Книга тарзан - приемыш обезьян читать онлайн. Тарзан Тарзан читать

Эдгар Райс Берроуз
Приемыш обезьяны (Тарзан #1)

В книгу вошел роман Эдгара Берроуза «Приемыш обезьяны».

I
В МОРЕ

Я был в гостях у одного приятеля и слышал от него эту историю.
Он рассказал мне ее просто так, безо всякого повода. Мог бы и не рассказывать. Начал он ее под влиянием винных паров, а потом, когда я сказал, что не верю ни одному его слову, это удивило его, и он, подстрекаемый моим недоверием, счел себя вынужденным рассказать все до конца.
Человек он был радушный, но гордый и обидчивый до нелепости. Задетый моим скептицизмом, он, для подкрепления своих слов, представил мне какую-то засаленную рукопись и кипу старых сухих отчетов Британского Министерства Колоний.
Однако, я и теперь не решусь утверждать, что все в этом рассказе достоверно. Ведь событий, изображаемых здесь, я не видел своими глазами. А может быть это и правда, кто знает! Я, по крайней мере, счел благоразумным дать главным героям рассказа вымышленные имена и фамилии.
Засаленная рукопись, с заплесневелыми и пожелтевшими листьями, оказалась дневником одного человека, которого давно уже нет в живых. Когда я прочитал этот дневник, и познакомился с отчетами Министерства Колоний, я увидел, что эти документы вполне подтверждают рассказ моего гостеприимного хозяина.
Таким образом, то, что вы прочтете на дальнейших страницах, тщательно проверено мною и заимствовано из разных источников.
Если же этот рассказ не внушит вам большого доверия, вы все же согласитесь со мною, что он – изумительный, интересный, диковинный.
Из записок человека, которого давно нет в живых, а также из отчетов Министерства Колоний мы узнаем, что один молодой английский офицер (мы назовем его Джоном Клейтоном, лордом Грейстоком) был послан в Западную Африку, в одну из британских прибрежных колоний, произвести там исследование весьма деликатного свойства.
Дело в том, что жители этой колонии были народ простодушный; и вот, одна из европейских держав, пользуясь их наивностью, стала вербовать их в солдаты для своей колониальной армии, причем эта армия только и делала, что отнимала резину и слоновую кость у дикарей, живущих по берегам Арувими и Конго.
Несчастные жители британской колонии жаловались, что вербовщики, соблазняя тамошнюю молодежь идти в солдаты, сулили ей золотые горы, а между тем немногие из этих доверчивых рекрутов вернулись назад.
Англичане, жившие в этой колонии, подтвердили жалобы туземцев и прибавили со своей стороны, что чернокожие солдаты, завербованные иностранной державой, в действительности стали рабами: пользуясь их невежеством, белые офицеры не отпускают их на родину по истечении срока службы, а говорят им, что они должны прослужить еще несколько лет.
Ввиду этого, Министерство Колоний послало Джона Клейтона в Африку, предоставив ему новый пост, причем конфиденциально ему было поручено сосредоточить все свое внимание на жестоком обращении офицеров дружественной европейской державы с чернокожими британскими подданными.
Впрочем, нет надобности распространяться о том, зачем и куда был послан Джон Клейтон, так как в конце концов он не только не расследовал этого дела, но даже не доехал до места своего назначения.
Клейтон был из тех англичан, которые издревле прославили Англию своими геройскими подвигами в морских боях и на поле сражения, – мужественный, сильный человек, сильный и душою и телом.
Росту он был выше среднего. Глаза серые. Лицо правильное, резко очерченное. В каждом движении чувствовался крепкий, здоровый мужчина, прошедший многолетнюю военную выправку.
