С довлатов биография. Довлатов сергей донатович - чтобы помнили — жж
Сергей Донатович Довлатов (по паспорту - Довлатов-Мечик). Родился 3 сентября 1941 года в Уфе - умер 24 августа 1990 года в Нью-Йорке. Советский и американский писатель и журналист.
Отец - театральный режиссёр Донат Исаакович Мечик (1909-1995), еврей.
Мать - актриса, впоследствии корректор Нора Степановна Довлатян (1908-1999), армянка.
В столицу Башкирской АССР его родители были эвакуированы с началом войны и жили три года в доме сотрудников НКВД по ул. Гоголя, 56.
С 1944 года жил в Ленинграде.
В 1959 году поступил на отделение финского языка филологического факультета Ленинградского государственного университета и учился там два с половиной года. Общался с ленинградскими поэтами Евгением Рейном, Анатолием Найманом, и писателем Сергеем Вольфом («Невидимая книга»), художником Александром Неждановым. Из университета был исключён за неуспеваемость.
Служил три года во внутренних войсках в охране исправительных колоний в Республике Коми (посёлок Чиньяворык). "Мир, в который я попал, был ужасен. В этом мире дрались заточенными рашпилями, ели собак, покрывали лица татуировкой. В этом мире убивали за пачку чая. Я дружил с человеком, засолившим когда-то в бочке жену и детей… Но жизнь продолжалась", - вспоминал Довлатов.
По воспоминаниям Бродского, Довлатов вернулся из армии «как Толстой из Крыма, со свитком рассказов и некоторой ошеломлённостью во взгляде».
Довлатов поступил на факультет журналистики ЛГУ, работал в студенческой многотиражке Ленинградского кораблестроительного института «За кадры верфям», писал рассказы.
После института работал в газете «Знамя прогресса» ЛОМО.
Был приглашён в группу «Горожане», основанную Марамзиным, Ефимовым, Вахтиным и Губиным. Работал литературным секретарём Веры Пановой.
С сентября 1972 до марта 1975 года жил в Эстонской ССР. Для получения таллинской прописки около двух месяцев работал кочегаром в котельной, одновременно являясь внештатным корреспондентом газеты «Советская Эстония». Позже был принят на работу в выпускавшуюся Эстонским морским пароходством еженедельную газету «Моряк Эстонии», занимая должность ответственного секретаря. Являлся внештатным сотрудником городской газеты «Вечерний Таллин».
Летом 1972 года принят на работу в отдел информации газеты «Советская Эстония». В своих рассказах, вошедших в книгу «Компромисс», Довлатов описывает истории из своей журналистской практики в качестве корреспондента «Советской Эстонии», а также рассказывает о работе редакции и жизни своих коллег-журналистов. Набор его первой книги «Пять углов» в издательстве «Ээсти Раамат» был уничтожен по указанию КГБ Эстонской ССР.
Работал экскурсоводом в Пушкинском заповеднике под Псковом (Михайловское).
В 1975 году вернулся в Ленинград. Работал в журнале «Костёр».
Писал прозу. Журналы отвергали его произведения. Рассказ на производственную тему «Интервью» был опубликован в 1974 году в журнале «Юность».
Довлатов публиковался в самиздате, а также в эмигрантских журналах «Континент», «Время и мы».
В 1976 году был исключён из Союза журналистов СССР.
В августе 1978 года из-за преследования властей Довлатов эмигрировал из СССР, поселился в районе Форест-Хилс в Нью-Йорке, где стал главным редактором еженедельной газеты «Новый американец». Членами его редколлегии были Борис Меттер, Александр Генис, Пётр Вайль, балетный и театральный фотограф Нина Аловерт, поэт и эссеист Григорий Рыскин и другие.
Газета быстро завоевала популярность в эмигрантской среде.
Одна за другой выходили книги его прозы.
К середине 1980 годов добился большого читательского успеха, печатался в престижных журналах «Partisan Review» и «The New Yorker».
За двенадцать лет эмиграции издал двенадцать книг в США и Европе. В СССР писателя знали по самиздату и авторской передаче на Радио «Свобода».
Сергей Довлатов умер 24 августа 1990 года в Нью-Йорке от сердечной недостаточности. Похоронен на еврейском кладбище «Маунт-Хеброн» в нью-йоркском районе Куинс.
Рост Сергея Довлатова: 190 сантиметров.
Личная жизнь Сергея Довлатова:
Дважды был официально женат.
Первая жена: Ася Пекуровская, брак длился с 1960 по 1968 год.
В 1970 году, уже после развода, у неё родилась дочь - Мария Пекуровская, ныне вице-президент рекламного отдела кинокомпании Universal Pictures. Дочка Маша впервые увидит отца лишь в 1990 году, на его похоронах.
В поклонники Аси Пекуровской записывали Василия Аксенова и Иосифа Бродского. В 1968 году она развелась с Сергеем Довлатовым после восьми лет брака, а пятью годами позже эмигрировала в Америку, забрав с собой их общую дочь.
Фактическая жена: Тамара Зибунова (на момент знакомства - студентка математического факультета Тартуского университета, они познакомились на одной из вечеринок в Ленинграде). Она в 1975 году родила ему дочь Александру.
Вторая жена: Елена Довлатова (урожд. Ритман). Воспитывал дочь Елены от предыдущего брака Екатерину (1966 г.р.). В браке 23 декабря 1981 года родился сын Николай (Николас Доули).
Елена Довлатова - вторая жена Сергея Довлатова
Довлатов страдал алкоголизмом. По мнению литературоведа А. Ю. Арьева, хорошо знавшего Довлатова в молодости, "это было более-менее массовое явление, потому что, в общем-то, пили все мы довольно много". "И хотя в богемной и просто литературной среде это было распространенное явление, но то, как пили все эти лауреаты Сталинских премий и мастера социалистического реализма - так это уму непостижимо. Мы им в подметки не годились. Просто они пили где-то за своими голубыми заборами до очумения, а нам приходилось перемещаться из магазина в магазин, доставать где-то деньги и все прочее", - писал Андрей Арьев.
Хорошо знавший Довлатова Александр Генис писал: "Сергей ненавидел свои запои и бешено боролся с ними. Он не пил годами, но водка, как тень в полдень, терпеливо ждала своего часа. Признавая её власть, Сергей писал незадолго до смерти: «Если годами не пью, то помню о Ней, проклятой, с утра до ночи»".
Экранизация произведений Сергея Довлатова:
1992 - «По прямой», реж. Сергей Члиянц - по мотивам рассказов С. Довлатова;
1992 - «Комедия строгого режима», реж. Виктор Студенников и Михаил Григорьев - экранизация фрагмента произведения «Зона»;
2015 - «Конец прекрасной эпохи», реж. Станислав Говорухин - экранизация сборника рассказов «Компромисс».
Библиография Сергея Довлатова:
1977 - Невидимая книга
1980 - Соло на ундервуде: Записные книжки
1981 - Компромисс
1982 - Зона: Записки надзирателя
1983 - Заповедник
1983 - Марш одиноких
1983 - Наши
1983 - Соло на ундервуде: Записные книжки
1985 - Демарш энтузиастов (соавторы Вагрич Бахчанян, Наум Сагаловский)
1985 - Ремесло: Повесть в двух частях
1986 - Иностранка
1986 - Чемодан
1987 - Представление
1990 - He только Бродский: Русская культура в портретах и анекдотах (соавтор Мария Волкова)
1990 - Записные книжки
1990 - Филиал
Борис Довлатов
Мой старший брат родился при довольно загадочных обстоятельствах. До замужества у тетки был роман. Она полюбила заместителя Сергея Мироновича Кирова. Звали его - Александр Угаров. Старики ленинградцы помнят этого видного обкомовского деятеля.
