Поединок тема становления молодого человека. Главный герой в оценке критики

Сочинение

Почти все творчество Куприна проникнуто традиционным для русской литературы пафосом сочувствия «маленькому» человеку, обреченному на жалкое существование в косной, убогой среде. Главный герой повести «Поединок» подпоручик Ромашов типичен для писателя: герой интеллигентный, обладающий высоким болевым порогом и малым запасом душевной прочности, чтобы противостоять пошлости и цинизму окружающего.
Симпатии автора явно на стороне героя, и у читателя возникает симпатия к нему сразу же, как только Ромашов появляется перед нами.
Даже внешний его образ не отталкивает, а скорее вызывает жалость к молодому офицеру. Он невысок и худощав, но довольно силен. Из-за застенчивости неловок. Да и о какой ловкости может идти речь, если даже одежда его будто служит дополнительным унижением. На нем калоши, «облепленные доверху густой, как тесто, грязью», шинель, обрезанная тоже «ради грязи». Оглядывая себя, он краснеет от стыда. Автор постоянно подчеркивает юность, незрелость Ромашова. Лишь раз уже в конце повести упоминается его возраст: двадцать один год. Но читатель и раньше не дал бы ему больше: Ромашов испытывает чувство «мальчишеской неловкости перед солдатами», Шурочка называет его «и не мужчиной вовсе». А более всего о его юности говорит привычка думать о себе в третьем лице. Она же говорит о романтичности героя: думает он о себе словами шаблонных романов.
Ромашов –– мечтатель. Он ходит на вокзал к курьерскому поезду, чтобы хоть краем глаза взглянуть на жизнь, отличную от его жизни. Чтобы увидеть красивых, нарядных дам, так непохожих на дам полка, вынужденных перешивать бесчисленное число раз одно и то же платье и чистить перчатки бензином. Увидеть «беззаботно самоуверенных» штатских господ, не представляющих себе тягот армейской жизни с ее муштрой, хамством, избиениями, унижениями. Их жизнь представляется Ромашову вечным праздником и торжеством, а досуг офицеров –– это пьянство, карты, интриги, супружеские измены да публичный дом. За вечерней зарей чудится юноше прекрасный город с мостовыми из золотых плиток, с башнями, тенистыми садами и фонтанами. И люди живут там иные: светлые, радостные, не знающие преград в желаниях, не знающие скорби, стыда, забот.
Но грезит он не только о земном рае, есть у него мечты гораздо более материальные, рожденные, может быть, даже похвальным, честолюбием. Он видит себя ученым офицером генерального штаба, он не пренебрегает полковыми занятиями, но сторонится офицеров. Он все выше поднимается по служебной лестнице, усмиряет бунт рабочих. И уже готов он не ходить более ни разу в собрание, засесть с утра за книги, зубрить, выдержать экзамен в академию генерального штаба. Но в Ромашове честолюбие сталкивается с детской наивностью (романтическая мечта стать шпионом-шарманщиком в Германии), но, хуже того, сталкивается оно со слабостью характера, внутренней несобранностью. В мечтах он - незаменимый офицер генштаба, а на деле он забросил купленные книги, и они пылятся на полке; он не читает выписанных газет и журналов, убивает свободное время на вечера в собрании, пьет много водки и тянет пошлую связь с замужней женщиной.
Но для читателя Ромашов все же привлекателен душевной чистотой, человечностью. Его поведение во многом отличается от поведения большинства других офицеров. Он перед самим полковым командиром Шульговичем вступается за солдата-татарина, едва понимающего русский язык. Человеческое берет в Ромашове верх над предписаниями воинского устава, и он не думает в этот момент о неизбежности наказания. Он не может понять «необходимости» расправ со «шпаками», не видя никаких проявлений офицерской чести в демонстрации грубой силы перед беззащитными студентами и буфетчиками.

Он хотел бы, чтобы все люди осознали бессмысленность войны, весь мир сложил оружие. Но в действительности он может лишь запретить подчиненному не бить солдата («Шаповаленко, не сметь драться!). Он грозится солдафону Сливе подать на него рапорт за избиение солдат, и это уже подвиг, уже поступок, выходящий вон из ряда поступков других офицеров.
Многие мелочи, а по правде - совсем не мелочи, в поведении, в жизни подпоручика отличают его от других. Он единственный, кто относится к своему денщику как к человеку, не делает из него зверька, клоуна для развлечения гостей. Он стыдится самого того, что кто-то прислуживает ему, жалеет, что не может даже пожать руку своему верному Гайнану. Ромашов лишь раз идет к Брему, чтобы занять денег, до этого он ходил к нему, движимый человеческой симпатией, любовью к животным. Он вспоминает детскую мечту иметь собаку.
Если обратить внимание на то, как относятся к нему другие офицеры, то мы увидим явную нелюбовь к нему Сливы, Осадчего, Дорошенки. Они видят, что в подпоручике есть внутренний стержень, способность к протесту, смелость высказать свое осуждение. Так, он остановит кощунственное насмехательство Осадчего над покончившим с собой солдатом: «Не позволю! Молчите! Зачем смеяться? Капитан Осадчий, вам вовсе не смешно, а вам больно и страшно!» Потому и не любят его начальники, видя, что человек не сломлен до конца.
Офицеры же, которые равны Ромашову по положению, относятся к нему почти по-товарищески, ему доверяют. Достаточно вспомнить, что Михин именно его попросил взять в экипаж сестер, чтобы оградить их от приставаний грубияна Дица, вспомнить молчаливую признательность Бек-Агамалова, которого Ромашов уберег от совершения убийства и от позора на всю оставшуюся жизнь.
Ромашов не остается неизменным на всем протяжении повести. Напряженные раздумья о жизни, об армии, о себе приводят его к открытию собственного «я», своей личности, индивидуальности. Это открытие сначала даст подпитку его тщеславию, и результатом будет самолюбование, желание похвал и провал во время смотра. Но после в душе Ромашова произойдет глубокий надлом, он окончательно повзрослеет. Исчезнет бесследно привычка думать о себе в третьем лице. Он поймет, что личность - не только он, что свое «я» есть у каждого. Солдаты больше не будут казаться ему серой массой, у каждого из них появится свое лицо. Еще более мучительными станут для него преграды между людьми, созданные армейской иерархией. Но у него достанет смелости и сочувствия, несмотря на насмешки других офицеров, помогать солдату Хлебникову, которого он спас от самоубийства. Но для самого Ромашова жизнь предстанет - еще более бессмысленной, его положение еще более безвыходным. Обдумывая возможность уйти в запас, он понимает, что не найти ему лучшей доли и став штатским. И не поправит положения то, что он поймет, каковы «три гордых призвания человека»: наука, искусство и свободный физический труд. Не помогут вдохновенные рассуждения Назанского о ценности жизни, о грядущем прекрасном времени, когда люди станут богами. Ведь сам Назанский ни на шаг не приблизился к этому времени. Не спасет его и любовь к Шурочке, потому что на его чувство она ответит минутной влюбленностью, благосклонностью и жестоким расчетом. Ромашов не стал победителем в поединке со средой, не стал победителем в поединке с самим собой, не нашел сил изменить свою жизнь. Но стал победителем, сознательно уйдя из этой жизни. Наивно думать, что смертельный исход дуэли был трагической случайностью для Ромашова или для Шурочки. Она понимала, на что толкает влюбленного юношу, и он не мог не чувствовать этого: «… Ромашов почувствовал, как между ними проползло что-то тайное, гадкое, склизкое, от чего пахнуло холодом на его душу». Но отдал свои душевные силы и жизнь свою отдал ради любимой женщины, спасая честь ее мужа, спасая ее будущее, ее желания и мечты. Мы можем осуждать его, не принимать его готовности умереть, не признавать ее. Но его согласие на дуэль было зрелым решением взрослого человека. Победа его в жалости и любви, в простых, спокойных словах: «Хорошо, пусть будет так. Я согласен».

Другие сочинения по этому произведению

Автор и его герои в повести А. И. Куприна "Поединок" Идейно-художественное своеобразие повести А. Куприна «Поединок» Испытание любовью (по повести А. И. Куприна «Поединок») КРИТИЧЕСКОЕ ИЗОБРАЖЕНИЕ АРМЕЙСКОГО ОБЩЕСТВА В ПОВЕСТИ А. И. КУПРИНА «ПОЕДИНОК» Мир человеческих чувств в прозе начала xx века Нравственные и социальные проблемы в повести А. Куприна «Поединок». Нравственные и социальные проблемы повести Куприна «Поединок» Нравственные искания героев Куприна на примере героев повести «Поединок» Повесть А.И. Куприна «Поединок» как протест против обезличивания и душевной пустоты Поединок в «Поединке» (по одноименной повести А.И.Куприна) Поединок насилия и гуманизма Развенчание романтики военной службы (по повести «Поединок») Россия в произведениях А. И. Куприна (по повести «Поединок») Сила и слабость натуры подпоручика Ромашова (по повести А. И. Куприна «Поединок») Сила любви (по повести А. И. Куприна «Поединок») Смысл названия и проблематика повести А. И. Куприна «Поединок» Смысл названия повести А. И. Куприна «Поединок» Сословная мораль офицерства по повести Куприна «Поединок» Три гордых призвания человека по повести А. И. Куприна «Поединок» Характеристика гарнизона в повести Куприна «Поединок» Образ Ромашова и Назанского в повести А.И. Куприна «Поединок» Анализ повести "Поединок" Куприна А.И. В чем смысл названия повести А. И. Куприна "Поединок"

ПИСАЛ ЛИ КУПРИН О СЕБЕ, СМЕРТЬЮ РОМАШОВА "УБИВ" СВОИ ЮНОШЕСКИЕ МЕЧТЫ?

