямо напротив нас, смотровая комментаторская будка – все ясно! – я поприветствовал невидимых партнеров: «Хай!» – Скабрезно так, нехорошо улыбаясь… как же не люблю такую беспомощную незащищенность! Оранжевый цвет стадиона наводил на размышления о временности правительств, режимов и вообще всего в этом бренном мире, в отличие от нетленной стабильности золотого блеска; майская синева неба зримо расширяла границы футбольного поля – солнце, прозрачный воздух, тишина! – почти как дома.

Книга Жизни, 4 Царствие, гл. 20, Ис. 39, 1

…Езекия… показал им свои кладовые, серебро и золото… и весь свой

оружейный дом и все, что находилось в его сокровищницах; не оставалось

ни одной вещи, которой Езекия не показал бы им в своем доме…

– Что это?

– Золото!

– Я догадываюсь…

– Вавілон! Можна нічогенько так заробити. Навіть свою власну вежу сбудувати: з неї, якщо біблейський легенді вірити, Бога побачити можна!

– Да ты философ! – вспомнил Канта. – Если отбросить преступный умысел, мы с тобой соприкасаемся с Вечностью.

– Говорят, это всё вещички Александра Великого.

Я запустил руку внутрь сундучка, перебирая серебряные и золотые кубки, ожерелья, монеты:

– Мог просто фотографии показать – здесь слишком много.

– Триста наименований. А ты бы сфотографировал доллары? – Вацлав делано скривил насмешливую гримасу.

– Ладно, – с ухмылкой, – ждем эксперта. Он будет через два дня. Пока готовлю проход через границу.

– Помочь? – Насмешливая гримаса переросла в участливую.

– Не впервой, прорвемся. За нами Киев.

«И золото скифов», – подумалось на прощание.

С их стороны – эксперт-криминалист с Павловки (местная «крытка»), с нашей подрулил Вячеслав Иваныч из Питера – Шеф прислал. Мы с Вацловом сидели в кафешке на Крещатике (где ж еще?) и тёрли за древнее искусство. Вспомнили про семь чудес света… Сокровища сокровищами, а у Вацлава душа болела за каштаны, которые, по слухам, собирались порубать в центре города. Май в столице Украины причудливо светится зеленью садов, золотом куполов, так по-русски. Блеск злата-се?ребра сказочного Вавилона меркнет пред игрой радостных зайчиков от простого весеннего солнышка. Глаза приходилось зажмуривать. Собеседник оказался хитрей – пришел в черных фельдиперстовых очках:

– Но фонтаны же не могли быть из золота! А водоотвод? Сколько там было этажей? И везде текла вода?

Я слушал Вацлава и внимательно отслеживал происходящее на улице, за окном кафе. Нас, конечно же, вели – грамотно:

– Они еще и висячими были, сады-то эти… – Наблюдать за нами могли с любого места. Вацлав, также испытывавший напряжение, вел беседу профессионально-коротко, незаметно поглядывая по сторонам:

– Александр Македонский там и крякнул.

– А мы типа цап-царап, на смерти наживаемся? – прикольнул я.

– Типа не мы – типа америкосы.

Ждали курьера от экспертов. Мы и сами были курьерами. Шеф иногда посылал меня в подобные командировки для тренировки в боевой обстановке: порой ход невинного задания сворачивал в незапрограммированное русло. Здесь требовалось внимание, концентрация – тот же бой, только «бой разума». Восемьсот наименований – пять контейнеров. Экспертиза длилась четыре дня. Завтра расчет и вывоз товара, специалисты дали «добро». Ящики спрятаны на «крытке», в спецбоксе – Шеф по старой памяти утёр вопрос с местными УИНовцами.

Шесть утра. Набираю Вацлава:

– Мне позвонили и дали «отбой» на сегодня: граница не готова. Контрольный звонок в пятнадцать ноль-ноль.

Началось!

Схема такова: через солнечные тихоокеанские островки типа Самоа или Тонго денежки за золото Вавилона (по мировым ценам копейки!) убегают в Европу под видом векселей на покупку недвижимости. Там они интегрируются в транзакции, расслоенные по разным направлениям и так далее. Смысл – остаться в живых независимо от удаленности фиктивных банков. Я и Вацлав – поплавки на колышущейся глади международного беспредела. Под нами глубина размером в неисчислимые человеческие жертвы. Простые исполнители, работаем не за страх, но так бы все. В отличие от всех мы, как правило, доделываем свою работу до конца, до самого конца! Поэтому каждое наше слово сопровождается осознанием, как если бы оно, это слово, было последним.

