Особенности описания эпохи в романе 12 стульев. Кто написал знаменитые «Двенадцать стульев»

Предлагаем вашему вниманию трехтомное подарочное издание наиболее популярных произведений известнейших российских писателей Ильи Ильфа и Евгения Петрова. Каждое творение классиков сатиры отличается неподражаемым, нестареющим юмором, и это делает их произведениями на все времена. Роскошно оформленное и богато проиллюстрированное оригинальными рисунками современного художника Макса Никитенко издание станет прекрасным подарком для ценителей. Во первом томе мы представляем роман «Двенадцать стульев». Издание выходит с авторскими орфографией и синтаксисом.

«Двенадцать стульев» - сюжет

На протяжении всего романа дуэт Остапа Бендера и Ипполита Матвеевича Воробьянинова (он же Киса) занимается поиском сокровищ мадам Петуховой, которая была тёщей Ипполиту, а именно бриллиантов, спрятанных в одном из 12 стульев изящного гарнитура мастера Гамбса. Она спрятала их, остерегаясь обыска, но не решалась признаться зятю, памятуя о том, что он раньше был ужасным мотом и транжирой и уже промотал состояние её дочери. Открывается мадам Петухова ему только перед смертью. Эту тайну узнаёт и отец Фёдор, которому она исповедовалась. Ипполит Матвеевич пускается в погоню за бриллиантами, но так как его авантюристские наклонности весьма слабы (впрочем, как и организаторские), он доверяется молодому человеку с шарфом, но без носков по имени Остап Бендер. С этого момента их уносит в круговорот из поисков, неудач, стараний и головокружительных авантюр — от создания тайного общества до превращения захолустного городишки в шахматную столицу вселенной.

История

История создания романа описывается в одной из глав книги Валентина Катаева «Алмазный мой венец». Валентин Катаев предложил Илье Ильфу и Евгению Петрову (своим другу и брату соответственно) сюжет о бриллиантах, спрятанных во время революции в одном из двенадцати стульев гостиного гарнитура. Они должны были разработать тему, написать черновик романа, а Валентин Катаев просто пройдётся по их трудам своим «блестящим пером».

Валентин Катаев оставил новоиспечённым литературным неграм подробный план будущего романа, а сам уехал на Зелёный мыс под Батумом сочинять водевиль для Художественного театра. Несколько раз И.Ильф и Е.Петров присылали ему отчаянные телеграммы, прося советов по разным вопросам, возникающим во время написания романа. Валентин Катаев сперва отвечал им односложно: «Думайте сами», а вскоре и вовсе перестал отвечать, целиком поглощенный жизнью в субтропиках.

Едва он вновь появился в Москве, как перед ним предстали его соавторы. С достоинством и даже несколько суховато они сообщили ему, что уже написали более шести печатных листов. Один из них достал из папки аккуратную рукопись, а второй начал читать вслух. Уже через десять минут Валентин Катаев понял, что «рука мастера» этому роману вовсе не потребуется, а он сам не имеет никаких прав указывать своё имя на обложке: соавторы не только великолепно выполнили заданные им сюжетные ходы и отлично изобразили портрет Воробьянинова, но, кроме того, ввели совершенно нового, ими изобретённого великолепного персонажа — Остапа Бендера.

После этого Валентин Катаев переписывает договор с издательством на И. Ильфа и Е. Петрова. Однако не стоит думать, что он был совсем уж бескорыстен: соавторам было выдвинуто два условия. Во-первых, они должны были посвятить роман ему и это посвящение должно было быть напечатано во всех изданиях — как на русском, так и на иностранных языках, на что соавторы с лёгкостью согласились, тем более они не были даже с точностью уверены, будет ли хоть одно издание. И до сих пор, даже если вы открываете современное издание «Двенадцати стульев», на первой страничке неизменно написана короткая фраза: «Посвящается Валентину Петровичу Катаеву».

После этого события соавторы по-прежнему пишут вдвоём — днём и ночью, азартно, как говорится, запойно, не щадя себя. Наконец в январе 1928 года роман завершён, и с января по июль он публикуется в иллюстрированном ежемесячнике «Тридцать дней». В первой журнальной публикации было 37 глав. В первом отдельном издании 1928 года (издательство «Земля и Фабрика») была 41 глава, во втором 1929 года, того же издательства, уже 40. В архивах сохранилось два авторских варианта романа: рукопись Петрова и машинопись с правками обоих авторов. Ранний рукописный вариант содержит двадцать глав без названий. В машинописном варианте текст был разбит на сорок три главы с титульными листами. После второго книжного издания в октябрьском номере «Тридцати дней» за 1929 год были опубликованы еще две ранее не издававшиеся главы. Однако дальнейшие издания базировались на первом книжном издании с 40 главами.

Рецензии

Рецензии на книгу «Двенадцать стульев»

Пожалуйста, зарегистрируйтесь или войдите, чтобы оставить рецензию. Регистрация займет не более 15 секунд.

Александр Логов

"Почём опиум для народа?"

Гениальное произведение. Если каким то чудом вам до сих пор не случилось прочесть о приключениях обаятельного жулика, Великого Комбинатора и сына турецко-подданого Остапа Бендера и бывшего уездного предводителя дворянства Кисы Воробъянинова, то вы должны незамедлительно устранить столь вопиющую оплошность.

Почти триста страниц смеха - таков подарок двух замечательных авторов многим миллионам читателей. Литературоведы и критики до сих пор спорят, задуман ли был роман как сатира на весь советский строй или на отдельные его недостатки, а также первое или второе в итоге получилось у Ильфа и Петрова. К счастью, для меня это не важно, я просто неизменно протягиваю руку за этой книгой и снова и снова наслаждаюсь невероятными, уморительными приключениями героев в искромётном, сочном юмористическом обрамлении высшего класса. Ведь именно это произведение да ещё его не менее знаменитый собрат являются, пожалуй, рекордсменами по количеству афоризмов, шуток, знаменитых цитат, крылатых выражений и прочего:

«На третьем ходу выяснилось, что Остап играет восемнадцать испанских партий. На остальных досках васюкинцы применили хотя устаревшую, но верную защиту Филидора.»;

«Киса, я хочу вас спросить, как художник - художника: вы рисовать умеете?»;

«Кто, по-вашему, этот мощный старик? Не говорите, вы не можете этого знать. Это - гигант мысли, отец русской демократии и особа, приближенная к императору»;

«Твой суслик летит к своей курочке на крыльях любви!!!»;

«Говори!.. Говори, куда дел сокровища убиенной тобой тёщи!»;

«Здесь Паша Эмильевич, обладавший сверхъестественным чутьем, понял, что сейчас его будут бить, может быть, даже ногами»;

«Почём опиум для народа?»;

«Лёд тронулся, господа присяжные заседатели!»;

«Согласие есть продукт при полном непротивлении сторон.»

и множество других.

Только после четвёртого или пятого прочтения этого романа я задумался над несколькими вещами. Почему события и люди, конца 20-х и начала 30-х годов так легко воспринимаются читателями всех поколений. Ведь временной интервал, отдаляющий нас от того времени всё растёт, а интерес и любовь читателя остаются неизменными. Понятно, что остроумие, ирония, обаяние, юмор, привносимые Остапом - вечны. Но вот элемент сатиры, казалось бы должен был потускнеть от налёта времени - то, что является объектом сатиры в одном веке, не всегда остаётся таковым в другом. Но только не в этом случае.

Не знаю как в другое, предшествующее нашему время, но сейчас мы живём в эпоху победивших героев романа. И ладно бы, если бы это были главные герои - окружённый неким ореолом романтизма и овеянный духом приключений авантюрист и сопутствующий ему меланхоличный мизерабль. Но нет, эти победившие - герои второстепенные или вернее сказать, это их духовные наследники. И пока подобные люди не только среди нас, но и над нами, этот роман не потеряет своей важности и значимости для нас. А читателя, я уверен, он не потеряет никогда.

Полезная рецензия?

/

В страстную пятницу 15 апреля 1927 г. в городе N умирает тёща Ипполита Матвеевича Воробьянинова, бывшего предводителя дворянства. Перед смертью она сообщает ему, что в один из стульев гостиного гарнитура, оставшегося в Старгороде, откуда они бежали после революции, ею зашиты все фамильные драгоценности. Воробьянинов срочно выезжает в родной город. Туда же отправляется исповедовавший старуху и узнавший о драгоценностях священник Федор Востриков.

Примерно в то же время в Старгород входит молодой человек лет двадцати восьми в зелёном в талию костюме, с шарфом и с астролябией в руках, сын турецко-подданного Остап Бендер. Случайно он останавливается ночевать в дворницкой особняка Воробьянинова, где и встречается с его бывшим хозяином. Последний решает взять Бендера себе в помощники, и между ними заключается что-то вроде концессии.

Начинается охота за стульями. Первый хранится здесь же, в особняке, который ныне «2-й дом соцобеса». Заведующий домом Александр Яковлевич (Альхен), застенчивый вор, устроил в дом кучу своих родственников, один из которых продал этот стул за три рубля неизвестному. Им оказывается как раз отец Федор, с которым Воробьянинов вступает на улице в схватку за стул. Стул ломается. Драгоценностей в нем нет, но зато становится ясно, что у Воробьянинова с Остапом появился конкурент.

Компаньоны переезжают в гостиницу «Сорбонна». Бендер отыскивает на окраине города архивиста Коробейникова, хранящего у себя на дому все ордера на национализированную новой властью мебель, в том числе и на бывший воробьяниновский ореховый гарнитур работы мастера Гамбса. Оказалось, что один стул был отдан инвалиду войны Грицацуеву, а десять переданы в московский музей мебельного мастерства. Пришедшего вслед за Бендером отца Федора архивариус обманывает, продавая ему ордера на гарнитур генеральши Поповой, переданный в своё время инженеру Брунсу.

На Первомай в Старгороде пускают первую трамвайную линию. Случайно узнанного Воробьянинова приглашают на ужин к его давней любовнице Елене Станиславовне Боур, подрабатывающей ныне гаданием. Бендер выдаёт собравшимся на ужин «бывшим» своего напарника за «гиганта мысли, отца русской демократии и особу, приближённую к императору» и призывает к созданию подпольного «Союза меча и орала». На будущие нужды тайного общества собирается пятьсот рублей.

На следующий день Бендер женится на вдове Грицацуевой, «знойной женщине и мечте поэта», и в первую же брачную ночь уходит от неё, прихватив помимо стула ещё и другие вещицы. Стул - пуст, и они с Воробьяниновым уезжают на поиски в Москву.

