Случай в поезде. В вагоне - чехов антон павлович

Рассказ

Мы ехали после окончания летного училища в город Н. по распределению. Колеса поезда выстукивали мотив «Прощания славянки». В окна купе врывался поток свежего воздуха. Сердце учащенно билось. Годы учебы позади, мы – штурманы гражданской авиации!
В купе нас трое выпускников и молоденькая хрупкая женщину с грудным ребенком. Высокий приземистый Вася Павленко то и дело оказывает ей всяческие любезности типа: «Вам чаю принести, девушка?» – «Может быть, окно закрыть, ребенка не просквозит?» – «Какой хорошенький мальчуган!..»
– Это Оксанка, молодой человек, – с улыбкой поправляет его молодая мама.
– Оксанка? Ха-ха!...Сразу и не поймешь! – в тон ей смеется Павленко. – А я – Вася, вот и познакомились. Ха-ха!.. Оксанка, как маму зовут? Ну-ка...
– Какие вы быстрые! – притворно грозит ему пальчиком женщина.
– Работа у нас такая. Так как вас зовут, девушка?
– Лёт-чик! – подмигиваю я садящему рядом Тарасу Крапивникову, четвертому обитателю нашего купе. Тарас силится изобразить на лице подобие улыбки. Я понимаю – завидует!
На первой же остановке из соседнего купе забежал Лёшка Горохов.
– Саня, айда чё-то скажу!
Я вышел.
– Санёк, стоянка, десять минут, узнал у проводницы. Погнали позырим по чём горючее!
Лёшка слыл в нашей группе отъявленным алкоголиком и забиякой, так что только чудом ему удалось дотянуть до выпускных.
Я скользнул вслед затаим из вагона. Предприимчивый Горохов, поискав немного глазами, подскочил к небритой, измятой личности с красной физиономией и огромным «фонарем» под глазом.
– Пахан, где гастроном?
– А нальешь? – оживился сразу небритый.
– Чёрт с тобой, веди, Сусанин! – согласился Алёшка...
Через пять минут мы уже тащили в вагон тяжело груженную сумку с «горючим», как любил выражаться Горохов.
Молодая мама пить наотрез отказалась и, чтобы не смущать своим присутствием так и пышущего жаром Васю Павленко, оставила наше приятное общество...
Сначала выпили за удачу. Тарас Крапивников заметно ожил и начал рассказывать какой-то длинный и несмешной анекдот, насыщенный, однако, довольно пошловатыми подробностями. Не слушая его, Павленко самодовольно хихикнул.
Голову на отсечение кладу, – ночью моя будет! Валентина... Муж в тюрьме, от него едет. Я ее – за талию, а она: «Как вам не совестно, молодой человек, приставать к незнакомым женщинам!». И на Крапиву глазками – шмыг, шмыг! Как мышка… Дайте, говорю, Оксанку подержать. А сам – по ножке ее! Так и задрожала...
– Это всё мура, Павел, – махнул на него Горохов и потянулся за начатой «Экстрой». – Проводница тут неплохая, усек, Христя? (Это в мой адрес).
– Кайф, Алик! – поддакнул я ему и взял со стола выпивку.
– За машек! – ехидно улыбаясь, объявил Тарас Крапивников.
– Ну их к бабушке, за авиацию! – перебил его Лёшка Горохов.
Я сразу же его поддержал. Вася Павленко поддержал почему-то Крапивникова. Пришлось пить за то и другое. Потом выпили за тех, кто в воздухе. Слабый на выпивку Павленко начал клевать носом.
– Один готов! – самодовольно объявил Лёшка и снова потянулся за бутылкой. – А нам татарам всё равно, что водка, что пулемет – лишь бы с ног сбивало!
Крапивников прыснул.
«Как девка», – отметил я, про себя. Я вообще порядком его недолюбливал, а сейчас мне и вовсе захотелось щелкнуть его по тонкому, хрящеватому носу. У Лёшки, видно, появилось такое же желание.
– Крапива, позови сюда, проводницу, пусть вмажет за наше здоровье! – отдал он короткое приказание.
– Не пойдет, Лёш, – заюлил под его пристальным взглядом Крапивников.
– Не понял?! Скажешь, что у Лёшки Горохова именины.
– Сегодня Сонечка справляет аманины, – запел вдруг дурным голосом Вася Павленко.
Крапивников тенью выскользнул в коридор.
– Атак, налей мне водочки! – оборвав на полуслове песню, попросил Вася.
Лёшка налил полный стакан. Вася долго цедил водку в себя, раскачиваясь из стороны в сторону, как маятник, и высоко запрокинув голову. Потом вдруг поперхнулся, закашлял и водка потекла из его рта обратно в стакан, смешиваясь с хлынувшими из глаз слезами. Я проворно вскочил и что есть силы хлопнул его кулаком по спине. Из Васиного рта с бульканьем полились не переваренные остатки сегодняшнего обеда. Лицо его позеленело как окрашенная стенка вагона.
– Умрет, – хладнокровно заключил Горохов и, подхватив Васю под руки, поволок в тамбур. Я уцепился за Васины ноги в огромных казенных ботинках-«гадах» сорок шестого размера.
Туалет как назло оказался занятым.
– Открывай, сволочь! – грохнул нагой в дверь Горохов. – Не понял что ли, козел, человек умирает!
– Чтоб ты усрался там! – поддержал я Лёшку.
Дверь тут же распахнулась и мне захотелось провалиться сквозь землю. Вернее, не сквозь землю, а сквозь пол вагона. Из туалета, вся бледная, выскочила молодая мама с ребенком.
– Извините, - промычал я, не глядя на нее, и вслед за Лёшкой втащил Васю в уборную. Из Васиного рта хлынуло целое море...
А в это время, как потом рассказывали очевидцы, в коридоре появился совершенно голый Крапивников. Он стал прыгать по вагону то на четвереньках, то на одной ноге и что-то показывать проносившимся в окнах ломам замусоренной деревеньки со стариками и старухами на завалинках. Его новенькая лётная форма грудой валялась в тамбуре. Когда надоело прыгать и скакать, Крапивников забежал в купе, но купе оказалось чужое. Порядочная семья только уселась за трапезу, когда это случилось. Женщины завизжали, увидев на пороге голого. Плешивый мужчина в очках подавился крутым яйцом, а голый Крапивников торжествующе захохотал и скрылся за дверью. Таким же эффектом он, видимо, хотел поразить и нас, но мы были заняты приведением в надлежащий вид Васи Павленко. Никого не застав в купе, Крапивников выпил стакан водки и залез на верхнюю полку. В это время вошла молодая мама с ребёнком. Крапивников, накрывшись одеялом до подбородка, притворно захрапел, подсматривая между тем, одним глазом.
Женщина, щелкнув замком на входной двери, поспешно расстегнула кофточку и, вытащив двумя тонкими пальцами за сосок полную, белую грудь, принялась кормить ребенка. То я дело она с тревогой косилась на Крапивникова. С ним творилось что-то неладное. Лицо его приняло цвет спелого помидора. Одеяло примерно на уровне пояса начало интенсивно подергиваться; потом и вовсе запрыгало, как будто там металась и никак не могла выпутаться пойманная в силок птица. По губам Крапивникова пробежала потусторонняя, дьявольская улыбка. Язык вывалился изо рта вместе, со струйкой липкой слюны.
Молодая мама вздрогнула и, устремив глаза кверху, с испугом задернула кофточку. Крапивников уже сидел, поджав под себя ноги по-турецки, и, закатив глаза, стонал как будто ему только что вырезали аппендицит, а теперь зашивали нитками рану.
– Караул! Помогите! – завизжала не своим голосом женщина и ударилась, позабыв о ребенке, о запертую дверь купе.
Крапивников отыскал ее ничего не видящими глазами и начал манить к себе левой рукой. Правая была занята...
– Нет, нет! А-а-а помогите, насилуют! – еще пуще завыла она и снова стукнулась в дверь всем своим хрупким тельцем так, что задрожала перегородка.
Из соседнего купе послышалось циничное высказывание плешивого гражданина в очках:
– Понапиваются до чертиков и буянят! Молодежь...
Мы уже вынесли из туалета бесчувственное тело Васи Павленко, когда нам повстречалась бледная, как полотно молодея мама.
– Там го... Там ваш товари-ищ... совершенно голый! – еле вымолвила она, заикаясь, и, закрыв руками лицо, побежала дальше.
Горохов понимающе подмигнул мне.
– Крапива дуркует!
В Купе нам предстало такое зрелище. Крапивников, едва не наступая немытой ногой на. ревущего, всеми покинутого ребенка, повернулся задом к окну и показывал эту свою достопримечательность подкатывавшему неторопливо вокзалу. Лицо его при этом изображало гримасу дикаря из племени Мумба-юмба. Поезд, замедляя ход, останавливался возле перрона.
– Всё ясненько, – объявил Лёшка Горохов и, бросив на нижнюю полку бесчувственного Васю Павленко, которого держал под мышки, подошел к Крапивникову.
Тот, узрев нас, проворно отскочил от окна и, чуть не сбив с ног подходившего к нему Лёшку, бросился к выходу. Я опешил, а когда пришел в себя, Крапивникова в купе уже не было.
– За ним! – зловеще приказал Лёшка.
В коридоре, между тем, послышался визг проводницы. На пол со звоном полетел поднос с дымящимся чаем...
Били Крапивникова втроем. Я, Лёшка Горохов и плешивый мужчина в очках. Били как есть, голого, стараясь попадать ногами по его прыщеватой заднице. Били за молодую маму с ребенком, за порядочную семейку плешивого, за проводницу и ее опрокинутый чай, за опозоренное лётное училище...

