Крапивин рассказы. Владислав петрович крапивин летящие сказки

Алёшка сразу поверил, что будет сказка.
Ведь он был поэт, хотя и маленький.
А все поэты - и маленькие, и большие -
в глубине души верят в сказки.
В.Крапивин. «Лётчик для особых поручений»

Это чувство знакомо всякому, кто помнит детство. С годами люди забывают, каково это - летать, но тогда, в детстве, летать умеют все без исключения, и не только во сне. Кажется даже, что нет в этом ничего такого уж сложного; сгодится и старый потёртый ковёр из пыльного чулана, или воздушный змей, парящий высоко в небе, или маленький бумажный самолётик, или простой одуванчик: дунь на него - и полетишь…

У Владислава Крапивина много удач - любой писатель может ему позавидовать. Не каждому за свою жизнь удаётся создать столько хороших книг - книг, составивших славу отечественной детской литературы: «Та сторона, где ветер», «Мальчик со шпагой», «В ночь большого прилива», «Мушкетёр и фея», «Трое с площади Карронад», «Журавлёнок и молнии», «Голубятня на жёлтой поляне», «Острова и капитаны». Но и среди них есть совершенно особенные - такие книги читатели держат «поближе к сердцу», как самое дорогое, самое сокровенное.

«Летящим сказкам» веришь сразу и безоговорочно. Глядя на ослепительную, лимонно-жёлтую, как лето и солнце, обложку, тотчас же понимаешь, что тебя ждёт. Не просто сказка, нет. Тебе предстоит полёт, и внутри всё наполняется восторгом и трепетом.

В какой-то момент грань между сказкой и явью стирается, и в изумлении думаешь: неужели это не приснилось, неужели это было взаправду? И удивительное путешествие Алёшки вслед за уплывшим корабликом, и невероятные полёты Олежки с Виталькой, двух лучших, двух самых верных друзей? Мало того, по прошествии времени вдруг начинает казаться, будто это случилось не с ними, не с книжными героями, рождёнными талантом замечательного писателя, а как будто…

Хемингуэй однажды сказал: «Все хорошие книги похожи тем, что они правдоподобнее действительности, и когда ты заканчиваешь читать, остаётся ощущение, будто всё описанное произошло с тобой, а затем - что это принадлежит тебе: добро и зло, восторг, раскаяние, скорбь, люди, места и даже погода» .

Повести, вошедшие в этот сборник, появились с промежутком в три года: в 1973-м («Лётчик для особых поручений») и 1976-м («Ковёр-самолёт»). Как раз тогда Крапивин всё чаще стал обращаться к фантастике, и даже раздавались ворчливые голоса, упрекавшие писателя в отходе от «правды жизни» и погружении в пучину вымысла. Но кто знает, не сказка ли в конечном счёте оказывается правдивей самой действительности?

В повести «Ковёр-самолёт» найден исключительный по силе воздействия ход, с первых же строк убеждающий читателя в реальности происходящих событий: это сказка-воспоминание. Повествование ведётся от лица взрослого человека, вспоминающего своё детство, а в нём - среди прочего - волшебный ковёр-самолёт. Обстоятельный рассказчик описывает все чудеса вплоть до мельчайших подробностей, но иногда в авторской речи словно промелькивает тень сомнения: было или нет? «В детстве у многих бывает свой ковёр-самолёт, - говорит мудрая тётя Валя. - У тех, кто сумеет найти…» И в эту минуту сказка перестаёт быть лишь плодом воображения, приобретая иной, более глубокий смысл. Писатель с полным на то основанием может огорчиться или даже обидеться, если кто-то назовёт его историю выдумкой, как в своё время Грин обиделся на Олешу, так сказав о своём романе «Блистающий мир»: «Это символический роман, а не фантастический! Это вовсе не человек летает, это парение духа!» .

В отличие от «Блистающего мира», крапивинские повести, при всём их неподдельном драматизме, заканчиваются, как правило, благополучно: «Никто не разбился, - такими словами завершает Крапивин ещё одну свою крылатую сказку - «Самолёт по имени Серёжка». - Никто не разбился до смерти.

Никто. Честное слово…»

И в этом тоже есть высшая правда сказки.

Первыми иллюстраторами включённых в эту книгу сказочных повестей стали два любимейших крапивинских художника: Евгения Стерлигова и Евгений Медведев. Но Евгений Алексеевич остался недоволен своей работой над «Ковром-самолётом» для журнала «Пионер» и даже попросил убрать все взятые оттуда цветные «картинки» с официального сайта Владислава Крапивина, позволив оставить лишь два чёрно-белых листа, позднее сделанных для свердловского сборника. Что же касается Евгении Ивановны, то её по праву можно назвать лучшим иллюстратором «Летящих сказок».