Четырнадцать-тридцать.

«Вацлава ликвидировать. Основание: мы вторые, кто смотрел сундучок (по информации из источников Шефа). Точка». Шеф знал, я додумаю остальное. Связь односторонняя.

«Та-ак! Я-то полагал наивно – отдохну, кофейку попью».

За Вацлавом – люди. Шеф, убирая хохла, переводит стрелки на конкурентов. Смысл? Товар оплачен, проход в Россию готов, там ждут. Зачем ссориться, устраивать дешевый боевик, на Вацлава же тоже вывел Шеф. Сейчас от обратного: якобы конкуренты убивают Вацлава в отместку за сорванную сделку. Те, что стоят за убитым, затевают «ответку». В это время мы уходим с товаром через границу. Мы не знаем о кипише. Пока не знаем, якобы. Какая-то нестыковка.

Ответка… Я первый на прицеле (это и дуре понятно!), ведь я – человек Шефа. Но меня могут заподозрить в двойной игре и разменять так, для порядку – «поплавок!» Значит, товар уйдет, а я могу остаться в незалежной (или меня оставят). Уже ближе. Шеф – с товаром, я с хохлами на войну. Все очевидно. Тут что-то поважнее. Шеф дает мне пространство для импровизации, понимая неоднозначность ситуации. Главное – появились конкуренты, и мы первыми наносим удар. Шеф предотвращает неприятности при выходе с Украины, вернее, перекладывает их на других. Возможно.

Пятнадцать ноль-ноль.

Звоню Вацлаву – о, удача! – он позвал меня в баню. В простую русскую парную. Пока то да сё, заодно и помоюсь. Встретились в центре города: за ним никого. Не спеша прогулялись, обговорили детали, и надо же! – Вацлав уверенно повел меня в баню при отеле «Днепр»: через просторный холл в сторону фитнес-клуба, там сауна. Служащие приветливо здоровались со мной – я жил здесь последние два дня, сменив перед этим пару пригородных гостиниц. Даже если баня в отеле не спланирована специально, я понял – они про меня знают больше, чем хотелось бы. Триллер под названием «Смерть в бассейне» отменялся. Вацлав искренне удивился совпадению и вовсе не собирался показывать полученное позиционное превосходство, зачем? Понимал ли он, что остался жив? Не будем недооценивать противника – понимал однозначно. Вывод? По ходу дела я в глубокой заднице!

Игорь Фунт

Останусь лучше там…

Часть первая

Я – Секунда!

Пять-тридцать утра.

Тянусь с ленцой, успеваю коснуться и… вдруг звонок – резкий, пронзительный!

– От вас воняет, гражданин прапорщик.

– Гнида, сегодня на прогулку не пойде-е-шь!

Зубы стучат в ответ:

– А-й-я-и-не-х-х-очу-у-у…

– Жри, гнида!

И опять ледяное забытье. Сколько времени я здесь? Зима? Почему не холодно?

– Д-д-а, я сыт, гражданин прап… тварь.

– Поднять руки! – И вонью в ухо: – Что, не бывать свадебке-то?!

Опустил руки и повернулся к нему лицом. Смотрел прямо в глаза, молча.

– Лицом к стене! Лицом к стене! Лицом…

И вновь…

Пять-тридцать.

Утренний осмотр.

– Лицом к стене!

Я уже поотвык от тараканов, падающих за ворот.

– Руки поднять! – прапорщик Ясенев сцапал книгу с моего шконаря, стал нервно листать.

– Там фотография…

– Молчать!

– Письмо оставь.

– Мордой к стене!!

– Секунда, на выход. Кум вызывает!

новости США по-русски

Читать полностью > > >

Игорь Фунт: «Россия – свободная страна. Поэтому монтажку ещё никто не отменял».

Игорь Фунт - писатель, редактор журнала «Русская Жизнь» (проект «Хронос» - всемирная История в интернете) , изд-ва «Аэлита» («Уральский Следопыт») и веб-журнал «Перемены.ру ».