У него была семья. А тетку он любил помимо брака.
И тетка оказалась в положении.
Наконец пришло время рожать. Ее увезли в больницу.
Мать поехала в Смольный. Добилась приема. Напомнила заместителю Кирова о сестре и ее проблемах.
Угаров хмуро сделал несколько распоряжений. Обкомовская челядь строем понесла в родильный дом цветы и фрукты.
(Сергей Довлатов, «Наши»)
Алексей Герман:
Отцом Бори всегда считался Аптекман - маленький еврей, рядовой редактор какой-то военно-медицинской газетки. Уже через много лет, когда Сережа давно был в эмиграции, моя мама мне рассказала, что в тридцатые годы у Мары был роман с Угаровым - секретарем ленинградского обкома и горкома партии, заместителем Кирова. Он был очень известен еще со времен Гражданской войны - флибустьер, разбойник, человек своего времени. Мара от него забеременела, вскоре Угаров был репрессирован. Женившись на ней, Аптекман спас Маре жизнь. Кстати сказать, он очень любил Борю и считал его своим сыном. Когда Боря попал в тюрьму, Аптекман был в ужасном состоянии: мы не знали, что с ним делать.
Мой брат рос красивым подростком западноевропейского типа. У него были светлые глаза и темные курчавые волосы. Он напоминал юных героев прогрессивного итальянского кино. Так считали все наши родственники…
Это был показательный советский мальчик. Пионер, отличник, футболист и собиратель металлического лома. Он вел дневник, куда записывал мудрые изречения. Посадил в своем дворе березу. В драматическом кружке ему поручали роли молодогвардейцев…
Я был младше, но хуже. И его неизменно ставили мне в пример.
(Сергей Довлатов, «Наши»)
Алексей Герман:
Помню, как-то мы с моей женой Светланой случайно наткнулись на «Огонёк» 1935 года, с обложки журнала на нас смотрел Боря - то есть на самом деле его настоящий отец, Александр Угаров - так они были похожи. Так что Борю, я думаю, зря всю жизнь называли жидом: в нем, в отличие от Сережи, еврейской крови было ни на грош. Напрасно, кстати говоря, отец Бориной жены Алены ее корил за то, что она вышла замуж за еврея, ведь она вышла за сына Угарова.
И вдруг произошло нечто фантастическое… Не поддающееся описанию… У меня буквально не хватает слов…
Короче, мой брат помочился на директора школы.
Случилось это после занятий. Боря выпускал стенгазету к Дню физкультурника. Рядом толпились одноклассники.
Кто-то сказал, глядя в окно:
- Легавый пошел…
(Легавым звали директора школы - Чеботарева.)
(Сергей Довлатов, «Наши»)
Лев Лосев:
Моя мама очень дружила с Маргаритой Степановной - теткой Сережи и матерью Бори. У Маргариты Степановны, или Мары, как ее называли дома, сразу после рождения сына пропало молоко. У моей же мамы молоко было в избытке, так что я оказался двоюродным молочным братом Сережи. Получается, что я вскормлен одной грудью с легендарным Борей Довлатовым. Видимо, он меня тогда отпихивал от источника жизни, потому что Боря вырос абсолютным красавцем и силачом, тогда как я всеми этими свойствами не отличаюсь.
Алексей Герман:
Дружа со мной, Боря странным образом до какого-то времени повторял то, что делал я, но у него все получалось гораздо лучше. Например, в школьные годы я занимался боксом. Когда мы с ним подрались, я его поколотил. Он сразу тоже пошел заниматься и за короткий срок достиг значительно больших успехов, чем я. Боря поступал в университет, а я - в Театральный институт. Через некоторое время Боря тоже пошел в Театральный и сразу стал ленинским стипендиатом и звездой.
Вера Сомина:
Мы поступили в Театральный институт на театроведческий факультет в 1956 году - в самый пик оттепели. Борис учился со мной в одной группе, он был всего лишь на год или на два старше нас, но держался очень взрослым. Справедливо считая нас инфантильными, он мог и поддразнить в рабочей обстановке, на семинаре: «Маленькая, ты неправа. У-тю-тю!» Мне кажется, он не был особенно увлечен театром. У него было общегуманитарное направление интересов. Насколько я понимаю, мама его была очень театральным человеком. Может быть, поэтому он предпочел театроведческий факультет какому-то другому. Мы все тогда гораздо серьезнее относились к профессии. А Борису было неважно, чем заниматься: он очень хотел жить. Ему нужна была интересная жизнь. Это было написано на нем крупными буквами. Кто-то считался старательным студентом, кто-то - ленивым. Про него нельзя было сказать ни того, ни другого. Он был особенный. Во-первых, он не менялся. Он каким пришел, таким и ушел: все пять лет Борис был в институте звездой. Но звездное состояние на него действовало. А других, того же Сережу, как мне кажется, задевало.
Дикий поступок моего брата обсуждался несколько месяцев. Затем Борис поступил в театральный институт. Он решил стать искусствоведом. О его преступлении начали забывать. Тем более что занимался он великолепно. Был секретарем комсомольской организации. А также - донором, редактором стенной газеты и вратарем…
Возмужав, он стал еще красивее. Он был похож на итальянского киноактера. Девицы преследовали его с нескрываемым энтузиазмом.
При этом он был целомудренным и застенчивым юношей. Ему претило женское кокетство. Я помню записи в его студенческом дневнике:
«Главное в книге и в женщине - не форма, а содержание…»
(Сергей Довлатов, «Наши»)
Вера Сомина:
Энергия в нем клокотала необыкновенная, хотя его невероятная активность была покрыта своеобразной вальяжностью. Кроме того, у Бориса была огромная любовь к тому, что называется запретным. Я имею в виду не политически запретное (это тогда интересовало нас всех), а запретное вообще. Помню, в Ленинград приехал Ив Монтан. За билетами мы выстаивали огромные очереди, и впечатление после первого концерта осталось невероятное. Мы обсуждали все это в институте, и тогда Борька сказал: «А слабо на следующий концерт пойти по крышам?» Концерт должен был состояться во Дворце культуры промкооперации (ныне это Дворец Ленсовета). А тогда была зима. Было очень даже слабо пойти туда по крышам, но признаться в этом было невозможно. Пошли. Мы пробирались по каким-то чердакам, потайным лестницам. Вдруг появился какой-то человек и стал нас расспрашивать, откуда мы, кто мы такие и что здесь делаем. Борис совершенно спокойно прошел мимо него, а меня остановили и задержали. Это было для него очень характерно. Борис всегда виртуозно мог пройти без билета на спектакль. Считается, что это должен уметь каждый театровед, но никому это не удавалось так, как ему. Он производил впечатление, и его всегда везде пропускали, ни о чем не спрашивая.
Андрей Арьев:
Борис был человеком невероятной красоты и обаяния. Он был старше Сережи и являлся для него своеобразным образцом для подражания, особенно в юности. Боря был опытнее и эффектнее, к тому же сердцеед жуткий. У них с Сережей даже были на этой почве конфликты. Но Сережа его очень нежно любил. Я думаю, также сильно он любил только своего университетского друга Валеру Грубина.
Вера Сомина:
У меня была несчастная любовь. Я сижу, плачу - я всегда была слаба на слезы. Подходит Борис: «Тошно?» Я говорю: «Тошно, Борька, слов нет». - «Хочешь неделю прекрасной, великой любви? Но через неделю все кончится - чтоб никаких претензий!» Я спрашиваю: «Борь, а зачем?» - «Не понимаешь? Ну и дура!»