Концессионеры останавливаются в студенческом общежитии у знакомых Бендера. Там Воробьянинов влюбляется в молоденькую жену чертёжника Коли - Лизу, ссорящуюся с мужем на предмет вынужденного, из-за нехватки средств, вегетарианства. Случайно оказавшись в музее мебельного мастерства, Лиза встречает там наших героев, ищущих свои стулья. Выясняется, что искомый гарнитур, семь лет провалявшийся на складе, именно завтра будет выставлен на аукцион в здании Петровского пассажа. Воробьянинов назначает Лизе свидание. На половину суммы, полученной от старгородских заговорщиков, он везёт девушку на извозчике в кинотеатр «Арс», а затем в «Прагу», ныне «образцовую столовую МСПО», где позорно напивается и, потеряв даму, оказывается наутро в отделении милиции с двенадцатью рублями в кармане. На аукционе Бендер выигрывает торг на цифре двести. Столько денег у него есть, но нужно ещё заплатить тридцать рублей комиссионного сбора. Выясняется, что денег у Воробьянинова нет. Парочку выводят из зала, стулья пускают в продажу розницей. Бендер нанимает окрестных беспризорников за рубль проследить судьбу стульев. Четыре стула попадают в театр Колумба, два увезла на извозчике «шикарная чмара», один стул покупает на их глазах блеющий и виляющий бёдрами гражданин, живущий на Садово-Спасской, восьмой оказывается в редакции газеты «Станок», девятый в квартире у Чистых прудов, а десятый исчезает в товарном дворе Октябрьского вокзала. Начинается новый виток поисков.

«Шикарная чмара» оказывается «людоедкой» Эллочкой, женой инженера Щукина. Эллочка обходилась тридцатью словами и мечтала заткнуть за пояс дочь миллиардера Вандербильдшу. Бендер легко меняет один её стул на украденное ситечко мадам Грицацуевой, но незадача в том, что инженер Щукин, не выдержав трат супруги, съехал накануне с квартиры, взяв второй стул. Живущий у приятеля инженер принимает душ, неосмотрительно выходит, намыленный, на лестничную площадку, дверь захлопывается, и, когда тут появляется Бендер, вода уже льётся вниз с лестницы. Открывшему дверь великому комбинатору стул был отдан едва ли не со слезами благодарности.

Попытка Воробьянинова овладеть стулом «блеющего гражданина», оказавшегося профессиональным юмористом Авессаломом Изнуренковым, заканчивается крахом. Тогда Бендер, выдав себя за судебного исполнителя, уносит стул сам.

В бесконечных коридорах Дома народов, в котором находится редакция газеты «Станок», Бендер наталкивается на мадам Грицацуеву, приехавшую в Москву искать мужа, о котором узнала из случайной заметки. В погоне за Бендером она запутывается в многочисленных коридорах и уезжает в Старгород ни с чем. Тем временем арестованы все члены «Союза меча и орала», распределившие между собой места в будущем правительстве, а затем в страхе донёсшие друг на друга.

Вскрыв стул в кабинете редактора «Станка», Остап Бендер добирается и до стула в квартире стихоплёта Никифора Ляписа-Трубецкого. Остаётся стул, пропавший в товарном дворе Октябрьского вокзала, и четыре стула театра Колумба, уезжающего на гастроли по стране. Посетив накануне премьеру гоголевской «Женитьбы», поставленную в духе конструктивизма, сообщники убеждаются в наличии стульев и отправляются вслед за театром. Сначала они выдают себя за художников и проникают на корабль, отправляющийся вместе с актёрами на агитацию населения для покупки облигаций выигрышного займа. В одном стуле, похищенном из каюты режиссёра, концессионеры находят ящичек, но в нем оказывается только именная пластинка мастера Гамбса. В Васюках их сгоняют с парохода за дурно изготовленный транспарант. Там, выдав себя за гроссмейстера, Бендер проводит лекцию на тему «плодотворная дебютная идея» и сеанс одновременной игры в шахматы. Перед потрясёнными васюкинцами он развивает план преображения города в мировой центр шахматной мысли, в Нью-Москву - столицу страны, мира, а затем, когда будет изобретён способ межпланетного сообщения, и вселенной. Играя в шахматы второй раз в жизни, Бендер проигрывает все партии и бежит из города в заранее подготовленной Воробьяниновым лодке, переворачивая барку с преследователями.

Догоняя театр, сообщники попадают в начале июля в Сталинград, оттуда в Минеральные Воды и, наконец, в Пятигорск, где монтёр Мечников соглашается за двадцатку похитить необходимое: «утром - деньги, вечером - стулья или вечером - деньги, утром - стулья». Чтобы добыть деньги, Киса Воробьянинов просит милостыню как бывший член Государственной думы от кадетов, а Остап собирает деньги с туристов за вход в Провал - пятигорскую достопримечательность. Одновременно в Пятигорск съезжаются бывшие владельцы стульев: юморист Изнуренков, людоедка Эллочка с мужем, воришка Альхен с супругой Сашхен из собеса. Монтёр приносит обещанные стулья, но только два из трёх, которые и вскрываются (безрезультатно!) на вершине горы Машук.

Тем временем колесит по стране в поисках стульев инженера Брунса и обманутый отец Федор. Сперва в Харьков, оттуда в Ростов, затем в Баку и наконец на дачу под Батумом, где на коленях просит Брунса продать ему стулья. Жена его распродаёт все, что можно, и высылает отцу Федору деньги. Купив стулья и разрубив их на ближайшем пляже, отец Федор, к своему ужасу, ничего не обнаруживает.

Театр Колумба увозит последний стул в Тифлис. Бендер и Воробьянинов едут во Владикавказ, а оттуда идут пешком в Тифлис по Военно-Грузинской дороге, где им и встречается несчастный отец Федор. Спасаясь от погони конкурентов, он залезает на скалу, с которой не может слезть, сходит там с ума, и через десять дней его снимают оттуда владикавказские пожарные, чтобы отвезти в психиатрическую больницу.

Концессионеры добираются наконец до Тифлиса, где находят одного из членов «Союза меча и орала» Кислярского, у которого «одалживают» пятьсот рублей на спасение жизни «отца русской демократии». Кислярский спасается бегством в Крым, но друзья, пропьянствовав неделю, отправляются туда же вслед за театром.

Сентябрь. Пробравшись в Ялте в театр, сообщники уже готовы вскрыть последний из театральных стульев, как тот вдруг «отпрыгивает» в сторону: начинается знаменитое крымское землетрясение 1927 г. Все же вскрыв стул, Бендер и Воробьянинов ничего в нем не обнаруживают. Остаётся последний стул, канувший в товарном дворе Октябрьского вокзала в Москве.

В конце октября Бендер находит его в новом клубе железнодорожников. После шуточного торга с Воробьяниновым за проценты с будущего капитала Остап засыпает, и несколько повредившийся в рассудке за полгода поисков Ипполит Матвеевич перерезает ему бритвой горло. После чего пробирается в клуб и вскрывает там последний стул. Бриллиантов нету и в нем. Сторож рассказывает, что весной случайно нашёл в стуле сокровища, спрятанные буржуазией. Оказывается, на эти деньги и было построено, ко всеобщему счастью, новое здание клуба.

двенадцать стульев, двенадцать стульев смотреть онлайн
роман

Ильф и Петров

Язык оригинала: Дата написания: Дата первой публикации: Издательство:

Земля и фабрика

Следующее:

Золотой телёнок

«Двена́дцать сту́льев» - роман И. Ильфа и Е. Петрова. Написан в 1927 году. Жанр - сатирический роман-фельетон. У романа есть продолжение - «Золотой телёнок».

• 1 Персонажи
  • 1.1 Центральные
• 2 История создания романа
• 3 Сюжет
• 4 Прообразы
• 5 Постановки
• 6 Интересные факты
• 7 См. также
• 8 Примечания
• 9 Ссылки

Персонажи

Центральные

• Остап Бендер - жизнерадостный мошенник («великий комбинатор»), технический директор концессии по добыче драгоценностей мадам Петуховой; 27 лет.
• Ипполит Матвеевич Воробьянинов («Киса») - бывший предводитель Старгородского дворянства; работник ЗАГСа в уездном городе N, зять и наследник мадам Петуховой; 55 лет.
• Отец Фёдор Востриков - священник церкви Фрола и Лавра в уездном городе N, часто одержимый авантюрами, главный конкурент «концессии».

История создания романа

История создания романа описывается в одной из глав книги Валентина Катаева «Алмазный мой венец». Валентин Катаев предложил Илье Ильфу и Евгению Петрову (своим другу и брату соответственно) совместную работу над сюжетом о бриллиантах, спрятанных во время революции в одном из двенадцати стульев гостиного гарнитура. Они должны были написать черновик романа, а Валентин Катаев провести окончательную редакцию. После прочтения их работы Валентин Катаев сказал, что "рука мастера" не требуется - сами справились, но за идею обязал авторов посвятить роман ему и подарить ему золотой портсигар. Впервые роман был опубликован с января по июль 1928 в ежемесячнике «Тридцать дней». этой публикации было 37 глав. первом отдельном издании 1928 года (издательство «Земля и Фабрика») была 41 глава, во втором 1929 года, того же издательства, уже 40. архивах сохранилось два авторских варианта романа: печатный (43 главы) и рукописный (20 глав). Ранний рукописный вариант содержит двадцать глав без названий. Впервые полную версию романа восстановили Михаил Одесский и Давид Фельдман, и вышла она в 1997.

Сюжет

Умирает тёща Ипполита Матвеевича. Перед смертью она рассказывает ему о бриллиантах, спрятанных в одном из 12 стульев изящного гарнитура мастера Гамбса. Эту тайну узнаёт и отец Фёдор, которому она исповедовалась. Ипполит Матвеевич пускается в погоню за бриллиантами, доверившись случайно встреченному им Остапу Бендеру. Остап берет на себя организацию дела и узнает, где находятся стулья. Федор Востриков получает ложную информацию. Два стула были найдены сравнительно легко, а оставшиеся десять оказались в Москве. По приездe в Москву выясняется, что их отдали на аукцион. На аукционе Остап ставит все свои деньги, но выясняется, что нужно также заплатить комиссию, в то время как Ипполит Матвеевич пропил свою долю. Остап злится и оговаривает новые условия дележа бриллиантов, а стулья выставляют на аукцион повторно и их покупают другие люди. Постепенно обнаруживаются и остальные стулья, но перед вскрытием последнего Ипполит убивает Остапа от жадности. конце выясняется, что сокровища уже нашли и построили клуб.