Родился в 1964 году в Вятке, Россия. Окончил Ленинградский институт культуры. Начал писать в 2010 году. Публиковался в журналах «Новый Берег», «Крещатик», «Зинziвер», «Studio», «Вестник Европы», «Сибирские Огни». Портал «Хронос» - Всемирная история в интернете: «Русская Жизнь», «Молоко», «Парус», «Румянцевский музей», «Суждения» (статьи по истории) и др. Евразийский журнальный портал «Мегалит». Журналы: «Москва», «Московский литератор», «Заметки по еврейской истории» и «Семь искусств» Е.Берковича. «Уральский Следопыт», «Ликбез», «Трамвай», «Флорида» (США), лит.-философский ж. «Топос». Газета «Информпространство» (Израиль), лит.-общественный ж. «Голос эпохи» и др.

Постоянный автор сетевого журнала «Зарубежные Задворки» (Германия); «Толстого веб-журнала Перемены.ру» Глеба Давыдова; медиакита газеты «Частный корреспондент»; лит.-исторических журналов «Великороссъ», «Камертон»; журналов «Наше Поколение» (Кишинёв), «Союз Писателей» (Новокузнецк); еженедельника «Обзор» и газеты «Русский калейдоскоп» изд-ва «Континент» (США); портала «Свободная Пресса» (гл.ред. С.Шаргунов); блога «Эха Москвы», «Амурбург» Олега Потапенко и др.

Его произведения в разные годы попадали в лонг-лист премии «Ясная Поляна», лонг-лист конкурса детективов постсоветского двадцатилетия «Инспектор НОС»-2014 Фонда М.Прохорова (криминальный роман «Останусь лучше там…») и л онг-лист литературной премии НОС-2013. В 2013 г он занял 1-е место в Международном конкурсе малой прозы «БЕЛАЯ СКРИЖАЛЬ».

Игорь, не кажется ли тебе, что интернет сегодня упростил не только взаимоотношения между людьми, но и изменил самого человека внутри информационного общества. Человек выходит, к примеру, в фэйсбук или твиттер - и пишет; достает мобильный телефон - и пишет смс; он получает массу писем в деловой и частной переписке и вынужден, опять-таки, отписываться. То есть человек сегодня писатель больше, чем в любую другую историческую эпоху. Он технически оснащен для этого, и техника с различными гаджетами всегда под рукой, вокруг да около. Да и ты, по роду своей деятельности, все больше в виртуальном мире, чем в реальном. Не страшно? Карл Ясперс при анализе техники сформулировал мысль о том, что человеку необходимо опасаться техники, он может «потеряться в ней» и забыть о себе. Человек виртуальный, этакий виртуальный писатель - и есть венец творения и эволюции?
Ты попал в точку, дорогой американский друг Геннадий. Шутка. (В Инете и подтрунивать легче - по морде не получишь.) А в точку попал, потому что я - типичный представитель интернет-среды. Плоть от плоти. Как земеля Шаляпин плоть, соль земли вятской, так я - сетевой выкормыш в полном смысле слова. За небольшой срок, 4-5 лет, находясь в нашем общем информпространстве, эфире, опубликован в стольких изданиях, что в советское, «бумажное» время писатель, причём авторитетный, смог бы разве что за пару-тройку жизней. Да и на одну-единственную публикацию, книгу несчастные авторы надеялись всю жизнь. Бывало, не дожидались. Я говорю о гениях, в отличие от себя, - которых не печатать было преступлением.

При всей открытости Инета, с его блогами, собственными ресурсами и площадками, которые каждый юзер может при желании организовать, - и быть услышанным! - Инфосфера, точнее, вселенская Словосфера довольно разграничена по потребительским корзинам.

Человек, профессионально занимающийся, например, журналистикой, в жисть не полезет в многомиллионный (по насыщению) Самиздат Максима Мошкова. Стоящий, кстати, на вершине рейтингов посещаемости. Где нашли себе приют сонмы и сонмы людей, ничтоже сумняшеся увлекающихся литературой.

Наизворот, супербиблиотеку М.Мошкова (Либ.ру) откроет любой уважающий себя профи - ввиду чрезвычайной наполненности материалом, каковой предложит не каждая «бумажная» библиотека. Инет, вне сомнения, с разгромным счётом победил офлайн по скорости доступности практически к любой сфере деятельности. За исключением специализированных бытовых, военных, научных отраслей.

Посему любители «лёгкого», незатейливого быстрочтения и несложного доступа к самореализации, самопубликации найдут в Сети достойное место так же, как люди, которых издают и печатают профессионально, за деньги. Одновременно творчески варьируясь и видоизменяясь. Так, из любительских блогов возникают настоящие журналистско-популистские гуру, реально ведущие за собой тысячи. Напротив, авторы общепризнанных официозов становятся вдруг посмешищем. Кто это регулирует? Ответ прост - Интернет.