Дмитрий Дмитриев:
Сережа и Боря не всегда общались запросто. Когда мы с Сережей учились в школе, Боря был для нас недосягаемым авторитетом. Он был уже взрослый, поступил в Театральный институт, что считалось тогда высшим пилотажем. Но со временем разница в возрасте между ними сгладилась, и Боря для Сережи стал настоящим другом - пожалуй, одним из лучших.
Вера Сомина:
На семинарах и экзаменах Борис всегда отвечал блестяще - как никто из нас. Но он не столько знал, сколько соображал. Мы все-таки были школяры. Помню, к какому-то экзамену я была совсем неготова и не хотела идти отвечать. Борис на меня с презрением посмотрел и сказал: «Какая ты глупая! У тебя же физиономия отличницы. Если бы у меня была твоя физиономия, у меня бы не было ни одной четверки».
Его очень любили наши педагоги. Мне кажется, в нем как в студенте - в его выступлениях и работах - не было ничего такого уж удивительного. Но общее впечатление от него было таким сильным, что его обаяние решало все. Поэтому ему все прощали. Когда стали поступать первые сигналы о том, что он занимается фарцовкой или чем-то еще предосудительным, педагоги пожимали плечами и говорили: «Бунтует, такая натура».
Мой брат окончил театральный институт. Получил диплом с отличием. За ним тянулось безупречное комсомольское досье.
Он был целинником и командиром стройотрядов. Активистом дружины содействия милиции. Грозой мещанских настроений и пережитков капитализма в сознании людей.
У него были самые честные глаза в микрорайоне…
Он стал завлитом. Поступил на работу в Театр имени Ленинского комсомола. Это было почти невероятно. Мальчишка, недавний студент, и вдруг такая должность!..
(Сергей Довлатов, «Наши»)
Алексей Герман:
Перед Борей открывалась очень серьезная карьера, но вдруг все оборвалось: он стал воровать.
Я не знаю, насколько Боря был расположен к писательству, но то, что он был одаренный человек, несомненно. За что бы он ни брался, он все делал блестяще. Но дальше в нем начинала играть угаровская кровь, и остановить это было невозможно.
Вера Сомина:
Это было великое приключение. Борис и его друзья нарисовали какие-то пропуска - кажется, таможенные. На Кирпичном переулке они останавливали автобусы, идущие в Пулково. Якобы им нужно было осматривать вещи пассажиров. Они прекрасно сыграли на психологии советского человека, который беспрекословно подчиняется тому, у кого есть документ с подписью и печатью. У каждого автобуса был водитель, была какая-то охрана, тем не менее, все этим фальшивым пропускам верили. Сначала никто не замечал: они начинали воровать осторожно, понемножку. На происходящее стали обращать внимание, когда появилось уже очень много этих жалоб. Во всяком случае, так рассказывали в городе.
На суде он держался мужественно и просто. Улыбался и поддразнивал судью.
Когда оглашали приговор, брат не дрогнул. Его увели под конвоем из зала суда.
Затем была кассация… Какие-то хлопоты, переговоры и звонки. И все напрасно.
Мой брат оказался в Тюмени. В лагере усиленного режима. Мы с ним переписывались. Все его письма начинались словами: «У меня все нормально…»
Далее шли многочисленные, но сдержанные и трезвые просьбы: «Две пары шерстяных носков… Самоучитель английского языка… Рейтузы… Общие тетради… Самоучитель немецкого языка… Чеснок… Лимоны… Авторучки… Самоучитель французского языка… А также - самоучитель игры на гитаре…»
(Сергей Довлатов, «Наши»)
Вера Сомина:
Я думаю, свою роль в его экстремальной биографии сыграли предприимчивость и жажда приключений. Что ему было в этом завлитском месте или в должности ассистента режиссера, редактора киностудии? Все это не имело к нему никакого отношения. Он по своему типу был Джеймс Бонд. Сережа, кстати говоря, таким не был. В нем была совершенно четкая писательская устремленность. Это было ясно с самого начала. Поэтому он состоялся именно на Западе, что очень редко бывает с русскими людьми. Он оказался организованным человеком - не в смысле идиотской советской дисциплины, а в другом, подлинном, смысле. У Бориса же не было какого-то основного жизненного направления и вообще, казалось, никакого направления не было. Хотя он был человек очень мужественный, у него имелась одна женская черта - желание и умение всех очаровывать. И из этого, собственно, состояла жизнь. Для Сережи это было нехарактерно: он очаровывал походя.
Летом он поехал на съемки «Даурии» в Читу. И вдруг мы узнали, что брат на казенной машине задавил человека. Да еще офицера советской армии. Насмерть…
Это было страшное время предположений и догадок. Информация поступала самая разноречивая. Говорили, что Боря вел машину совершенно пьяный. Говорили, правда, что и офицер был в нетрезвом состоянии. Хотя это не имело значения, поскольку он был мертв…
(Сергей Довлатов, «Наши»)
Алексей Герман:
Когда Борю посадили во второй раз, он действительно стал криминальным авторитетом. В свое время я очень много снимал заключенных, и один раз ко мне подошел уголовник и сказал: «Намекнули бы сразу, что вы кент (то есть друг) Довлатова, и все бы вам здесь помогали». Мне рассказывали, что в зоне Боря дрался с очень крупным криминальным авторитетом - поваром, который назвал его жидовской мордой. Победа осталась за Борей.
В семьдесят девятом году я решил эмигрировать. Брат сказал, что не поедет.
Он снова начал пить и драться в ресторанах. Ему грозило увольнение с работы.
Я думаю, он мог жить только в неволе. На свободе он распускался и даже заболевал.
Я сказал ему в последний раз:
- Уедем.
Он реагировал вяло и грустно:
- Все это не для меня. Ведь надо ходить по инстанциям. Надо всех уверять, что ты еврей… Мне неудобно… Вот если бы с похмелья - раз, и ты на Капитолийском холме…
В аэропорту мой брат заплакал. Видно, он постарел. Кроме того, уезжать всегда гораздо легче, чем оставаться…
(Сергей Довлатов, «Наши»)
Вера Сомина:
Через много лет, когда я уже работала в Институте истории искусств на Исаакиевской площади, я снова встретилась с последней женой Бориса Алей, с ней я была знакома раньше, не через Бориса. Она мне сказала: «С вами очень хочет увидеться мой муж». Я была удивлена, потому что мы с Борисом никогда особенно близки не были. Я увидела его уже очень нездоровым: у него почему-то была поражена вся кожа лица. Встреча наша была очень теплой. Борис сразу стал что-то мне оживленно рассказывать и тут же приковал к себе внимание нескольких хорошеньких молодых сотрудниц нашего института. Вдруг он посмотрел на меня и спросил: «А чего ты улыбаешься?» Я ответила: «Борька, ты совсем не изменился». Это было очень незадолго до его смерти. Я еще тогда подумала: какое нарочитое наказание!
Четвертый год я живу в Нью-Йорке. Четвертый год шлю посылки в Ленинград. И вдруг приходит бандероль - оттуда.
Я вскрыл ее на почте. В ней лежала голубая трикотажная фуфайка с эмблемой олимпийских игр. И еще - тяжелый металлический штопор усовершенствованной конструкции.
Я задумался - что было у меня в жизни самого дорогого? И понял: четыре куска рафинада, японские сигареты «Хи лайт», голубая фуфайка да еще вот этот штопор…
(Сергей Довлатов, «Наши»)
Алексей Герман:
Когда я запускался с фильмом «Хрусталев, машину!», я задумал на роль генерала пригласить Сережу Довлатова, а на роль его двойника - Борю. И это было бы очень точно. Они все еще были похожи, но один был нежным красавцем, от которого женщины падали, а у другого на лице были уже две тюрьмы (он, по-моему, болел краснухой, и вся кожа на лице у него была испорчена). Боря выглядел как некий шарж на своего младшего брата. О том, что я собирался его снимать, Сережа не знал, я держал это в секрете. Но вскоре оба брата (сначала Сережа, потом Боря) умерли. Тогда второй режиссер картины Миша Богин сказал, что он знает одного новгородского артиста, очень похожего на Довлатова, и привез Юру Цурило. Похож он был, конечно, условно, но оказался очень талантливым артистом, и мы его утвердили.