Прообразы

Памятник Остапу Бендеру в Элисте Памятник Остапу Бендеру и Кисе Воробьянинову в Чебоксарах Музей имени Остапа Бендера в Козьмодемьянске Фигуры Бендера и одноглазного шахматиста в музее имени Остапа Бендера

• Основой сюжета романа послужил рассказ А. Конан-Дойля «Шесть Наполеонов», в котором драгоценная жемчужина спрятана внутри одного из гипсовых бюстов Наполеона. Оттуда же позаимствован способ убийства - перерезание горла бритвой.
• По мнению краеведов, Старгород «списан» с города Старобельска. 2008 году здесь был установлен памятник Остапу Бендеру.
• Часть исследователей считают, что прообразом города Васюки послужил Козьмодемьянск. пользу этого говорит описание, которое Бендер читает в справочнике, а также общее описание и количество жителей. Контр-аргументом может служить то, что в романе упоминаются как Васюки, так и Козьмодемьянск, к тому же описание взято из реального путеводителя, но там оно относилось к городу Ветлуга. городе есть музей имени Остапа Бендера, магазины «Мастер Гамбс», «Отец Федор», «Мадам Грицацуева», с 1995 ежегодно проводится юмористический фестиваль «Бендериана».
• Возможно, некоторые эпизоды романа перекликаются с содержанием книги Василия Шульгина «Три столицы», в которой последний описывает своё тайное посещение Советской России.
• «Общежитие имени монаха Бертольда Шварца» - это Дом-музей А. И. Герцена. По сюжету общежитие находилось в доме с мезонином в Сивцевом Вражке.
• «Гаврилиада», которую пишет поэт Никифор Ляпис-Трубецкой, - пародия на «Гавриилиаду» Пушкина. Эпизод пародирует творчество Владимира Маяковского (например, «Хина Члек» - Лиля Брик), и

Осипа Колычева.

• Гробовых дел мастер Безенчук получил свою фамилию от названия небольшого поселка городского типа под Самарой - там проездом был один из авторов книги.
• Шуточная идея «межпланетного шахматного конгресса» была серьёзно выдвинута английским журналом «Метрополитэн ревю» еще в 1892 году.

Постановки

Год	Страна	Название	Режиссёр	Остап Бендер	Киса Воробьянинов	Отец Фёдор	Комментарий
1933	Чехословакия, Польша	Двенадцать стульев (чеш. «Dvanáct křesel», польск. «Dwanaście krzeseł»)	Мартин Фрич и Михал Вашинский	Адольф Дымша	Власта Буриан		Первый фильм по мотивам романа. Сюжет развивается в Варшаве. Завязка изменена, персонажи переименованы.
1936	Великобритания	Пожалуйста, сидите! / Keep your seats, please!	Монти Бэнкс
1938	Нацистская Германия	13 стульев / 13 Stühle	Йозеф Эмерих	Ханс Мозер	Хайнц Рюман		Сюжет перенесен в Австрию, герои переименованы, а имена Ильфа и Петрова в титрах не упоминались по причине еврейского происхождения Ильфа
1939	Италия	В бегах за наследством / L"Eredita in Corsa	Оресте Бьянколи	Антонио Грандузио	Энрико Виарисио
1945	США	Дело в мешках / It"s in the Bag!	Ричард Уоллес
1945	Швеция	13 стульев / 13 stolar	Бордже Ларссон
1954	Швеция	Семь чёрных бюстгальтеров / Sju svarta be-hå	Гёста Бернхард				Предметом поисков становится бриллиант, зашитый в один из семи чёрных бюстгальтеров
1957	Бразилия	13 стульев / Treze cadeiras	Оскарито	Зэ Триндади	Зэзэ Маседу		Сюжет перенесен в Бразилию, герои переименованы, вместо бриллиантов упоминается миллион крузейро, а имена Ильфа и Петрова в титрах не упомянуты.
1957	ФРГ	Счастье лежит на улице / Das Glück liegt auf der Straße	Франц Антель
1962	Куба	Двенадцать стульев / Las Doce sillas	Алеа Томас Гутьеррес	Рейнальдо Миравальес	Энрике Сантистебейн		Сюжет перенесен на кубинскую почву, персонажи получили соответствующие имена. Главные герои получили имена Оскар (кубинский вариант Остапа Бендера) и дон Иполито (Воробьянинов). Этот фильм в шестидесятые годы был показан по советскому телевидению.
1966	СССР	12 стульев	Александр Белинский	Игорь Горбачёв	Николай Боярский	Рэм Лебедев	Телеспектакль в постановке ленинградского телевидения. Первая советская экранизация
1969	Италия, Франция	Один из тринадцати / 12+1	Николас Гесснер	Шэрон Тейт	Витторио Гассман
1970	США	Двенадцать стульев / The Twelve Chairs	Мел Брукс	Фрэнк Ланджелла	Рон Муди	Дом Делуиз	Комедийный кинофильм-буффонада. Первая зарубежная экранизация, сохранившая время и место действия (СССР 1920-х годов)
1971	СССР	12 стульев	Леонид Гайдай	Арчил Гомиашвили	Сергей Филиппов	Михаил Пуговкин	Экранизация в двух частях
1972	ФРГ	Рабе, Пилц и 13 стульев / Rabe, Pilz und dreizehn Stuhle	Франц Маришка				Телефильм.
1976	СССР	12 стульев	Марк Захаров	Андрей Миронов	Анатолий Папанов	Ролан Быков	Телевизионный художественный фильм (4 серии)
1990	СССР	12 стульев	Надежда Киселёва, Евгений Весник	Олег Басилашвили	Юрий Яковлев	Евгений Евстигнеев	Радиоспектакль
1997	Австрия	Мой дедушка и 13 стульев / Mein Opa und die 13 stühle	Хельмут Лонер	Тобиас Моретти	Отто Шенк		Телевизионный, римейк фильма 13 стульев 1938 года
2003	Россия	12 стульев	Тигран Кеосаян	Джемал Тетруашвили	Игорь Балалаев	Алексей Емцов	Мюзикл
2004	Германия	Двенадцать стульев / Zwölf Stühle	Ульрике Оттингер	Георгий Делиев	Геннадий Скарга	Борис Раев	В фильме немецкого режиссёра приняли участие актёры комик-труппы «Маски-шоу»
2005	Россия, Украина	Максим Паперник	Николай Фоменко	Илья Олейников	Юрий Гальцев	Двухсерийная музыкальная комедия на музыку Максима Дунаевского
2011	Иран	12 сидений / The Twelve Seats	Esmael Barari	Amir Vaziri (роль)	Eskandar (роль)		Действие перенесено в современный Иран, фильм показан на фестивалях, релиз фильма задержан правительством Ирана
2013	Италия	Не в стульях счастье / La sedia della felicità	Карло Маццакурати

• Выражение «Нью-Васюки» в романе отсутствует, в романе есть фраза: «Васюки переименовываются в Нью-Москву, Москва - в Старые Васюки».
• В Ирландии безработный Дерек Леман, выдававший себя за гроссмейстера, использовал фамилию, которую брал Остап Бендер в аналогичной ситуации - Царицын.
• В «Сидней Джорнал» был опубликован плагиат главы о Васюках, где героя звали Остин Бенд.

См. также

• Илья Ильф
• Евгений Петров
• Валентин Катаев
• Памятники героям произведений Ильфа и Петрова в Харькове
• Старобельск в творчестве Ильфа и Петрова

Примечания

1. Архив
2. Козьмодемьянский культурно-исторический музейный комплекс
3. Музей сатиры и юмора им. Остапа Бендера
4. Исторические путешествия
5. Барин из Парижа
6. Барин из Парижа. Часть 2
7. Комментарий
8. 1 2 3 4 5 6 7 Экранизация "12 стульев" в Третьем Рейхе.
9. Keep Your Seats, Please!.
10. L"Eredita in Corsa.
11. It"s in the Bag!.
12. 13 stolar.
13. Sju svarta be-hå.
14. Treze Cadeiras. Архивировано из первоисточника 29 ноября 2012.
15. Das Glück liegt auf der Straße.
16. http://krasnoe.tv/node/19621 Las Doce Sillas на сайте «Красного ТВ»
17. 12 + 1.
18. Rabe, Pilz & dreizehn Stühle.
19. Farid. The famous novel "The Twelve Chairs" becomes Iranian. World Iranian Film Center (9 сентября 2011). Архивировано из первоисточника 9 июня 2013.
20. Farid. The Twelve seats. World Iranian Film Center (11 августа 2011). Архивировано из первоисточника 9 июня 2013.
21. Sayeh Yeganeh. News: Authorize to release of “The Twelve Seats” is in unclear whether.. World Iranian Film Center (6 мая 2013). Архивировано из первоисточника 9 июня 2013.
22. La sedia della felicità.
23. L’Italia malinconica e dimenticata nel delicato ritratto di Mazzacurati.
24. Александрович Г. С., Столяр Е. С. Многоликая Каисса. М.: Физкультура и спорт, 1989. ISBN 5-278-00013-9 - стр. 191-192

Ссылки

В Викицитатнике есть страница по теме

• Двенадцать стульев в библиотеке Максима Мошкова
• М. П. Одесский, Д. М. Фельдман. «Легенда о Великом Комбинаторе, или Почему в Шанхае ничего не случилось». Архивировано из первоисточника 29 ноября 2012. - обсуждение истории создания романа и политической подоплеки.
• Михаил Одесский, Давид Фельдман «Литературная стратегия и политическая интрига». Архивировано из первоисточника 29 ноября 2012. «Двенадцать стульев» в советской критике рубежа 1920-1930-х годов.
• Валентин Катаев, «Алмазный мой венец». Архивировано из первоисточника 29 ноября 2012. .
• Ильф и Петров, жизнь, произведения, информация. Архивировано из первоисточника 29 ноября 2012. на английском и русском языках
• Las Doce sillas на сайте The Internet Movie Database . Архивировано из первоисточника 29 ноября 2012.
• Репринт первого издания «Двенадцати стульев» в журнале «30 дней» за 1928 год. Архивировано из первоисточника 29 ноября 2012.
• К. В. Душенко Словарь современных цитат.. Архивировано из первоисточника 29 ноября 2012.
• Сайт Козьмодемьянского музейного комплекса. Архивировано из первоисточника 29 ноября 2012.