Поскольку мы начали наш виртуальный разговор с техники и информатики, не кажется ли тебе, что немало сегодняшних бед - от нынешних достижений в науке и онлайн сфере. Информатизация общества усиливает стремление к авторитаризму. Способность, с одной стороны, получать точную информацию о каждом гражданине, а с другой стороны, - манипулировать массами людей, предельно возрастает при использовании компьютерных сетей. Не кажется ли тебе, что буквально в считанные недели переосмысливший ближайшего соседа российский народ и сразу увидевший в нем фашиста, «жидо-бандеровца» и корень всех зол благодаря пропаганде, которая показала, как сегодня воздействуют на умы современные медийные технологии, - это еще цветочки по сравнению с тем оболваниванием, на которое будут способны идеологи-технологи в ближайшем будущем? Есть ли у тебя ответ на вопрос: почему так моментально перекодировалось сознание российского человека, которому еще в феврале этого года человек украинский был брат, со всей братской, в несколько столетий, историей отношений?
Ответ нехитёр. Россия - свободная страна. Поэтому монтажку ещё никто не отменял. Так что лучше не понять вопроса, чем не дойти вечером до дома. Коли же серьёзно, геополитика - слишком сложная штука, дабы спрашивать о ней именно меня. Простого вятского валенка.

Кстати, кто они, россияне сегодня? Ведь если протестное движение в России и есть, то оно, в основном, в крупных городах. Если политика, культура, техника, наука в России существуют, то опять-таки, не в райцентрах. В отличие, между прочим, от тех же США, где наука распределена по университетам, которые находятся в небольших городах, а передовые технологии - где-нибудь у черта на куличках, в некоей Силиконовой долине.

Я нашел любопытную твою статью о провинции, в которой ты пишешь: «Мы подошли к черте, за которой «провинциализм» звучит как ругательство. Но ругаемо не понятие, а отношение к нему. Почему? Это и сложно, и одновременно просто. Сложно, потому что таков трагизм прошедшей русской истории, традиции, века. Просто, потому что история поросла пошлостью, традиция сгнила на корню, а век ничему не научил... »

Что есть сегодня российская глубинка? Действительное ли провинциалы - все то же молчащее большинство, каким я помнил его по временам СССР, и с теми же двумя российскими бедами-проблемами, еще со времен маркиза де Кюстина, автора «La Russie en 1839»?
Конкретика, скорее, в «Да», чем в «Нет». А заместо ответа - маленькая зарисовка на тему «взгляд из кибитки».

Так вот, приехал тут недавно дружок из Москвы - торговал на Измайловском рынке антиком - иконами, самоварами. (Есть же непреходящие ценности в жизни!) Говорит, давненько в Москве не был - всё работа, работа. (Скупка антиквариата тоже работа, между прочим.) Машины, говорит, кои там разъезжают, смотрел только в свежем автоглянце - их в Европе-то нету. Некоторые экземпляры первый раз в жизни увидел. Хотя сам ездит на «крузаке» - периферия, тьфу. Поразило - тачки уступают дорогу даже не на положняковых зебрах: «Вежливые, блин. У нас бы сразу в тыкву, и матом в харю! - мата-хари, блин».

Москвичи в жару ходят в шубах, широкополых шляпах и лосинах. Одинаково, и бабы и мужики: «Пидары, в общем», - резюмировал.

Проститутки дешевле, доступнее и добрее, чем у нас на деревне. (По натуре приятель интеллигентского, добавлю, складу.) Работающих русских (таксистов, продавцов кафе) ни разу не заметил, хотя объехал и обошёл кучу злачных мест и забегаловок. Сплошные «иностранцы», мягко произнесу я.

Прилично заработав на продаже народного добра, - довольнющий, - друг возвращался домой «в Россию» совместно с симпатичной соседкой по вагону.

Ты откуда? - спросил он девчонку.
- Из Маааасквы, - отозвалась она.
- Чё делаешь?
- Рааааботаю по дизайну, сижу на заааказах,- сермяжный акцент было не скрыть.
- Такси вызовешь, у меня батарея села?