Из книги Красный сфинкс автора Прашкевич Геннадий МартовичБОРИС ГЕДАЛЬЕВИЧ ШТЕРН Родился 14 февраля 1947 года в Одессе.Закончил филфак Одесского Государственного Университета.Отслужил в армии. В 1971 году отправил первую повесть («она была такая школярская, легкомысленная, но весёлая») Борису Натановичу Стругацкому. В том же году
Из книги Краткая история "Аквариума" (1971-1986) автора Старцев АлександрБорис Гребенщиков Имя: Борис ГребенщиковИнструменты: Гитара, голос, губная гормошка, остальное - «Фри стил»Музыканты: Д. Боуи, Б. Ино, Р. Уайтт, М. Олфилд, Биг Ют.Личности: Д. Боуи, Брюс Ли, Мик Джаггер, Кейт Ричард.Книги (русские): «Максим и Федор», «Мастер и Маргарита», поздний
Из книги Падение царского режима. Том 7 автора Щеголев Павел ЕлисеевичБорис Владимирович БОРИС ВЛАДИМИРОВИЧ (1877), св. е. в. ген.-майор, внук имп. Алекс. II, второй сын в. кн. Влад. Алекс. (1847-1909) и в. кн. Марии Павл. (1854-1923), двоюродн. брат Ник. II. Ник. кав. уч. С 1893 в л.-гв. гус. е. в. полку. Уч. в русско-японск. камп. (1904-1905); 1914-1915 ком. л.-гв. атаманск. насл. цес.
Из книги Гибель советского ТВ автора Раззаков ФедорБорис Ноткин Б. Ноткин родился в 1942 году в Москве в рабочей семье. Его родители рано разошлись, поэтому такое понятие, как безотцовщина, для Ноткина не пустые слова. Матери приходилось вкалывать с утра до вечера, чтобы прокормить двух сыновей. А время было послевоенное,
Из книги Тайны советского футбола автора Смирнов ДмитрийБорис Бобров БОРИС БОБРОВ – футбольный функционер. В разное время был членом президиума Федерации футбола СССР, ответственным секретарем ПФЛ, спортивным директором РФПЛ. Давно и успешно собирает футбольные
Из книги Люди долга и отваги. Книга вторая автора Лаврова ОльгаБорис Копейкин БОРИС КОПЕЙКИН – нападающий ЦСКА 1970–х. Один из самых любимых игроков у армейских болельщиков той поры. Напористый и обладающий отличным ударом. Сыграл 223 матча в чемпионатах СССР. По окончании карьеры занялся тренерской деятельностью, в 1993–1994 годах
Из книги Русская Швейцария автора Шишкин МихаилБорис Разинский БОРИС РАЗИНСКИЙ – известнейший голкипер 1950–х, олимпийский чемпион Мельбурна. Обладал феноменальным, фантастическим прыжком, мог вытащить из девятки самый неберущийся удар. Был уникален тем, что выходил на поле не только в качестве вратаря, но и на месте
Из книги Многоточие сборки автора Андреева Юлия«Комик» Борис Кузнецов Это «кинослучай», его трудно описать, это надо было видеть. Мы с пересадкой в Ленинграде возвращались в Москву с игры в Мурманске. Долетели на самолете до Пулкова, а оттуда на машинах, а потом на метро ехали на вокзал. Время было позднее, пассажиров –
Из книги Про город Кыштым автора Аношкин Михаил ПетровичБорис Соколов ПОДРОСТКИ Утром, по дороге на службу, майор милиции Трофимов любил поразмышлять. Сегодня он был под впечатлением вчерашнего письма. Из мест заключения. Оно вернуло его в прошлое.…Со школьной скамьи Андриан Трофимов мечтал поступить в педагогический
Из книги Расставание с мифами. Разговоры со знаменитыми современниками автора Бузинов Виктор МихайловичБорис Пастернак В пучинах собственного чада, Как обращенный канделябр, Горят и гаснут водопады Под трепет траурных литавр. И привиденьем Монгольфьера, Принесшего с собой ладью, Готард, являя призрак серый, Унес долины в ночь
Из книги Школа жизни. Честная книга: любовь – друзья – учителя – жесть (сборник) автора Быков Дмитрий ЛьвовичБорис Понизовский Фонд «Свободная Культура» на Пушкинской, 10 предоставлял помещения для репетиций, мастерских и выставок. Совершенно бесплатно, по-доброму. Если ты что-то делаешь – есть шанс вписаться.Находясь на Пушкинской практически с первого дня, я поменяла уже
Из книги Герои 90-х. Люди и деньги автора Соловьев АлександрБОРИС ШВЕЙКИН Есть в письмах Бориса Швейкина такие строки: «Спать при новой обстановке не хотелось… Побалакали, подремали и ночь прошла. Затемно еще были в Уфалее. Здесь никого не было из своих на станции, или ни мы их, ни они нас не видели. На рассвете миновали Кыштым». В
Из книги Литвиненко. Расследование [Доклад по делу о смерти Александра Литвиненко] автора Оуэн Сэр РобертДовлатов – Не могу не спросить еще об одном персонаже и твоем друге Сергее Довлатове. Вы, насколько я понимаю, люди противоположного склада. Я начал с того, что ты человек закрытый, свою биографию, свои переживания в текст не допускаешь. Довлатов же делал литературу
Из книги автораЗоя Федоровна и Борис Иосифович Литераторшу звали Зоя Федоровна. Она на уроке курила в форточку папиросы, наизусть читала весь урок Маяковского, ставила с нами пьесу Киршона «Сплав» и проводила что-то вроде кружка по поэзии Вознесенского.На кружок пришло человек семь –
Из книги автора«Борис, ты не прав» Первый заместитель председателя Госстроя СССР Борис Ельцин на XIX конференции КПСС 1 июля 1988 года выступил с резкой критикой центрального аппарата партии, не поспевавшего за перестроечными процессами в стране, высказался за распространение гласности
Из книги автораГлава 2. Борис Березовский 9.10 В отношении предположения о том, что Березовский - именно тот, кто заказал убийство Литвиненко, нужно отметить два момента.9.11 Во-первых, это мотив, который всегда приписывали Березовскому его обвинители: страх шантажа со стороны его протеже.
Довлатов Сергей Донатович (1941 - 1990)
Ленинград, 1978 год. У пивного ларька на углу Белинского и Моховой ранним июльским утром выстроилась длинная очередь. В основном это были суровые мужчины в серых пиджаках и телогрейках. Облачением выделялся лишь… Петр I, скромно стоявший в толпе страждущих. Император был одет по всей форме: зеленый камзол, треуголка с пером, высокие сапоги, перчатки с раструбами, барханные штаны с позументом. Черный ус на подозрительно румяном лице иногда нетерпеливо подрагивал. А очередь меж тем жила своей повседневной жизнью.
Я стою за лысым. Царь за мной. А ты уж будешь за царем...
Объяснялось все просто: в облике монарха в народ затесался журналист и писатель Сергей Довлатов. Шевеля пальцами ног в промокших ботфортах, он страшно жалел, что согласился сняться в любительском фильме у приятеля Николая Шлиппенбаха. Тот не скрывал, что позвал Сергея исключительно из-за его роста - метр девяносто три. Зато времени для съемок у актера-самоучки было предостаточно: с работы отовсюду повыгоняли, дома никто не ждал. Жена Лена и дочь Катя уже покинули пределы СССР.