Остап Бендер
Книги	12 стульев · Золотой телёнок
Союзники	Киса Воробьянинов · Шура Балаганов · Паниковский · Козлевич · Фунт
Соперники	Отец Фёдор · Корейко
Женщины Бендера	Мадам Грицацуева · Зося Синицкая
Другие персонажи	Никифор Ляпис-Трубецкой · Эллочка-людоедка
Города	Арбатов · Васюки · Старгород · Черноморск
Исполнители роли Бендера	Андрей Миронов · Сергей Юрский · Арчил Гомиашвили · Игорь Горбачёв · Сергей Крылов · Николай Фоменко · Джемал Тетруашвили · Олег Меньшиков · Фрэнк Ланджелла · Георгий Делиев
Фильмы по мотивам «12 стульев»	Двенадцать стульев (М. Фрич, М. Вашински, Польша-Чехословакия, 1933) · 13 стульев (Э. Эмо, Германия, 1938) · It"s in the Bag! (Ричард Уоллес, США, 1945) · Sju svarta be-hå (G. Bernhard, Швеция, 1954) · Treze Cadeiras (F. Eichhorn, Бразилия, 1957) · Двенадцать стульев (Т. Г. Алеа, Куба, 1962) · 12 + 1 (Н. Гесснер, США, 1969)
Постановки «12 стульев»	Телеспектакль А. Белинского, 1966 · Кинофильм М. Брукса, 1970 · Кинофильм Л. Гайдая, 1971 · Телефильм-мюзикл М. Захарова, 1976 · Мюзикл Т. Кеосаяна, 2003-2004 · Фильм У. Оттингер, 2004 · Телефильм-мюзикл М. Паперника, 2005
Постановки «Золотого телёнка»	Кинофильм М. Швейцера, 1968 · Телефильм В. Пичула, 1993 · Телесериал У. Шилкиной, 2006

двенадцать стульев, двенадцать стульев 1971, двенадцать стульев 1976 corvette 2 серия, двенадцать стульев миронов, двенадцать стульев с мироновым, двенадцать стульев скачать, двенадцать стульев смотреть онлайн, двенадцать стульев фильм, двенадцать стульев читать, двенадцать стульев экранизации

Двенадцать стульев Информацию О

Легенда о создании «Двенадцати стульев» изложена братьями Катаевыми. Она никогда не оспаривалась и стала своеобразным каноном. Согласно писанию в середине 1927 года Валентин Катаев решил издать под своим именем авантюрный роман о жизни в СССР, заказав его, как он выражался, «литературным неграм»: младшему брату и Ильфу. Предполагалось, что книга будет подписана тремя фамилиями, Катаев брал на себя окончательную правку и издание.

Редактор LJ Media

XVII

Первая часть романа была написана за месяц, причём Катаев, отдыхая на юге, ленился отвечать на многочисленные письма соавторов. Текст оказался настолько хорош, что Катаев снял свою фамилию и посоветовал и дальше писать самостоятельно, правда с условием, что в книге будет посвящение в его адрес.

История излагается в развязном тоне и содержит много неточностей.

Например, Катаев утверждает, что Ильф и Петров к началу работы был практически не знакомы, хотя, например они только что вернулись из совместной поездки на Кавказ. (При этом, как я уже отмечал, Петров вообще затруднялся указать время и обстоятельства знакомства с Ильфом.)

Предполагаю, что они были знакомы ещё по Одессе, а запинка вызвана простым обстоятельством - иначе выходит, что в течении многих лет соавторам не пришла в голову самоочевидная мысль писать вместе.

Довольно странные разночтения в обстоятельствах предоставления рукописи тоже объясняются вполне утилитарно. Петров вспоминает, что Катаев молча читал принесенную ему рукопись, а Катаев утверждает, что рукопись читал вслух Петров. Вероятно, этого не было вообще, но Катаеву мизансцена «воспоминаний» Петрова показались неестественно официальной для братьев, и он заменил её более человечной сценой чтения - стандартной для литературного дебюта.

В целом же предложенная легенда о «литературных неграх» поражает своей абсурдностью. Литературные негры это профессиональные литераторы, которых нанимают, чтобы потом издать их тексты под чужим именем. Это не дилетанты, которые в процессе исполнения заказа должны осваивать основы литературного мастерства. Негры должны работать в поте лица, а не учится. И работать они должны уметь. А что написали Ильф и Петров к моменту заказа? Да НИЧЕГО.

Но, предположим, произошло чудо и «негры» себя показали хорошими литераторами. Зачем тогда Катаеву отказываться от авторства? Да ещё аргументируя это тем, что литературные негры принесли ХОРОШИЙ текст. Катаев должен был целиком присвоить себе «Двенадцать стульев», на худой конец, учитывая родственные связи, сделать широкий жест и стать одним из трех соавторов.

Можно сказать, что предложение Катаева было шуточным, но оно шуточное только в его изложении. Никаких шуток там не было. Ильф и Петров отнеслись к заказу крайне серьёзно и работали не покладая рук. Со стороны Катаева тоже всё было по взрослому. Им был заранее подписан договор с чёткими обязательствами по листажу и срокам. Договор был сделан по протекции крупного партийного чиновника Нарбута в суровое время сворачивания НЭПа.

Катаев хотел на этом заработать и заработать хорошо. Его отношение к денежным вопросам зафиксировал Бунин в своем одесском дневнике:

«Был Валентин Катаев (молодой писатель). Цинизм нынешних молодых людей прямо невероятен. Говорил: «За сто тысяч убью кого угодно. Я хочу хорошо есть, хочу иметь хорошую шляпу, отличные ботинки...»

Просто и ясно. Этому кредо Катаев неукоснительно следовал всю жизнь, живя в СССР долго и хорошо.

История с посвящением тоже выглядит странно. Вымогать посвящение неприлично, это дело глубоко интимное. Просить посвящение может любимая женщина, просить его от младшего брата, с которым общение идет в грубовато-покровительственном тоне, это не по Станиславскому.

Выходит, что нелепое сентиментальное посвящение было принципиальному цинику Катаеву зачем-то нужно.

Полагаю, что Катаев просто испугался. «Двенадцать стульев» пронизаны насмешками над советскими литераторами. Эти насмешки были большей частью непонятны основной массе читающей публики, но совершенно прозрачны для своих. В 90-е годы подтекст книги был достаточно подробно откомментирован - например, Михаилом Одесским и Давидом Фельдманом. Советские литературоведы довольно подробно разобрали, что к чему, но оказались совершенно не способными увидеть за деревьями леса.

Возьмем разбор главы о Ляписе Трубецком.

а) Совершенно правильно указывается, что Ляпис Трубецкой это Маяковский, а несколько намеков на второстепенного поэта Колычева и т.д. - ложный маневр, призванный в случае чего лишить скандалящего Маяковского легальной доказательной базы.

б) Маяковский изображается беспринципным и бездарным халтурщиком. (Как ни парадоксально, это довольно беззубо. Изображение литературного приспособленчества к концу 20-х было заезженным местом. И в СССР, и в русской прессе.)

в) Маяковский невежествен, пишет про «стремительный домкрат» - прямая отсылка к поэме 150 000 000, где Владимир Владимирович спутал узлы с милями. (Тоже терпимый наскок.)

г) Высмеивается личная драма Маяковского. Ляпис Трубецкой посвящает поэму Хине Члек, с которой он расстался (Маяковский расстается с Лилей Брик в 1925). Это уже вмешательство в личную жизнь, вещь посерьёзнее.

д) Но дело не в этом. Ляпис Трубецкой пишет стихи

Служил Гаврила почтальоном,

Гаврила письма разносил... ,

о том, как доблестного работника связи убивают переодетые фашисты. Это насмешка над недавно написанным стихотворением Маяковского о погибшем советском дипкурьере Теодоре Нетте - вещь АБСОЛЮТНО неприемлемая.

И это ещё не всё. Например, я могу подбросить полешек: в реальности Нетте убили... братья Гавриловичи. Или вот это: само имя «Ляпис Трубецкой» это «ж​**а, играющая на трубе». «Ляпис» это не только «ляпсус» но и «адский камень», «Трубецкой» это по-дворянски звучащая фамилия Маяковского, его трубный голос и «флейта водосточных труб» из его стихотворения. Адская труба это духовой инструмент, вставленный в задний проход - сюжет картин Босха и Брейгеля.

Возникает естественный (но почему-то не пришедший советским литературоведам в голову) вопрос: ЗА ЧТО?

То, что написано о Маяковском в «Двенадцати стульях», это чудовищное глумление, какая-то окончательная, сатанинская разделка человека. Откуда такой накал у Ильфа и Петрова, или у самого Катаева (Одесский и Фельдман имеют наивность полагать, что идея издевательства над Маяковским прежде всего исходила от него)? Братья Катаевы лояльные приспособленцы, Ильф человек более резкий, но Маяковский был его кумиром.

А вот у Булгакова к Маяковскому были серьёзные счёты. Да и к самой советской власти. Все его произведения пронизаны скрытой ненавистью к СССР и социализму, такой, что он не может остановиться. Когда Булгаков устроился на работу в «Гудок», то первым делом изобрел себе псевдоним: «Герасим Петрович Ухов». Второй фельетон он подписал покороче: «Г.П.Ухов». А третий подлиннее: «Разговор подслушал Г.П.Ухов». Тут до ответственного секретаря дошло, он выбежал из своего кабинета и стал орать на Булгакова.

Причём все филологические кунштюки Михаила Афанасьевича имеют огромную избыточность и предумышленность - не надо забывать, что мы имеем дело с гением. «Герасим Петрович Ухов» это в одном флаконе и глухонемой Герасим и Му-Му - будущий герой «Собачьего сердца».

И в этом весь Булгаков.

«Двенадцать стульев», а затем «Золотой теленок» антисоветские книги хуже «Архипелага ГУЛАГа». «Собачье сердце» по сравнению с ними просто-таки панегирик советской власти. Именно потому, что Булгаков был укрыт под двойным одеялом анонимности, он позволил себе пошутить всласть.

Помните партийный и государственный гимн 20-30-х?

Никто не даст нам избавленья,

Ни Бог, ни царь и не герой,

Добьемся мы освобожденья

своею собственной рукой.

Под пером мастера эти строчки превратились в «Спасение утопающих дело рук самих утопающих». Невозможно представить, чтобы политрук Петров даже помыслил себе подобное кощунство.

А печатная машинка с грузинским акцентом в «Рогах и копытах» («е» не работает, и печатают через «э»); «трудящийся востока» князь Гигиенишвили (гиена, проводящая чистки)?

Или вот куда этот кусок, написанный про Изнуренкова-Глушкова, а на самом деле про Сталина:

«Об Авессаломе Владимировиче Изнуренкове можно было сказать, что другого такого человека нет во всей республике. Республика ценила его по заслугам. Он приносил ей большую пользу. И за всем тем он оставался неизвестным, хотя в своем искусстве он был таким же мастером, как Шаляпин - в пении, Горький - в литературе, Капабланка - в шахматах, Мельников - в беге на коньках и самый носатый, самый коричневый ассириец, занимающий лучшее место на углу Тверской и Камергерского, - в чистке сапог желтым кремом. Шаляпин пел. Горький писал большой роман. Капабланка готовился к матчу с Алехиным. Мельников рвал рекорды. Ассириец доводил штиблеты граждан до солнечного блеска. Авессалом Изнуренков - острил».