Изменить размер шрифта:

В вагоне

Почтовый поезд номер такой-то мчится на всех парах от станции «Веселый Трах-Тарарах» до станции «Спасайся, кто может!». Локомотив свистит, шипит, пыхтит, сопит… Вагоны дрожат и своими неподмазанными колесами воют волками и кричат совами. На небе, на земле и в вагонах тьма… «Что-то будет! что-то будет!» - стучат дрожащие от старости лет вагоны… «Огого-гого-о-о!» - подхватывает локомотив… По вагонам вместе с карманолюбцами гуляют сквозные ветры. Страшно… Я высовываю свою голову в окно и бесцельно смотрю в бесконечную даль. Все огни зеленые: скандал, надо полагать, еще не скоро. Диска и станционных огней не видно… Тьма, тоска, мысль о смерти, воспоминания детства… Боже мой!

Грешен!! - шепчу я. - Ох, как грешен!..

Кто-то лезет в мой задний карман. В кармане нет ничего, но все-таки ужасно… Я оборачиваюсь. Предо мной незнакомец. На нем соломенная шляпа и темно-серая блуза.

Что вам угодно? - спрашиваю я его, ощупывая свои карманы.

Ничего-с! Я в окно смотрю-с! - отвечает он, отдергивая руку и налегая мне на спину.

Слышен сиплый пронзительный свист… Поезд начинает идти всё тише и тише и наконец останавливается. Выхожу из вагона и иду к буфету выпить для храбрости. У буфета теснится публика и поездная бригада.

Гм… Водка, а не горько! - говорит солидный обер-кондуктор, обращаясь к толстому господину. Толстый господин хочет что-то сказать и не может: поперек горла остановился у него годовалый бутерброд.

Жиндаррр!!! Жиндаррр!!! - кричит кто-то на плацформе таким голосом, каким во время оно, до потопа, кричали голодные мастодонты, ихтиозавры и плезиозавры… Иду посмотреть, в чем дело… У одного из вагонов первого класса стоит господин с кокардой и указывает публике на свои ноги. С несчастного, в то время когда он спал, стащили сапоги и чулки…

В чем же я поеду теперь? - кричит он. - Мне до Ррревеля ехать! Вы должны смотреть!

Перед ним стоит жандарм и уверяет его, что «здесь кричать не приходится»… Иду в свой вагон № 224. В моем вагоне всё то же: тьма, храп, табачный и сивушный запахи, пахнет русским духом. Возле меня храпит рыженький судебный следователь, едущий в Киев из Рязани… В двух-трех шагах от следователя дремлет хорошенькая… Крестьянин, в соломенной шляпе, сопит, пыхтит, переворачивается на все бока и не знает, куда положить свои длинные ноги. Кто-то в углу закусывает и чамкает во всеуслышание… Под скамьями спит богатырским сном народ. Скрипит дверь. Входят две сморщенные старушонки с котомками на спинах…

Сядем сюда, мать моя! - говорит одна. - Темень-то какая! Искушение да и только… Никак наступила на кого… А где Пахом?