Шлиппенбах задумал провокацию: решил столкнуть ленинградских обывателей с основателем города. И запечатлеть все это скрытой камерой. Но замысел не удался. Закаленные абсурдом советской действительности, граждане на царя-батюшку реагировали вяло.
Довлатов уже в эмиграции свой съемочный опыт превратит в рассказ. А в тот момент еще не знал, что скоро окажется за границей с единственным чемоданом в руках, на крышке которого со времен пионерского лагеря осталась полустертая хулиганская надпись – «говночист». Не знал, что станет главным редактором американской русскоязычной газеты. Что его книги не только издадут, но и переведут - даже на японский язык. А рассказы опубликуют в престижнейшем американском журнале «Ньюйоркер». С чем его, кстати, поздравит классик американской литературы Курт Воннегут, который этой чести не удостоился ни разу.
Сергей Довлатов и Курт Воннегут 1982
Фото Нины Аловерт
Однако, радости Сергею Довлатову это не принесет. «Никогда не встречал человека, который бы каждую минуту был настолько несчастен, - писал про него однокурсник и друг, писатель Самуил Лурье. - При этом неизменно остроумен и готов к веселью. Сергей играл рыжего клоуна, в душе всегда оставаясь клоуном белым». Эта же странная особенность характера распространялась и на его отношения с женщинами.
В больнице Нью-йорка
«Я просыпался с ощущением беды»
«Поэт Охапкин надумал жениться. Затем невесту выгнал. Мотивы:
- Она, понимаешь, медленно ходит, а главное - ежедневно жрет!»
Это зарисовка из довлатовской книги «Соло на ундервуде». За четверть века до ее публикации студент филфака Ленинградского университета Сережа Довлатов к семейным узам относился куда более романтично.
«Помню ожидание любви, буквально каждую секунду. Как в аэропорту, где ты поджидаешь незнакомого человека. Держишься на виду, чтобы он мог подойти и сказать: "Это я"» , - вспоминал он о том времени.
«Две удивительные дуры…»
На лестничной площадке старого таллиннского деревянного дома трое – молодая симпатичная женщина, брюнет огромного роста и …абсолютно голый пузатый старичок.
Дядя Саша, в долг до завтра не найдется выпить? – вежливо спрашивает юная дама у обнаженного мужчины в дверном проеме.
Томушка, милая, ты же знаешь, тебя всегда выручу. Но редкий случай, нет ничего. Все сам, горький пьяница, выпил. Сама видишь!
Девушкой была скромная жительница эстонской столицы Тамара Зибунова, бывшая студентка математического факультета Тартуского университета. Как-то в Ленинграде на одной из вечеринок она случайно познакомилась с Сергеем Довлатовым. Для писателя мимолетная встреча стала достаточным поводом, чтобы по приезде в Таллин завалится ночью именно к ней. Предварительно он все же, разумеется, позвонил.
Тамара, вы меня, наверное, помните. Я такой большой, черный, похож на торговца урюком…
Гость явился подшофе и потребовал продолжения банкета. Но сосед, подпольный торговец водкой, не помог.
С дочерью Катей в Пушкинском заповеднике, 77 год
Катя
2011
И тогда Довлатов, ошеломленный сценой в стиле «ню», пригласил гостеприимную хозяйку в самый модный таллиннский ресторан «Мюнди бар». Ведь у него в кармане было целое состояние – тридцать рублей!
Просился на одну ночь, но так и остался, - вспоминала Тамара. - При этом почти каждый день приходил пьяный и начинал приставать. Меня это категорически не устраивало. Но Сергей производил какое-то гипнотическое впечатление. А рассказчиком был еще более ярким, чем писателем. Через месяц нужно было принимать решение: или вызывать милицию, или заводить с ним роман.
Довлатов остался. Хотя Тамаре было прекрасно известно: в Ленинграде у писателя есть жена Елена (второй брак, после развода с Асей), подрастает дочь Катя. Однако литератор-неудачник бросил их, бежав из города, где задыхался от того, что не печатают, не замечают, не уважают его талант. Отчаянье было так велико, что Довлатов … начинает работать кочегаром в котельной. Лишь бы как-то зацепиться в Таллине. И удача, наконец, ему улыбается – ленинградского «эмигранта» берут в штат главной газеты города «Советская Эстония».
С Тамарой Зибуновой, Таллин, 74 год
Отношения с начальством складывались непросто. «Обсудим детали. Только не грубите... - Чего грубить?.. Это бесполезно... - Вы, собственно, уже нагрубили!» - так Довлатов описывает в сборнике «Компромисс» повседневный разговор со своим редактором Туронком. На дверях отдела литературы и искусства время от времени появляется табличка с таким двустишием: «Две удивительные дуры / Ведут у нас отдел культуры». Авторство мало у кого вызывало сомнения.
Но некоторые его стихи вызывали совсем уж непредсказуемую реакцию. В разделе “Для больших и маленьких” Сергей регулярно помещал рифмованный текст, из которого русские дети узнавали новое эстонское слово. Вот одно из них.
Таню я благодарю
За подарок Танин.
Ей “спасибо” говорю,
По-эстонски - «тяэнан».
Вечером в отдел к нему явилась заплаканная Таня из «Деловых ведомостей»: «Сережа, не верьте! Это он обливает меня грязью из-за того, что я его бросила!» - «Кто?!» - «Смульсон! Это ведь он вам сказал, что я его наградила триппером?!»
Тамара Зибунова пишет в мемуарах: «Работая в отделе информации партийной газеты, Сергей придумал рубрику "Гости Таллина". Сначала искал реальных гостей, а потом стал их выдумывать. Например “Альдона Ольман, гость из Риги”. Альдона - доберманша моего школьного приятеля Вити Ольмана».
Но спрос на его публикации высок, не смотря на «низкий моральный уровень» и регулярные пьянки. «Довлатов умеет талантливо писать о всякой ерунде» - снисходительно говорят в редакции. Дальше больше. Ему доверили составить письмо от имени эстонской доярки Линды Пейпс самому Брежневу!
Он получает, не напрягаясь, 250 рублей – очень приличная по тем временам зарплата. Первая в его жизни книга «Пять углов» должна скоро выйти в свет. А рядом – близкий, понимающий человек. Не всякий выдержит мастера художественного слова!
С женой Еленой
- Сережа жил по литературным законам, - вспоминала Зибунова. - Просыпаясь, разворачивал людей к себе так, чтобы они вписывались в придуманные им сюжеты на этот день. Сегодня я - тургеневская женщина или жена декабриста. А завтра – вечно сытая дочь полковника.
Рухнуло все в одночасье… При обыске у местного диссидента обнаружили рукопись Довлатова «Зона». Абсурд был в том, что произведение открыто лежало в нескольких издательствах, ожидая отзывов. Но, поскольку она проходила по делу, то попала в КГБ. Рукопись запретили. А Довлатова вынудили написать заявление по собственному желанию. Макет его долгожданной первой книги «Пять углов» был рассыпан…
8 сентября 1975 года у Тамары Зибуновой родилась дочка, которую назвали Сашей. Безработный Довлатов по этому случаю впал в запой. Как-то, вдребезги пьяный, он чуть не утонул в фонтане под окнами роддома: его спасли мать и дед Тамары, которые, к счастью, оказались рядом.
Евгений Рейн и Сергей Довлатов
- Вы с ума сошли! – говорил взволнованный врач-эстонец Тамаре. – Вас нельзя выписывать, я только что видел вашего мужа!
- Доктор, мне как раз надо, чтобы все это прекратить.