Поистине это поразительное единение писателя и художника: солнечный сборник, выпущенный в 1978 году «Детской литературой» и теперь повторенный Издательским Домом Мещерякова, без преувеличения, является одной из самых цельных и гармоничных крапивинских книг. В проникновенных, эмоциональных и при этом сдержанных (в две краски) рисунках Стерлиговой удалось запечатлеть самую суть «Летящих сказок», их благородный романтический дух, создав особую лирическую атмосферу, от которой так сильно щемит любое хоть сколько-нибудь чувствительное сердце.

«…У нас полное взаимопонимание, - говорил Владислав Петрович о своём соавторе, - во многом одинаковое видение мира, и те “страны”, в которых мы живём своим воображением, очень, по-моему, похожи…» Столь редкостная гармония между писателем и художником, вероятно, объясняется тем, что в течение долгого времени Крапивин и Стерлигова жили в одном городе, бывшем Свердловске, а ныне - Екатеринбурге, жили неподалёку друг от друга и бессчётное число раз объединяли свои творческие усилия не только для книжных изданий, но и для публикаций в местном журнале «Уральский следопыт».

Благодаря Евгении Ивановне этот популярный литературно-художественный журнал обрёл тот уникальный облик, за который его старые подшивки так высоко теперь ценятся у букинистов. В «Уральском следопыте» охотно печатались многие прекрасные писатели - уральские, московские, питерские, киевские, новосибирские: братья Стругацкие, Кир Булычёв, Север Гансовский, Владимир Савченко, Ольга Ларионова, Дмитрий Биленкин, Сергей Другаль, Геннадий Прашкевич - кого только не доводилось иллюстрировать Евгении Стерлиговой за годы тесного сотрудничества с журналом (как-то она даже сделала неожиданное признание: «Я не художник, я рисующий читатель» ). Но тандем Стерлигова-Крапивин, бесспорно, оказался самым прочным и самым долговечным.

Наибольший успех Евгении Ивановне принесли иллюстрации к крапивинским сказкам и фантастике, хотя оформляет она и реалистическую его прозу. Но даже в ней художница зорко высматривает черты идеального, возвышенного, романтического, всякий раз подчёркивая их, делая крупнее, зримей, настойчиво выводя на первый план. Правы искусствоведы, утверждающие, что ей чуждо прямолинейное иллюстрирование: она всегда рисует «на тему», свободно смешивая реальное и фантастическое, рисует прежде всего настроение, разлитое в тексте, придавая ему таким образом особую воздушность, крылатость, полётность. И потому неудивительно, что её персональная выставка, состоявшаяся в 2008 году, так именно и называлась - «Летящие сказки Евгении Стерлиговой».

Тем, кто только начинает знакомство с творчеством Владислава Крапивина, могут пригодиться следующие публикации:

• Владислав Крапивин: «Литература - не стадион» / интервью Д. Байкалову // Если. - 2008. - № 10. - С. 272–275.
• Владислав Крапивин: «Пишу о том, что наболело» / беседу вела Н. Богатырёва // Читаем вместе. - 2008. - № 11. - С. 6–7.
• Крапивин В. Несколько слов к читателям / В. Крапивин // Крапивин В. Собрание сочинений: в 9 т. - Екатеринбург: 91, 1992–1993. - Т. 1/2. - С.5-11.
• Советы старейшин: Владислав Крапивин / [интервью Л. Данилкину] // Афиша. - 2013. - № 1. - С. 54–59.
• Баруздин С. О Владиславе Крапивине / С. Баруздин // Баруздин С. Заметки о детской литературе / С. Баруздин. - Москва: Детская литература, 1975. - С. 258–262.
• Богатырёва Н. Владислав Крапивин / Н. Богатырёва // Литература в школе. - 2009. - № 11. - С. 20–22.
• Казанцев С. Барабанщики, вперёд! / С. Казанцев // Крапивин В. Голубятня на жёлтой поляне / В. Крапивин. - Москва: Детская литература, 1988. - С. 5–7.
• Марченко С. А шпаги нужны! / С. Марченко // Крапивин В. Тень Каравеллы / В. Крапивин. - Свердловск: Средне-Уральское книжное издательство, 1988. - С. 564–571.
• Павлов А. Паруса командора: благородный наставник юных рыцарей / А. Павлов // Учительская газета. - 2007. - 16 янв. - С. 20.
• Разумневич В. Первым встать в защиту правды: о книгах Владислава Крапивина / В. Разумневич // Разумневич В. С книгой по жизни / В. Разумневич. - Москва: Просвещение, 1986. - С. 199–207.
• Соломко Н. Предисловие / Н. Соломко // Крапивин В. Избранное: в 2 т. / В. Крапивин. - Москва: Детская литература, 1989. - Т. 1. - С. 3–6.
• Шеваров Д. Честные книги и верные оруженосцы / Д. Шеваров // Первое сентября. - 2002. - 17 дек. - С. 7.