Пахом? Ах, батюшти! Где ж это он? Ах, батюшти!

Старушонка суетится, отворяет окно и осматривает плацформу.

Пахо-ом! - дребезжит она. - Где ты? Пахом! Мы тутотко!

Не пущают? Который это не пущает? Плюнь! Не может тебя никто не пустить, ежели у тебя настоящий билет есть!

Билеты уже не продают! Касс заперли!

По плацформе кто-то ведет лошадь. Топот и фырканье.

Сдай назад! - кричит жандарм. - Куда лезешь? Чего скандалишь?

Петровна! - стонет Пахом.

Петровна сбрасывает с себя узел, хватает в руки большой жестяной чайник и выбегает из вагона. Бьет второй звонок. Входит маленький кондуктор с черными усиками.

Вы бы взяли билет! - обращается он к старцу, сидящему против меня. - Контролер здесь!

Да? Гм… Это нехорошо… Какой?.. Князь?

Ну… Князя сюда и палками не загонишь…

Так кто же? С бородой?

Да, с бородой…

Ну, коли этот, то ничего. Он добрый человек.

Как хотите.

А много зайцев едет?

Душ сорок будет.

Ннно? Молодцы! Ай да коммерсанты!

Сердце у меня сжимается. Я тоже зайцем еду. Я всегда езжу зайцем. На железных дорогах зайцами называются гг. пассажиры, затрудняющие разменом денег не кассиров, а кондукторов. Хорошо, читатель, ездить зайцем! Зайцам полагается, по нигде еще не напечатанному тарифу, 75% уступки, им не нужно толпиться около кассы, вынимать ежеминутно из кармана билет, с ними кондуктора вежливее и… всё что хотите, одним словом!

Чтоб я заплатил когда-нибудь и что-нибудь!? - бормочет старец. - Да никогда! Я плачу кондуктору. У кондуктора меньше денег, чем у Полякова!

Дребезжит третий звонок.

Ах, матушки! - хлопочет старушонка. - Где ж это Петровна? Ведь вот уж и третий звонок! Наказание божие… Осталась! Осталась бедная… А вещи ее тут… Што с вещами-то делать, с сумочкой? Родимые мои, ведь она осталась!

Старушонка на минуту задумывается.

Пущай с вещами остается! - говорит она и бросает сумочку Петровны в окно.

Едем к станции Халдеево, а по путеводителю «Фрум - Общая Могила». Входят контролер и обер-кондуктор со свечой.

Вашшш… билеты! - кричит обер-кондуктор.

Ваш билет! - обращается контролер ко мне и к старцу.

Мы ёжимся, сжимаемся, прячем руки и впиваемся глазами в ободряющее лицо обер-кондуктора.

Получите! - говорит контролер своему спутнику и отходит. Мы спасены.

Ваш билет! Ты! Ваш билет! - толкает обер-кондуктор спящего парня. Парень просыпается и вынимает из шапки желтый билетик.

Куда же ты едешь? - говорит контролер, вертя между пальцами билет. - Ты не туда едешь!

Ты, дуб, не туда едешь! - говорит обер-кондуктор. - Ты не на тот поезд сел, голова! Тебе нужно на Живодерово, а мы едем на Халдеево! Вааазьми! Вот не нужно быть никогда дураком!

Парень усиленно моргает глазами, тупо смотрит на улыбающуюся публику и начинает тереть рукавом глаза.

В конце июня мы с мужем поехали в санаторий, в который удачно подвернулись бесплатные путевки. Проводница проходящего поезда, в который мы сели, определила нас в самое первое купе вагона. Одно из мест на верхней полке было занято бельем, а на нижней ехал симпатичный молодой студент, который очень понравился мне с первого взгляда. Он вышел на некоторое время из купе, чтобы не мешать нам устраиваться на двух оставшихся свободных местах.

Близилась ночь. До нашей станции нам предстояло ехать до утра. Вскоре мы скромно поужинали, а студент, которого звали Русланом, присоединился к нам во время чаепития. Он был лет на пять моложе меня, учился на третьем курсе одного из московских вузов и возвращался домой на летние каникулы. Ему предстояло сойти на два часа раньше нас.

Было очень душно после жаркого летнего дня. Мужчины оголились по пояс. Я незаметным взглядом оценила грудные мышцы и стройную талию Руслана. Пока я убирала со стола, мой муж взял ворох газет и полез на верхнюю полку. Руслан последовал его примеру, сел напротив моего места и принялся читать детективы Чейза. Я уже облачилась к этому времени в свой коротенький легкий халатик, но мне не терпелось сбросить с себя колготы. Не будь Руслана, я бы вообще предпочла остаться совершенно голой.

Видя, что попутчик занят чтением книги, я осмелилась снять колготы прямо в купе. Я заметила, как он искоса бросал взгляды на меня во время этой короткой процедуры. Скорее всего, пару раз успел увидеть мои полупрозрачные белые трусики под полами халатика. Во мне в эти мгновения вспыхнуло легкое чувство возбуждения. Мне вдруг захотелось пошалить перед Русланом, поволновать его как мужчину. Но, естественно, я помнила о муже, расположившемся на полке надо мной.

Я села почти напротив нашего соседа по купе и взяла в руки книгу. Однако чтение не шло. Иногда бросала взгляд на Руслана и ловила его на том, что он косится на мои белые, еще не загорелые ноги, которыми я вполне могла гордиться. Через некоторое время он уже пристально разглядывал их. Во мне опять нарастало возбуждение. Озорные мысли прошлись в моей голове. Делая вид, что продолжаю увлеченно читать свою книгу, я подобрала под себя ноги, выставив на обозрение Руслана мои бедра. Он за свое внимание был вознагражден еще одним эротичным кадром с видом моих трусиков.

Импровизируя, я начала свою игру. Мне очень хотелось, чтобы Руслан сильно возжелал меня. Мои колени были прижаты к матрасу и смотрели в сторону. Якобы увлеченная чтением, я подняла колени прямо, разместив на них книгу, но ступни мои оказались на некотором расстоянии друг от друга, и Руслан теперь мог спокойно разглядывать мою промежность, прикрытую уже ставшими влажными трусиками. Парень завороженно уставился мимо своей книги на пространство между моими ногами. Я знала, что теперь он может четко различить темные контуры моего лона, просвечивающие через полупрозрачную ткань. И чувствовала, как интенсивно начали истекать из меня мои соки.