В тот же год Сергей Довлатов возвращается в Ленинград, к семье. Точку в их трехлетних отношениях поставила Тамара. Он ей будет посылать письма из Америки до конца своих дней, начиная их словами: «Милая Томочка!».
«Бледная, с монгольскими глазами»
- У Довлатова жена - это вообще что-то необыкновенное! Я таких, признаться, даже в метро не встречал!
Столь «лестную» характеристику супруге писателя Елене, согласно книге «Соло на Ундервуде», дал простодушный аспирант-философ Володя Губин.
Это была твоя жена? Я ее не узнала. Извинись перед ней. Она мне нравится. Такая неприметная...
Елена и Сергей Довлатовы
Нью-Йорк. 1985-1986
Фото из архива семьи Довлатовых
А это цитата из «Филиала». Слова принадлежат роковой красотке, с которой у автора когда-то был роман. (Красотка подозрительно напоминает Асю Пекуровскую).
«Худая, бледная, с монгольскими глазами. Взгляд холодный и твердый, как угол чемодана» - так Довлатов уже от собственного имени описывает в повести «Наши» первое знакомство с Еленой.
После бурной вечеринки Сергей, якобы, обнаружил наутро в своей квартире незнакомку, спящую на соседнем диване. В качестве пижамы гостья использовала армейскую гимнастерку хозяина с привинченным спортивным значком. Невозмутимая барышня пожаловалась, что тот был очень колюч и не давал ей спать.
«Его можно понять» - чистосердечно признался хозяин дома.
Правда, сама Елена утверждает, что Сергей… впервые заговорил с ней, случайно столкнувшись в троллейбусе. Но их общие друзья сходятся в том, что он предельно точно передает характер главной женщины всей его жизни:
«Лена была невероятно молчалива и спокойна. Это было не тягостное молчание испорченного громкоговорителя. И не грозное спокойствие противотанковой мины. Это было молчаливое спокойствие корня, равнодушно внимающего шуму древесной листвы...»
Я знаю, почему ты продолжаешь со мной жить, - безмятежно говорила она непутевому мужу. – Тебе просто лень купить раскладушку…
Только такая жена могла терпеть писателя Довлатова более двадцати лет, перенося с редким хладнокровием его пьянство, измены, периоды тотальной нищеты и рождение детей на стороне.
«Лена не интересовалась моими рассказами. Не уверен даже, что она хорошо себе представляла, где я работаю. Знала только, что пишу» - рассказывал Довлатов про начало их сложных отношений в повести «Чемодан». Хотя впоследствии именно она лично набьет на печатной машинке полное собрание его сочинений.
Елена Борисовна сначала трудилась в парикмахерской. Потом мама писателя Нора Сергеевна помогла ей освоить профессию корректора. Что ей очень пригодилось в Америке, когда Сергей начнет выпускать в Нью-Йорке собственную газету.
Нора Сергеевна Довлатова, Коля Довлатов, Елена Довлатова
Нью-Йорк, 1983
Сергей Довлатов с сыном Колей, Нью-Йорк
В 1976 году рассказы Довлатова были опубликованы на Западе в журналах «Континент» и «Время и мы». В Ленинграде он мгновенно превратился в песону нон-грата. Писатель был жестоко бит и посажен на 15 суток за то, что, якобы, сбросил офицера с лестницы. «Если бы это было правдой, тебе бы вообще дали семь лет!» - цинично пояснили ему в отделении.
На фоне всех этих событий Елена решительно заявила, что должна подумать о будущем их дочери. Ее твердое решение эмигрировать потрясло опального литератора.
«Наступил день отъезда. В аэропорту собралась толпа. Главным образом, мои друзья, любители выпить. Мы попрощались. Лена выглядела совершенно невозмутимой. Кто-то из моих родственников подарил ей черно-бурую лису. Мне долго снилась потом оскаленная лисья физиономия... Дочка была в неуклюжих скороходовских туфлях. Вид у нее был растерянный. В тот год она была совсем некрасивой» - вспоминал он. 24 августа 1978 года в аэропорту Пулково уже сам писатель сядет в самолет Ленинград – Вена, чтобы уже больше никогда не вернуться на родину…
Сергей Довлатов и Петр Вайль
…Август в Нью-Йорке 1990 года выдался очень жарким, но в пригороде было полегче. В тени маленького домика на скамейке, сколоченной собственными руками, сидел абсолютно седой усталый человек. Дачу он купил всего несколько месяцев назад, лично посадив на участке три березы и даже навесив в доме двери без посторонней помощи. Правда, ни одна из них не закрывалась… 12 лет эмиграции развеяли все иллюзии по поводу «западного рая». Здесь тоже были свои дураки-начальники, погубившие его любимое детище – популярную газету «Русский американец». К примеру, последний владелец газеты, правоверный еврей, запрещал упоминать в заметках свинину, рекомендовав заменять ее фаршированной щукой. Существовала и цензура: в «Ньюйоркере» из его рассказа стыдливо выкинули комичный эпизод, где фигурировал… резиновый пенис.
Книги издавались, но оценить их по достоинству могли только литературные критики, да жители русскоговорящего района Брайтон-Бич.
Виктор Некрасов целует Сергея Довлатова
(в редакции «Нового американца»).
«Я всю жизнь чего-то ждал: аттестата зрелости, потери девственности, женитьбы, ребенка, первой книжки, минимальных денег, а сейчас все произошло, ждать больше нечего, источников радости нет. Главная моя ошибка - в надежде, что, легализовавшись как писатель, я стану веселым и счастливым. Этого не случилось» - с горечью писал он своему другу.
Мужчина тоскливо думал, что уже скоро ему предстоит отправиться в раскаленный от солнца центр города, встречать очередных гостей из России. С началом перестройки они зачастили. «Ко мне уже едут не друзья друзей, и даже не приятели приятелей, а уже малознакомые малознакомых!» - сокрушался он. Однако, отказать был не в силах.
На крыльцо выскочил симпатичный русый мальчишка с длинной челкой, и на сердце у седовласого потеплело. Рождение Коли в 1984 году почти совпало с появлением на свет повести «Заповедник». Мужчина еще не знал, что в России это будет одно из самых популярных его произведений. В самом конце повести отчаявшемуся главному герою звонит жена из-за границы.
«Я только спросил:
- Мы еще встретимся?
- Да... Если ты нас любишь...
- Любовь - это для молодежи. Для военнослужащих и спортсменов... А тут все гораздо сложнее. Тут уже не любовь, а судьба...»
Настроение у мужчины улучшилось. Он бодро встал, потрепал мальчишку по голове и энергично отправился к машине….
Сергей Довлатов, Елена Довлатова, Василий Аксенов. Встреча В. Аксенова в аэропорту Кеннеди. Нью-Йорк. 1980.
Фото Наташи Шарымовой
Последний крупный русский писатель конца XX века Сергей Довлатов скончался в Нью-Йорке 24 августа 1990 года. Это случилось во время очередного продолжительного запоя, наступившего после встречи с гостями из Москвы. Остановилось сердце. По этому поводу его близкий друг Игорь Ефимов высказался так:
Что бы ни было написано в свидетельстве о его смерти, литературный диагноз должен быть таков: «Умер от безутешной и незаслуженной нелюбви к себе».
Михаил ПАНЮКОВ
Слева направо Иосиф Бродский, Наташа Шарымова, Сергей Довлатов и другие посетители
Юз Алешковский и Сергей Довлатов
Форест Хиллс, Нью-Йорк. 3 сентября 1980.
Фото Нины Аловерт
Иосиф Бродский и Сергей Довлатов. Бродский получил в этот день почетное звание «Гражданин Нью-Йорка».