Это рассказ о взаимоотношениях детей, о детской дружбе, о школьниках.

Соринка. Автор: В. П. Крапивин

Ветер жил в водосточной трубе старого двухэтажного дома. Он поселился там давно, когда труба ещё не была покрыта ржавчиной и вокруг стояла маленькая деревня, а не большой город.

От деревни только и остался этот один-единственный дом с кирпичным низом и бревенчатым верхом. Среди деревенских изб он был самым большим, а в городе оказался самым маленьким, если не считать газетных киосков.

Ветер, живущий в трубе, был тоже маленький. По сравнению с ветрами, которые летают над всей землёй и гнут большие деревья, это был просто уличный сквозняк. Алька звал его Шуршуном, потому что этот ветер, когда вылетал на улицу, сразу начинал шуршать по асфальту сухими листьями.

У Шуршуна был очень скверный характер. Наверное, от зависти. Шуршун завидовал большим ветрам. Он злился на своё бессилие и, чтобы на него обратили внимание, старался навредить людям. Вырывал из рук газеты, хлопал форточками, поднимал пыль в переулках. Но сил у него хватало всего на несколько минут.

Иногда, в холодную погоду, Шуршун выл в трубе от тоски и злости. Труба была дырявая, проржавевшая, и Шуршун мёрз в ней.

Алька прижимался щекой к трубе и слушал, как голосит противный ветер.

Приходила соседская девчонка Женька и тоже слушала.

Они оба не любили этот ветер. Однажды Шуршун залетел в открытое окно, хлопнул створкой и опрокинул пузырёк с тушью на чертёж старшей Альки- ной сестры Марины, который лежал на подоконнике. Попало, конечно, Альке. А у Женьки Шуршун прошлым летом вырвал из рук голубой шар с нарисованным жёлтым цыплёнком. Было бы не обидно, если бы шар улетел к самому небу. Но Шуршун не хотел отдавать его ветрам, которые высоко-высоко передвигали горы белых облаков. Он ударил голубой шар с жёлтым цыплёнком о провода, и шар лопнул.

— Почему он такой вредный? — говорила Женька. — Прямо ужас какой вредный!

— Он как маленькая собачонка, — решил Алька. — Большие собаки всегда добрые, а маленькие только и хотят за ногу тяпнуть.

Алька и Женька, чтобы разозлить своего врага, по очереди кричали в трубу:

— Эй ты, сквозняк несчастный!

Шуршун замолкал, услышав такие оскорбительные слова, а потом ещё громче выл от возмущения...

Однажды зимой Алька, Женька и Валерка шли из школы. Вернее, шли только Валерка и Алька. Они тянули за верёвочку санки. На санках сидела Женька и держала три портфеля: свой и мальчишек. Они возвращались с урока физкультуры. Урок у первоклассников был весёлый: соревновались в парке, кто дальше всех съедет с горы.

— А Валерка ехал-ехал да как головой в сугроб вр-р-режется! — вдруг вспомнил Алька.

Валерка сразу засмеялся. Он любил смеяться. А Женька хохотала так, что рассыпала портфели и сама свалилась на бок.

Шуршун терпеть не мог, когда кто-нибудь весело смеялся. Кроме того, он давно хотел отомстить Альке и Женьке за насмешки. Он полетел к котельной, поднял там с земли несколько крошечных острых угольков, смешал их со снежной пылью и понёс навстречу ребятам.

Валерка, всё ещё смеясь, подставил снежному облаку лицо. Было очень приятно, когда снежинки таяли на разгорячённых щеках. А Женька не решилась подставить лицо снегу и закрылась шапкой с пушистым помпоном.

Потом они взглянули на Альку и увидели, что он совсем не смеётся. Он стоял, опустив голову, и тёр кулаком глаз.

— Ты что? — удивилась Женька.

— Соринка попала, — сморщившись, сказал Алька.

— Больно? — сочувственно спросил Валерка.

Алька не ответил. Ему было так больно, будто глаз

проткнули иголкой. Слёзы сами собой бежали по щекам.