Ох, жара-то какая! – пробубнил муж, провернувшись на верхней полке.

Да уж, не говори! – ответила я, бросив взгляд на край полки надо мной.

Мне захотелось в туалет. Я прервала свое представление для Руслана, еще раз небрежно расправив полы халатика перед его взором, и вышла. В комнатке мне пришла идея предстать перед Русланом вообще без трусов. Мало ли, как действует на меня жара?! Спрятав трусики в кармашек халата, я вернулась в купе. Представление было повторено почти в том же виде, что и раньше, но только в конце его Руслан созерцал мою бесстыдно выставленную для него промежность. В этот раз я даже колени не свела полностью. Я просто балдела от того, что Руслан уже еле контролировал себя, откровенно разглядывая меня и временами потирая свой возбужденный член под спортивными штанами. Естественно, я делала вид, что я ничего не замечаю и все это получается случайно в результате моего увлеченного чтения.

Ну ладно, давай спать! – пробормотал муж и начал слезать со своей полки.

Я спустила ноги и сжала колени, разочаровав студента. Началось движение в купе, все укладывались спать.

Последним лег Руслан, погасив свет. Через несколько минут по сопению мужа я поняла, что он заснул. Мне не спалось. Я знала, что мой сосед на нижней полке напротив тоже не может уснуть. Приоткрыв глаза, я разглядела в темноте зрачки Руслана – он по-прежнему смотрел на меня. Новая волна возбуждения прокатилась во мне. Мне захотелось продолжить спектакль после антракта, объявленного моим ничего не подозревающим мужем.

Как бы устраиваясь поудобнее, в движениях я задрала полы халата до живота и слегка откинула простыню, под которой действительно было жарковато. Было не очень темно – ночи были самыми короткими в это время. К тому же временами через окно пробивался яркий свет от ночных фонарей, и в купе становилось очень светло. Мой треугольник на лобке в такие моменты Руслан мог разглядеть четко. Через некоторое время я согнула одну ногу в коленке, а потом, свернувшись калачиком, легла лицом к стенке, с таким же, как ранее, бесстыдством выпятив перед Русланом свою голую попку. Я все время старалась придумать что-нибудь еще, чтобы не успокаивать моего юного наблюдателя. Вначале я положила руку между ног. Не удержавшись, я провела ладонью по влажной промежности и нежно начала гладить свой холмик ниже лобка. Мне хотелось, чтобы Руслан лучше видел, как я мастурбирую, и я перевернулась на спину. Бросив искоса взгляд на него, я заметила, что он тоже мастурбирует под простыней.

Все! Я уже не могла больше! Мне очень хотелось Руслана. Очень хотелось почувствовать его член. Мой муж спал, судя по сильному сопению, и я решилась. Тихо сползла на колени в проход между нижними полками, оглянулась на мужа, который, на мою удачу спал лицом к стене. Медленно раскрыла простыню, прикрывавшую напряженный член Руслана, выпущенный на свободу своим хозяином из-под приспущенных штанов. Чуть подлиннее, чем у мужа, но гораздо толще, с крупной головкой, он казался мне великолепным и очень красивым. Руслан замер от неожиданности. Похоже, он был шокирован. Я взяла его член в руку, ощутив чрезвычайную упругость, и начала целовать и ласкать кончиком языка головку. Пройдя язычком по всему стволу, я поцеловала мошенку, прижатую краешком штанов. Руслан слегка изогнулся и спустил свои спортивные штаны до колен, чтобы они не препятствовали нашему наслаждению. Я взяла в рот крупную, аппетитную головку и начала ласкать ее, напряженно прислушиваясь к дыханию мужа. Мы с Русланом были сильно возбуждены, но сдерживали все звуки и даже дыхание, чтобы не нарушать тишину и четче слышать сопение на верхней полке.

В какой-то момент верхняя полка заскрипела, вызвав ужас и панику во мне. Но я, мне кажется, просто не смогла бы уже выпустить член из губ. Замерев на несколько секунд и убедившись, что муж продолжает спать, я продолжила более энергично ласкать член Руслана. Через несколько секунд я выпустила напряженного богатыря изо рта, раскрыла полностью головку, наслаждаясь ее видом, как вдруг обильная сперма брызнула мне на губы и подбородок. Я быстро поглотила член обратно, обсасывая, облизывая, поглощая до самого основания. Руслан настолько старался быть бесшумным, что я даже не заметила момент наступления его оргазма.

Я продолжала ласкать обмякший член, поглотив его целиком. Руслан начал гладить мои волосы, потом потянулся и достал пальцами мою промежность. Он потянул меня за ягодицы, давая понять, что хочет и мне сделать приятное. Я медленно поднялась, перекинула ногу через его голову и легла лицом к его члену. Его язычок сразу начал работать, лаская мой клитор и вход во влагалище. Через полминуты его богатырь в моих губах начал крепнуть, и вскоре обрел прежнюю твердость.

Мои соки текли прямо на лицо Руслана. Мне очень хотелось оседлать сочного богатыря в моих руках. Я прекратила оральные ласки, медленно перевернулась и села на него. И наконец испытала момент пусть медленного, но долгожданного вторжения. Я тихо начала двигаться. Но в этот момент мой муж опять зашевелился и начал переворачиваться на другой бок, лицом к нам. Я только слегка замедлила движения, прекратить которые была уже не в силах. Мне опять везло – муж не проснулся. Если бы даже он открыл глаза и увидел все происходящее, я все равно бы, наверное, не смогла прервать свой полет в облаках. Я бы просто глядела бы на него своими обезумевшими глазами.

Убедившись, что муж спит, Руслан осмелел и, раскрыв мой халат, высвободил из бюстика мои груди. Он гладил и мял их руками. Через пару минут я кончила, изо всех сил стараясь не издавать ни звука.

После яркого оргазма я продолжала все, как прежде. Мне захотелось, чтобы Руслан взял меня в другой позе. Я тихо сползла с него и легла поперек своей постели, выпятив к Руслану свое горячее лоно. Он так же тихо пристроился ко мне сзади и вошел в меня.