Это чудовищное издевательство профессионального литератора экстра-класса. Когда оскорбление лежит на поверхности, его не понимают те, кто не должен понимать, а те, кому оно по уму, корчатся от хохота. Это классический английский юмор - не случайно любимым иностранным писателем Булгакова был Диккенс.

Когда Булгаков принес рукопись Катаеву, тот понял две вещи. Во-первых, это деньги. Большие деньги. В своих зашифрованных мемуарах Катаев описывает свое обращение к Ильфу и Петрову:

«Молодые люди, - сказал я строго, подражая дидактической манере Булгакова - знаете ли вы, что вашему пока еще не дописанному роману предстоит не только долгая жизнь, но также и мировая слава?»

Полагаю, что это сказал Катаеву и Ко сам Булгаков. Когда вручал рукопись.

Но Катаев понял и второе: Ставить под такой вещью свою подпись нельзя. Прямо там ничего нет, но он лицо в Москве заметное, так что будут копать. Будут копать - докопаются. А с сосунков взятки гладки.

И действительно, Ильф и Петров были настолько наивны, что так до конца и не поняли, на что подписались.

Поэтому понятна настойчивость Катаева с посвящением. С Булгаковым был уговор, что будет стоять три фамилии и его фамилия из всех трёх самая важная. Сохраняя посвящение, он обозначал свое присутствие в проекте: из дела не уходит, прикрытие книги будет осуществлять, с изданием поможет. А поэтому и обговоренную часть гонорара возьмет себе. Думаю, Булгакову и Катаеву полагалось по 50%, но Катаев из своей части процентов 10% выделил «неграм».

XVIII

Теперь зачем это было нужно самому Булгакову.

«Товарищ Сталин приказал ГПУ заставить Булгакова написать советский роман, чтобы затем опубликовать его от имени бездарных, но вполне советских авторов».

Это такой же бред, как конспирологическая теория убийства солнца русской поэзии: международный аристократический союз русофобов «принял решение» об убийстве главного русского поэта Пушкина. Делать нечего было европейским королям и принцам, как убивать безобидного восточноевропейского литератора средней руки (масштаб Пушкина в их восприятии).

Идея созрела среди писательского окружения Булгакова и конечно могла осуществиться только при его доброй воле.

К 1927 году Булгаков догадался, что критике его подвергают не за какие-то конкретные произведения, а просто потому, что его имя подвёрстано в список врагов советской власти. Поэтому что бы он ни писал, всё будет плохо.

Открыто советской вещи он категорически писать не хотел, это выглядело бы как двурушничество. Причём не только в глазах его сословия, но и в глазах советских чиновников, которые такую книгу тем более отказались бы печатать. Для того, чтобы писать «Бронепоезд 14-69», «Танкер „Дербент“» или «Цемент» нужно было иметь соответствующий послужной список.

Всё остальное у Булгакова или вообще не печатали или печатали по чайной ложке, с огромным скрипом и последующей нервотрёпкой. Писать же Булгакову хотелось ОЧЕНЬ. Писал он быстро и метко. Кроме всего прочего, Михаил Афанасьевич был прирожденным полемистом. Ему нравилось поучать, доказывать свою правоту - делал он это остроумно, точно и в режиме живого времени.

Булгаков тщательно подклеивал в альбом все статьи о своем творчестве. Его бесило не то что 95% из них несправедливые и ругательные, а то, что ему не дают никакой возможности ответить, и советские «критики» это прекрасно знают.

В конце 1926 года Маяковский распинался:

«Товарищи, «Белая гвардия» это не случайность в репертуаре Художественного театра. Я думаю, что это правильное логическое завершение: начали с тетей Маней и дядей Ваней и закончили „Белой гвардией“... это нарвало и прорвалось.. На генеральной репетиции с публикой, когда на сцене появились белогвардейцы, два комсомольца стали свистеть и их вывели из зала. Давайте я вам поставлю срыв этой пьесы - меня не выведут. 200 человек будут свистеть, а сорвем, и скандала, и милиции, и протоколов не побоимся. Товарищ здесь возмущался: „Коммунистов выводят. Что это такое?!“. Это правильно, что нас выводят. Мы случайно дали возможность под руку буржуазии Булгакову пискнуть - и пискнул. А дальше мы не дадим... Запрещать пьесу не надо. Чего вы добьетесь запрещением? Что эта „литература“ будет разноситься по углам и читаться с таким удовольствием, как я 200 раз читал в переписанном виде порнографию Есенина. А вот, если на всех составлять протоколы, на тех, кто свистит, то введите протоколы и на тех, кто аплодирует».

(Дополнительную пикантность словам Маяковского придает тот факт, что он не имел никакого отношения к коммунистической партии, и его туда никто никогда не приглашал. Для властей Маяковский был дворянской проституткой, он сам это прекрасно знал, и таковой, на самом деле, и являлся.)

Легально ответить мерзавцу и стукачу Булгаков не мог.

К 1927 году у Булгакова накопилось тем на несколько толстых книг. Причём его тяготила не только советская цензура, но и имидж белогвардейца, которым он никогда не был. Он не участвовал в политических событиях 17-го года, его участие в гражданской войне было ситуационным и эпизодическим.

Крах белого движения для него был личной трагедией, как и для всех русских, но, в то же время, он прекрасно сознавал, что крах этот не есть следствие случайного стечения обстоятельств, а вызван глубокими внутренними причинами. В том числе - слабостью господствующего класса России, и политическими ошибками многочисленных либеральных кретинов вроде Родзянки, Керенского и Милюкова. Которых было так много, что дело не в несчастном случае, а в причинах геологических. «Страна дураков».

Проблема исторической России была не в том, что там появился Ленин, а в том, что там таких лениных была огромная толпа, и Владимир Ильич был среди них не самым худшим. Ленин был органичным членом многотысячной корпорации азиатских «недремлющих лоботрясов». Как я писал в прошлом посте, он вполне мог выступать в 1918 году на стороне белых.

Судите сами. Две крупнейшие революционные партии России - социал-демократы и социал-революционеры. Обе партии входили во Второй Интернационал. Партия эсеров была более кровожадной, она совершила 90% террористических актов и критиковала социал-демократов за умеренность. В октябре 1917 к власти пришли две партии - часть старых социал-демократов (коммунисты) и часть старых социалистов-революционеров (левые эсеры). Коллективизация сельского хозяйства это программа эсеров, а не эсдеков, которых эсеры всё время критиковали за кулацкий уклон в деревне.

Главой эсеров в 1917 году был Чернов, как и Ленин капитулянт, бездарный литератор и агент германской разведки. Весьма вероятно, что если бы ставка была сделана на Чернова, Ленин бы в начале 1918 бежал в родную Самару (где социалисты образовали параллельное правительство) и стал критиковать террористический режим Чернова. Чернов в условиях начинающейся гражданской войны убил бы Николая II и его семью, далее со всеми остановками. (То, что убил бы, в этом можно не сомневаться - убили же эсеры в 1905 великого князя Сергия.) А потом Ленин в Берлине или Стокгольме сидел бы со своим другом Мартовым и критиковал эсеровские зверства.

Булгаков изобразил Ленина отчасти в образе Преображенского и уж совсем точно в образе Персикова («Роковые яйца»). И Преображенский и Персиков типичные русские интеллигенты, то есть умные и легкомысленные живодёры.

У Катаева было понимание этого настроя Булгакова, но конечно помогать из идейных или дружеских соображений он бы не стал. Им двигала жажда наживы. Он прекрасно понимал, что Булгакову ничего не стоит написать бестселлер. Понимал это и Булгаков, и это его угнетало ещё больше. Деньги ему были нужны не меньше, чем Катаеву, в отличие от Катаева, он мог их легко заработать, но заработать не давали.

Возьмем историю с пьесой «Кабала святош». Пьесу ему заказал МХАТ в 1929 году. Булгаков прекрасно справился с заданием за два месяца. Получилась блестящая, остроумная и одновременно глубокая пьеса о Мольере. Естественно никакой политики там не было, сам сюжет был вполне в русле советской идеологии (церковники и бюрократы мешают творчеству прогрессивного драматурга). Пьеса понравилась Станиславскому, её подготовили к постановке весной 1930 года и... запретили. Даже после знаменитого звонка Сталина потребовалось полтора года, чтобы снова начать работать над пьесой. В результате она вышла на сцену в 1936 году, и после семи представлений была запрещена. При этом на пьесе оттоптались все кому не лень. Оказывается, это Булгаков вывел себя в роли Мольера, святоши это партийные критики и функционеры. Потом Мольер у Булгакова вышел пошляком, пьеса мелкобуржуазная и т.д. и т.п.

В 60-80-е пьеса шла в советских театрах и пользовалась большим успехом. Ничего криминального там не было.

Что было бы, если бы Булгаков выпустил пьесу анонимно? Её бы благополучно поставили в десятке театров с гарантированным кассовым успехом. Безо всякой нервотрёпки Михаил Афанасьевич получил бы стабильный доход, ибо успешная пьеса это клондайк для автора.

Булгаков пытался привлекать к работе над пьесами соавторов (например, Вересаева), но шло очень туго. Мало кто хотел связываться с одиозным именем, а кроме того, Михаил Афанасьевич органически не терпел постороннего вмешательства в творческий процесс (что естественно).

Ну, вот так и созрело. Булгаков пишет, Катаев публикует, а деньги поровну. Чтобы убрать стилистические подозрения, Катаев привлек двух соавторов, чтобы было на кого кивать. Булгаков естественно постарался убрать прямое самоцитирование и характерные обороты - для стилиста его класса это было не трудно.

Кроме того, Булгаков мог попросить влиятельного Катаева похлопотать о возвращении конфискованных рукописей из ГПУ. Действительно их скоро вернули. С деньгами тоже все вышло - в 1927 году Булгаков переехал в отдельную трехкомнатную квартиру.

Вероятно, сначала Булгаков отнесся к затее как к халтуре, но по настоящему талантливый человек халтурить не способен, идея его увлекла и он написал первоклассный роман. Было ли ему жалко его отдавать? Думаю не очень, - в силу изложенных выше соображений. В дальнейшем он, конечно, надеялся раскрыть мистификацию, но это было бы возможно только после ослаблении власти ГПУ и кардинальной перестройки политической жизни СССР. К 1934 ему уже было не до дилогии, так как стало ясно, что строй может поменяться только в далёком будущем или в случае глобальной интервенции.

История публикации «Двенадцати стульев» показала, что Булгаков правильно оценил ситуацию. Он понимал, что никакой литературной критики в СССР нет, а есть свора завистливых азиатских идиотов с полусредним образованием. Ильф и Петров значились в списках совершенно благонадёжных литераторов, причем где-то во второй половине, или даже ближе к концу. Поскольку никаких разнарядок не было, идиоты не знали что писать. ЯВНО антисоветского в книге ничего не было, кроме того была вялая протекция от литературных верхов. Так что с места в карьер в минус ничего писать было нельзя. А в плюс люди от себя ничего не писали - по собственной убогой озлобленности. Первый год публикацию «Двенадцати стульев» сопровождала приятая тишина (мечта Булгакова).