А.П.Апсит Портрет А.И.Куприна 1928 г.
Фото А.И.Куприна 1900е

Куприн был поручиком белой армии, блестящим наездником, который на пари мог подняться на лошади на второй этаж ресторана, выпить, не покидая седла, полстакана коньяка и тем же манером вернуться на землю.
Детство Куприна прошло в Сиротской школе (Москва, ул. Казакова, 18), где за бредни его, что он-де генерал Скобелев, сам Наполеон, на него наденут остроконечный колпак с жирно выведенной надписью «Лгун».
Стриженым двенадцатилетним подростком Куприн учился в Кадетской школе(Москва, 1-й Краснокурсантский пр., 3–5), потом училище юнкеров (Москва, угол Знаменки и Гоголевского бульвара), где сидел в карцере за крестьянскую девушку Дуняшу (за ней ухаживал вместо занятий по топографии) и за первый напечатанный рассказ – «бумагомарание».
Ещё вчера он, юнкер, мчался на тройке на бал в женский институт, объяснялся в любви на чистопрудном катке и тайно хранил подобранный в театре платок какой-то незнакомки, а сегодня он – офицер 46-го Днепровского пехотного полка. Он прыгает со второго этажа, когда какая-то гарнизонная дама пообещала за это поцелуй, ради ещё одной любви, забросив стихи и прозу, пытается поступить в Академию Генштаба.
Поступил бы – экзамены сдал блестяще! – если бы по дороге в Петербург не встретил в Киеве друзей по кадетскому корпусу и, загуляв, не сбросил то ли с парома, то ли с ресторанчика-поплавка полицейского пристава. По одной версии, за то, что тот не уступил им, офицерам, заказанного столика, по другой, более романтичной, за наглое приставание к какой-то девице.
Дуэлей в его жизни не было. Но, не правда ли, есть что-то общее в описании юности писателя с Ромашовым - героем его повести "Поединок" ?

Название повести А. И. Куприна - «Поединок», верно передает смысл разыгравшейся в ней драмы. Под поединком подразумевается не только описанная в конце повести дуэль, но и все события, происходящие с главными героями.
Действие книги происходит в то время, когда только что официально разрешили поединки между офицерами. Естественно, в гарнизоне эта тема живо обсуждается. Впервые
она всерьез затрагивается в разговоре Шурочки Николаевой и Ромашова.
Шурочка, красивая, обаятельная, умная, образованная женщина, говорит о дуэлях как о каком-то необходимом явлении. Офицер, утверждает она, обязан рисковать собой. Оскорбление может быть смыто только кровью. Не только Шурочка, жена офицера, рассуждает о поединках с подобной горячностью. Это мнение большинства мужчин в гарнизоне.
Жизнь Ромашова в полку - вечный поединок с собой и с офицерскими предрассудками. Он не такой, как его товарищи, у него другие жизненные устремления. Придя в полк, Ромашов мечтал “о доблести, о подвигах, о славе”. Он идеализировал офицерство, считая, что эти люди благородны, великодушны, честны. Но в гарнизоне офицеры ведут серое, беспросветное существование, они отыгрываются на солдатах, которых не считают за людей, вечерами, не зная, чем заняться, офицеры собираются, играют в карты и устраивают бессмысленные кутежи.
Вся повесть - это череда мелких столкновений Ромашова с окружающими его людьми.
Все эти малозначительные стычки ведут к одной главной - дуэли между Ромашовым и Николаевым.
В общем-то, дуэль была предопределена с самого начала. Ромашов любит жену Николаева, кроме того, и она отвечала ему пусть не любовью, но хотя бы симпатией, привязанностью. Ласково называя офицера «Ромочка», Шурочка проводит с ним свободное время «от нечего делать». Ромашов отказывается от романа с полковой дамой Раисой Александровной Петерсон, с которой они грязно и скучно (и уже довольно давно) обманывали её мужа. Желая отомстить своему «усатенькому Жоржику», она начинает забрасывать мужа Шурочки анонимками.
Сам Николаев с самого начала не приемлет Ромашова К позору во время смотра, когда по вине Ромашова провалился церемониальный марш, прибавилось объяснение с Николаевым, потребовавшим сделать все, чтобы прекратить поток анонимок, и ещё - не бывать у них в доме. Следовательно, рано или поздно поединок должен был состояться.
Слово “поединок” по отношению к произошедшему событию, возможно, не совсем уместно, поскольку это не было честным сражением двух офицеров.
Шурочка, так горячо любимая Ромашовым, уверила его, что все оговорено заранее и никто не будет ранен. При этом она оговорилась, что прощается с ним навсегда, но он, как все влюбленные, не услышал этого.
Разве мог доверчивый, романтичный подпоручик предположить, что любимая женщина так холодна, расчетлива и вероломна?
Он погиб, не познав счастливой любви, не осуществив заветную мечту о том, чтобы бросить службу и посвятить себя более достойному занятию. Поединок между Ромашовым и окружающим миром оказался не в пользу мечтательного подпоручика.
«Поединок» вышел с посвящением М.Горькому, к которому в эту пору своего творчества Куприн был близок, и, помимо высоких оценок критики, заслужил похвалу Л.Н.Толстого.

А теперь дуэлянты:

ЮРИЙ АЛЕКСЕЕВИЧ РОМАШОВ

И.Глазунов Иллюстрация к повести "Поединок" гл. 16 (фрагмент)

Он был среднего роста, худощав, и хотя довольно силен для своего сложения, но от большой застенчивости неловок. Фехтовать на эспадронах он не умел даже в училище, а за полтора года службы и совсем забыл это искусство.
В молодом выпускнике кадетского училища, ныне подпоручике, второй год служащем в полку, расквартированном в маленьком еврейском местечке, своеобразно соединяются слабость воли и сила духа. Служба в армии для Ромашова тяжелое испытание: он не может смириться с грубостью и пошлостью полкового быта.
Ромашов сочиняет повести, хотя и стыдится своих литературных занятий.
«Не в первый раз за полтора года своей офицерской службы испытывал он это мучительное сознание своего одиночества и затерянности среди чужих, недоброжелательных или равнодушных людей, - это тоскливое чувство незнания, куда девать сегодняшний вечер». От тоски он часто ходит на вокзал, где ненадолго останавливающиеся поезда напоминают ему об иной, праздничной жизни.
После драки с Николаевым Ромашов вызывает его на дуэль и за сутки становится «сказкой города и героем дня». Заседание офицерского суда выносит решение о неминуемости поединка между Ромашовым и Николаевым.
На следующий день Николаев убивает Ромашова на дуэли.

ВЛАДИМИР ЕФИМОВИЧ НИКОЛАЕВ
Вот уже два года подряд он проваливает экзамены в академию, и Александра Петровна, Шурочка, делает все, чтобы последний шанс (поступать дозволялось только до трех раз) не был упущен.

И последнее, в 2007 снят двенадцатисерийный телевизионный художественный фильм «Юнкера», созданный по мотивам произведений А. И. Куприна. В основе сценария - роман «Юнкера», повести «Поединок», «На переломе» («Кадеты»), многие рассказы писателя и эпизоды его биографии. Время действия в фильме, в отличие от романов Куприна, сдвинуто с конца XIX века на годы, предшествующие началу первой мировой войны.

Нам осталось перечесть фрагменты первоисточника!

Начался обычный, любимый молодыми офицерами разговор о случаях неожиданных кровавых расправ на месте и о том, как эти случаи проходили почти всегда безнаказанно. В одном маленьком городишке безусый пьяный корнет врубился с шашкой в толпу евреев, у которых он предварительно "разнес пасхальную кучку". В Киеве пехотный подпоручик зарубил в танцевальной зале студента насмерть за то, что тот толкнул его локтем у буфета. В каком-то большом городе - не то в Москве, не то в Петербурге - офицер застрелил, "как собаку", штатского, который в ресторане сделал ему замечание, что порядочные люди к незнакомым дамам не пристают.
Ромашов, который до сих пор молчал, вдруг, краснея от замешательства, без надобности поправляя очки и откашливаясь, вмешался в разговор:
- А вот, господа, что я скажу с своей стороны. Буфетчика я, положим, не считаю... да... Но если штатский... как бы это сказать?.. Да... Ну, если он порядочный человек, дворянин и так далее... зачем же я буду на него, безоружного, нападать с шашкой? Отчего же я не могу у него потребовать удовлетворения? Все-таки же мы люди культурные, так сказать... - Э, чепуху вы говорите, Ромашов, - перебил его Веткин. - Вы потребуете удовлетворения, а он скажет: "Нет... э-э-э... я, знаете ли, вээбще... э-э... не признаю дуэли. Я противник кровопролития... И кроме того, э-э... у нас есть мировой судья..." Вот и ходите тогда всю жизнь с битой мордой.