Трахал он меня несколько минут. В порыве страсти мы уже были менее осторожны, все меньше и меньше обращая внимание на звуки. Я кончила быстро, в то время, когда муж снова заворочался, и его полка ужасающе заскрипела. В тот самый момент мне показалось, что муж проснулся и даже смотрит на нас, свесившись через край полки. И только через несколько секунд ужаса, сопровождаемого сильным оргазмом, я поняла, что скандальная развязка моей любви со студентом не наступила. Пока еще не наступила!

Через короткое время Руслан с шумными вдохами кончил прямо в меня. Мы замерли на несколько секунд, осознавая всю беспечность, которую себе позволили, всю опасность, которую мы пережили. Парень тихо лег в свою постель. Бросив взгляд на спящего мужа, я успела «попрощаться» с красивым членом моего случайного любовника, поглотив и облизав его всего.

Мы подъезжали к станции Руслана. Я бесшумно легла, не прикрывая свою наготу под задранным халатом простыней. Даже согнула свои ноги в коленях и слегка раздвинула их, ощущая приятную прохладу между ног. Мне было хорошо. Прикрыв глаза, я лежала и вспоминала в деталях случившееся.

Вдруг дверь раскрылась. Оттуда показалась голова проводницы нашего вагона. Она замерла в удивлении, глядя на меня и на мои прелести, которые я не успела спрятать под простыней от неожиданности. Накрываясь в спешке, я заметила, что и Руслан лихорадочно натягивает на себя штаны под своей простынкой – его движения были слишком явными. Девушка удивленным взглядом, но с хитроватой улыбкой посмотрела на него и произнесла название станции, означавшее, что ему пора собираться.

Она была примерно моего возраста. Наверняка догадалась обо всем. Слегка задвинув дверь, проводница пошла по вагону дальше.

Руслан быстро собирал постельное белье и свои вещи, временами поглядывая на меня. В его взгляде я читала сожаление о том, что мы расстаемся и вряд ли когда-нибудь увидимся в будущем. На пороге он еще раз обернулся на меня, еле заметно кивнул головой на прощание и ушел, хотя поезд еще не остановился. Возможно, ему побыстрее хотелось покинуть купе, ведь мой муж тоже проснулся, ворочаясь на верхней полке.

Когда наш попутчик ушел, задвинув полностью дверь купе, мой муж спустился вниз и сел на его место.

Прохладнее стало! – удовлетворенно заметил он.
Я лежала, прикрыв глаза и делая вид, что сплю, но мое тело чуть не тряслось от напряжения. Мне было страшновато и очень стыдно перед мужем. Он был у меня далеко не первым, учитывая мой сексуальный опыт до замужества, но ему я никогда еще не изменяла. Я боялась, что по моему виду он поймет все, что он прочитает все в моих глазах или даже по воздуху в купе, в котором я до сих пор чувствовала легкий запах тела моего случайного любовника.

Муж спустил свою постель на новое место, хлебнул воды, отодвинул занавеску и начал осматривать станцию, на которой остановился поезд. Стоянка была всего на пару минут. Скоро поезд тронулся, унося нас от родного города нашего бывшего попутчика. Новых попутчиков к нам больше не подсаживали.

Я почувствовала, как мой муж потянулся ко мне, положил руку на мои бедра и начал их гладить поверх простыни. Я испугалась, вспомнив, что на мне нет трусиков. Сейчас он залезет под простынь – и мне придется давать объяснения, куда это подевалось мое белье в столь неподходящем для этого месте.

На мое счастье, он неожиданно прервался и вышел из купе, решив сходить по нужде. Я быстро, с облегчением, натянула трусики. Вернувшись, он закрыл дверь, сел на мою постель и, откинув простыню, начал гладить и ласкать меня. Мое лоно оставалось влажным и горячим. Мое возбуждение тоже нарастало, и я начала ответные ласки. В итоге в этом купе меня полюбил второй мужчина за ночь – мой муж.

Воспоминания о Руслане сильно обогащали мою сексуальную жизнь. Я чаще после этого испытывала оргазм с мужем во время близости с ним. Да и он стал гораздо активнее. Как он заметил однажды, мое поведение в постели изменилось в последнее время, и он "заново открыл" меня. Мы позволяли себе много такого во время любви, чего раньше стеснялись. До сих пор во мне живет чувство вины перед ним, и я стараюсь сгладить ее более внимательным и нежным отношением к мужу. Я больше не изменяла ему. Пока не изменяла… Не уверена, что когда-нибудь в будущем, в подходящей ситуации смогу устоять перед соблазном…