Она по памяти звякнула в такси и за неплохую на радостях плату уехала с товарищем на отдых в знакомую гостишку. Дурная голова ногам покою не даёт…

А про непримиримую оппозицию и глобальный внеземной протест я ничего не знаю, - закончу от себя небольшое лирическое отступление. То ж Вятка: тут мужику ворон глаз клюёт, а он и носом не ведёт. Машины в кредит продаются. Колбаса есть. Преступники по тюрьмам, депутаты по теремкам, - стакан не треснет.

В Турцию на отдых - пожалуйста! Под сауны «с услугами» отданы целые страницы в газетах. Казино, девки, наркота - свистни два раза - прибегут, затарят, вколют, отсосут.

Леонтьев с концертами заезжает, Розенбаум. Маменко с анекдотами. Певица Валерия, возможно. Какого рожна ещё надо сельскому лоху. Власть, госбизнес? - да кто ж их задарма отдаст из крепких мужских рук Никиты Юрьевича.

И еще вопрос о провинции. Свежей и новой российской провинции, о Крыме. В 2013 году ты писал о русском юге, о времени года под названием Бабье Лето: «Вот и кончился пляжный сезон. Солнышко, конечно, долго ещё будет согревать благодатную Кубань, благословенный Кавказ, но основной поток отдыхающих уже схлынул по домам. Кто эти смельчаки - бедные, богатые, почему они выбрали столь экстремальный вид отпуска?.. Русский юг - давно выброшенный на свалку истории атавизм. Он никогда не станет лучше, комфортнее, дешевле наконец. Как никогда не станет лучше и «дороже», - в смысле качества, - пошленькая русская эстрада-«петросяновка». Это свершившийся факт, данность - российский юг, сходно русскоязычной попсе, всегда жуток, убог и несовершенен. Поддельный ».

В описании «русского юга» ты категоричен. Нужен ли Крым России, как курорт? Вообще нужен Крым России или же здесь только геополитические игры, и все обещания о цветущем черноморском курорте (за счет пенсионного фонда россиян и российских налогоплательщиков) - лишь колебания воздуха? Почему в Крыму вдруг получится, а на Кубани и Кавказе - «не станет лучше, комфортнее, дешевле...»?
Знаешь, твоя смелая заданная тема напомнила охрипший динамик из «Радиолы» 70 х. Типа, представляем вам некоего Фунта, выбравшегося наконец-то на свободу. И вот первое его интервью без цензуры на «Голосе»… - вещает простуженный голос из динамика.

Всё смешалось последнее время в русском доме, брат. И если год назад смело чехвостил русский юг - люду было ни жарко ни холодно. То сейчас я бы этого делать не стал. Потому как нынешняя критика связана не с кислыми чебуреками и недоливом пива в киоске, на что всем плевать с высокой башни, чессговоря. А с тектоническим разломом стран, континентов и судеб народов. На что глядит весь мир. Причём настороженно. (Вдруг прокатит?!) И тут уже новоявленный писатель Фунт - не пришей кобыле хвост со своим резонансным разносом непотребства. Тут Гомер надобен, не менее. Парменид.

В 2010 году ты начал писать. По-крайней мере, так написано в твоей биографии. То есть, собрав волю в кулак, в некий исторический день ты сел перед монитором компьютера, нажал на клавиши киборда - и покатило? Или это было гусиное перо и чистый лист бумаги? С чего вдруг в зрелом возрасте человек, закончивший приличный джазовый факультет, годами почетно занимавшийся бизнесом, начинает увлекаться делом странным и малообъяснимым для обывателя: выписывать буковки и составлять их в предложения? Что, не уходя в пафос, подвергло? И зачем тебе это нужно, поскольку денег, насколько я знаю по многим другим подобным онлайн изданиями, - это для того, чтобы уверенно стоять на ногах, - не дает?
Денег вообще не даёт. Точно. Остальное не знаю вовсе. Не ведаю, зачем эта привязанность. Наверное, для успокоения. Началось увлечение «гусиным пером» с большой личной, семейной трагедии. Невмочь было пережить уход близкого человека иначе как сеть за стол и угомониться, не дёргаться: «Эх ты, Кирей, не нашёл дверей!..». В противном случае оставалось не густо вариантов. Все они могли кончиться плохо. Оттого что русская натура необъяснима. Писатель, поэт, бандит, баклан, игрок, бес, бомбист-террорист, коммунист-колумнист, утопист, демократ - всё слито в единый комок нервов, чувств и переживаний. И ежели приглушить одно, выползет другое; придушишь его, - с усилием, хрипом, - вылезет третье, чудовищное. Монстр. Погладишь его, подуешь - опадёт, скиснет, сникнет, замяукает. Пнёшь - взъярится так, не успокоить! Пока не проклянёшь навек или не осенишь святым крестом, - что порой действует одинаково.