Он был честолюбив. Ему хотелось играть роль в политике. Оттого он и перевелся из офицеров в чиновники Министерства Колоний и взялся исполнить то поручение весьма деликатного свойства, о котором мы сейчас говорили.
Когда Джон Клейтон узнал, какие задачи возлагает на него Министерство, он был и польщен и обрадован, но в то же время весьма опечален. Ему было приятно, что его многолетняя служба в армии оценена по заслугам, что за свои труды он получает такую большую награду, что перед ним открывается широкое поприще для дальнейшей карьеры;
Но ехать теперь в Африку ему не хотелось: ведь не прошло и трех месяцев с тех пор, как он женился на красавице Элис Рутерфорд, и ему казалось безумием везти свою молодую жену в тропическую глушь, где лютые опасности подстерегают человека на каждом шагу.
Ради любимой женщины он охотно отказался бы от возложенной на него миссии, но леди Элис и слышать об этом не хотела. Напротив, она требовала, чтобы он отправился в Африку и взял ее с собою.
Конечно, у юной четы были матери, братья, сестры, тетки, кузены, кузины, и каждый и каждая из них выражали свои мнения по этому поводу; но каковы были эти мнения, история умалчивает. Да это и не существенно.
Нам известно лишь одно: что в 18** году, в одно прекрасное майское утро лорд Грейсток и его супруга, леди Элис, выехали из Дувра в Африку.
Через месяц они прибыли в Фритаун, где зафрахтовали небольшое суденышко «Фувальду», которое должно было доставить их к месту назначения.
Ничего больше неизвестно о лорде Джоне Грейстоке и его супруге, леди Элис. Они сгинули, исчезли, пропали!
Через два месяца после того, как «Фувальда» подняла якорь и покинула гавань Фритауна, около полудюжины британских военных судов появились в водах Южного Атлантического океана, тщетно пытаясь отыскать хоть какой-нибудь след погибших именитых путешественников. Не прошло и нескольких дней, как у берегов острова св. Елены этой эскадре удалось обрести осколки какого-то разбитого судна, и все тотчас уверовали, что это – осколки «Фувальды», что «Фувальда» утонула со всем своим экипажем. Поэтому дальнейшие поиски были приостановлены в самом начале, хотя много было любящих сердец, которые все еще надеялись и ждали.
«Фувальда», парусное трехмачтовое судно, не больше ста тонн, было самым заурядным кораблем в тех местах: тысячи таких суденышек обслуживают местную торговлю и шныряют вдоль всего побережья. Их команда обычно состоит из отчаянных головорезов и беглых каторжников – всех народов и всех племен.
«Фувальда» не была исключением из общего правила; на судне процветал мордобой. Матросы ненавидели начальство, а начальство ненавидело матросов. Капитан был опытный моряк, но со своими подчиненными обращался, как зверь. Разговаривая с ними, он знал только два аргумента: либо плеть, либо револьвер. Да и то сказать, этот разноплеменный сброд вряд ли мог бы уразуметь какой-нибудь другой разговор.
На второй же день после того, как лорд Грейсток и леди Элис отъехали из Фритауна, им, довелось быть свидетелями таких отвратительных сцен, разыгравшихся на борту их судна какие они издавна привыкли считать выдумкой досужих беллетристов.
То, что произошло в этот день рано утром на палубе «Фувальды», явилось, как это ни странно сказать, первым звеном в той цепи удивительных событий, которая завершилась самым неожиданным образом: некто, еще не рожденный, очутился в такой обстановке, в какой не был еще ни один человек, и ему была назначена судьбою такая необыкновенная жизнь, какой, кажется, не изведал никто с тех пор, как существует человеческий род. Началось это так.