— Не три кулаком, — сказала Женька. — Дай я соринку языком вытащу. Я умею.

Она была просто сумасшедшая! Алька даже подумать боялся, что кто-то может дотронуться до его больного глаза. Он его и открыть-то никак не мог, а рука сама прижималась к лицу.

— Ну-ка покажи, — велела Женька.

— Убирайся! — крикнул Алька. — Как дам!

Женька скривила губы и сказала:

— Недотрога! Испугался!

Алька одним глазом поглядел на санки, схватил свой портфель и трахнул Женьку. Но если смотришь одним глазом, да ещё сквозь слёзы, всё кажется каким-то перекошенным. И Алька промахнулся. Он треснул портфелем не по Женьке, а по собственной ноге. А Женька отскочила и запела:

— Не-до-тро-га... Алька-каралька!

— Опять вы... — жалобно сказал Валерка. — Ну хватит вам!

Он больше всего на свете не любил, когда кто-нибудь ссорился. Сам он никогда не обижался и ссорился очень редко. Валерка был весёлым и улыбался почти каждую минуту. А когда кто-нибудь начинал ругаться, лицо у Валерки делалось грустным, будто он вот-вот заплачет.

— А тебе какое дело? — сказала ему Женька. — Ты не лезь.

Алька снова тёр глаз кулаком, но другим глазом следил за Женькой. И думал, погнаться за ней или не стоит.

Валерка взял Женькин портфель, поставил его на покрытый снегом тротуар. Алька видел, как уходил Валерка. Он тащил санки, будто они были тяжёлые- тяжёлые. А на санках лежал только один Валеркин портфель.

Дома Алька долго промывал глаз водой, и соринка наконец выскочила. Но настроение всё равно было плохое. Он сел готовить уроки и даже решил два примера, но потом бросил ручку. Делать домашние задания один он не привык.

Алька вспомнил, как Валерка тащил на санках свой портфель, и ему стало совсем грустно. Даже злость на Женьку пропала. Он походил по комнате, потом натянул пальто и шапку и выскочил на улицу.

На улице он сразу увидел Женьку. Она шла в ту сторону, где стоял дом Валерки.

Пошёл и Алька.

Они шли по разным сторонам тротуара и делали вид, что вовсе не знают друг друга. Потом Женька протянула, будто сама с собой разговаривала:

— А я к Валерику пошла, во-от...

— Больно ты ему нужна! — не оборачиваясь, сказал Алька.

— Я у него задачник забыла, — проговорила Женька, разглядывая на ходу небо с клочковатыми облаками.

— А я... я тоже забыл... — Но Алька так и не придумал, что он забыл у Валерки. И решил больше с Женькой не разговаривать.

Только как-то так получилось, что шагали они уже не по разным краям тротуара, а посередине, совсем близко друг от друга.

— Соринка-то всё ещё сидит в глазу? — тихо спросила Женька.

— Выскочила, — вздохнул Алька и зачем-то потёр глаз кулаком.

— Не три варежкой, — строго сказала Женька. — Натрёшь — ещё пуще болеть будет.

— Да уже не болит, — сказал Алька. — Это я так.

Они поравнялись со старым домом, и Алька грохнул кулаком по ржавой трубе.

— Это всё из-за него.

— Из-за Шуршуна?

— Конечно, — смущённо сказал Алька. — Это он соринку мне в глаз запустил.

— Вот вредняга! — посочувствовала Женька. — Запереть бы его тут.

Оба поглядели на трубу.

— Как его запрёшь? — сказал Алька. — Это всё- таки ветер.

— Сделать деревянную затычку, — развеселилась Женька. — Сделать вторую. Внизу трубу заткнуть и вверху...

— А на боках у трубы вон сколько дыр.

— Ну его, — махнул варежкой Алька. — Всё равно соринки уже нет. Ничего у него не вышло.

Шуршун в трубе тихо завыл от досады. А они зашагали быстро-быстро, чтобы поскорей прийти к Валерке, который, наверно, совсем загрустил один.

Владислав Крапивин

РАССКАЗЫ И ПОВЕСТИ

Владислав Крапивин

ПОЧЕМУ ТАКОЕ ИМЯ?

Рассказы. 1960–1963 гг

ПОЧЕМУ ТАКОЕ ИМЯ?

Тоник, Тимка и Римма возвращались с последнего детского киносеанса из клуба судостроителей.

Далеко до моста, - сказал Тимка. - Айда на берег. Может, кто-нибудь перевезёт.

Попадёт, если дома узнают, - засомневался Тоник.

Римма презрительно вытянула губы:

Мне не попадёт.