Ты тесно связан с интернет-изданиями: «Перемены», «Частный корреспондент», «Русское поле»... Насколько сегодня они конкурентны с известными «толстыми» журналами, с получившими признание печатными литературными альманахами? Вообще, в чем разница - смысловая, стратегическая, культуртрегерская - между изданием виртуальным и изданием типографским?
Зная многих «печатных» онлайн-людей, да хоть тебя к примеру, - скажу, что все инет-поля, - «русские-нерусские», неважно, - необходимы для того, чтобы иметь свою личную площадку для не зависимого ни от кого высказывания. Далее - лишь только публика определяет ценность этих ресурсов в зависимости от потребительских нужд и жанров. И ежели «консервативный» Журнальный зал посещает 1 млн. человек в месяц - значит, зал востребован. А конкуренции никакой, в сущности, нет. Отмечу однако, многие литпорталы живут (в плане посещаемости) за счёт исключительно самих авторов, там печатающихся. В отличие от публицистических - ярких, модных, нестандартных - грамотно сформированных, сформулированных и поданных. Которые могут за год набрать колоссальные индексы цитирования. Сравнимые с 5 - 10-летним трудом всем известных ресурсов. Краудфандинг опять же… Но это иная история.

Лично я пробовал работать и так, и так. Честно, больше нравится ходить по старинке в библиотеку - сидеть с друзьями-книгами. Умиротворение опять же.

Фамилия «Фунт» после публикации романа «Золотой теленок» стала в русской речи синонимом подставного лица. Зицпредседатель (зиц- от нем. sitzen — «сидеть») - персонаж в романе второстепенный, но запоминающийся. Почему Попов Игорь Владиславович, что вполне пристойно звучит, между прочим, ведь не какой-нибудь Нестор Кукольник или Вильям Похлёбкин, взял себе литературный псевдоним Игорь Фунт? Неужели ради того, что бы в интервью любопытные журналисты об этом спрашивали?
Когда начинал, об интервью не помышлял. (В рифму.) «Фунт» - да, прозвище из «Телёнка». Так меня шутейно прозвали друзья в 90-х за то, что заделался директором фирмы. Правда, не подставной, но тем не менее.

Псевдоним оставил по меркантильным соображениям. Ведь писателей Поповых (и каких!) отнюдь немало. А Фунт один. Вот и всё.

В последнее время все жестче со свободой слова в России, все больше тревог по поводу надвигающегося времени повальной цензуры и литования текстов, словно в былые годы в СССР. Госдума РФ принимает такие законы, по которым не только нельзя пользоваться ненормативной лексикой, но и в ближайшем будущем - рядом букв русского алфавита, которые уже сами по себе несут негатив и оскорбительны для русского уха. Допустим, буквы «х», «п», «б» из согласных как минимум. Или из гласных - «у», «и», «а», «я»... Как же быть писателю, эссеисту, журналисту? Судя по твоим текстам, ты пишешь так, как считаешь нужным. То, о чем хочешь. И ни под кого подстраиваться не собираешься. Или все бросить - и вернуться к джазу?
С джазом не расставался. Я его слушаю. А насчёт литования не парюсь. Писательство, литература, тексты - интересное хобби, не боле. Правда, страстно занимающее практически всю жизнь без остатка. Но тем оно и ценно, чёрт бы его побрал. В понедельник Васька мельник, а во вторник Васька - шорник. А вокруг, по небесам, разлит колокольный гам. Звон. Завёт к заутрене он... И если невзначай придёт момент, когда за упомянутые тобой буквы кто-то что-то вякнет или хотя бы намекнёт, зараза, - просто сниму с крючка «тревожную котомку», извечно висящую в коридоре напоминанием о непреходящей молодости, - и рвану, брат, к тебе, в Нью-Йорк. Что, кстати, намеревался сделать пару раз: в 91-м и 98-м. Да чего-то всё удерживало: то молодость бизнес, новая семья дети; то недруги-друзья, старая ненависть-любовь; то элементарная лень-матушка… Россия в общем. RUSSIA. С сердцем богача - сумою нищего, как пел когда-то Саруханов.

Вставить в блог

Скопируйте код для вставки в свой блог:

новости США по-русски