В вагоне. Чехов рассказ для детей читать

Почтовый поезд номер такой-то мчится нa всех парах от станции «Весёлый Трах-Тарарах» до станции «Спасайся, кто может!». Локомотив свистит, шипит, пыхтит, сопит… Вагоны дрожат и своими неподмазанными колёсами воют волками и кричат совами. На небе, на земле и в вагонах тьма… «Что-то будет! что-то будет!» - стучат дрожащие от старости лет вагоны… «Огого-гого-о-о!» - подхватывает локомотив… По вагонам вместе с карманолюбцами гуляют сквозные ветры. Страшно… Я высовываю свою голову в окно и бесцельно смотрю в бесконечную даль. Все огни зелёные: скандал, надо полагать, ещё не скоро. Диска и станционных огней не видно… Тьма, тоска, мысль о смерти, воспоминания детства… Боже мой!
- Грешен!! - шепчу я.- Ох, как грешен!..
Кто-то лезет в мой задний карман. В кармане нет ничего, но всё-таки ужасно… Я оборачиваюсь. Предо мной незнакомец. На нём соломенная шляпа и тёмно-серая блуза.
- Что вам угодно? - спрашиваю я его, ощупывая свои карманы.
- Ничего-с! Я в окно смотрю-с! - отвечает он отдёргивая руку и налегая мне на спину.
Слышен сиплый пронзительный свист… Поезд начинает идти всё тише и тише и наконец останавливается. Выхожу из вагона и иду к буфету выпить для храбрости. У буфета теснится публика и поездная бригада.
- Гм… Водка, а не горько! - говорит солидный обер-кондуктор, обращаясь к толстому господину. Толстый господин хочет что-то сказать и не может: поперёк горла остановился у него годовалый бутерброд.
- Жиндаррр!!! Жиндаррр!!! - кричит кто-то на плацформе таким голосом, каким во время оно, до потопа, кричали голодные мастодонты, ихтиозавры и плезиозавры… Иду посмотреть, в чём дело… У одного из вагонов первого класса стоит господин с кокардой и указывает публике на свои ноги. С несчастного, в то время когда он спал, стащили сапоги и чулки…
- В чём же я поеду теперь? - кричит он.- Мне до Ррревеля ехать! Вы должны смотреть!
Перед ним стоит жандарм и уверяет его, что «здесь кричать не приходится»… Иду в свой вагон № 224. В моём вагоне всё то же: тьма, храп, табачный и сивушный запахи, пахнет русским духом. Возле меня храпит рыженький судебный следователь, едущий в Киев из Рязани… В двух-трёх шагах от следователя дремлет хорошенькая… Крестьянин, в соломенной шляпе, сопит, пыхтит, переворачивается на все бока и не знает, куда положить свои длинные ноги. Кто-то в углу закусывает и чамкает во всеуслышание… Под скамьями спит богатырским сном народ. Скрипит дверь. Входят две сморщенные старушонки с котомками на спинах…
- Сядем сюда, мать моя! - говорит одна.- Темень-то какая! Искушение да и только… Никак наступила на кого… А где Пахом?
- Пахом? Ах, батюшти! Где ж это он? Ах, батюшти!
Старушонка суетится, отворяет окно и осматривает плацформу.
- Пахо-ом! - дребезжит она.- Где ты? Пахом! Мы тутотко!
- У меня беда-а! - кричит голос за окном.- В машину не пущают!
- Не пущают? Который это не пущает? Плюнь! Не может тебя никто не пустить, ежели у тебя настоящий билет есть!
- Билеты уже не продают! Касс заперли!
По плацформе кто-то ведёт лошадь. Топот и фырканье.
- Сдай назад! - кричит жандарм.- Куда лезешь? Чего скандалишь?
- Петровна! - стонет Пахом.
Петровна сбрасывает с себя узел, хватает в руки большой жестяной чайник и выбегает из вагона. Бьёт второй звонок. Входит маленький кондуктор с чёрными усиками.
- Вы бы взяли билет! - обращается он к старцу, сидящему против меня.- Контролёр здесь!
- Да? Гм… Это нехорошо… Какой?.. Князь?
- Ну… Князя сюда и палками не загонишь…
- Так кто же? С бородой?
- Да, с бородой…
- Ну, коли этот, то ничего. Он добрый человек.
- Как хотите.
- А много зайцев едет?
- Душ сорок будет.
- Ннно? Молодцы! Ай да коммерсанты!
Сердце у меня сжимается. Я тоже зайцем еду. Я всегда езжу зайцем. На железных дорогах зайцами называются гг. пассажиры, затрудняющие разменом денег не кассиров, а кондукторов. Хорошо, читатель, ездить зайцем! Зайцам полагается, по нигде ещё не напечатанному тарифу, 75% уступки, им не нужно толпиться около кассы, вынимать ежеминутно из кармана билет, с ними кондуктора вежливее и… всё что хотите, одним словом!
- Чтоб я заплатил когда-нибудь и что-нибудь!? - бормочет старец.- Да никогда! Я плачу кондуктору. У кондуктора меньше денег, чем у Полякова! 1
Дребезжит третий звонок.
- Ах, матушки! - хлопочет старушонка.- Где ж это Петровна? Ведь вот уж и третий звонок! Наказание божие… Осталась! Осталась бедная… А вещи её тут… Што с вещами-то делать, с сумочкой? Родимые мои, ведь она осталась!
Старушонка на минуту задумывается.
- Пущай с вещами остаётся! - говорит она и бросает сумочку Петровны в окно.
Едем к станции Халдеево, а по путеводителю «Фрум - Общая Могила». Входят контролёр и оберкондуктор со свечой.
- Вашшш… билеты! - кричит обер-кондуктор.
- Ваш билет! - обращается контролёр ко мне и к старцу.
Мы ёжимся, сжимаемся, прячем руки и впиваемся глазами в ободряющее лицо обер-кондуктора.
- Получите! - говорит контролёр своему спутнику и отходит. Мы спасены.
- Ваш билет! Ты! Ваш билет! - толкает обер-кондуктор спящего парня. Парень просыпается и выжимает из шапки жёлтый билетик.
- Куда же ты едешь? - говорит контролёр, вертя между пальцами билет.- Ты не туда едешь!
- Ты, дуб, не туда едешь! - говорит обер-кондуктор.- Ты не на тот поезд сел, голова! Тебе нужно на Живодёрово, а мы едем на Халдеево! Вааазьми! Вот нe нужно быть никогда дураком!
Парень усиленно моргает глазами, тупо смотрит на улыбающуюся публику и начинает тереть рукавом глаза.
- Ты не плачь! - советует публика.- Ты лучше попроси! Такой здоровый болван, а ревёшь! Женат небось, детей имеешь.
- Вашшш… билет!..- обращается обер-кондуктор к косарю в цилиндре.
- Га?
- Вашшш… билеты! Поворачивайся!
- Билет? Нешто нужно?
- Вилет!!!
- Понимаем… Отчего не дать, коли нужно? Даадим! - Косарь в цилиндре лезет за пазуху и со скоростью двух с половиною вершков в час вытаскивает оттуда засаленную бумагу и подаёт её контролёру.
- Кого даёшь? Это паспорт! Ты давай билет!
- Другого у меня билета нету! - говорит косарь, видимо встревоженный.
- Как жe ты едешь, когда у тебя нет билета?
- Да я заплатил.
- Кому ты заплатил? Что врёшь?
- Кондухтырю.
- Какому?
- А шут его знает какому! Кондухтырю, вот и всё… Не бери, говорил, билета, мы тебя и так провезём… Ну, я и не взял…
- А вот мы с тобой на станции поговорим! Мадам, ваш билет!
Дверь скрипит, отворяется, и ко всеобщему нашему удивлению входит Петровна.
- Насилу, мать моя, нашла свой вагон… Кто их разберёт, все одинаковые… А Пахома так и не впустили, аспиды… Где моя сумочка?
- Гм… Искушение… Я тебе её в окошко выбросила! Я думала, что ты осталась!
- Куда бросила?
- В окно… Кто ж тебя знал?
- Спасибо… Кто тебя просил? Ну да и ведьма, прости господи! Что теперь делать? Своей не бросила, паскуда… Морду бы свою ты лучше выбросила! Аааа… штоб тебе повылазило!
- Нужно будет со следующей станции телеграфировать! - советует смеющаяся публика.
Петровна начинает голосить и нечестиво браниться. Её подруга держится за свою суму и также плачет. Входит кондуктор.
- Чьи веш-ш-ш…чи! - выкрикивает он, держа в руках вещи Петровны.
- Хорошенькая! - шепчет мне мой vis-a-vis старец, кивая на хорошенькую.- Г-м-м-м… хорррошенькая… Чёрт подери, хлороформу нет! Дал бы ей понюхать, да и целуй во все лопатки! Благо все спят!..
Соломенная шляпа ворочается и во всеуслышание сердится на свои непослушные ноги.
- Учёные…- бормочет он.- Учёные… Небось, против естества вещей и предметов не пойдёшь!.. Учёные… гм… Небось не сделают так, чтоб ноги можно было отвинчивать и привинчивать по произволению!
- Я тут ни при чём… Спросите товарища прокурора! - бредит мой сосед-следователь.
В дальнем углу два гимназиста, унтер-офицер и молодой человек в синих очках при свете четырёх папирос жарят в картёж…
Направо от меня сидит высокая барыня из породы «само собою разумеется». От неё разит пудрой и пачулями.
- Ах, что за прелесть эта дорога! - шепчет над её ухом какой-то гусь, шепчет приторно до… до отвращения, как-то французисто выговаривая буквы г, н и р.- Нигде так быстро и приятно не бывает сближение, как в дороге! Люблю тебя, дорога!
Поцелуй… Другой… Чёрт знает что! Хорошенькая просыпается, обводит глазами публику и… бессознательно кладёт головку на плечо соседа, жреца Фемиды… а он, дурак, спит!!
Поезд останавливается. Полустанок.
- Поезд стоит две минуты…- бормочет сиплый, надтреснутый бас вне вагона. Проходят две минуты, проходят ещё две… Проходит пять, десять, двадцать, а поезд всё ещё стоит. Что за чёрт? Выхожу из вагона и направляюсь к локомотиву.
- Иван Матвеич! Скоро ж ты, наконец? Чёрт! - кричит обер-кондуктор под локомотив.
Из-под локомотива выползает на брюхе машинист, красный, мокрый, с куском сажи на носу…
- У тебя есть бог или нет? - обращается он к обер-кондуктору.- Ты человек или нет? Что подгоняешь? Не видишь, что ли? Ааа… чтоб вам всем повылазило!.. Разве это локомотив? Это не локомотив, а тряпка! Не могу я везти на нём!
- Что же делать?
- Делай что хочешь! Давай другой, а на этом не поеду! Да ты войди в положение…
Помощники машиниста бегают вокруг неисправного локомотива, стучат, кричат… Начальник станции в красной фуражке стоит возле и рассказывает своему помощнику анекдоты из превесёлого еврейского быта… Идёт дождь… Направляюсь в вагон… Мимо мчится незнакомец в соломенной шляпе и тёмно-серой блузе… В его руках чемодан. Чемодан этот мой… Боже мой!