Он всегда боится: «Нельзя, не разрешают…» Петька и тот не боится никогда, - проворчал Тимка. - Пойдёшь?

Тоник пошёл. Уж если маленький Петька, сосед Тоника, не боится, то ничего не поделаешь.

Обходя штабеля мокрого леса и перевёрнутые лодки, они выбрались к воде. Было начало лета, река разлилась и кое-где подошла вплотную к домам, подмывала заборы. Коричневая от размытого песка и глины, она несла брёвна и обрывки плотов.

По середине реки двигалась моторка.

Везёт нам, - сказал Тимка. - Вон Мухин едет. Я его знаю.

Какой Мухин? Инструктор ДОСААФ? - поинтересовалась Римка.

Ага. Его брат в нашем классе учится.

Они хором несколько раз позвали Мухина, прежде чем он помахал кепкой и повернул к берегу.

Как жизнь, рыжие? - приветствовал ребят Мухин. - На ту сторону?

Рыжей была только Римка.

Сами-то вы красивый? - язвительно спросила она.

А как же! Поехали.

Женя, дай маленько порулить, - начал просить Тимка. - Ну, дай, Жень!

На брёвна не посади нас, - предупредил Мухин.

Тимка заулыбался и стиснул в ладонях рукоятку руля. Всё было хорошо. Через несколько минут Тимка развернул лодку против течения и повёл её вдоль плотов, которые тянулись с правого берега.

Ставь к волне! - закричал вдруг Мухин.

Отбрасывая крутые гребни, мимо проходил буксирный катер. Тимка растерялся. Он рванул руль, но не в ту сторону. Лодка ударилась носом о плот. Тоник ничего не успел сообразить. Он сидел впереди и сразу вылетел на плот. Скорость была большой, и Тоник проехал поперёк плота, как по громадному ксилофону, пересчитав локтями и коленками каждое брёвнышко.

Мухин обругал Тимку, отобрал руль и крикнул Тонику:

Стукнулся, пацан? Ну, садись!

Ладно, мы отсюда доберёмся, - сказала Римка и прыгнула на плот. За ней молча вылез Тимка.

Тоник сидел на брёвнах и всхлипывал. Боль была такая, что он даже не сдерживал слёз.

Разнюнился, ребёночек, - вдруг разозлился Тимка. - Подумаешь, локоть расцарапал.

Тебе бы так, - заступилась Римка. - Рулевой «Сено-солома»…

А он хуже девчонки… То-о-нечка, - противно запел Тимка.

Теперь Тоник всхлипнул от обиды. Кое-как он поднялся и в упор поглядел на Тимку. Когда Тимка начинал дразниться, он становился противным: глаза делались маленькими, белёсые брови уползали на лоб, губы оттопыривались… Так бы и треснул его.

Тоник повернулся, хромая, перешёл на берег, и стал подниматься на обрыв по тропинке, едва заметной среди конопли и бурьяна.

В переулке, у водонапорной колонки он вымыл лицо, а дома поскорей натянул шаровары и рубашку с длинными рукавами, чтобы скрыть ссадины. И всё же мама сразу спросила:

Что случилось, Тоничек?

Ничего, - буркнул он.

Я знаю, - сказал папа, не отрываясь от газеты. - Он подрался с Тимофеем.

Мама покачала головой:

Не может быть, Тима почти на два года старше. Впрочем… она коротко вздохнула, - без матери растёт мальчик. Присмотра почти никакого…

Тоник раздвинул листья фикуса, сел на подоконник и свесил на улицу ноги. В горле у него снова запершило.

Тимка никогда не дерётся.

Папа отложил газету и полез в карман за папиросой.

Так что же произошло?

А вот то… Придумали такое имя, что на улице не покажешься. То-о-нечка. Как у девчонки.

Хорошее имя. Ан-тон.

Чего хорошего?

А чего плохого? - Папа отложил незажжёную папиросу и задумчиво произнёс: - Это имя не так просто придумано. Тут, дружище, целая история.

Мне не легче, - сказал Тоник, но всё-таки обернулся и поглядел украдкой сквозь листья: собирается ли папа рассказывать?

Вот эта история.

Тогда папа учился в институте, и звали его не Сергеем Васильевичем, а Сергеем, Серёжей, и даже Серёжкой. После второго курса он вместе с товарищами поехал в Красноярский край убирать хлеб на целине.

Папа, то есть Сергей, жил вместе с десятью товарищами в глинобитной мазанке, одиноко белевшей на пологом склоне. Рядам с мазанкой были построены два крытых соломой навеса. Всё это называлось: «Полевой стан Кара-Сук».