Два матроса мыли палубу «Фувальды»; капитан стоял тут же, на палубе и разговаривал о чем-то с лордом Клейтоном и его юной супругой.
Все трое стояли спиною к матросам, которые мыли палубу. Ближе и ближе придвигались матросы; наконец, один из них очутился за спиной у капитана. Как раз в эту минуту капитан, окончив разговор с лордом и леди, сделал шаг назад, чтобы уйти. Но наткнувшись на матроса, он упал и растянулся на мокрой палубе, причем зацепил ногой за ведро; ведро опрокинулось и окатило капитана грязной водой.
На минуту вся сцена показалась забавной, но только на минуту.
Капитан рассвирепел. Он чувствовал себя опозоренным. Весь красный, от унижения и ярости, с целым градом бешеных ругательств, накинулся он на несчастного матроса и нанес ему страшный удар кулаком. Тот так и рухнул на палубу.
Матрос был худой, маленького роста, уже не молодой, тем постыднее казалась расправа, которую учинил капитан. Но другой матрос был широкоплечий детина, здоровенный медведь, усы черные, шея воловья.
Увидев, что его товарищ упал, он присел к земле, зарычал, как собака, и одним ударом кулака повалил капитана на пол.
Мгновенно лицо капитана из пунцового сделалось белым. Бунт! Это был бунт! Усмирять бунты зверю-капитану приходилось не раз. Ни минуты не медля, он выхватил из кармана револьвер и выстрелил в упор в своего могучего врага. Но Джон Клейтон оказался проворнее: чуть только он увидел, что оружие сверкнуло на солнце, он подбежал к капитану и ударил его по руке, вследствие чего пуля угодила матросу не в сердце, а гораздо ниже – в колено.
В очень резких выражениях Клейтон тотчас же поставил капитану на вид, что он не допустит такого зверского обращения с командой и считает его возмутительным.
Капитан уже открыл было рот, чтобы ответить ругательством на замечание Клейтона, но вдруг его словно осенила какая-то мысль, и он не сказал ничего, а круто повернулся и, с невнятным рычаньем, мрачно ушел на корму.
Он понимал, что не слишком выгодно раздражать британского чиновника, ибо могучая рука королевы может скоро направить на него грозное и страшное орудие кары – вездесущий британский флот.
Матросы приподнялись с палубы: пожилой помог своему раненому товарищу встать. Широкоплечий великан, который среди матросов был известен под кличкой Черный Майкэл, попытался двинуть простреленной ногой; когда оказалось, что это возможно, он повернулся к Клейтону и довольно неуклюже выразил ему свою благодарность.
Слова его были грубы, но в них звучало искреннее чувство.
Он резко оборвал свою краткую речь и зашагал, прихрамывая, по направлению к кубрику, показывая этим, что лорд Клейтон не должен отвечать ему ни слова.
После этого ни Клейтон, ни его жена не видали его несколько дней. Капитан не разговаривал с ними, а когда ему приходилось по службе сказать им несколько слов, он сердито и отрывисто буркал.
Они завтракали и обедали в капитанской каюте, потому что так у них повелось еще до этого несчастного случая, но теперь капитан не появлялся к столу, всякий раз ссылаясь на какое-нибудь неотложное дело.
Помощники капитана, все как на подбор, были неграмотные бесшабашные люди, чуть-чуть почище того темного сброда матросов, над которым они так злодейски тиранствовали. Эти люди, по весьма понятным причинам, при всяких встречах с прекрасно воспитанным лордом чувствовали себя не в своей тарелке и потому избегали какого бы то ни было общения с ним.