Далее началось оживление, был издан «Золотой теленок», после 1934 года началась постепенно увеличивающаяся проработка, но, в общем, всё прошло без сучка, без задоринки. Снятие Нарбута немного затормозило публикацию «Теленка» и только. Вероятно, этот роман должны были издать в том же 1928 году, у Петрова есть указание на то, что с самого начала планировалось издание двух книг в авторском составе «Катаев и Петров» и «Катаев и Ильф» (см. пост об Ильфе и Петрове).

Ильф и Петров вели себя хорошо. Они достаточно правдоподобно изображали тихих и скромных авторов, хлопали глазками на собраниях, умело уходили от каких-либо дискуссий о своем творчестве. Что-то им перепало от катаевско-булгаковского стола, гораздо больше они получили в виде косвенных преференций от популярности: блага по линии писательских организаций, зарубежные командировки, интервью, выгодную работу, привилегии в публикации собственных скромных сочинений.

От Булгакова они держались на некоторой дистанции, но поддерживали дружеские отношения. Это говорит об отсутствии взаимных претензий. Характерно, что в романах описывается масса знакомых Булгакова, Ильфа и Петрова, но самой тройки нет. Есть Валентин Катаев (инженер Брунс).

(Правда Булгаков на самом деле присутствует - и в «Двенадцати стульях» и в «Золотом теленке». Но об этом в следующем посте.)

Давно замечено, что в «Двенадцати стульях» есть масса заимствований из булгаковских произведений, фактически на уровне плагиата. Аметистов и Обольянинов из «Зойкиной квартиры» это Бендер и Воробьянинов. Приведу всего один убийственный пример. Аметистов мечтает эмигрировать из СССР, его присказкой становятся мечты о жизни в Ницце:

«Ах, Ницца, Ницца, когда же я тебя увижу? Лазурное море, и я на берегу его в белых брюках!»

«Моя мечта уехать с любимой женщиной в Ниццу, туда, где цветут рододендроны...

В «Двенадцати стульях» Ницца превратилась в Рио-де-Жанейро и понятно почему. Ницца была модным русским курортом, а после революции одним из центров эмиграции. Образ Бендера подчёркнуто аполитичен, поэтому белоэмигрантская Ницца заменена на довольно бессмысленное, но зато политически нейтральное Рио-де-Жанейро.

Сторонники официальной версии объясняют сходство романов Ильфа и Петрова с произведениями Булгакова самыми разными причинами. Но советские литературоведы таким образом опять не видят за деревьями леса.

Булгаков был писателем, крайне щепетильно относящимся к авторским правам. Например, он разорвал отношения с братом-эмигрантом, когда узнал, что тот на некоторое время задержал денежный перевод части заграничного гонорара. Плагиаторы Ильф и Петров стали бы для Булгакова не только предметом едких насмешек, но и личными врагами.

Верно и другое. Любые формы шантажа, вымогательства рукописи, грубого вмешательства в авторский замысел вызвали бы со стороны Булгакова бойкот. Он мог бы пойти на то, чтобы в принудительном порядке написать для других людей текст. Например, чтобы сохранить свободу себе и своим близким. Но поддерживать затем с шантажистами добрососедские отношения - никогда.

Очевидно, инициатива публикации исходила от самого Булгакова, и Михаил Афанасьевич очень тщательно выбрал компаньонов для своей вынужденной литературной мистификации. Он мог дать свою вещь только людям, которых считал людьми своего круга - по образованию и степени порядочности. Человек, который ставил свою подпись под вещью Булгакова должен был безусловно понимать, что делает и зачем, и при этом не потерять лица.

Катаев для Булгакова был менеджером, его брат - ширмой для участия в деле. Очевидно единственным человеком, который в данной ситуации для Булгакова являлся полноценным компаньоном, являлся Ильф.

Иван Илья Арнольдович с точки зрения Булгакова был остроумным человеком его круга, не лишенным литературных способностей, и одновременно человеком, по расовым соображениям приемлемым для советских властей.

В этом и таится разгадка фрагментов из ильфовских записных книжек. Булгакову нужен был человек, понимающий в тексте то, что он должен был понимать, и способный установить с этим текстом содержательный диалог. То есть способный принять ХОТЬ КАКОЕ-ТО участие в написании текста, и тем самым реабилитировать своё участие в подлоге написании романов. Настоящие соавторы Булгакову были не нужны, они ему только мешали. Ему был нужен вдумчивый читатель и ценитель, способный, попыхивая трубкой, посоветовать два-три интересных и уместных поворота сюжета. Что Ильф и сделал. Его беседы с Булгаковым очеловечили бесчеловечную и унизительную для авторского самолюбия ситуацию.

И наконец, последнее - в виде цветов на могилу авторства Ильфа и Петрова. Общительный и веселый Булгаков, прочитав «Двенадцать стульев», а потом и «Золотого теленка» хохотал бы до упаду, засыпал авторов письмами и комплиментами, постоянно говорил бы о содержании книг и т.д. Если бы его что-то в романах не устроило - реакция была бы ещё более бурной. Булгаков был великим сатириком и не мог не оставить без внимания единственные по настоящему смешные книги России 20-30-х годов. Однако он эти книги не заметил. Набоков из своей эмиграции заметил. А Булгаков из Москвы - нет.

Ещё одна тайна Михаила Булгакова.

Недавно исполнилось 120 лет со дня рождения знаменитого в советские времена писателя Валентина Катаева, автора популярной повести «Белеет парус одинокий». В СССР он был одним из самых признанных литераторов – Герой Социалистического Труда, кавалер множества орденов, увенчанный многочисленными премиями и наградами. Только незадолго до смерти он раскрыл тайну, которую тщательно скрывал всю свою жизнь – что был белым офицером, воевал в армии Деникина.

Есть тайна, но до сих пор до конца нераскрытая, и в биографии его родного брата – Евгения Катаева, больше известного под литературным псевдонимом Петров, который вместе с Ильей Ильфом прославился как автор легендарных «Двенадцати стульев» и «Золотого телёнка». В 2013 году в журнале «Звезда» была опубликована статья «Шаги командора» Игоря Сухих, доктора филологических наук, профессора кафедры истории русской литературы Санкт-Петербургского университета, посвящённая романам Ильфа и Петрова. В ней, между прочим, есть следующий пассаж: «Евгений Петров (Евгений Петрович Катаев, 1903-1942) отличался отменным здоровьем и общественным темпераментом. Он служил в ЧК и редактировал журнал, жил сам и давал жить другим. В литературе он поначалу видел не призвание, как Ильф, а источник заработка в послереволюционной Москве». Распространена версия, что именно Валентин Катаев подсказал своему брату и его будущему соавтору идею двух, ставших знаменитыми, сатирических романов. Что и подтверждается в посвящении.

Однако обратите внимание на следующую фразу: «Евгений Петров (Катаев)… служил в ЧК». Но ведь в официальных биографиях писателя нет никакого упоминания о том, что он был чекистом! Везде говорится, что Евгений Петров до того, как стать журналистом и писателем, работал в Одессе в уголовном розыске, ни о каком ЧК нет и речи.

Однако если внимательно присмотреться к биографии «крестного отца» двух легендарных сатирических романов, то намеки на нечто, связанное с его причастностью к этой грозной организации, можно действительно обнаружить.

Неясные пятна в биографии

Литературный критик Юрий Басин в статье «Кто настоящий автор», исследовавший творчество Ильфа и Петрова, писал, рассуждая на тему, кто же из них двух на самом деле писал роман: «Тема скользкая, и сразу упирается в неясные пятна биографии Евгения Петровича Катаева (настоящие имя и фамилия Евгения Петрова) и его старшего брата Валентина Петровича Катаева, автора знакомого нам всем с детства романа «Белеет парус одинокий» и других заметных произведений.

Начнём со старшего. Если не знать, что это знаменитый советский писатель, один из идеологических «столпов» советской власти, будущий Герой Социалистического Труда, награждённый двумя орденами Ленина и другими орденами, то в молодости он – самый натуральный контрреволюционер и белогвардеец. Из одесской интеллигентной учительской семьи. В 1915 году, не окончив гимназию, пошёл добровольцем в действующую армию. Быстро дослужился до офицерского звания, после ранения попал в госпиталь в Одессе, а по выздоровлении подался в «сичевики» гетмана Скоропадского. Не к большевикам, заметьте, хотя имел такую возможность, и даже, по некоторым источникам, призывался в Красную армию. Наоборот, перед самым вступлением красных в Одессу в марте 1919 года махнул в Добровольческую армию Деникина. Заболел там тифом, и снова попал в одесский госпиталь (город переходил из рук в руки). По выздоровлении в феврале 1920 года, когда Одесса снова была в руках большевиков, сразу активно подключился к офицерскому подпольному заговору. Этот заговор, получивший в одесской ЧК название «заговор на маяке», должен был способствовать высадке в Одессе врангелевского десанта».

Валентина Катаева вместе с братом Евгением, гимназистом, не имеющим к заговору никакого отношения, ЧК неожиданно сажает в тюрьму, а вскоре жестоко расправляется с участниками заговора. Все они были расстреляны. И через полгода после этого братья как ни в чём не бывало выходят из тюрьмы живыми и здоровыми.

Судя по некоторым отрывочным сведениям, им в тюрьме неплохо жилось, их там даже ни разу не допрашивали. Сразу возникает предположение: а не для того ли их туда посадили, чтобы обеспечить им надёжную охрану от мести за предательство? Валентин вскоре уезжает в Харьков, где работает в местной прессе, а затем переезжает в Москву, где работает в газете «Гудок». Евгений заканчивает единственную ещё действующую в Одессе гимназию, и поступает на работу инспектором в Одесский уголовный розыск. То есть, нет никаких отрицательных последствий участия старшего брата в контрреволюционном заговоре, хотя тогдашние чекисты расстреливали людей, тем более бывших офицеров, и за гораздо меньшую провинность.

Кто же всё-таки сдал чекистам всех участников заговора? В автобиографическом романе «Трава забвения» Валентин Катаев пишет, что это якобы сделала «девушка из совпартшколы», которую он назвал Клавдия Заремба. По заданию ЧК она внедрилась в сеть заговора, её арестовали вместе с остальными участниками заговора, а потом выпустили. Очень похоже на историю с самим Валентином Катаевым. Но из того, что он рассказывал через много лет своему сыну, получается, что его вообще не сажали. Какой-то приехавший из Москвы крупный чекист якобы не дал его арестовать по старой памяти. Всё на свете могло быть, сейчас уже трудно сказать что-то определённое…

«Так или иначе, в Москве Валентин Катаев вскоре приобрёл значительный вес в журналистских кругах, близких к центральной власти. Поневоле приходит в голову мысль, что кроме талантливых и политически безупречных выступлений в печати, в этом сыграли роль и его недавние заслуги перед ЧК», – считает Басин.

Лев Славин, близко их знавший и любивший, рассказал много лет спустя, что уже будучи известным писателем, соавтор Петрова Илья Ильф подарил свою книгу «одному полюбившемуся ему офицеру войск МГБ и сде​лал при этом надпись: «Майору государственной безопасности от сержанта изящной словесности». Правда, у Славина есть описка, МГБ тогда не было, а было НКВД, однако это – прямое свидетельство связей и соавтора Петрова с этой организацией.

А сам Евгений Петров потом о своей прежней работе вспоминал так: «Я переступал через трупы умерших от голода людей и проводил дознание по поводу семи убийств. Я вел следствия, так как следователей судебных не было. Дела сразу шли в трибунал. Кодексов не было, и судили просто - «Именем революции»…».

Получается, что совсем еще моло​дой человек, которому не исполнилось и двадцати лет, не имевший никакого понятия о юриспруденции, вел следствия по сложнейшим делам, а так как и законов не имелось да и судов не было («сразу в трибунал»), то ясно, каковы были полномочия у будущего юмориста. Напомним, что слова, закавыченные в цитате, произно​сились, как свидетельствуют источники, при расстре​лах. Знаменитый писатель вспоминал об этом ужасе спокойно, даже с оттенком гордости…

Но если действительно так, то почему? Ведь, наоборот, в отличие от своего старшего брата, который свое белогвардейское прошлое был вынужден скрывать, работа в ЧК могла бы в СССР только помочь в его карьере. Объяснить это можно только одним способом: после службы в одесской ЧК, приехав в Москву, он стал негласным сотрудником этой организации (ведь бывших чекистов не бывает!) и выполнял ее особые задания. И одним из этих заданий могло быть… участие в операции ГПУ по созданию упомянутых сатирических романов. Которые, как сегодня считают некоторые литературоведы и исследователи, никак не могли быть написаны Ильфом и Петровым, а настоящий их автор… создатель гениального романа «Мастер и Маргарита» Михаил Афанасьевич Булгаков!

«12 стульев Михаила Булгакова»

В 2013 году в Германии литературовед Ирина Амлински выпустила книгу под названием «12 стульев Михаила Булгакова». В ней автор не только выдвинула сенсационную версию, но и убедительно, с приведением множества фактов доказывала, что знаменитые романы Ильи Ильфа и Евгения Петрова на самом деле написаны Михаилом Булгаковым. «Всем читателям, читающим запоем, – пишет И. Амлински в предисловии, – известно чувство досады от того, что книга прочитана и все удовольствие «жизни в произведении» осталось позади. Возвращаться в реальность не хочется, и поневоле тянешься за следующим томом полюбившегося автора. Вот так, на протяжении многих лет, перечитывая роман «12 стульев», я плавно перетекала в «Золотого теленка» и затем… натыкалась на то, что дальше продлить удовольствие мне было нечем. Ни рассказы, ни фельетоны Ильфа и Петрова не шли ни в какое сравнение с прочитанными ранее романами. Более того, меня не оставляла в покое мысль о какой-то подмене. Что это, - думалось мне, - может, они, как Дюма-отец, подписываются под произведениями начинающих авторов? Быть может, они разругались и перестали генерировать юмор? А, может, они просто исписались? Куда, скажите на милость, подевалась живость повествования, калейдоскопическая смена картин, невозможность прервать чтение и отложить книгу до завтра?

На сегодняшний день литературное наследие Ильфа и Петрова составляет пять томов, а если спросить у среднестатистического человека, читающего книги, что ему знакомо из их прозы, - 99 процентов назовут «12 стульев» и «Золотого телёнка». Может, вспомнят «Одноэтажную Америку». И всё.

Исследователи, критики и просто читатели сыплют цитатами из обоих романов, любимые герои – тоже из этих произведений, и уже стали именами нарицательными. А почему осталась в стороне повесть «Тоня»? Почему забыты многочисленные герои из их рассказов и фельетонов?

Почему объединяются только в общества любителей Остапа Бендера?

Так продолжалось до 1999 года. В тот раз вместо Фейхтвангера, который обычно перечитывался мною после Булгакова, был взят в руки роман «12 стульев». И вдруг, с первых его строк, я услышала тот же знакомый ироничный, местами язвительный смех, узнала ту же музыкальность, четкость и ясность фраз. Я наслаждалась чистотой языка и легкостью повествования, легко и просто вживаясь в произведение, куда меня «пригласил» тот же автор. В этом надо было разобраться. Вот, дорогой читатель, две фразы:

«Лизанька, в этом фокстроте звучит что-то инфернальное. В нем нарастающее мученье без конца».

«В этом флотском борще плавают обломки кораблекрушения».

Замечательные фразы, не правда ли? Первая взята из пьесы Михаила Булгакова «Зойкина квартира», а вторая - из романа «Золотой телёнок». Это первые, найденные мною фразы, из-за которых на 12 лет растянулся поиск истины. С этого момента мне и пришлось из простого читателя-любителя надолго переквалифицироваться в читателя-«копателя»».

Внимательно разбирая текст книг, которые изданы под именами Ильи Ильфа и Евгения Петрова, автор литературной сенсации утверждает, что многочисленные найденные ею совпадения и тождественность стиля не случайны. Они доказывают, что подлинным автором двух знаменитых сатирических романов, на самом деле, был Михаил Булгаков.

Амлински, например, приводит две фразы – из «12 стульев» и «Мастера и Маргариты»:

«В половине двенадцатого с северо-запада, со стороны деревни Чмаровки, в Старгород вошёл молодой человек лет двадцати восьми» («12 стульев»).

«В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана…» («Мастер и Маргарита»).

Как считают литературоведы, музыка, ритм этих двух фраз практически совпадает. И не только этих фраз, но и множества других.

Если продолжить этот, начатый Амлински анализ ритма прозы «12 стульев» и «Мастера», то нетрудно убедиться, что ритм – с небольшими вариациями повсюду – тот же.

В прозе и «Мастера», и «12 стульев» постоянно имеют место аналогичные по звучанию, «длинные» периоды, перемежающиеся короткими фразами, и ритмическая основа её в обоих случаях идентична. Но ритм прозы у каждого автора индивидуален, если не заимствован. А Ильф и Петров во всех своих произведениях до «12 стульев» и «Золотого телёнка» писали, как отмечают литературоведы, совершенно другим, «рубленым» стилем, характерным даже не столько именно для них, сколько вообще для советской прозы 1920-х – короткими предложениями.

Нет, не Ильф и Петров!

Прочитав книгу И. Амлински, которая работала над ней 12 лет, целый ряд других исследователей подтверждают сделанные ею выводы.

«Автор, – пишет, например, кандидат технических наук, ставший литературоведом Лазарь Фрейдгейм, – «пропахала» все произведения Булгакова, все произведения Ильфа и Петрова и все воспоминания о них. Проанализировав тексты по множеству «сечений», она обнаружила, что в этих двух романах многократно встречаются поразительно похожие по структуре и словарю описания сходных сцен, имеющихся и в произведениях Булгакова, написанных до описываемых романов (сцены вербовки, сцены убийства, сцены потопа в квартире, описания многоквартирного дома, одалживания одежды и т.д. и т.п.). Главные образы «12 стульев» перекочевали туда из прежних произведений Булгакова; стиль прозы романов – тот же, что и в написанных Булгаковым до и после произведениях. Дилогия буквально пропитана фактами из его биографии и случаями из его жизни, его привычками и пристрастиями, приметами обликов и характеров его друзей и знакомых и маршрутами его передвижений. Причем все это таким образом использовано и включено в плоть прозы, что речи о совместной работе над ней идти не может. Так вместе не пишут. Так мог писать только сам Михаил Булгаков. Но не Ильф и Петров», – делает вывод Л. Фрейдгейм.

«Ильф и Петров не просто дополняли друг друга. Все написанное ими сообща, как правило, оказывалось значительнее, художественно совершеннее, глубже и острей по мысли, чем написанное писателями порознь».

Вдумаемся в эту фразу! Порознь (т.е. когда писали действительно сами) они создавали откровенно слабые вещи, полные неглубокого, но размашистого ерничества (впрочем, такой стиль тогда царил – «для простого народа»), но, сев за роман совместно, за один месяц (по другим данным – за три), без подготовки, без справочного материала, без черновиков (их нет!) вдруг написали шедевр, ставший культовым для нескольких поколений?

Итак, вот, если суммировать сказанное выше, аргументы в пользу того, что легендарные книги не были написаны Ильфом и Петровым:

1. «12 стульев» и «Золотой телёнок» - действительно гениальные произведения, а журналисты Ильф и Петров кроме этих двух книг ничего подобного, даже близко, больше не написали.
2. Романы были созданы буквально за считанные недели – немыслимая скорость для любителей, которые будто бы писали их вместе, что почти всегда замедляет любой процесс.
3. Отсутствие рукописей, есть только намёки на какие-то шутки в записных книжках Ильфа.
4. У Булгакова после публикации «12 стульев» внезапно появилась трёхкомнатная квартира.
5. В «12 стульях» и «Золотом телёнке» – единый стиль с булгаковскими произведениями, есть множество заимствований из Булгакова, что убедительно показали литературоведы. Он, как правило, очень нервно реагировал на подобное, а тут молчал.

Ильф и Петров тоже не проронили ни звука, и до конца своей жизни тайну сохранили. Более того, им пришлось теперь оправдывать взятые на себя обязательства. По этой причине после публикации «12 стульев» с ведома Булгакова они и стали использовать в своих рассказах и фельетонах булгаковские мотивы, детали и образы, как из опубликованной редакции романа, так и из оставшихся неопубликованными глав (а впоследствии – и из «Золотого телёнка») – вплоть до специально для них написанных Булгаковым рассказов, тем самым вводя в заблуждение и будущих исследователей их творчества. Именно с 1927 года в записной книжке Ильфа появляются записи, в дальнейшем укрепившие его авторитет как бесспорно талантливого соавтора романов.

И вот ещё что странно: как такие произведения – острейшая сатира на советские нравы и порядки – вообще могли быть напечатаны в СССР с его свирепой цензурой? Позднее спохватились, и на основании постановления секретариата ЦК ВКП(б) в 1949 году к печати они были запрещены. Ответ может быть только один: у авторов был могущественный покровитель.