Больше кругом ничего не было. Только степь и горы. На горах по утрам лежали серые косматые облака, а в степи стояли среди колючей травы горячие от солнца каменные идолы и странные синие ромашки. Среди жёлтых полей ярко зеленели квадраты хакасских курганов. В светлом небе кружили коршуны. Их распластанные тени скользили по горным склонам.

По ночам ярко горели звёзды.

Но однажды из-за горы, похожей на двугорбого верблюда, прилетел сырой ветер, и звёзды скрылись за глухими низкими облаками.

В эту ночь Сергей возвращался с соседнего стана. Он ходил туда с поручением бригадира и мог бы там заночевать, но не стал. Утром к ним на ток должны были прийти первые машины с зерном, и Сергей не хотел опаздывать к началу работы.

Он шагал прямиком по степи. Пока совсем не стемнело, Сергей видел знакомые очертания гор и не боялся сбиться с пути. Но сумерки сгущались, и горизонт растаял. А скоро вообще ничего не стало видно, даже свою вытянутую руку. И не было звёзд. Только низко над землёй в маленьком разрыве туч висела едва заметная хвостатая комета. Но Сергей увидел комету впервые и не мог узнать по ней направление.

Потом исчезла и комета. Глухая тёмная ночь навалилась, как тяжёлая чёрная вата. Ветер, который летел с северо-запада, не смог победить эту плотную темноту, ослабел и лёг спать в сухой траве.

Сергей шёл и думал, что заблудиться ночью в степи в сто раз хуже, чем в лесу. В лесу даже на ощупь можно отыскать мох на стволе или наткнуться на муравейник и узнать, где север и юг. А здесь темно и пусто. И тишина. Слышно лишь, как головки каких-то цветов щёлкают по голенищам сапог.

Сергей поднялся на невысокий холм и хотел идти дальше, но вдруг увидел с стороне маленький огонёк. Он горел неподвижно, словно где-то далеко светилось окошко. Сергей повернул на свет. Он думал, что придётся ещё много шагать, но через сотню метров подошёл к низкой глинобитной мазанке. Огонёк был не светом далёкого окошка, а пламенем керосиновой лампочки. Она стояла на плоской крыше мазанки, бросая вокруг жёлтый рассеянный свет.

Дверь была заперта. Сергей постучал в оконце и через несколько секунд услышал топот босых ног. Звякнул крючок и скрипнули старые шарниры. Мальчик лет десяти или одиннадцати, в большом, до колен, ватнике, взглянул снизу вверх на Сергея.

Заблудились?

Мне надо на полевой стан Кара-Сук, - сказал Сергей.

У Княжьего кургана? Это правее, километра три отсюда. А вы не здешний?

Будь я здешний, разве бы я заблудился? - раздражённо заметил Сергей.

Случается… - Мальчик переступил с ноги на ногу и неожиданно спросил:

Есть хотите?

Мальчик скрылся за скрипучей дверью и сразу вернулся с большим куском хлеба и кружкой молока.

Там совсем темно, - объяснил он, кивая на дверь. - Лучше здесь поесть.

Ты, что же, один здесь?

Не… Я с дедом. У нас отара здесь. Совхозные овцы.

Значит, пастухи?

Дед мой пастух, а я так… Я на лето к нему приехал. Из Абакана.

Сергей сел в траву, прислонился спиной к стене хибарки и принялся за еду. Мальчик сел рядом.

Джек, иди сюда! - негромко крикнул он и свистнул. Откуда-то из темноты появился большой лохматый пёс. Он обнюхал сапоги Сергея, лёг и стал стучать по земле хвостом.

А зачем у вас лампа на крыше горит? - спросил Сергей, прожёвывая хлеб.

Да так, на всякий случай. Вдруг заплутает кто… А в степи ни огонька.

Спасибо, - сказал Сергей, протягивая кружку.

Может, ещё хотите?

Не надо…

Сергей не стал объяснять, что сказал спасибо не за еду, а за огонёк, который избавил его от ночных блужданий.

Мальчик позвал Сергея в мазанку, но тот не пошёл. Ночь была тёплой, да и спать не хотелось. Мальчик отнёс кружку и вернулся.

Они долго сидели молча. Лампа бросала вокруг мазанки кольцо рассеянного света, но мальчик и Сергей оставались в тени, под стеной.

Ты каждую ночь зажигаешь свой маяк? - спросил Сергей.