Таким образом, Клейтоны – муж и жена – очутились в полном одиночестве.
В сущности, это одиночество им было только приятно, но, к сожалению, они таким образом стали отрезаны от жизни своего корабля и оказались неподготовленными к той страшной кровавой трагедии, которая разыгралась через несколько дней.
А между тем, уже тогда можно было предвидеть, что близка катастрофа. Внешним образом жизнь на корабле шла по-прежнему, но внутри что-то разладилось и грозило великой бедой. Это инстинктивно ощущали и лорд Клейтон, и его жена, но друг другу об этом не говорили ни слова.
На другой день после того, как пуля капитана прострелила Черному Майкэлу ногу, Клейтон, выйдя на палубу, увидел, что четыре матроса, с угрюмыми лицами, несут какое-то бездыханное тело, а сзади шествует старший помощник, держа в руке тяжелую нагайку.
Клейтон предпочел не вникать в это дело, но на следующий день, увидев на горизонте очертания британского военного судна, решил потребовать, чтобы капитан немедленно причалил к нему. Лорду Клейтону было ясно, что при тех мрачных порядках, которые установились на «Фувальде», вся его экспедиция может окончиться только несчастьем.
Около полудня они подошли так близко к военному судну, что могли бы вступить в переговоры с ним; но как раз в ту минуту, когда Клейтон вознамерился обратиться к капитану с изъявлением своего желания покинуть «Фувальду», ему пришло в голову, что все его страхи вздор и что капитан только посмеется над ним.
В самом деле, какие были у него основания просить офицера, командующего военным кораблем великобританского флота, изменить свой рейс и вернуться туда, откуда он только что прибыл?
Конечно, Клейтон может сказать, что он не пожелал остаться на борту своего корабля, так как его капитан сурово наказал двух нарушивших дисциплину матросов. Но такое объяснение покажется офицерам военного судна смешным, и они втихомолку позабавятся над чувствительным лордом, а, пожалуй, сочтут его трусом.
Ввиду таких соображений, Джон Клейтон, лорд Грейсток, не стал просить, чтобы его доставили на военный корабль; но уже к вечеру, когда трубы броненосца скрылись за далеким горизонтом, он стал раскаиваться в своей излишней боязни показаться смешным, так как на «Фувальде» разыгрались ужасные события.
Случилось так, что часа в два или три пополудни тот самый пожилой матрос невысокого роста, которого несколько дней тому назад капитан ударил по лицу кулаком, чистил на палубе медные части. Приблизившись к Клейтону, он пробормотал еле слышно:
– Будет ему нахлобучка… Помните мое слово: будет… Это ему даром не пройдет…
– Что вы хотите сказать? – спросил у него Клейтон.
– А разве вы. сами не видите, какие тут у нас заварились дела? Этот сатана-капитан и его мерзавцы-подручные чуть не всю команду искалечили до смерти… Вчера двоих, да сегодня троих. Но Черный Майкэл опять на ногах; погоди, он покажет им, как измываться над нами. Уж он расправится с ними, помяните мое слово.
– Вы хотите сказать, – спросил Клейтон, – что команда корабля затевает мятеж?
– Мятеж! – воскликнул старый матрос. – Какой там мятеж! Не мятеж, а убийство! Уж мы его укокошим, я вам это говорю!
– Когда?
– Скоро! А когда, не скажу, я и так наболтал слишком много. Но вы хороший господин, вы тогда вступились за меня и за Черного Майкэла, и потому я сказал вам словечко. Но держите язык за зубами, и когда услышите выстрелы, ступайте в трюм и оставайтесь там, а не то попадет и вам.
И старик, закончив работу неподалеку от лорда, направился дальше к другим, еще невычищенным, медным частям.

По лесной тропе бесшумно двигался бронзовотелый человек-гигант, почти полностью обнаженный, если не считать набедренной повязки. Это был Тарзан, обходивший ранним бодряще-прохладным утром свои обширные владения-джунгли.

Лес в этом месте был редким, с отдельными открытыми полянами, на которых росли разрозненные деревья. Продвижение Тарзана поэтому было быстрым, то есть быстрым для перемещения по земле.

Если джунгли были бы густыми, то он двигался бы по деревьям, перелетая с одного на другое с ловкостью обезьяны и со скоростью мартышки. Ибо был он Тарзаном из племени обезьян, который, невзирая на свои многочисленные контакты с цивилизацией с юношеских лет, сохранил в полной мере все свои лесные повадки и силу.

Он выглядел безразличным к окружавшей его среде, однако безразличие это было кажущимся, – следствие того, что он прекрасно разбирался в запахах и звуках джунглей. Все его органы чувств были обострены.

Тарзан, например, знал, что слева от него в ста футах в кустах лежит лев и что царь зверей расположился рядом с наполовину съеденной тушей задранной им зебры. Ни льва, ни зебры он не видел, но знал, что они там. Уша-ветер донес эту информацию до его чувствительных ноздрей.

Многолетний опыт научил этого человека джунглей различать запахи как льва, так и зебры. Следы льва с полным брюхом отличаются от поступи голодного. Поэтому Тарзан равнодушно прошел дальше, зная, что лев не станет на него нападать.

Тарзан всегда и во всем предпочитал полагаться на свое обоняние. Глаза человека могут обмануть в сумерках и ночью, уши – попасть под влияние разыгравшегося воображения. Но обоняние не подводило никогда. Оно было всегда безошибочным; оно всегда говорило человеку, что есть что.

К сожалению, человеку не всегда удается идти навстречу ветру – либо человек меняет направление движения, либо ветер.

Первое относилось сейчас к Тарзану, который пошел поперек ветру, чтобы избежать встречи с рекой, которую он был не в настроении переплывать. В результате его сверхтонкое обоняние, на время отошедшее на второй план, уступило место иным органам чувств, поставляющим информацию.

Вдруг до слуха Тарзана донеслось нечто такое, чего не смогли бы уловить ничьи иные уши, кроме его собственных – далекий крик гиены Данго.

У Тарзана по обыкновению зачесалась голова, что с ним бывало всегда, когда он слышал этот противный звук. Ко всем животным, кроме, пожалуй, крокодила, Тарзан относился с уважением, но к Данго-гиене он испытывал только отвращение. Он презирал гнусные повадки этой твари и не выносил ее запаха. В основном из-за последнего обстоятельства он обычно избегал появляться поблизости от Данго, чтобы не поддаться порыву убить живое существо из слепой ненависти, что, по его мнению, было бы делом недостойным.

До тех пор, пока Данго не причиняла зла, Тарзан ее щадил – ведь не мог же он в самом деле убить зверя только потому, что ему не нравится его запах. Кроме того, этот запах был дан Данго от природы.

Тарзан собрался было снова изменить направление движения, на сей раз чтобы не приближаться к Данго, как вдруг услышал какую-то странную ноту в голосе Данго, что заставило его изменить решение. Это была странная нота, она говорила о чем-то необыкновенном. В Тарзане проснулось любопытство, и он решил разобраться, в чем дело.

Он прибавил шагу. Оказавшись в лесной чаще, он перебрался на деревья, совершая огромные перелеты с одного на другое, сокращая расстояние. Он проносился мимо мартышек, которые заговаривали с ним на своем быстром языке, и он отвечал им теми же быстрыми звуками, говоря, что спешит и не может задержаться. В любое другое время он присоединился бы к ним, чтобы порезвиться с детенышами мартышек под одобрительными взорами их матерей или поиграть с зазывавшими его отцами в перебрасывание кокосовых орехов. Сейчас же он торопился узнать, чем вызвана эта странная нотка в голосе Данго.

Тем не менее, один особенно игриво настроенный самец бросил кокосовый орех без предупреждения. Это было сделано без злого умысла, ибо самец знал быстроту реакции Тарзана. И все же молниеносный ответный бросок Тарзана застал животное врасплох. Тарзан поймал орех и послал его назад почти одним и тем же движением, и «бейсбольный мяч» джунглей, проскочив сквозь лапы мартышки, с глухим стуком ударился о мохнатую грудь.

Раздался взрыв смеха мартышек, и шаловливый самец огорченно потер грудь одной лапой, а другой – озадаченно почесал голову.

– Поиграй со своими братьями, – выкрикнул Тарзан. – Сегодня у Тарзана нет времени для забав.

И он прибавил скорость. Голоса Данго и ее собратьев звучали все громче и громче в его ушах, их запах становился все более отвратительным. Находясь в воздухе, Тарзан сплюнул от отвращения, но с курса не свернул. Наконец на краю поляны он глянул вниз и увидел зрелище, весьма необычное для этих африканских зарослей.

На земле лежал частично изуродованный аэроплан. Там же, бродя кругами вокруг обломков, обнаружился источник ненавистного Тарзану запаха – полдюжины гиен с высунутыми языками, с которых капала слюна. Они двигались безостановочной мягкой поступью, кружа вокруг аэроплана, время от времени прыгая на фюзеляж и явно пытаясь добраться до чего-то, находящегося внутри.

Подавив отвращение, Тарзан с легкостью соскочил на землю. И хотя приземлился он очень мягко, гиены услышали и резко обернулись. Они сердито заворчали, затем отступили назад. Первый импульс гиен всегда отступить, за исключением тех случаев, когда они имели дело с падалью. Затем, увидев, что Тарзан один, гиены посмелее осторожно двинулись вперед с оскаленными клыками. Между этим человеком и племенем Данго существовала старая взаимная вражда.

Тарзан, казалось, не обращал никакого внимания на гиен. Лук и колчан со стрелами, а также охотничий нож в ножнах оставались на своих местах – Тарзан не схватился за них. Он даже не замахнулся в угрозе дротиком. Всем своим видом он выказывал презрение. Однако Тарзан держался начеку. Гиен он знал с давних пор. Трусливая – да, но, подстегиваемая голодом, способна неожиданно и дерзко напасть, пустив в ход клыки и когти. Сейчас он нюхом чуял, что они голодны, и, оставаясь внешне презрительным, внутренне же был собран.

Осмелев от внешнего безразличия Тарзана, гиены приблизились к нему. Затем самая крупная из них вдруг бросилась вперед и прыгнула на Тарзана, целясь ему в горло.

Не успели грозные клыки сомкнуться на его горле, как Тарзан выбросил вперед бронзовую руку и схватил зверя за шею. Он повернул тело над своей головой и с чудовищной силой швырнул гиену в ее же сородичей, повалив при этом трех зверей на землю. Эти трое тут же вскочили, а первая гиена осталась лежать неподвижно, и ее сородичи тотчас же накинулись на покалеченное тело своего вожака и принялись его пожирать. Да, Тарзан из племени обезьян знал, каким образом лучше всего обращаться с гиенами.

Пока те были заняты своей отвратительной трапезой, Тарзан обследовал самолет и обнаружил, что тот разбит не полностью. Одно крыло оказалось помятым, шасси же сломано окончательно. Но то, что относилось к этому сооружению из металла и проводов, не относилось к той плоти и крови, которая им недавно управляла – к той плоти и крови, до которой гиены оказались не в состоянии добраться. В кабине за штурвалом сидел пилот, наклонив вперед тело и упершись головой в приборную доску. Он был мертв.

Самолет принадлежал итальянским военно-воздушным силам. Тарзан постарался запомнить его номер и эмблему. Затем, забравшись на крыло и приблизившись к кабине, открыл поврежденный люк и принялся пристально осматривать тело пилота.

– Мертв. Один-два дня, – пробормотал Тарзан. – Пулевое отверстие в горле, чуть левее гортани. Вот это уже странно. Я бы сказал, что этот человек был ранен в воздухе, но прожил еще и сумел посадить самолет. Причем был не один. Но стреляли не его спутники.

Тарзан - 1

(48 стр.)
Книга адаптирована для смартфонов и планшетов!

Только текст:

Как-то утром продиравшаяся сквозь заросли африканских джунглей горилла по имени Кала внезапно услышала странный звук, от которого у неё сжалось сердце. Кала недавно потеряла детёныша. Раздавшийся крик напомнил о нём.
Кала отправилась на шум и вышла на небольшой островок, к высокому дереву рядом с домом. