Краткие молитвы на сон грядущим читать. Молитвы вечерние, перед сном

Епископ девятнадцатого века Феофан Затворник принадлежал к поколению монахов, которые много раз перекликались с мирянами и советовали им, как перенести традиционные монашеские дисциплины в современную городскую жизнь. Он советовал своим духовным детям ограничить свои ежедневные молитвы текстом, который они могли читать вслух с уделением особого внимания: Вы должны приложить усилия к поддержанию внимания, заранее зная, что мысли убегут. Затем, когда во время молитвы ваши мысли убегают - верните их, когда они снова убегут - верните их снова и так каждый раз.

Текст молитвы, который был прочитан в таком рассеянном состоянии, должен быть повторен снова, «Пока вы не произнесли это с пониманием и чувством». Как иранские женщины, описанные Нилуфар Хари, русские православные преданные, которые читают это руководство, сегодня видят фиксированные тексты, которые они читают для утренней и вечерней молитвы сразу как помощь и вызов, позволяя благочестивая рутина, а также привлекательная скука и возможное отвлечение.

Время, отведенное для молитвенных работ, является границей между потусторонним и потусторонним действием для православных христиан, поскольку они, как и исламские юристы, считают намерение «внутренним, субъективным измерением правильного действия», которое «в целом стабильно и подчиняется воле», хотя и уязвимы для отвлечения внимания и разочарования. «Меня все время отвлекают во время молитв», - сказала женщина, продавая свечи в часовне, предлагая ежемесячные молитвы об искуплении абортов. Наш долг - как можно лучше читать утреннюю и вечернюю молитву.

Остальное для них, отцы. Хотя отвлечение от молитвы не является исключительно современной проблемой, мыслители европейской современности, так как Уолтер Беньямин считали отвлечение как нормализованное настроение жителей города в эпоху механического воспроизводства, электронных развлечений, и множество конкурирующих значений. Многие постсоветские религиозные верующие согласятся с тем, что им трудно сосредоточить внимание и настойчивые намерения в своей духовной практике, а также на их этические обязательства и увидеть краткосрочные паломничества и пребывание в монастырях как временные убежища.

Поскольку такие паломничества строятся как сознательное вытеснение современной жизни в более чистое и менее отвлекающее прошлое, действия, которые раньше считались случайными и случайными, приобретали новые значения сигнализации, подтверждения и поддержания правильных намерений. Чтобы проиллюстрировать это развитие, в оставшейся части этой статьи рассматривается тип антиабортного действия, который включает в себя выполнение особо напряженных усилий: ежегодное паломничество в Уральском регионе, в ходе которого участники раскаиваются в прошлых абортах.

Поскольку паломники избегают современных удобств, чтобы пройти дистанцию ​​в 65 миль в течение трех дней, они обсуждают вопрос о том, что больше ценится в глазах Бога, физических трудностях или раскаянном настроении, с которым они предпринимаются. История «климковской процессии с крестом», как официально называется паломничество, восходит к девятнадцатому веку. Воронина судили и обнаружили, что он действовал «во время меланхолии», вызванной недавней болезнью и его опасениями о том, что он не может накормить свою семью.

Он был предан сумасшедшему убежищу, где он умер от цинги несколько месяцев спустя. Детский зол был похоронен возле приходской церкви в Климковке, и вскоре появился местный культ, который не имел ничего общего с абортом, но был связан просто с понятием священной силы, присущей необычным трупам. Скончавшись, будучи маленькими детьми, трое мальчиков считались неспособными совершить грехи, которые привели их к святости. Люди мочились от зубных болей и головных болей, молясь на могиле, и священник восстановил контроль над убегающими лошадьми после обета, чтобы провести поминальную службу для детей.

Часовня была возведена над могилой, а жители маленькой деревни, где они умерли, заказали икону с тремя святыми покровителями мальчиков: Пророком Илии, Святым Василием Великим и Святым Димитрием. В советский период деревенские церкви были закрыты, а часовня была снесена. Значок остался в доме местного жителя. С самого начала они обрамляли свое паломничество как акт покаяния за аборты. В метонимической логике насильственная смерть от руки родителя превратила Дмитрия, Илья и Василия в символ прерванных плодов, хотя тот, кто получает меньше поддержки от церковной иерархии, чем почитание святых невинных Вифлеемских.

Три мальчика никогда не были канонизированы, и паломничество официально награждает своих святых покровителей. Тем не менее, есть анонимная «молитва матери для Огненных младенцев», напечатанная на обратной стороне изображения иконы для продажи при паломничестве. Текст относится к прерванным плодам как «невинные молодые братья и сестры во Христе» трех убитых мальчиков и просит советских матерей отождествлять себя с Георгием Ворониным: «Мы, как ваш отец, демоническим влиянием, убиваем наших детей в утробе матери и найти оправдание для наших злых дел».

В целях принятия ответственности, отрекаясь от нее, напоминающей признание, молитвенные кадры прерывают аборты как эквивалент убийства маленьких детей, но также переносят ответственность на нечеловеческих демонов. Ежегодное трехдневное паломничество, приуроченное ко времени святого Илии, привлекало от нескольких сотен до тысячи участников каждый год, которые шли до двадцати пяти миль в день и спали на полу в школьных залах. Подавляющее большинство участников были женщины, и примерно две трети из них находились в возрасте шестидесятых и семидесятых годов.

Официально паломники молятся святым покровителям трех мальчиков и хранят поминальные службы на своей могиле и месте убийства, прося о покое для своих душ и прощения за своего отца. Неофициально паломники рассматривают трех убитых мальчиков как персонификацию прерванных беременностей. Многие высказали мысль о том, что им нужно было искупить прошлые аборты и «молиться» о душах их прерванных плодов от посмертных страданий, чтобы обеспечить здоровье и образовательный или профессиональный успех их живых детей и внуков.

Несмотря на отрицание церковью, идея о том, что невыраженный аборт принес несчастье членам живых семей божественным возмездием или фальшивой мести, столь же распространена в России, как и в других странах, где аборт является доминирующей формой борьбы с рождаемостью. Это была необходимость восстановления здоровья, рождаемости или шансов на рынке труда для самих себя и их живых детей, что привело к тому, что участники временно отказались от повседневных занятий в течение трех дней сдержанного существования, отмеченного ходьбой, воздерживаясь от мяса и алкоголя и отказавшись от удобств таких как кровать и душ.

Демонстрация, как может показаться искупительным паломничеством, немногие участники носили свою мотивацию на рукавах. Один из них был призван раскаяться в своих абортах во время предыдущей поездки в монастырь, где старец с репутацией второго взгляда случайно упомянул о количестве абортов, которые у нее были: Он сказал, что у некоторых было так много, и точно упомянул мой номер. Другие люди были там, чтобы искупить аборты жены или сестры, а не их собственные, обеспечивая плащ непрозрачности по мотивам участников.

Хотя в России мало стигмы, связанной с абортом, утверждая, что он знает, какие грехи влияют на совесть другого человека, является неуважением к секретности признания, узурпирования статуса священника или Бога. Отклоняясь от оценки покаянных действий других, православные христиане делают своеобразное «непрозрачное заявление» о нечитаемости умов других людей, что, как и для меланезийцев, демонстрирует их статус разумных взрослых, которые знают, чего не знать. Неоднозначность мотивации поддерживалась практикой и нормами, которые помогли отметить паломничество как целенаправленное усилие, отличное от обычной жизни, не требуя, чтобы эта цель была изложена.

Например, это была ежегодная традиция для паломников повторять вариацию молитвы Иисуса, которая обычно использовалась мирянами в Российской империи: «Господь Иисус Христос, сын и слово Бога, ради Богородицы, помилуй на нас, грешников». Это обеспечило общий ритм для сотен людей, которые шли по все более узким дорогам и не позволяли обычным разговорам отвлекать паломников. Когда произошли перебои, другие быстро напомнили тем, кто слишком много болтал, что «мы пришли сюда, чтобы помолиться».

В дополнение к множественному упоминанию «нас грешников» в молитвенном пении, воздержание от мяса и алкоголя было другим способом поддержания чувства общей цели, защищая непрозрачность индивидуальных побуждений. Даже больше, чем еда и напитки, ходьба была способом отметить искренность своего участия через преднамеренный анахронизм. Несмотря на то, что для тех, кому нужно было «из-за слабости», был сопровождающий автобус, даже самые пожилые участники делали все, чтобы избежать такой поездки, вплоть до физического коллапса.

Кроме того, немногие согласились на то, чтобы младшие паломники несли какую-либо часть своего багажа, оставаясь верными принципу, что «каждый должен нести свой груз». Как отмечает историк Стелла Рок, прогулка к священному месту назначения не считалась особой духовной ценностью в дореволюционных паломничествах, где крестьяне шли по необходимости, но те, кто мог себе это позволить, ездили на автобусе или на лодке. Объединение ходьбы с чистыми намерениями является следствием советского периода, когда паломничество было официально осуждено и должно было быть сделано тайно, без возможности найма транспорта.

В постсоветские времена ходьба достигла статуса священного подвига именно потому, что она является факультативным, необычным способом покрыть большие расстояния для современных городских жителей. Встречаясь со стороны, участники современных ходячих шествий отмечают себя как люди, желающие приостановить обычные занятия, чтобы участвовать в преднамеренно «православной» деятельности, независимо от точного повествования, связанного с определенной процессией.

С точки зрения паломников, это не столько физическое напряжение и воздержание, которые свидетельствуют о искренней мотивации всех участников, но и способность нести тяготы. Соблюдение собственных и других действий помогло паломникам и посторонним судить о лежащих в основе намерениях и степенях моральной приверженности. Но конечная значимость действия заключалась не в его внешней форме, а в духе или эмоциональном тоне, с которым она была предпринята: весело или неохотно, сопровождаемая молитвенным пением или отвлекающей болтовней.