Каждую… Только дед сердится, что я керосин зря жгу. Я теперь стал рано-рано вставать, чтобы успеть погасить. Дед проснётся, а лампа уже на лавке…

Владислав Петрович Крапивин родился и вырос на берегах р.Туры в Тюмени. Выходец из педагогической семьи, он и сам одно время мечтал пойти в педагогический институт, но тяга к творческому самовыражению взяла верх. После окончания школы он поступил на факультет журналистики в Свердловский университет, и уже в студенческие годы стал сотрудничать в ряде местных периодических изданий. Но и любовь к миру детства не отпускала - примерно в то же время начинается его дружба с ребятами-подростками: совместные походы, занятия фехтованием наталкивают на идею создать детский клуб на основе самоорганизации. Так родился отряд «Каравелла», объединяющий всех, кто стремится жить насыщенной творческой жизнью (из рядов «Каравеллы» вышло немало известных сегодня деятелей науки и искусства, среди которых и детские писатели Н.Соломко, И.Тяглов).
Первые книги Крапивина («Рейс «Ориона», «Брат, которому семь») появились, когда писателю было всего 25 лет, но тем не менее они сразу были отмечены читателями и критиками. За ними последовали «Палочки для Васькиного барабана», «Звезды под дождем», «Оруженосец Кашка», «Всадники со станции Роса», «Мальчик со шпагой» и многие другие.
Отвечая на вопрос о том, почему он выбрал основным занятием в жизни именно детскую литературу, Крапивин неизменно отвечает - «Дети обычно скорее хотят стать взрослыми, а мне наоборот, хотелось, чтобы подольше было детство... Не хватало собственного детства из-за войны, наверное, поэтому и стал писать о ребятах и для ребят», и еще - «Мне всегда двенадцать лет»...
До конца 70-х гг в творчестве Крапивина преобладала реалистическая линия: все его произведения этого времени по-своему продолжают гайдаровскую традицию романтического подхода к изображению мира детства. Барабаны, паруса, шпаги - неизменные атрибуты его книг, выросшие до уровня символа. Романтика - в крови крапивинских героев, которые умеют мечтать, ощущая зов дальних дорог и островов. В своих произведениях Крапивин создал легко узнаваемый образ подростка: его мальчишки - «мятежники, повстанцы, защитники, воины, романтики». Они отличаются нравственной чистотой, справедливостью, обостренным чувством собственного достоинства. Не менее важно, что они энергичны в утверждении своего взгляда на мир, жизненной позиции, способны на Поступок, мужественны и последовательны. Может быть, поэтому герои Крапивина часто «лезут в разные истории», чтобы защитить свою честь и спасти кого-то от «молний».
Владислав КрапивинОщущение достоверности происходящего и его значительности усиливается оттого, что автор не скрывает ни от героев, ни от читателей жестокой правды жизни: у его мальчишек часто происходят конфликты с окружающими, нередко они вступают в стычки с хулиганами, даже бандитами. Жесткость авторской позиции предельна - иногда его герои погибают - третьеклассник Воробьев («Та сторона, где ветер») ценой собственной жизни спасает малышей, оказавшихся на сползающем с обрыва пласте льда, жестоким избиением Кирилла Векшина заканчивается повесть «Колыбельная для брата». Причем ребята редко получают благодарность за свою отвагу - так Сережу Каховского, выступившего против озлобленной бандитской группировки в защиту малышей, осуждают на совете отряда «за возмутительное поведение». И это закономерно - крапивинские мальчишки часто оказываются «нарушителями дисциплины» и «возмутителями спокойствия», они не удобны обывателям своей активностью, чувством сопричастности всему происходящему.
Герои Крапивина - дети разных возрастов, но их объединяет сходство взглядов на жизнь и окружающий мир. Почти во всех произведениях писателя старшие дружат с младшими и опекают их («Та сторона, где ветер», «Оруженосец Кашка», «Валькины друзья и паруса», «Колыбельная для брата»). Герой-подросток оказывается тем старшим другом, которому дано облегчить младшим болезненность и трудность взросления. По сути дела, мир крапивинского детства - мир без взрослых: их присутствие на страницах произведений, участие в действии предельно ограничено и носит часто негативный по отношению к детям характер. Подростки же оказываются мудрыми наставниками и друзьями, которые помнят еще свою беспомощность перед лицом зла и несправедливости, и всегда готовы прийти на помощь.
Трилогия «Мальчик со шпагой» - произведение, в котором наиболее полно воплотилась авторская концепция мира и ребенка в нем. Главный герой трилогии - Сережа Каховский - из тех «чудаков» и мечтателей, которые в борьбе за справедливое мироустройство готовы преодолевать любые трудности, а потому их конфликты с собой и с окружающей средой носят сугубо взрослый, серьезный, драматический характер.