Нью-Йорк. 3 декабря 1985. Фото Нины Аловерт
Сергей Довлатов и Иосиф Бродский. Первое выступление И. Бродского перед эмигрантской общиной в галерее RR на Мерсер-стрит, Сохо, Нью-Йорк. 1979.
Фото Нины Аловерт
Сергей Довлатов в кругу родных.
Квинс, Нью-Йорк. 1987
Из архива семьи Довлатовых
Сергей Довлатов – экскурсовод. Михайловское. 1976.
Фото П. Г. Горчакова. Из архива Наташи Шарымовой
Dovlatov və Petr Vail
Новогодний вечер
Ленинград. 1947
Из архива семьи Довлатовых
Довлатов в Нью-Йорке 1987
Иосиф Бродский и Сергей Донатович
Биографию Сергея Довлатова знают все поклонники отечественной литературы. Это знаменитый российский писатель, который прославился благодаря удивительно точным и ярким рассказам и повестям. Он увлеченно работал над словом. Например, добиваясь, чтобы все слова в предложении начинались с разных букв. Удивительный стиль, отсутствие метафор сделали его произведения идеальными для переводчиков, поэтому они полюбились далеко за пределами нашей страны.
Детство и юность
Биографию Сергея Довлатова следует начать с 1941 года, когда он родился в Уфе. Его семья находилась в эвакуации. Великая Отечественная война началась всего два с половиной месяца назад.
Семья у него оказалась интернациональной. Отец - еврей Донат Исаакович Мечик был режиссером-постановщиком в театре. Мать Нора Сергеевна работала литературным корректором.
Когда семья вернулась в Ленинград, отец Довлатова ушел к другой женщине. После этого общение с сыном заключалось только в переписке.
В детстве Сергей был спокойным ребенком. Выделялся своим высоким ростом, но никогда не слыл драчуном. При этом учился посредственно.
Карьера журналиста
После школы в биографии Сергея Довлатова был университет имени Ждановича в Ленинграде, где он учился на факультете литературы и финского языка. Правда, прилежностью не отличался, постоянно прогуливал. Его отчислили со второго курса. В то время ему удалось познакомиться с классиками отечественной литературы того периода - поэтами Иосифом Бродским и Евгением Рейном, прозаиком Сергеем Вольфом, художником Александром Неждановым. Какое-то время входил в творческую богему Ленинграда.
В 1962 году Сергея призвали в армию. Он прослужил три года во внутренних войсках. Непосредственно Довлатов охранял исправительные колонии, расположенные на территории современной Республики Коми неподалеку от города Ухты. Этот опыт был им описан в повести "Зона: Записки надзирателя". Как позже вспоминал Бродский, Довлатов вернулся из армии с ошеломленным взглядом и кипой рассказов. В этой связи он его сравнивал с Толстым, когда тот приехал из Крыма.
Вернувшись на гражданку, Сергей Довлатов, биография которого приведена в этой статье, поступает в ленинградский университет на факультет журналистики. Из-за постоянного отсутствия денег ему приходится совмещать учебу с работой.
Его работа журналистом начинается с должности корреспондента в одной из ленинградских многотиражек. Постепенно он обрастает знакомствами и связями, поступает личным секретарем к писательнице Вере Пановой.
Переезд в Таллин
В 1972 году наступает новый этап в биографии Сергея Довлатова. Он переезжает в Таллин. Тут он продолжает журналистскую деятельность, работает в газетах "Советская Эстония" и "Вечерний Таллин". Параллельно пишет рецензии для журналов "Звезда" и "Нева".
В этот период своей жизни он пытается напечатать свои рассказы, которые уже давно активно пишет. Прибалтийские республики всегда считались более свободными, чем вся остальная территория Советского Союза.
Сборник под названием "Городские рассказы" готовят к печати в издательстве "Ээсти Раамат", но в последний момент весь тираж уничтожают по приказу эстонского КГБ.
В 1975 году Довлатов возвращается в Ленинград. Он работает в журнале "Костер", затем уезжает в Михайловское, где устраивается экскурсоводом в Пушкинском заповеднике. По-прежнему пытается опубликовать хотя бы какие-то свои произведения, но все безуспешно. В результате они выходят в эмигрантских журналах, передаются по рукам в самиздате. Это накладывает отпечаток на биографию писателя Сергея Довлатова. Его исключают из Союза журналистов.
В эмиграцию
Материальные трудности и постоянные преследования вынуждают Довлатова уехать в эмиграцию. К тому же там он рассчитывает опубликовать свои книги. В 1978 году он выезжает в Вену вслед за своей супругой Еленой и дочерью Катей. Оттуда они направляются в Нью-Йорк.
В 1980 году в США он встает у руля газеты "Новый американец", которую печатают на русском языке, ведет эфиры на радиостанции "Свобода".
В Америке у писателя начинается принципиально другая жизнь. Если на родине он не мог опубликовать ни строчки, то в США его сборники рассказов выходят один за другим. Всего в эмиграции Сергею Довлатову, биография и творчество которого описаны в этой статье, удается выпустить 12 книг. К середине десятилетия он превращается в популярного писателя, который печатается в The New Yorker.
Личная жизнь
Биография, личная жизнь Сергея Довлатова складываются непросто. Его отношения с женщинами часто были слишком запутанными, окружающие его считали донжуаном, которого невозможно исправить. В биографии Сергея Довлатова семья всегда была некой условностью. Достаточно упомянуть, что никто из его четверых детей не родился, когда он состоял в официальном браке. Дочь Катя появилась за три года до свадьбы с Еленой, а сын Николай через 8 лет после развода. Другая дочь Мария родилась через два года после развода с Асей, а Александра появилась на свет в гражданском браке с Тамарой.
Официально писатель был женат дважды. Его первую супругу звали Ася Пекуровская. Они состояли в браке с 1960 по 1968 год. В 1970 году уже после их официального развода у них родилась дочь Мария. Она взяла фамилию матери, в 1973 году уехала в США, сейчас занимает пост вице-президента кинокомпании Universal Pictures. С Асей он познакомился, когда был студентом. Многие утверждают, что это была единственная его настоящая любовь.
В 1969 году его женой стала Елена Ритман. К тому времени у нее уже была дочь Екатерина от Довлатова. В 1971 году супруги развелись, оказавшись в эмиграции. При этом в 1981 году у них родился сын, сейчас он живет в Америке под именем Николас Доули.
С 1975 по 1978 год писатель жил в гражданском браке с Тамарой Зибуновой. В 1975 году у них рождается дочь Александра.
В биографии Сергея Довлатова личная жизнь всегда играла большую роль. Об этом можно судить по его произведениям, в которых отношениям уделяется немало внимания, с любовью и теплотой он пишет о дочери Кате.
Смерть
Теперь вы знаете краткую биографию, кто такой Сергей Довлатов. В эмиграции он постоянно трудился, переписывал свои произведения, созданные еще в Советском Союзе.
В 1990 году он скончался в Нью-Йорке от сердечной недостаточности. На тот момент ему было 48 лет. Русский прозаик был похоронен в районе Куинс на кладбище Маунт-Хеброн.
Алкоголизм
Друзья и знакомые, знавшие Довлатова, утверждают, что не последнюю роль в его судьбе и состоянии здоровья сыграл алкоголизм. Причем многие отмечают, что это было распространенное и массовое явление для советских литераторов того времени.
Утверждают, что Довлатов при этом не любил запои, всячески с ними боролся. При этом он признавал власть водки, как пишет хорошо его знавший Александр Генис.
Скульптор Эрнст Неизвестный писал, что пьянство Довлатова было сродни самоубийству.