Со станции Бологое, Николаевской железной дороги, трогается пассажирский поезд. В одном из вагонов второго класса "для курящих", окутанные вагонными сумерками, дремлют человек пять пассажиров. Они только что закусили и теперь, прикорнув к спинкам диванов, стараются уснуть. Тишина.

Отворяется дверь, и в вагон входит высокая, палкообразная фигура в рыжей шляпе и в щегольском пальто, сильно напоминающая опереточных и жюль-верновских корреспондентов.

Фигура останавливается посреди вагона, сопит и долго щурит глаза на диваны.

Нет, и это не тот! - бормочет она. - Чёрт знает что такое! Это просто возмутительно! Нет, не тот!

Один из пассажиров всматривается в фигуру и издает радостный крик:

Иван Алексеевич! Какими судьбами? Это вы? Палкообразный Иван Алексеевич вздрагивает, тупо глядит на пассажира и, узнав его, весело всплескивает руками.

Га! Петр Петрович! - говорит он. - Сколько зим, сколько лет! А я и не знал, что вы в этом поезде едете.

Живы, здоровы?

Ничего себе, только вот, батенька, вагон свой потерял и никак теперь его не найду, этакая я идиотина! Пороть меня некому!

Палкообразный Иван Алексеевич покачивается и хихикает.

Бывают же такие случаи! - продолжает он. - Вышел я после второго звонка коньяку выпить. Выпил, конечно. Ну, думаю, так как станция следующая еще далеко, то не выпить ли и другую рюмку. Пока я думал и пил, тут третий звонок... я, как сумасшедший, бегу и вскакиваю в первый попавшийся вагон. Ну, не идиотина ли я? Не курицын ли сын?

А вы, заметно, в веселом настроении, - говорит Петр Петрович. - Подсаживайтесь-ка! Честь и место!

Ни-ни... пойду свой вагон искать! Прощайте!

В потемках вы, чего доброго, с площадки свалитесь. Садитесь, а когда подъедем к станции, вы и найдете свой вагон. Садитесь!

Иван Алексеевич вздыхает и нерешительно садится против Петра Петровича. Он, видимо, возбужден и двигается, как на иголках.

Куда едете? - спрашивает Петр Петрович.

Я? В пространство. Такое у меня в голове столпотворение, что я и сам не разберу, куда я еду. Везет судьба, ну и еду. Ха-ха... Голубчик, видали ли вы когда-нибудь счастливых дураков? Нет? Так вот глядите! Перед вами счастливейший из смертных! Да-с! Ничего по моему лицу не заметно?

То есть заметно, что... вы того... чуточку.

Должно быть, у меня теперь ужасно глупое лицо! Эх, жалко, зеркала нет, поглядел бы на свою мордолизацию! Чувствую, батенька, что идиотом становлюсь. Честное слово! Ха-ха... Я, можете себе представить, брачное путешествие совершаю. Ну, не курицын ли сын?

Вы? Разве вы женились?

Сегодня, милейший! Повенчался и прямо на поезд.

Начинаются поздравления и обычные вопросы.

Ишь ты... - смеется Петр Петрович. - То-то вы франтом таким разрядились.

Да-с... Для полной иллюзии даже духами попрыскался. По уши ушел в суету! Ни забот, ни мыслей, а одно только ощущение чего-то этакого... чёрт его знает, как его и назвать... благодушия, что ли? Отродясь еще так себя великолепно не чувствовал!