Владислав КрапивинВ 80-ые гг. в творчестве Крапивина происходит поворот в сторону условного типа отражения действительности: выходит в свет начатая еще в 1971 г. роман-трилогия «Голубятня на желтой поляне», а со второй половины 80-ых гг. начинают, одно за другим, появляться аллегорические сказки писателя и произведения, составившие основу цикла о Великом Кристалле. Собственно цикл «В глубине Великого Кристалла» создавался, начиная с 1992 г., когда появились «Выстрел с монитора», «Гуси-гуси, га-га-га» и «Застава на якорном поле». «Крик петуха» и «Белый шарик матроса Вильсона» продолжили его в 1993 г, причем последним произведением автор предполагал завершить цикл, но «потом неожиданно как-то, подспудно, откуда-то изнутри пошла повесть «Лоцман» ... А потом уже туда встряла предпоследней, неожиданно... повесть «Сказки о рыбаках и рыбках». Так был создан космогонический крапивинский Мир с его географией, историей, религией, физикой и метафизикой (о целостности и детальной продуманности этого мира свидетельствуют попытки создать его карты).
Мир Великого Кристалла - это множественность живых миров, переходящих друг в друга или соприкасающихся, существующих в едином «вертикальном времени». Населен он, в основном, детьми (взрослых в нем мало, они редко имеют «решающий» голос, а героями становятся лишь при условии сохранения детства в своей душе).
Любимые герои Крапивина - это дети-«койво» (по определению автора), мальчишки-Пограничники, которые наделены способностью проникать в иные миры. В основе сюжета каждого из произведений цикла - судьба одного или нескольких таких мальчишек.
Владислав КрапивинСлагаемые системы мироздания Великого Кристалла стали появляться в произведениях Крапивина раньше, чем возник замысел цикла. Да и после формального завершения цикла появляются произведения, фактически апеллирующие к мифосемантической системе Великого Кристалла. Уже в 1961 г. в повести «Я иду встречать брата» появляются упоминания Ратальского космодрома, планеты Леда (которые затем войдут в «Великое Кольцо Мироздания». Из повести «Летчик для особых поручений» (1975) приходит в мир Великого Кристалла Яков Михайлович Скицын (центральная фигура «Белого шарика матроса Вильсона»). Трилогия «В ночь большого прилива» (1969-1977) дала Великому Кристаллу образ «светлого штурмана Иту Лариу Дэна» (Дэни), известного во многих мирах Кристалла как один из Святых Хранителей, и живой кристалл Яшку, выращенный из звездного жемчуга. Тогда же появляется в творчестве Крапивина тема параллельных миров, многовариантности их развития, условий и возможности их сближения, даже соединения.
Нельзя не обратить внимание на усложнение картины мира, происшедшее в последние десятилетия в творчестве Крапивина: сохранив верность ведущим принципам конечной победы добра, справедливости, писатель тем не менее отчетливо сознает силу и жизнеспособность зла, в его произведениях есть и боль, и разочарование, и смерть. Героев Крапивина иногда обвиняют в недетской жестокости, в отсутствии «христианского милосердия», забывая о том, что писатель ставит их лицом к лицу с реальным Злом, включает в борьбу, в которой нет и не может быть компромиссов.
Созданный Крапивиным мир Великого Кристалла в современной русской детской и подростково-юношеской литературе пока по-своему уникален (объемностью, детальной проработкой, однородностью мировосприятия), его своеобразным продолжением стали произведения последних лет писателя «Оранжевый портрет с крапинками», «Самолет по имени Сережка», «Дырчатая луна», «Кораблики».
Крапивин - один из самых парадоксальных авторов современной детской и юношеской литературы. При всей своей колоссальной известности этот автор на удивление мало исследован серьезной критикой.
Сам же писатель предельно сдержан в выcказываниях по поводу собственной творческой концепции и оставляет свободу толкования написанного читателям - «no comment».
В 2010 году Владислав Петрович Крапивин награжден Почетным дипломом Премии Ганса Христиана Андерсена «по совокупности» созданных произведений. Дипломом также награжден двухтомник В. Крапивина «Белые башни родины», выпущенный Издательством Тюменского государственного университета, как лучшее российское издание для детей. Вручение диплома состоится в сентябре 2010 г. в Испании.
25 марта 2014 года писателю вручена, учрежденная в конце 2013 года, Премия Президента России в области литературы и искусства за произведения для детей и юношества.
Владислав Крапиан входит в редакционный совет литературно-художественного и общественно-политического журнала «Север» (Петрозаводск).
Виноградова О., Мещерякова М.