Это было темное русское пьянство, которое здорово, здорово отражено в песнях Высоцкого: «Что за дом притих…», «Все не так! Все не так, ребята». Поэтому какое-то стремление куда-то убежать, а куда бежать? в смерть, у него, конечно, было.
Литературное творчество
Довлатов известен как один из активных участников литературной группы "Горожане", существовавшей в Ленинграде в 60-70-е годы. Она была основана Владимиром Марамзиным, Борисом Вахтиным, Игорем Ефимовым, Владимиром Губиным.
Его работа в Таллине подробно описана в одном из самых известных произведений писателя - сборнике "Компромисс". На протяжении всей своей литературной карьеры писал прозу. Печатать его произведения в Советском Союза отказывались исключительно по идеологическим причинам. За все время ему удалось опубликовать только одну повесть в журнале "Нева" и рассказ на производственную тематику в журнале "Юность" в 1974 году, за что он получил солидные для того времени 400 рублей.
Довлатов оказал большое влияние на русскую культуру. Его произведения, а также биография, не раз становились объектами для спектаклей и художественных фильмов. Так, Михаил Веллер назвал одну из своих автобиографических повестей "Ножик Сережи Довлатова".
В 1994 году в МХТ был поставлен спектакль "Новый американец" по мотивам произведений Довлатова, в котором писателя играл заслуженный артист России Дмитрий Брусникин, ушедший из жизни совсем недавно.
Довлатов на протяжении нескольких десятилетий остается одним из самых издаваемых и читаемых авторов. Вместе с Солженицыным и Бродским он входит в тройку самых издаваемых русскоязычных авторов второй половины XX века.
Сейчас произведения Довлатова переведены на 30 языков мира. Он до сих пор остается единственным русскоязычным писателем, рассказ которого был опубликован в главном литературном журнале Америки The New Yorker.
Книги писателя
В своем завещании Сергей Довлатов категорически запретил публиковать любые его тексты, которые выходили в СССР до 1978 года. Он не позволил их перепечатывать ни под каким предлогом. Его первое изданное произведение называется "Невидимая книга", она вышла в 1977 году.
В 1980 году в Париже были изданы записные книжки под заголовком "Соло на ундервуде". Также его произведения, выходившие при жизни Довлатова за границей, это "Компромисс", "Зона: Записки надзирателя", "Марш одиноких", "Наши", "Демарш энтузиастов", "Ремесло: повесть в двух частях", "Иностранка", "Чемодан", "Представление", "Не только Бродский: Русская культура в портретах и анекдотах" (в соавторстве с Марианной Волковой), "Записные книжки", "Филиал".
На родине все его произведения выходили уже после его смерти. Первой стала повесть "Заповедник", которая увидела свет в Ленинграде в 1990 году.
Картина, главную роль в которой исполнил сербский актер Милан Марич, выйдет в мировой прокат 17 февраля. Перед премьерой «МИР 24» выбрал 17 цитат из произведений и писем Сергея Довлатова, которые помогут лучше понять его биографию.
БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА
Сергей Довлатов – русский писатель. Родился в 1941 году в эвакуации в Уфе. Юность и молодость провел в Ленинграде и Таллине. Срочную службу проходил в вооруженной охране исправительных учреждений Республики Коми; впечатления от службы легли в основу первого сборника малой прозы «Зона: записки надзирателя». Работал журналистом в советских газетах, публиковался в самиздате. В 1978 году из-за преследования властей эмигрировал в Вену, потом в Нью-Йорк. Благодаря рекомендации Иосифа Бродского, Довлатов стал вторым русским писателем после Набокова, который печатался в престижном литературном альманахе «New Yorker». Первая книга прозы Довлатова вышла В США. Умер 24 августа 1990 года от сердечной недостаточности. Похоронен на еврейском кладбище «Маунт-Хеброн» в Куинсе (район Нью-Йорка).
О детстве
В детстве я был невероятным оптимистом. В дневнике и на обложках школьных тетрадей я рисовал портреты Сталина. И других вождей мирового пролетариата. Особенно хорошо получался Карл Маркс. Обыкновенную кляксу размазал – уже похоже.
О родине
Либеральная точка зрения: «Родина – это свобода». Есть вариант: «Родина там, где человек находит себя». Одного моего знакомого провожали друзья в эмиграцию. Кто-то сказал ему: «Помни, старик! Где водка, там и родина!»
О работе лагерным надзирателем
Солженицын описывает политические лагеря. Я – уголовные. Солженицын был заключённым. Я – надзирателем. По Солженицыну, лагерь – это ад. Я думаю, что ад – это мы сами.
О женщинах
Женщины любят только мерзавцев, это всем известно. Однако быть мерзавцем не каждому дано. У меня был знакомый валютчик Акула. Избивал жену черенком лопаты. Подарил ее шампунь своей возлюбленной. Убил кота. Один раз в жизни приготовил ей бутерброд с сыром. Жена всю ночь рыдала от умиления и нежности.
О семье
Семья – это если по звуку угадываешь, кто именно моется в душе.
О детях
Детей мы наказываем за одно-единственное преступление. Если они чего-то не доели…
О работе в газете
Есть в газетном деле одна закономерность. Стоит пропустить единственную букву – и конец. Обязательно выйдет либо непристойность, либо – хуже того – антисоветчина. (А бывает и то, и другое вместе.)
Взять, к примеру, заголовок: «Приказ главнокомандующего». «Главнокомандующий» – такое длинное слово, шестнадцать букв. Надо же пропустить именно букву «л». А так чаще всего и бывает.
О бедности
Я не жалею о пережитой бедности. Если верить Хемингуэю, бедность – незаменимая школа для писателя. Бедность делает человека зорким. И так далее. Любопытно, что Хемингуэй это понял, как только разбогател…
О России
В России достаточно быть относительно трезвым, чтобы считаться завидным женихом.
Об отъезде за границу
Я оглядел пустой чемодан. На дне – Карл Маркс. На крышке – Бродский. А между ними – пропащая, бесценная, единственная жизнь.
О работе писателем
Я не знаю, где советские писатели черпают темы. Всё кругом не для печати.
Об ошибках
Моя жена спросила Арьева:
– Андрей, я не пойму, ты куришь?
– Понимаешь, – сказал Андрей, – я закуриваю, только когда выпью. А выпиваю я беспрерывно. Поэтому многие ошибочно думают, что я курю.
О зрелом возрасте
Мне сорок пять лет. Все нормальные люди давно застрелились или хотя бы спились. А я даже курить и то чуть не бросил.
О жизни в эмиграции
Мы – это шесть кирпичных зданий вокруг супермаркета, населенных преимущественно русскими. То есть недавними советскими гражданами. Или, как пишут газеты – эмигрантами третьей волны
У нас есть русские магазины, детские сады, фотоателье и парикмахерские. Есть русское бюро путешествий. Есть русские адвокаты, писатели, врачи и торговцы недвижимостью. Есть русские гангстеры, сумасшедшие и проститутки. Есть даже русский слепой музыкант.
Местных жителей у нас считают чем-то вроде иностранцев. Если мы слышим английскую речь, то настораживаемся. В таких случаях мы убедительно просим:
- Говорите по-русски!
О таланте и гениальности
Божий дар как сокровище. То есть буквально – как деньги. Или ценные бумаги. А может, ювелирное изделие. Отсюда – боязнь лишиться. Страх, что украдут. Тревога, что обесценится со временем. И еще – что умрешь, так и не потратив.
О времени
В поразительную эпоху мы живем. «Хороший человек» для нас звучит как оскорбление. «Зато он человек хороший» – говорят про жениха, который выглядит явным ничтожеством…
О главном
Знаешь, что главное в жизни? Главное – то, что жизнь одна. Прошла минута, и конец. Другой не будет…