Кто был заказчиком?

Литературный критик, специалист в области исследования литературных мистификаций Владимир Козаровецкий пишет: «Логика подводит нас к единственно возможному ответу.

Булгаков написал этот роман под заказ той организации, в руках которой находилась в тот момент его судьба, – заказ ГПУ.

Это было соглашение, в котором условием с его стороны было обещание оставить его в покое. А со стороны противника? – его согласие написать советскую прозу. Его остросатирическое перо намеревались использовать в развернувшейся в это время борьбе с троцкизмом. Булгаков знал, что ему по плечу написать эту прозу так, что придраться к нему будет невозможно и что все поймут её, как хотелось бы им её понять. Как мистификатор Булгаков, искусству мистификации учившийся у Пушкина, о своих тайных ходах никогда никому не рассказывал».

Несмотря на тайное покровительство Сталина, который смотрел его «Дни Турбиных» во МХАТе 14 раз, Булгаков был под колпаком ГПУ и подвергался в советской печати остервенелой критике. Чекисты его вызывали, проводили с ним беседы по поводу запрещенных к печати «Роковых яиц» и «Дьяволиады», у него был обыск и изъятие дневника и рукописи «Собачьего сердца» – всё свидетельствовало, что никакой надежды на публикацию его прозы в СССР нет.

Как следует предположить, как раз в это время в ГПУ и возникла идея в рамках кампании по дискредитации троцкистской оппозиции создать сатирический роман, который показал бы противников Сталина, персонажей отжившего режима в самом смешном и неприглядном виде. В этой связи и было решено обратиться к Булгакову как мастеру сатиры, а во-вторых, как к человеку, который висел на волоске и от такого «сотрудничества» никак не мог бы отказаться.

Как считает В. Козаровецкий, в «переговорах» и с ГПУ, и с Булгаковым посредником стал Валентин Катаев. Он же убедил Ильфа и Петрова, что, с одной стороны (со стороны ГПУ), мистификация ничем им не грозит, а с другой – может сделать имя; при этом они делали доброе дело, выручая Булгакова.

Но как Валентин Катаев, сам талантливый писатель, вообще мог стать участником этого литературного подлога? Но, во-первых, как бывшему деникинскому офицеру ему всякий час грозило смертельное для тех времен разоблачение, и портить отношения с ГПУ он никак не мог. А во-вторых, в дневнике Бунина есть запись от 25.04.19 года, в которой он так пишет о Валентине Катаеве: «Был В. Катаев (молодой писатель). Цинизм нынешних молодых людей прямо невероятен. Говорил: «За сто тысяч убью кого угодно. Я хочу хорошо есть, хочу иметь хорошую шляпу, отличные ботинки»». По сравнению с этим, литературный подлог – пустяки…

Но как Булгаков мог написать эти романы, чтобы никто из его близких этого не заметил? Козаровецкий объясняет это тем, что писал Михаил Афанасьевич легко и быстро, главным образом по ночам, а потому и ни одна из жён Булгакова ни сном ни духом не ведали о его литературных мистификациях.

А как могли согласиться принять участие в такой невероятной операции Ильф и Петров? Но если их об этом попросило ГПУ, как они могли отказаться? К тому же если Петров-Катаев и в самом деле служил в ЧК. Но все равно они чувствовали себя не в своей тарелке. Дочь Ильфа, А.И. Ильф вспоминала: «Петрову запомнилось поразительное признание соавтора: «Меня всегда преследовала мысль, что я делаю что-то не то, что я самозванец. В глубине души у меня всегда гнездилась боязнь, что мне вдруг скажут: «Послушайте, какой вы к чёрту писатель: занимались бы каким-нибудь другим делом!»».

Другая версия

Уверен в том, что «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» написал Булгаков и известный философ и литературовед Дмитрий Галковский, но версию о «заказе ГПУ» он начисто отвергает.

«Когда Булгаков принес рукопись Катаеву, – предполагает он, – тот понял две вещи. Во-первых, это деньги. Большие деньги. В своих зашифрованных мемуарах Катаев описывает свое обращение к Ильфу и Петрову: «Молодые люди, - сказал я строго, подражая дидактической манере Булгакова - знаете ли вы, что вашему пока еще не дописанному роману предстоит не только долгая жизнь, но также и мировая слава?».

«Полагаю, – считает Галковский, – что это сказал Катаеву и компании сам Булгаков. Когда вручал рукопись.

Но Катаев понял и второе: ставить под такой вещью свою подпись нельзя. Прямо там ничего нет, но он лицо в Москве заметное, так что будут копать. Будут копать – докопаются. А с сосунков взятки гладки.

И действительно, Ильф и Петров были настолько наивны, что так до конца и не поняли, на что подписались. Поэтому понятна настойчивость Катаева с посвящением. С Булгаковым был уговор, что будут стоять три фамилии и его фамилия из всех трёх самая важная. Сохраняя посвящение, он обозначал свое присутствие в проекте: из дела не уходит, прикрытие книги будет осуществлять, с изданием поможет. А поэтому и обговоренную часть гонорара возьмет себе. Думаю, Булгакову и Катаеву полагалось по 50%, но Катаев из своей части 10% выделил «неграм»».

«Идея созрела среди писательского окружения Булгакова и конечно, могла осуществиться только при его доброй воле, – убеждён Галковский. – К 1927 году Булгаков догадался, что критике его подвергают не за какие-то конкретные произведения, а просто потому, что его имя подвёрстано в список врагов советской власти. Поэтому что бы он ни писал, всё будет плохо. Открыто советской вещи он категорически писать не хотел, это выглядело бы как двурушничество… Писать же Булгакову хотелось очень. Писал он быстро и метко…

У Катаева было понимание этого настроя Булгакова, но конечно, помогать из идейных или дружеских соображений он бы не стал. Им двигала жажда наживы. Он прекрасно понимал, что Булгакову ничего не стоит написать бестселлер. Понимал это и Булгаков, и это его угнетало ещё больше. Деньги ему были нужны не меньше, чем Катаеву, в отличие от Катаева, он мог их легко заработать, но заработать не давали… Ну, вот так и созрело. Булгаков пишет, Катаев публикует, а деньги поровну. Чтобы убрать стилистические подозрения, Катаев привлек двух соавторов, чтобы было на кого кивать.

Булгаков, естественно, постарался убрать прямое самоцитирование и характерные обороты – для стилиста его класса это было нетрудно. Кроме того, Булгаков мог попросить влиятельного Катаева похлопотать о возвращении конфискованных рукописей из ГПУ.

Действительно, их скоро вернули. С деньгами тоже всё вышло – в 1927 году Булгаков переехал в отдельную трехкомнатную квартиру».

Советский Достоевский

«Вероятно, – продолжает Галковский, – сначала Булгаков отнесся к затее как к халтуре, но по настоящему талантливый человек халтурить не способен, идея его увлекла и он написал первоклассный роман. Было ли ему жалко его отдавать? Думаю, не очень – в силу изложенных выше соображений. В дальнейшем он, конечно, надеялся раскрыть мистификацию, но это было бы возможно только после ослаблении власти ГПУ и кардинальной перестройки политической жизни СССР».

Но этого при жизни Булгакова не произошло, и тайна осталась тайной. Быть может, она раскроется, если будут найдены рукописи двух сатирических романов. Ведь обнаружили же недавно рукопись романа Шолохова «Тихий Дон». А потому в заключение еще одна фраза из эссе Галковского о Булгакове:

«Сейчас ясно, что Булгаков был единственным великим писателем на территории России после 1917 года. Причем он не только сформировался после революции, а и начал формироваться после революции. По временным рамкам это человек советской эпохи. Советская власть носилась с Булгаковым, как кот с дохлым гусём – вещь была не по чину, и зверушка заметалась, не зная, что делать. В конце концов, дело дошло до того, что часть произведений отняли и присвоили себе – причём от Булгакова не убыло. В какой степени сам Булгаков понимал сложившееся положение? Разумеется, не до конца, но понимал. Издерганный бытом, Булгаков однажды в семье пожаловался, что в таких условиях, как он, не работал даже Достоевский. На что Белозерская – его жена (любившая болтать по телефону рядом с его письменным столом) возразила: «Но ты же не Достоевский». Проблема была в том, что Булгаков себя считал именно Достоевским. И ещё большая проблема заключалась в том, что он Достоевским и являлся».

«Это – не могу…»

Но вот, что странно. Казалось, что публикация И. Амлински должна была вызвать сенсацию в академических литературных кругах, инициировать семинары, научные дискуссии, тщательное обсуждение предъявленных исследователем фактов, причем более чем убедительных. Но вместо этого – тишина! Маститые академики и профессора, за исключением немногих, в основном литературоведов-любителей, брезгливо промолчали. Мол, какой-то любитель написал, а издал где-то в Германии… По крайней мере, на просторах интернета никаких сведений на этот счет нет. Только несколько голосов раздалось в поддержку Амлински, которые мы уже здесь перечислили.

Ситуация в какой-то мере напоминает ту, которая в свое время сложилась вокруг археолога-самоучки Генриха Шлимана, раскопавшего легендарную Трою. Профессиональные археологи, маститые профессора и академики всего мира тоже никак не могли поверить, что это мог сделать какой-то никому неизвестный энтузиаст-любитель, разбогатевший в России купец. Шлимана обвиняли даже в том, что найденное им античное золото на холме Гиссарлык в Турции он будто бы изготовил сам, а потом подбросил в раскопки. А он потом взял еще и раскопал царские могилы в античных Микенах…

Может быть и так, в этом и есть причина. Однако в подробной биографии «Жизнь Булгакова» В. Петелина, изданной в 2000 году, мы находим следующий эпизод. Автор пишет, что 3 мая 1938 года Елена Сергеевна (жена Булгакова) записала: «Ангарский (Клестов-Ангарский – известный издатель) пришел вчера и с места заявил – «не согласитесь ли написать авантюрный советский роман? Массовый тираж, переведу на все языки, денег тьма, валюта, хотите, сейчас чек дам – аванс?». Миша отказался, сказал – это не могу».

Итак, «не могу…». Однако, добавим, пьесу «Батум» о молодом Сталине он все-таки потом написал! Так что литература – не археология, – там можно предъявить что-то извлеченное из земли, то, что можно пощупать руками. А когда речь идет о произведении нематериального характера, такого сделать, увы, нельзя. Так что вопрос насчет авторства двух гениальных произведений остается открытым. Хотя… Проведем эксперимент сами.

Попробуйте открыть сразу после прочтения «Двенадцати стульев» тоже, но уже бесспорно, написанную Ильфом и Петровым «Одноэтажную Америку».

И вам тут же станет ясно: нет, эти две книги писали совершенно разные авторы…

Владимир Малышев