Иван Алексеевич закрывает глаза и крутит головой.

Возмутительно счастлив! - говорит он. - Да вы сами посудите. Пойду я сейчас в свой вагон. Там, на диванчике, около окошка сидит существо, которое, так сказать, всем своим существом предано вам. Этакая блондиночка с носиком... с пальчиками... Душечка моя! Ангел ты мой! Пупырчик ты этакий! Филлоксера души моей! А ножка! Господи! Ножка ведь не то, что вот наши ножищи, а что-то этакое миниатюрное, волшебное... аллегорическое! Взял бы да так и съел эту ножку! Э, да вы ничего не понимаете! Ведь вы материалисты, сейчас у вас анализ, то да сё! Сухие холостяки, и больше ничего! вот когда женитесь, то вспомните! Где-то теперь, скажете, Иван Алексеевич? Да-с, так вот пойду я сейчас в свой вагон. Там уж меня с нетерпением ждут... предвкушают мое появление. Навстречу мне улыбка. Я подсаживаюсь и этак двумя пальчиками за подбородочек...

Иван Алексеевич крутит головой и закатывается счастливым смехом.

Потом кладешь свою башку ей на плечико и обхватываешь рукой талию. Кругом, знаете ли, тишина... поэтический полумрак. Весь бы мир обнял в эти минуты. Петр Петрович, позвольте мне вас обнять!

Сделайте одолжение.

Приятели при дружном смехе пассажиров обнимаются, и счастливый новобрачный продолжает:

А для большего идиотства или, как там в романах говорят, для большей иллюзии, пойдешь к буфету и опрокидонтом рюмочки две-три. Тут уж в голове и в груди происходит что-то, чего и в сказках не вычитаешь. Человек я маленький, ничтожный, а кажется мне, что и границ у меня нет... Весь свет собой обхватываю!

Пассажиры, глядя на пьяненького, счастливого новобрачного, заражаются его весельем и уж не чувствуют дремоты. Вместо одного слушателя около Ивана Алексеевича скоро появляется уж пять. Он вертится, как на иголках, брызжет, машет руками и болтает без умолку. Он хохочет, и все хохочут.

Главное, господа, поменьше думать! К чёрту все эти анализы... Хочется выпить, ну и пей, а нечего там философствовать, вредно это или полезно... Все эти философии и психологии к чёрту!

Через вагон проходит кондуктор.

Милый человек, - обращается к нему новобрачный, - как будете проходить через вагон № 209, то найдите там даму в серой шляпке с белой птицей и скажите ей, что я здесь!

Слушаю. Только в этом поезде нет 209 №. Есть 219!

Ну, 219! Всё равно! Так и скажите этой даме: муж цел и невредим!

Иван Алексеевич хватает вдруг себя за голову и стонет:

Муж... Дама... Давно ли это? Муж... Ха-ха... Пороть тебя нужно, а ты - муж! Ах, идиотина! Но она! Вчера еще была девочкой... козявочкой... Просто не верится!

В наше время даже как-то странно видеть счастливого человека, - говорит один из пассажиров. - Скорей белого слона увидишь.

Да, а кто виноват? - говорит Иван Алексеевич, протягивая свои длинные ноги с очень острыми носками. - Если вы не бываете счастливы, то сами виноваты! Да-с, а вы как думали? Человек есть сам творец своего собственного счастия. Захотите, и вы будете счастливы, но вы ведь не хотите. Вы упрямо уклоняетесь от счастья!

Вот те на! Каким образом?

Очень просто!.. Природа постановила, чтобы человек в известный период своей жизни любил. Настал этот период, ну и люби во все лопатки, а вы ведь не слушаетесь природы, всё чего-то ждете. Далее... В законе сказано, что нормальный индивидуй должен вступить в брак... Без брака счастья нет. Приспело время благоприятное, ну и женись, нечего канителить... Но ведь вы не женитесь, всё чего-то ждете! Засим в писании сказано, что вино веселит сердце человеческое... Если тебе хорошо и хочется, чтобы еще лучше было, то, стало быть, иди в буфет и выпей. Главное - не мудрствовать, а жарить по шаблону! Шаблон великое дело!

Вы говорите, что человек творец своего счастия. Какой к чёрту он творец, если достаточно больного зуба или злой тещи, чтоб счастье его полетело вверх тормашкой? Всё зависит от случая. Случись сейчас с нами кукуевская катастрофа, вы другое бы запели...

Чепуха! - протестует новобрачный. - Катастрофы бывают только раз в год. Никаких случаев я не боюсь, потому что нет предлога случаться этим случаям. Редки случаи! Ну их к чёрту! И говорить даже о них не хочу! Ну, мы, кажется, к полустанку подъезжаем.

Вы теперь куда едете? - спрашивает Петр Петрович. - В Москву или куда-нибудь южнее?

Здравствуйте! Как же это я, едучи на север, попаду куда-нибудь южнее?

Но ведь Москва не на севере.

Знаю, но ведь мы сейчас едем в Петербург! - говорит Иван Алексеевич.

В Москву мы едем, помилосердствуйте!

То есть как же в Москву? - изумляется новобрачный.

Странно... Вы куда билет взяли?

В Петербург.

В таком случае поздравляю. Вы не на тот поезд попали.

Проходит полминуты молчания. Новобрачный поднимается и тупо обводит глазами компанию.

Да, да, - поясняет Петр Петрович. - В Бологом вы не в тот поезд вскочили... Вас, значит, угораздило после коньяку во встречный поезд попасть.

Иван Алексеевич бледнеет, хватает себя за голову и начинает быстро шагать по вагону.

Ах, я идиотина! - негодует он. - Ах, я подлец, чтобы меня черти съели! Ну, что я теперь буду делать? Ведь в том поезде жена! Она там одна, ждет, томится! Ах, я шут гороховый!

Новобрачный падает на диван и ежится, точно ему наступили на мозоль.

Несчастный я человек! - стонет он. - Что же я буду делать? Что?

Ну, ну... - утешают его пассажиры. - Пустяки... Вы телеграфируйте вашей жене, а сами постарайтесь сесть по пути в курьерский поезд. Таким образом вы ее догоните.

Курьерский поезд! - плачет новобрачный, "творец своего счастья". - А где я денег возьму на курьерский поезд? Все мои деньги у жены!

Пошептавшись, смеющиеся пассажиры делают складчину и снабжают счастливца деньгами.