Вы не читали в газетах об офицерском поединке? - спросила вдруг Шурочка.
Ромашов встрепенулся и с трудом отвел от нее глаза.
- Нет, не читал. Но слышал. А что?
- Конечно, вы, по обыкновению, ничего не читаете. Право, Юрий Алексеевич, вы опускаетесь. По-моему, вышло что-то нелепое. Я понимаю: поединки между офицерами - необходимая и разумная вещь. - Шурочка убедительно прижала вязанье к груди. - Но зачем такая бестактность? Подумайте: один поручик оскорбил другого. Оскорбление тяжелое, и общество офицеров постановляет поединок. Но дальше идет чепуха и глупость. Условия - прямо вроде смертной казни: пятнадцать шагов дистанции и драться до тяжелой раны... Если оба противника стоят на ногах, выстрелы возобновляются. Но ведь это - бойня, это... я не знаю что! Но, погодите, это только цветочки. На место дуэли приезжают все офицеры полка, чуть ли даже не полковые дамы, и даже где-то в кустах помещается фотограф. Ведь это ужас, Ромочка! И несчастный подпоручик, фендрик, как говорит Володя, вроде вас, да еще вдобавок обиженный, а не обидчик, получает после третьего выстрела страшную рану в живот и к вечеру умирает в мучениях. А у него, оказывается, была старушка мать и сестра, старая барышня, которые с ним жили, вот как у нашего Михина... Да послушайте же: для чего, кому нужно было делать из поединка такую кровавую буффонаду? И это, заметьте, на самых первых порах, сейчас же после разрешения поединков. И вот поверьте мне, поверьте! - воскликнула Шурочка, сверкая загоревшимися глазами, - сейчас же сентиментальные противники офицерских дуэлей, - о, я знаю этих презренных либеральных трусов! - сейчас же они загалдят: "Ах, варварство! Ах, пережиток диких времен! Ах, братоубийство!"
- Однако вы кровожадны, Александра Петровна! - вставил Ромашов.
- Не кровожадна, - нет! - резко возразила она. - Я жалостлива. Я жучка, который мне щекочет шею, сниму и постараюсь не сделать ему больно. Но, попробуйте понять, Ромашов, здесь простая логика. Для чего офицеры? Для войны. Что для войны раньше всего требуется? Смелость, гордость, уменье не сморгнуть перед смертью. Где эти качества всего ярче проявляются в мирное время? В дуэлях. Вот и все. Кажется, ясно. Именно не французским офицерам необходимы поединки, - потому что понятие о чести, да еще преувеличенное, в крови у каждого француза, - не немецким, - потому что от рождения все немцы порядочны и дисциплинированны, - а нам, нам, нам! Тогда у нас не будет в офицерской среде карточных шулеров, как Арчаковский, или беспросыпных пьяниц, вроде вашего Назанского; тогда само собой выведется амикошонство, фамильярное зубоскальство в собрании, при прислуге, это ваше взаимное сквернословие, пускание в голову друг другу графинов, с целью все-таки не попасть, а промахнуться. Тогда вы не будете за глаза так поносить друг друга. У офицера каждое слово должно быть взвешено. Офицер - это образец корректности. И потом, что за нежности: боязнь выстрела! Ваша профессия - рисковать жизнью.

20
.........
Вечером в этот день его опять вызвали в суд, но уже вместе с Николаевым. Оба врага стояли перед столом почти рядом. Они ни разу не
взглянули друг на друга, но каждый из них чувствовал на расстоянии
настроение другого и напряженно волновался этим. Оба они упорно и
неподвижно смотрели на председателя, когда он читал им решение суда:
- "Суд общества офицеров N-ского пехотного полка, в составе - следовали
чины и фамилии судей - под председательством подполковника Мигунова,
рассмотрев дело о столкновении в помещении офицерского собрания поручика
Николаева и подпоручика Ромашова, нашел, что ввиду тяжести взаимных
оскорблений ссора этих обер-офицеров не может быть окончена примирением и
что поединок между ними является единственным средством удовлетворения
оскорбленной чести и офицерского достоинства. Мнение суда утверждено
командиром полка".
Окончив чтение, подполковник Мигунов снял очки и спрятал их в футляр.
- Вам остается, господа, - сказал он с каменной торжественностью, -
выбрать себе секундантов, по два с каждой стороны, и прислать их к девяти
часам вечера сюда, в собрание, где они совместно с нами выработают условия
поединка. Впрочем, - прибавил он, вставая и пряча очечник в задний карман,
- впрочем, прочитанное сейчас постановление суда не имеет для вас
обязательной силы. За каждым из вас сохраняется полная свобода драться на
дуэли, или... - он развел руками и сделал паузу, - или оставить службу.
Затем... вы свободны, господа... Еще два слова. Уж не как председатель
суда, а как старший товарищ, советовал бы вам, господа офицеры,
воздержаться до поединка от посещения собрания." Это может повести к
осложнениям. До свиданья.
Николаев круто повернулся и быстрыми шагами вышел из залы. Медленно
двинулся за ним и Ромашов. Ему не было страшно, но он вдруг почувствовал
себя исключительно одиноким, странно обособленным, точно отрезанным от
всего мира. Выйдя на крыльцо собрания, он с долгим, спокойным удивлением
глядел на небо, на деревья, на корову у забора напротив, на воробьев,
купавшихся в пыли среди дороги, и думал: "Вот - все живет, хлопочет,
суетится, растет и сияет, а мне уже больше ничто не нужно и не интересно.
Я приговорен. Я один".
Вяло, почти со скукой пошел он разыскивать Бек-Агамалова и Веткина,
которых он решил просить в секунданты. Оба охотно согласились -
Бек-Агамалов с мрачной сдержанностью, Веткин с ласковыми и
многозначительными рукопожатиями.
Идти домой Ромашову не хотелось - там было жутко и скучно. В эти
тяжелые минуты душевного бессилия, одиночества и вялого непонимания жизни
ему нужно было видеть близкого, участливого друга и в то же время тонкого,
понимающего, нежного сердцем человека.
И вдруг он вспомнил о Назанском.

21
........
Ромашов рассказал подробно историю своего столкновения с Николаевым.
Назанский задумчиво слушал его, наклонив голову и глядя вниз на воду,
которая ленивыми густыми струйками, переливавшимися, как жидкое стекло,
раздавалась вдаль и вширь от носа лодки.
- Скажите правду, вы не боитесь, Ромашов? - спросил Назанский тихо.
- Дуэли? Нет, не боюсь, - быстро ответил Ромашов. Но тотчас же он
примолк и в одну секунду живо представил себе, как он будет стоять совсем
близко против Николаева и видеть в его протянутой руке опускающееся черное
дуло револьвера. - Нет, нет, - прибавил Ромашов поспешно, - я не буду
лгать, что не боюсь. Конечно, страшно. Но я знаю, что я не струшу, не
убегу, не попрошу прощенья.
Назанский опустил концы пальцев в теплую, вечернюю, чуть-чуть ропщущую
воду и заговорил медленно, слабым голосом, поминутно откашливаясь:
- Ах, милый мой, милый Ромашов, зачем вы хотите это делать? Подумайте:
если вы знаете твердо, что не струсите, - если совсем твердо знаете, - то
ведь во сколько раз тогда будет смелее взять и отказаться.
- Он меня ударил... в лицо! - сказал упрямо Ромашов, и вновь жгучая
злоба тяжело колыхнулась в нем.
- Ну, так, ну, ударил, - возразил ласково Назанский и грустными,
нежными глазами поглядел на Ромашова. - Да разве в этом дело? Все на свете
проходит, пройдет и ваша боль и ваша ненависть. И вы сами забудете об
этом. Но о человеке, которого вы убили, вы никогда не забудете. Он будет с
вами в постели, за столом, в одиночестве и в толпе. Пустозвоны,
фильтрованные дураки, медные лбы, разноцветные попугаи уверяют, что
убийство на дуэли - не убийство. Какая чепуха! Но они же сентиментально
верят, что разбойникам снятся мозги и кровь их жертв. Нет, убийство -
всегда убийство. И важна здесь не боль, не смерть, не насилие, не
брезгливое отвращение к крови и трупу, - нет, ужаснее всего то, что вы
отнимаете у человека его радость жизни. Великую радость жизни! - повторил
вдруг Назанский громко, со слезами в голосе. - Ведь никто - ни вы, ни я,
ах, да просто-напросто никто в мире не верит ни в какую загробную жизнь.
Оттого все страшатся смерти, но малодушные дураки обманывают себя
перспективами лучезарных садов и сладкого пения кастратов, а сильные -
молча перешагивают грань необходимости. Мы - не сильные. Когда мы думаем,
что будет после нашей смерти, то представляем себе пустой холодный и
темный погреб. Нет, голубчик, все это враки: погреб был бы счастливым
обманом, радостным утешением. Но представьте себе весь ужас мысли, что
совсем, совсем ничего не будет, ни темноты, ни пустоты, ни холоду... даже
мысли об этом не будет, даже страха не останется! Хотя бы страх!
Подумайте!
......
- Да, жизнь прекрасна, - сказал Ромашов.
- Прекрасна! - пылко повторил Назанский. - И вот два человека из-за
того, что один ударил другого, или поцеловал его жену, или просто, проходя
мимо него и крутя усы, невежливо посмотрел на него, - эти два человека
стреляют друг в друга, убивают друг друга. Ах, нет, их раны, их страдания,
их смерть - все это к черту! Да разве он себя убивает - жалкий движущийся
комочек, который называется человеком? Он убивает солнце, жаркое, милое
солнце, светлое небо, природу, - всю многообразную красоту жизни, убивает
величайшее наслаждение и гордость - человеческую мысль! Он убивает то, что
уж никогда, никогда, никогда не возвратится. Ах, дураки, дураки!

22
.......
- Ну, хочешь, я завтра откажусь от поединка, извинюсь перед ним? Сделать это? - произнес он печально.
Она помолчала немного. Будильник наполнял своей металлической болтовней
все углы темной комнаты. Наконец она произнесла еле слышно, точно в
раздумье, с выражением, которого Ромашов не мог уловить:
- Я так и знала, что ты это предложишь.
Он поднял голову и, хотя она удерживала его за шею рукой, выпрямился на
кровати.
- Я не боюсь! - сказал он громко и глухо.
- Нет, нет, нет, нет, - говорила она горячим, поспешным, умоляющим
шепотом. - Ты меня не понял. Иди ко мне ближе... как раньше... Иди же!..
Она обняла его обеими руками и зашептала, щекоча его лицо своими
тонкими волосами и горячо дыша ему в щеку:
- Ты меня не понял. У меня совсем другое. Но мне стыдно перед тобой. Ты
такой чистый, добрый, и я стесняюсь говорить тебе об этом. Я расчетливая,
я гадкая...
- Нет, говори все. Я тебя люблю.
- Послушай, - заговорила она, и он скорее угадывал ее слова, чем слышал
их. - Если ты откажешься, то ведь сколько обид, позора и страданий падет
на тебя. Нет, нет, опять не то. Ах, боже мой, в эту минуту я не стану
лгать перед тобой. Дорогой мой, я ведь все это давно обдумала и взвесила.
Положим, ты отказался. Честь мужа реабилитирована. Но, пойми, в дуэли,
окончившейся примирением, всегда остается что-то... как бы сказать?.. Ну,
что ли, сомнительное, что-то возбуждающее недоумение и разочарование...
Понимаешь ли ты меня? - спросила она с грустной нежностью и осторожно
поцеловала его в волосы.
- Да. Так что же?
- То, что в этом случае мужа почти наверно не допустят к экзаменам.
Репутация офицера генерального штаба должна быть без пушинки. Между тем
если бы вы на самом деле стрелялись, то тут было бы нечто героическое,
сильное. Людям, которые умеют держать себя с достоинством под выстрелом,
многое, очень многое прощают. Потом... после дуэли... ты мог бы, если
хочешь, и извиниться... Ну, это уж твое дело.
......
Стараясь скрыть непонятное, глухое раздражение, он сказал сухо:
- Ради бога, объяснись прямее. Я все тебе обещаю.

Илья Глазунов Шурочка у Ромашова накануне дуэли гл.22

Тогда она повелительно заговорила около самого его рта, и слова ее были
как быстрые трепетные поцелуи:
- Вы непременно должны завтра стреляться. Но ни один из вас не будет
ранен. О, пойми же меня, не осуждай меня! Я сама презираю трусов, я
женщина. Но ради меня сделай это, Георгий! Нет, не спрашивай о муже, он
знает. Я все, все, все сделала.
Теперь ему удалось упрямым движением головы освободиться от ее мягких и
сильных рук. Он встал с кровати и сказал твердо:
- Хорошо, пусть будет так. Я согласен.

Его Высокоблагородию, командиру N-ского пехотного полка.
Штабс-капитан того же полка Диц.

Настоящим имею честь донести вашему высокоблагородию, что сего 2-го
июня, согласно условиям, доложенным Вам вчера, 1-го июня, состоялся
поединок между поручиком Николаевым и подпоручиком Ромашовым. Противники
встретились без пяти минут в 6 часов утра, в роще, именуемой "Дубечная",
расположенной в 3 1/2 верстах от города. Продолжительность поединка,
включая сюда и время, употребленное на сигналы, была 1 мин. 10 сек. Места,
занятые дуэлянтами, были установлены жребием. По команде "вперед" оба
противника пошли друг другу навстречу, причем выстрелом, произведенным
поручиком Николаевым, подпоручик Ромашов ранен был в правую верхнюю часть
живота. Для выстрела поручик Николаев остановился, точно так же, как и
оставался стоять, ожидая ответного выстрела. По истечении установленной
полуминуты для ответного выстрела обнаружилось, что подпоручик Ромашов
отвечать противнику не может. Вследствие этого секунданты подпоручика
Ромашова предложили считать поединок оконченным. С общего согласия это
было сделано. При перенесении подпоручика Ромашова в коляску последний
впал в тяжелое обморочное состояние и через семь минут скончался от
внутреннего кровоизлияния. Секундантами со стороны поручика Николаева
были: я и поручик Васин, со стороны же подпоручика Ромашова: поручики
Бек-Агамалов и Веткин. Распоряжение дуэлью, с общего согласия, было
предоставлено мне. Показание младшего врача кол. ас. Знойко при сем
прилагаю.
Штабс-капитан Диц.

Использованы материалы сайтов

Сочинение

Повесть А. И. Куприна "Поединок" появилась в свет в мае 1905 года в шестом томе сборника "Знание" с посвящением А. М. Горькому, Она сразу привлекла к себе общее внимание и сделала имя вчера еще малоизвестного писателя знаменитым. Двадцать тысяч экземпляров "сборника разошлись так быстро, что уже через месяц потребовалось новое издание. После этого "Поединок" был не раз издан отдельной книгой и переведен на многие иностранные языки. Вызвавшая горячее одобрение русских демократических и революционных кругов, крупнейших современных писателей и критиков и резкие протесты реакционной печати, представителей тогдашней военщины, повесть была и осталась самым социально значительным произведением Куприна, вершиной его демократизма.

Трудно назвать и в предшествующей и в последующей литературе другое произведение, в котором с такой художественной силой и психологическим мастерством было бы показано истинное состояние царской армии, противоестественность и античеловечность военной службы в царской России, произведение, которое бы защищало все светлое в человеке, так безжалостно подавляемое косной и невежественной военной средой.

Повесть вышла в свет после исторических событий падения Порт-Артура и 9 января 1905 года, когда стало очевидным тяжкое поражение царизма в русско-японской войне и быстрое нарастание революционного движения. Административный гнет и цензурные притеснения в это время несколько ослабели, но все же "Поединок" смог избежать запрещения или серьезных изъятий из текста лишь благодаря хитрым маневрам коммерческого директора издательства "Знание" К. П. Пятницкого.

Материал для "Поединка" дала А. И. Куприну сама жизнь. Будущий писатель учился в кадетском корпусе, затем в юнкерском училище, окончив которое в 1890 году получил назначение в 46-й пехотный Днепровский полк. Здесь он прослужил почти четыре года и в начале 1894 года вышел в отставку в звании поручика. За время службы в полку, стоявшем в Каменец-Подольском, Проскурове, Волочиске, Куприн и накопил те впечатления и знания, которые позволили ему создать целую кунсткамеру типов офицеров и солдат и правдивые, рельефные картины армейской жизни в провинциальном захолустье.

Полковая жизнь, которую рисует Куприн в "Поединке", нелепа, пошла, безотрадна, отупляюща. Вырваться из нее можно только двумя способами: уйти из армии или пытаться поступить в академию и, окончив ее, подняться на более высокие ступени военной лестницы, "сделать карьеру". Судьба же основной массы изображенного Куприным офицерства — тянуть бесконечную и нудную лямку с дальней перспективой выйти в отставку, получив небольшую пенсию. Повседневная жизнь офицеров складывалась из присутствия на строевых занятиях и "словесности" (то есть изучении солдатами воинских уставов), посещения по вечерам офицерского собрания, выпивок в одиночку или в компании, пошлых связей с чужими женами, традиционных балов и пикников, игры в карты, иногда поездок в местный публичный дом. Некоторое разнообразие вносили в эту жизнь смотры, парады, маневры.

В повести выведена длинная вереница офицеров. При несомненных общих чертах, обусловленных характером службы, бытом, средою, каждый из них отличается своеобразием. Тут есть и непритязательный, добродушный, ни о чем не задумывающийся Веткин, и тупой служака ротный командир капитан Слива, и Бек-Агамалов с постоянными вспышками диких кровожадных инстинктов, и Осадчий, воспевающий "свирепую беспощадную войну", и нищий вдовый поручик Зегржт, которому не хватает его жалкого жалованья, чтобы прокормить четверых детей, и подполковник Рафальский, по прозвищу Брэм, отводящий душу в своем домашнем зверинце, и Бобетинский, фат и пустышка, стремящийся походить на гвардейца, разыгрывающий роль светского человека, и карточный шулер Арчаковский, и многие другие. Даже лучшие из офицеров, которых вывел в "Поединке" Куприн, не вызывают сочувствия. Рафальский-Брэм, бережно пестующий свой зверинец, однажды был взбешен тем, что горнист, ошалевший от усталости, исполняет не тот сигнал, и он так ударил солдата по рожку, что горнист вместе с кровью выплюнул на землю искрошенные зубы. Стельковский заботится о своих солдатах, у него лучшая рота в полку, но сам он развратник.

Действие повести относится к середине 90-х годов прошлого века (известно, что дуэли между офицерами, запрещенные ранее, были вновь введены в обиход приказом по военному ведомству, отданным в мае 1894 года). Но картины армейской жизни десятилетней давности не скрывали от читателей современного звучания "Поединка": в них можно было увидеть объяснение той катастрофы, которую потерпела царская армия в боях под Мукденом, Ляояном, Порт-Артуром. Современники, как это видно из отзывов критики и мемуарных свидетельств, и увидели в повести прежде всего осуждение порядков царской армии, разоблачение ее офицерского состава, а в образе больного, неуклюжего, нищего, замученного бессмысленной муштрой солдата Хлебникова — олицетворение угнетенного и попираемого народа. Картины обучения солдат на занятиях в строю или в классе (изучение уставов), проводимых малограмотными младшими командирами Рындой, Шаповаленко, Сероштаном, сцены постоянного измывательства над солдатами будили в читателе чувства возмущения и протеста.

Однако смысл повести состоит не только в беспощадной критике царской армии, как отсталой воинской организации с косной офицерской кастой и доводимыми до одурения солдатами. "Поединок" раскрывает то обесчеловечивание, то душевное опустошение, которому подвергаются люди, поставленные в условия армейской жизни, измельчание и опошление этих людей. Гуманистический смысл повести проявляется в противопоставлении армейской среде героя "Поединка" подпоручика Ромашова и его старшего друга офицера Назанского.

Критики и историки литературы справедливо отмечали в Ромашове много автобиографических черт Куприна. Как и сам писатель, Ромашов происходит из города Наровчата Пензенской губернии, у него есть только мать, отца он не помнит, детство его прошло в Москве, учился он в кадетском корпусе, а затем в военном училище. Все это совпадает с обстоятельствами жизни Куприна. Ромашов пробует силы в литературе, сочиняет "третью по счету" повесть "Последний роковой дебют" (Куприн, еще будучи в юнкерском училище, написал и опубликовал в 1889 году в московском журнале "Русский сатирический листок" рассказ "Последний дебют").

Однако сходство биографий героя и его создателя имеет значение преимущественно для историка литературы. Для читателя Ромашов прежде всего обаятельный, привлекающий своей душевной чистотой образ молодого человека, нарисованный писателем с большим психологическим мастерством. Ромашову, с его богатым и ярким воображением, юношеской, порою почти детской мечтательностью, присущей ему гуманностью, состраданием к чужому несчастью, невозможно ужиться в армейской среде. Он — человек, а его окружают в большинстве своем опустившиеся и.отупевшие, закосневшие в предрассудках и разучившиеся мыслить бурбоны — служаки, пошлые мещане, нравственные уроды. Ромашов тяготится службой в армии и стремится уйти из нее на простор жизни, это его намерение пламенно поддерживает Назанский. Человечность Ромашова сказывается во.всем: в осуждении офицерских расправ со "шпаками", в том, как он относится к своему денщику черемису Гайнану и, между прочим, к его языческим верованиям, в ночной драматической встрече с отчаявшимся Хлебниковым, в том, как Ромашов, рискуя жизнью, остался один перед обезумевшим Бек-Агамаловым и защитил от него женщину, в том, как мучительно тяготился Ромашов пошлым романом с Раисой Петерсон, в том, наконец, как чисто и самоотверженно полюбил он Александру Петровну. В образе Ромашова привлекательны даже его юношески наивные черты, например, привычка думать о самом себе в третьем лице словами шаблонных романов, которых он успел начитаться, или чересчур восторженное отношение его к Назанскому.

Однако мировоззрению Ромашова, его пониманию истории и общества свойственна и некоторая ограниченность, характерная, по-видимому, в тот период, когда создавался "Поединок", и для самого Куприна.

Так, например, в мечтаниях Ромашов видит себя блестящим офицером генерального штаба, добивающимся успеха не только на маневрах, на войне, или в качестве тайного разведчика, но и в роли... усмирителя рабочего восстания. Конечно, картины, возникающие в воображении Ромашова, подчеркнуто написаны именно теми банальными, мнимокрасивыми словами "шаблонных романов", которыми увлекался двадцатилетний подпоручик. Но для Ромашова шпионаж во вражьем стане, сражения на войне и подавление революционного движения в общем равнозначны, это — борьба с врагом. В другом месте повести, когда Ромашов сильно и неожиданно ярко осознает свое Я, свою индивидуальность, в дальнейшем рассуждении он приходит к индивидуалистическим выводам. Ему представляется, что понятия отечества, иноземных врагов, воинской чести и другие живут лишь в его сознании. "Но исчезни родина, и честь, и мундир, и все великие слова, — мое Я останется неприкосновенным. Стало быть, все-таки мое Я важнее всех этих понятий о долге, о чести, о любви?"

Более того, ему представляется, что стоит только тем миллионам Я, которые составляют человечество, вдруг сказать: "Не хочу!" — не хочу воевать — "и сейчас же война станет немыслимой". "Вся эта военная доблесть, и дисциплина, и чинопочитание, и честь мундира, и вся военная наука — все зиждется только на том, что человечество не хочет, или не умеет, или не смеет сказать "не хочу!".

В этих рассуждениях обнажается субъективистская, иллюзорная мысль Ромашова, будто одним только желанием можно менять ход истории, упразднять те или иные общественные институты, — например, армию.

В более развитой и дополненной форме мы находим те же мысли у Назанского, другого персонажа "Поединка", который, видимо, выражает заветные взгляды писателя и, собственно, лишь для того и существует в повести. Назанский — наименее жизненная фигура этого произведения, он по сути дела резонер, призванный дополнить Ромашова, который по своей молодости и уровню образования не мог бы стать выразителем столь развернутой философии.

В уста Назанского Куприн вложил беспощадную критику царской армии того времени и ее офицерства, критику, которая как бы обобщает нарисованные в повести картины жизни полка и созданные писателем типы офицеров. "Нет, подумайте вы о нас, несчастных армеутах, об армейской пехоте, об этом главном ядре славного и храброго русского войска. Ведь все это заваль, рвань, отбросы", — говорил Назанский.

Куприн отдал Назанскому свое огромное жизнелюбие, свое преклонение перед радостью и красотой жизни. "А посмотрите, нет, посмотрите только, как прекрасна, как обольстительна жизнь! — воскликнул Назанский, широко простирая вокруг себя руки. — О радость, о божественная красота жизни!" Он продолжает: "Нет, если я попаду под поезд, и мне перережут живот, и мои внутренности смешаются с песком и намотаются на колеса, и если в этот последний миг меня спросят: "Ну что, и теперь жизнь прекрасна?" — я скажу с благодарным восторгом: "Ах, как она прекрасна!" Это ощущение прелести жизни, жадность к ее радостям были главным в мировосприятии Куприна.

Столь же близки писателю вдохновенные слова о любви к женщине, которые говорит Назанский. Он боготворит женщину: "Я думаю часто о нежных, чистых, изящных женщинах, об их светлых слезах и прелестных улыбках, думаю о молодых, целомудренных матерях, о любовницах, идущих ради любви на смерть, о прекрасных, невинных и гордых девушках с белоснежной душой, знающих все и ничего не боящихся". Самые восторженные тирады посвящает Назанский неразделенной любви. "Понимаете ли вы, сколько разнообразного счастия и очаровательных мучений заключается в нераздельной, безнадежной любви? Когда я был помоложе, во мне жила одна греза: влюбиться в недосягаемую, необыкновенную женщину, такую, знаете ли, с которой у меня никогда и ничего не может быть общего. Влюбиться и всю жизнь, все мысли посвятить ей". Назанский говорит о счастье хоть раз в год случайно увидеть эту женщину, целовать следы ее ног на лестнице, раз в жизни коснуться ее платья, "дни, месяцы, годы употреблять все силы изобретательности и настойчивости, и вот — великий, умопомрачительный восторг: у тебя в руках ее платок, бумажка от конфеты, оброненная афиша". Он с восторгом воспевает готовность отдать за эту женщину, "за ее каприз, за ее мужа, за любовника, за ее любимую собачонку" и жизнь, и честь, "и все, что только возможно отдать!". Слова Назанского всей душой принимает и взволнованный Ромашов, именно так любит он Александру Петровну. Мечту о такой любви Куприн претворил в образы "Гранатового браслета", написанного через пять лет после "Поединка". Именно так любит чиновник Желтков княгиню Веру Шеину, храня годами забытый ею платок, ее единственную записку, которою она запрещала Желткову писать ей, забытую ею программу художественной выставки.

Очевидная связь этих мыслей Назанского с мировоззрением Куприна дает основание полагать, что и другие взгляды этого героя на настоящее и будущее, на историю человечества носят для писателя программный характер. А в них немало ошибочного, противоречивого и ложного.

В двух беседах с Ромашовым Назанский предстает как проповедник анархо-индивидуализма, смешанного с ницшеанством, причем его излияния находят самое восторженное одобрение Ромашова. При последнем свидании ему хочется сказать Назанскому: "Прощайте, учитель". Голова Назанского представляется Ромашову похожей "на голову одного из тех греческих героев или мудрецов", которых он видел на гравюрах.

Назанский говорит, например: "Появились новые, смелые, гордые люди, загораются в умах пламенные свободные мысли. Как в последнем действии мелодрамы, рушатся старые башни и подземелья, и из-за них уже видится ослепительное сияние". "Страшную и непоправимую" вину офицерства Назанский видит в том, что офицеры "слепы и глухи" к этой "огромной, новой, светозарной жизни", что они встречают ее возгласами: "Что? Где? Молчать! Бунт! Застрелю!"

Современному читателю может поначалу показаться, что под этими "новыми, смелыми и гордыми" людьми подразумеваются революционеры, борцы против самодержавия. Но дальнейшие рассуждения Наэанского показывают, что он имеет в виду совсем иное. Он отвергает не только евангельские поучения: "Люби ближнего, как самого себя", но и вообще всякую мысль об общественном долге и служении. "Более честные, более сильные, более хищные говорили нам: "Возьмемся об руку, пойдем и погибнем, но будущим поколениям приготовим светлую и легкую жизнь". Но я никогда не понимал этого, — заявляет Назанский. — Кто мне докажет с ясной убедительностью, — чем связан я с этим — черт бы его побрал! — моим ближним, с подлым рабом, с зараженным, идиотом?.. Ух, ненавижу! Ненавижу прокаженных и не люблю ближних. А затем, какой интерес заставит меня разбивать свою голову ради счастья людей тридцать второго столетия?"

Но это не все. Каково же представление Назанского о будущем, каков его идеал? Он утверждает, что на смену любви к человечеству идет "новая, божественная вера... Это любовь к себе, к своему прекрасному телу, к своему всесильному уму, к бесконечному богатству своих чувств. Нет, подумайте, подумайте, Ромашов: кто вам дороже и ближе себя? Никто. Вы — царь мира, его гордость и украшение. Вы — бог всего живущего. Все, что вы видите, слышите, чувствуете, принадлежит только вам. Делайте, что хотите. Берите все, что вам нравится. Не страшитесь никого во всей вселенной, потому что над вами никого нет и никто не равен вам. Настанет время, и великая вера в свое Я осенит, как огненные языки святого духа, головы всех людей, и тогда уже не будет ни рабов, ни господ, ни калек, ни жалости, ни пороков, ни злобы, ни зависти. Тогда люди станут богами".

Пышная и громкая тирада Назанского содержит в себе проповедь индивидуализма, анархии и божественной сильной личности в духе философии Ницше. В ней отразились слабость и ложность социально-философских взглядов Куприна, которые объясняют его отход от передовых демократических позиций в годы реакции, расхождение с Горький, создание произведений, далеких по своей тематике и духу от социальных событий времени.

Та любовь к своему Я, "божественная вера" в это Я, которую провозглашает Назанский, утверждение в мысли, что человеку нет никого дороже и ближе его самого, отвержение всего, "что связывает мой дух, насилует мою волю, унижает мое уважение к своей личности", таит в себе самый черствый эгоизм. А. В. Луначарский справедливо отмечал в своей статье, что если для человека его жизнь "выше всего", то его, следовательно, "всегда можно купить жизнью"", то есть ради своей драгоценной личности он может пожертвовать другими жизнями, пойти на любое преступление и подлость.

Назанского сближает с Ромашовым отвращение к порядкам, традициям, быту царской армии и ее офицерства, к подавлению в этих условиях человеческого в человеке, к прозябанию в тине житейской пошлости.

Однако Ромашову чуждо ницшеанское презрение Назанского к слабому, к "ближнему, подлому рабу, зараженному, идиоту", достаточно вспомнить, как бережно отнесся он к Хлебникову. Это — и не только это — отличает Ромашова от Назанского. Ромашов живет не по теоретическим концепциям своего учителя. Перебрав в уме множество человеческих занятий, Ромашов приходит к мысли, что "существуют только три гордых призвания человека: наука, искусство и свободный физический труд". Конечно, Ромашов стремился бы в будущем к одному из этих призваний, и хотя его мечта о "свободном" труде была неосуществима в царской России, она вызывает у читателей симпатию и расположение к нему.

Античеловеческая, разлагающая и отупляющая атмосфера армейской жизни охватывает всех, кто с нею соприкасается.

Жены офицеров, как и их мужья, живут скудно, однообразно, пошло, вязнут в болоте невежества и мещанства. Наиболее выпукло тип такой офицерской жены представляет в повести Раиса Петерсон. Мы сначала знакомимся с нею по двум письмам, присланным ею Ромашову, и уже эти письма, вульгарные, глупые, сентиментальные и вместе с тем злобные, ясно очерчивают облик Петерсон. Ее объяснение с Ромашовым на балу и ее мерзкая месть ему — анонимные письма, приведшие к дуэли и к гибели Ромашова, — дополняют этот образ.

Но талант и чуткость художника Куприна проявляются едва ли не больше в создании образа Шурочки — Александры Петровны Николаевой.

Поначалу она выглядит чуть ли не прямой противоположностью Петерсон — у нее обаятельная внешность, она умна, чутка, тактична, и читатель вполне понимает, почему в такую женщину в этом затхлом захолустье влюбился Ромашов, как еще раньше полюбил ее Назанский. Ее пугает перспектива прозябания: "Обер-офицерша, сорок восемь рублей жалованья, шестеро детей, пеленки, нищета... О, какой ужас!" — восклицает Шурочка. Но чего она хочет? "Ты ведь знаешь,— говорит она Ромашову, — я ненавижу до дрожи это мещанское, нищенское офицерское общество. Я хочу быть всегда прекрасно одетой, красивой, изящной, я хочу поклонения, власти!" Ради этой мечты она живет с нелюбимым мужем, ласки которого ей отвратительны, добивается, чтобы он поступил в академию и сделал карьеру, из-за своих планов отказывается от любви к Назанскому и, наконец, ради них предает Ромашова. Она отдается Ромашову, чтобы окончательно связать его волю, чтобы он даже случайно не разрушил ее намерений.

Шурочка явилась перед нами поначалу обаятельным человеком, душа ее кажется близкой, родственной душе Ромашова. Но Шурочка уже исковеркана, обесчеловечена. Стремление выбиться из тусклой провинциальной жизни во что бы то ни стало, войти в высший привилегированный круг, иметь успех в этом кругу — все это превратило Шурочку в безжалостную эгоистку и хищницу.

Повесть в целом — необычайно сильное и яркое произведение Куприна. Несмотря на ложные теории, вложенные в уста Назанского, "Поединок" в своей основе демократическое произведение. Человек со всем богатством его дарований и запросов, с его любовью к природе, с жаждой жизни, красоты и стремлением к высокому нравственному идеалу, противопоставлен в нем тому обществу, которое подавляет и коверкает личность. А это особенно ясно ощущалось в царской армии, во всем ее укладе. В этом противопоставлении состоит революционный, гуманистический смысл повести. Критика армии перерастает у Куприна в критику всего породившего ее античеловеческого, антинародного режима.

Недаром А. М. Горький, ознакомившись с первыми главами повести, всячески поощрял Куприна довести свой труд до конца. Много лет спустя, возвратившись на родину из эмиграции, Куприн вспоминал: "Если бы он не вдохнул в меня уверенность в работе, я романа, пожалуй, своего так бы и не закончил". К. Паустовский справедливо назвал "Поединок" "одним из самых замечательных и беспощадных произведений русской литературы".

По ряду свидетельств Куприн был недоволен концом повести: он очень спешил и, откинув не дававшуюся ему сцену дуэли, закончил "Поединок" рапортом о ней.

Впоследствии, в конце 1907 или начале 1908 года, Куприн в письме к И. А. Бунину предлагал Московскому издательству писателей "ненаписанную главу из "Поединка", именно, как Ромашов едет на дуэль, его мысли и чувства" в момент дуэли. Однако и рапорт Дица, которым внезапно заканчивается повесть, — прекрасное художественное завершение ее. Он обрывает повествование, как обрывается зловещим выстрелом короткая жизнь Ромашова.

Печатается по изданию: А. И. Куприн. Поединок. Москва, изд-во "Художественная литература", 1967

«Поединок», как многие произведения Куприна, оставляет щемящее чувство печали. Впустую растрачиваются поэтические мечты, жажда жизни юного подпоручика Юрия Алексеевича Ромашова. Его нетерпеливое стремление к счастью вскормлено тягостной и скудной армейской обстановкой в заштатном полку. И болезненные разочарования наступают по той же причине. Горькая мысль о недопустимой власти мертвой казенщины над цветущей молодостью вызывает глубокое сочувствие. Но в этой ситуации четче, резче проявляется суть первой поры «взрослости», человеческого самосознания.

Повесть помогает вспомнить всем когда-либо свойственные, обыденностью стертые впечатления. В знакомом, привычном, казалось бы, расцвете весны, благодаря восприятию Ромашова, разгадывается вечно живая природа: «…в этом мягком воздухе, полном странных весенних ароматов, в этой тишине, темноте, в этих преувеличенно ярких и точно теплых звездах - чувствовалось тайное и страстное брожение». Переживания Ромашова останавливают, длят прекрасный, всегда мимолетный миг.

В ожидании первого любовного объятия юноша уже вступает «в странную, обольстительную, одновременно живую и волшебную сказку». Затем столь трепетное состояние развивается, дарит «нестерпимое блаженство», но и драматизируется. Велика чарующая сила художника? Несомненно. Только об этом не думаешь. Завораживает совсем другое. Неожиданно богатой оказывается обычная жизнь скромного человека.

Настойчиво звучит одно слово: «странный» (аромат ночи), «странная» (сказка любви), «странное» (собственное мироощущение). Странно или просто все вокруг и в нем? Ответить Ромашов не может. Он только прикоснулся к сложному миру и наивно ждет от него радостей. Одинокий, потрясенный вопросами, едва сделав шаг на пути к самостоятельности, человек гибнет.

Образ Ромашова значителен уже одной этой гранью. Однако его роль в повести несравненно масштабнее. Непосредственный и чистый Ромашов втянут в течение серых будней. Поначалу он бездумно избирает примером для себя «блестящих» офицеров. Скоро с острой болью начинает понимать опустошенное и порочное их - следовательно, и свое! - существование. Автор не описывает, герой - не наблюдает происходящее: оно прочувствовается активным его участником. Томящимся по красоте сердцем измерена реальность. Обнаружены не просто безнравственность, ожесточение окружающих, а их затаенная тоска, невостребованные, вытесненные службой способности. Бессмысленность, порой идиотичность военной практики и досуга, недостижимость любви, духовной близости непереносимы для Ромашова.

Куприн выбрал главным героем повести незаметного незрелого юношу, конечно, неслучайно. Полудетское пробуждающееся восприятие вместило в себя отражение самых разных, в действительности почти не пересекающихся сфер жизни. Не только авторскому интересу к судьбе такой личности, как Ромашов, но обобщению впечатлений от неоднородных явлений послужил выбор писателя. Энергия художественного исследования тем, однако, не была удовлетворена. На протяжении всего повествования заметен некий расширяющий опыт героя комментарий. Голос автора незаметно включается в объективный рассказ о многочисленных трагических противоречиях сущего. Страшна картина (данная глазами Ромашова) «повального, безобразного кутежа» офицеров. Тут и звучит «со стороны» мудрое раздумье о людях, прозревающих «в запутанном и угнетенном сознании какую-то таинственную искру ужаса, тоски и безумия». Факт гибели одного из солдат активизирует «чью-то» память о таком же случае в прошлом. Раздвигаются границы сюжетного времени и пространства.

Ромашов видел «мертвую пустоту» везде, хотя она проступила для него в армейском варианте. Автор же целенаправленно связывает офицеров со всеми людьми одной трагедией «запутанного и угнетенного сознания». Но и просветленную мысль главного героя тоже расценивает не частным, личным, а общезначимым открытием.

Сквозному «мотиву юности» в «Поединке» сообщен емкий смысл. Молодость Ромашова усиливает его муки от повсеместной «нелепости, сумбурности, непонятности». Вместе с тем возраст героя вызывает иную ассоциацию - обновление, преображение жизни. Поэтому столь трагичным воспринимается финал повести - бессмысленная, неожиданная смерть Ромашова на дуэли. Этот последний аккорд исполнен не только боли, сострадания. В нем - осуждение эгоистичных людей, не заметивших, не оценивших еще несильно, но прекрасно расцветающую юность.

Трудно, а может быть, невозможно переключить внимание с произведений одного писателя на создания другого. Очень ярки, самобытны творческие индивидуальности современников. Поэтическое, взволнованное повествование Куприна.

Повесть А. Куприна «Поединок» писалась, когда страна находилась в трудных условиях - шла Русско-японская война. События повести относятся к концу XIX в. В своем произведении писатель разоблачает и осуждает армейскую жизнь, армейские порядки. Армия в...

Есть у А. И. Куприна одна заветная тема. Он прикасается к ней целомудренно, благоговейно и нервно. Да иначе к ней и нельзя прикасаться. Это тема любви. Иногда кажется, что о любви в мировой литературе сказано все. Что можно поведать о любви после шекспировской...

Ромашов начинал понемногу понимать, что вся военная служба с ее призрачной доблестью создана жестоким, позорным всечеловеческим недоразумением. А.И. Куприн Повесть «Поединок» дополняет и развивает тему о состоянии и положении русской армии, нашедшей...

1. Портрет и характер Георгия Ромашова. 2. Тоска по настоящей жизни в душе молодого офицера. 3. Любовь к Шурочке как спасение от жестокости военных будней. 4. Образ Александры Петровны и ее отношение к любви. 5. Неизбежность поединка. - Спи, моя...

Самовоспитание Ромашова

Но главным в повести все же является образ Георгия (Юрия) Ромашова. Основа всего произведения - история внутреннего развития, самовоспитания поручика.

Ромашов, безусловно, положительный образ, но нисколько не идеализированный, имеющий и сильные, и слабые стороны. Характер его противоречив, и он никак не может служить какой-то схемой, примером для подражания. Этот образ абсолютно жизнен и правдив, и эта правдивость достигается высоким художественным мастерством Куприна в создании психологически верных человеческих характеров.

Ромашов - это молодой человек, характер и жизненная позиция которого еще не сложились, поэтому мы видим его в непрестанном движении, развитии, следим за его духовным ростом, за процессом самовоспитания, который проходит стремительно, в течение каких-то двух месяцев (события в повести разворачиваются с начала апреля до начала июня).

Прошлого Ромашова мы практически не знаем, его писатель оставляет за рамками повести, кроме некоторых необходимых сведений, важных для понимания этого образа.

Мы знаем, что вот уже полтора года как он служит в полку, то есть прошла половина обязательного срока службы после училища. В начале ее Ромашов мечтал о славе, военной карьере. Он наметил себе строгую программу жизни: «В первые два года - основательное знакомство с классической литературой, систематическое изучение французского и немецкого языков, занятия музыкой. В последний год - подготовка к академии. Необходимо было следить за общественной жизнью, за литературой и наукой, и для этого Ромашов подписался на газету и на ежемесячный популярный журнал. Для самообразования были приобретены: «Психология» Вундта, «Физиология» Льюиса, « самодеятельность» Смайльса...» (IV, 28).

Но эти начинания так и не были воплощены в жизнь из-за безволия поручика: книги лежат непрочитанными, и лишь денщик изредка сметает с них пыль.

А их хозяин пьет много водки, имеет грязную связь с полковой дамой, играет в карты и скучает, проклиная службу. Но мечты о подвигах и славе еще не покинули Ромашова, полутора лет оказалось недостаточно, чтобы понять их несостоятельность.

Мечты его мстительные, фантастические, опьяняющие: «Вот, назло им всем, завтра же с утра засяду за книги, подготовлюсь и поступлю в академию» (IV, 21).

Ромашов видит себя офицером генерального штаба, исправляющим ошибки полковника Шульговича, потом усмиряющим бунт рабочих на заводе с помощью стрельбы. Иногда он мечтает о том, как поедет шпионом в Германию и, добыв ценные сведения, геройски погибнет, а иногда о том, как во время войны, будучи полковником, увлечет личным мужеством солдат и тем самым решит исход сражения. Мечты красочны, а действительность сера, скучна и удручающа. Безволие и мечтательность - главные черты характера Ромашова. Кроме того, он добр, мягок, справедлив. Этим он и отличается от всех других офицеров полка.

В начале повести это человек конфузливый, мешковатый, робкий, в какой-то степени даже смешной из-за своей неловкости. Неслучайно Куприн фиксирует внимание на невзрачной наружности своего героя/постоянно напоминает об очках, которые Ромашов поправляет в минуты замешательства («Ромашов...., без надобности поправляя очки и откашливаясь, вмешался в разговор» (IV, 23)). Речь его сбивчива, он погружен в свои мелкие личные мечты и переживания, постоянно путается, не может решить ничего окончательно. Смешна его привычка думать о себе в третьем лице словами бульварных романов: «Его добрые, выразительные глаза подернулись облаком грусти...» (IV, 18).

На протяжении всей повести мы видим, как меняется главный герой, как учится мыслить, как развиваются его природные качества, как он становится благороднее и лучше, как все больше и больше увеличивается расстояние между ним и другими офицерами (происходит плодотворный процесс самовоспитания).

Все начинается с противоречий в самом себе: в душе Ромашова сталкиваются гуманный человек и тщеславный офицер, мечтающий о славе, пусть даже ценой чужих жизней (расстрел рабочих). Сидя под домашним арестом, он размышляет о себе и вдруг осознает, что он - личность, неповторимая, отличная ото всех: «Его вдруг ошеломило и потрясло неожиданно-яркое сознание своей индивидуальности...» (IV, 60). Это открытие противоречит воинской дисциплине, основанной на беспрекословном подчинении приказам, на правиле, быть как все. Осознав себя как личность, Ромашов признает индивидуальность других, их право на уважение, и восстает против обезличивания человека на военной службе, начинает по-другому относится к своим подчиненным, к солдатам: «Вот их сто человек в нашей роте. И каждый из них - человек с мыслями, с чувствами, со своим особенным характером, с житейским опытом, с личными привязанностями и антипатиями. Знаю ли я что-нибудь о них? Нет - ничего, кроме их физиономий... Что я сделал, чтобы прикоснуться рукой к их душам, своим я к ихнему я? - Ничего» (IV, 64).

Это большой прогресс для героя. От острого чувства справедливости, заступничества за солдата Шарафутдинова в начале повести Ромашов приходит к тому, что видит в солдате человека, равного себе, брата. От обиды за распекание в присутствии сослуживцев, которое он считает унижением собственного достоинства, - к подлинному пониманию ценности человека, к действию.

На рассуждения Сливы, что солдат надо драть «как сидоровых коз», Ромашов отвечает открыто и уже неробко: «Бить солдата бесчестно!.. Это стыдно!» (IV, 105). И вся эта речь, выношенная, выстраданная, уже не напоминает нам спотыкающиеся возражения героя в начале повести; он находит для своей фразы самые ясные и четкие слова. Более того, Ромашов смеет угрожать капитану Сливе подачей рапорта, запрещает ефрейтору Шаповаленко бить солдат, спасает от самоубийства забитого солдата Хлебникова. Ромашов действует! И это ярче всего доказывает его духовный рост, несмотря на то. что дикие предрассудки и нелепые традиции офицерства все еще живы в нем.

Если первоначально сам процесс мышления угнетает Ромашова, то затем возможность мыслить рождает у молодого офицера радостные ощущения: «Раньше он не смел и подозревать, какие радости, какая мощь и какой глубокий интерес скрываются в такой простой, обыкновенной вещи, как человеческая мысль» (IV, 173).

О чем же думает Ромашов? О военной службе. О том, что она бессмысленна и бесцельна, и все ненавидят ее: и солдаты, и офицеры, и он сам: «Вся эта военная доблесть, и дисциплина, и чинопочитание, и честь мундира, и вся военная наука, - все зиждиться только на том, что человечество не хочет или не умеет, или не смеет сказать «не хочу!» (IV, 62).

Наивные рассуждения Ромашова о том, что с войнами можно покончить, если все заявят: «Не хочу воевать!» - и бросят оружие, а в случае беспорядков пойдут воевать добровольцы, а не регулярная армия, которая не нужна совсем, далеки от понимания основ жизни, причин войны, хотя помыслы его прекрасны и в высшей степени гуманны.

Герой думает о том, что ему надо как можно скорее уйти в отставку (лишь закончатся обязательные три года), выбирает себе новое занятие (пишет повесть «Последний роковой дебют»), и тогда приходит к выводу, что существование сословия военных вообще незаконно: «Каким образом может существовать сословие, - спрашивал сам себя Ромашов, - которое в мирное время, не принося ни одной крошечки пользы, поедает чужой хлеб и чужое мясо, одевается в чужие одежды, живет в чужих домах, а в военное время -идет бессмысленно убивать и калечить таких же людей, как они сами» (IV. 174).

Выбирая себе новую профессию, он никак не мог остановиться на одной из них и пришел к выводу, что огромное число интеллигентных профессий основано на недоверии к человеческой честности. Люди этой категории быстро черствеют и опускаются, сталкиваются с трудностями и становятся равнодушными формалистами. А люди, которые должны делать внешнюю жизнь удобной, служат только богатству.

Отвергнув профессии, рожденные недоверием к человеку или богатством, Ромашов приходит к выводу, что «существует только три гордых призвания человека: наука, искусство и свободный физический труд» (IV, 174). Он начинает мечтать о литературной деятельности, его тянет написать повесть или роман о скуке, ужасе военной жизни. Но терпит неудачу: в уме все складывалось отлично, а на бумаге выходило неуклюже, бледно, шаблонно. «И хотя для служения науке и искусству у него нет необходимых данных, а путь к завоеванию права на свободный человеческий труд ему неведом, само стремление Ромашова к деятельности на благо человека, его отказ от честолюбивых мыслей о военной карьере, которыми он тешил себя в начале повести, показательны» 55 , - отмечает исследователь творчества Куприна В. Афанасьев.

Мы видим, как на протяжении всей повести в Ромашове растет дух протеста, но это состояние непостоянно. То он полон решимости и защищает Хлебникова, то, стоя перед полковником Шульговичем, опять чувствует себя беспомощным и жалким, когда тот усомнился в правдивости его слов о болезни матери. Прежде смирный и тихий Ромашов осмеливается роптать даже на Бога, обвиняя его в несправедливости к людям: «Ты! Старый обманщик!!!» (IV, 171), Но по натуре он человек спокойный, такие порывы ему несвойственны, поэтому очень быстро сменяются апатией, равнодушием, подавленностью, и тогда он стонет, жалуется, убеждает себя в том, что его действия ничего не поправят, или вообще ставит крест на своей жизни. То Ромашов считает, что протест необходим (люди должны сказать «не хочу» войне), но это потом, а когда надо решить что-то сейчас, заняться изменением существующего, он советует терпеть: «Хлебников, тебе плохо? И мне нехорошо, голубчик, мне тоже нехорошо, поверь мне. Я ничего не понимаю из того, что делается на свете. Все - какая-то дикая, бессмысленная, жестокая чепуха! Но надо терпеть, мой милый, надо терпеть... Это надо!» (IV, 170).

А почему сейчас надо терпеть, а сказать «нет» можно будет потом? Ромашов этого не знает. Он не приготовлен и непригоден для борьбы, слишком безволен и слаб духом, часто сомневается и ничего не может решить окончательно. Единственное твердое решение - уйти в отставку, но и оно может осуществиться только через полтора года.

В мечтах Ромашова, в его размышлениях отразились поиски путей к истине, справедливости, к разумной, красивой жизни, и они, безусловно, свидетельствуют о духовном возмужании героя. Но этот процесс останавливает внезапная и бессмысленная смерть, она не дает осуществить задуманное.

Внутренние монологи Ромашова, в которых поставлены такие основные проблемы «Поединка», как воспитание молодого офицера, взаимоотношения личности и общества, смысла и назначения человеческой жизни, замечательны, в них мы видим позицию самого автора. Они наполнены обличительным пафосом и содержат неприукрашенную правду не только о жизни армии, но и обо всем государственном и общественном строе России.

Главный герой в оценке критики

В критической литературе исследователи часто ставят вопрос о том, кто же все-таки Ромашов: герой в подлинном смысле этого слова или маленький, жалкий, приниженный человек, не способный ни на какие решительные и смелые поступки? Мнения на этот счет расходятся. Так, критик журнала «Новый мир» Л. Михайлова в своей рецензии на трехтомное собрание сочинений Куприна писала в начале 50-х годов: «Если бы Ромашов носил не погоны пехотного подпоручика, а зеленую тужурку студента, мы скорее всего увидали бы его на студенческой сходке, в кругу революционной молодежи» 56 .

А.К. Павловская высказывает прямо противоположную точку зрения: «...в характеристике Ромашова подчеркивается нежизнеспособность подобных людей, несостоятельность их борьбы за свободу личности. Куприн понял, что Ромашовы не нужны больше в жизни» 57 .

А. Волков отмечает: «На протяжении всей повести Ромашов предстает как неудачник, как слабый человек. Между тем он не трус, парализована лишь его воля, ибо он принадлежит к поколению усталой и разочарованной интеллигенции» 58 .

Мы не согласны с этими точками зрения. Ромашов - явно не революционный тип, ему не хватает характера и решимости, но он борется как может. А если стать на позицию Павловской, то мы исказили бы авторский замысел. Ведь если Ромашовы не нужны, тогда повесть оказывается без положительного героя, без примера, а как же идеи, которые связаны с этим образом? Ведь маленький протест влечет за собой большой!

Нам ближе всего точка зрения В. Афанасьева, который считает, что Ромашов «отнюдь не герой, а средний, во многом заурядный человек, и если даже у этого среднего, ординарного человека окружающая среда вызывает чувство протеста, значит, весь ее уклад несовместим с принципами человечности и, гуманности. Сама гибель Ромашова в момент, когда он сделал попытку вырваться из этой среды, говорит о ее активной враждебности всякому, кто так или иначе вступает в столкновение с ней» 59 .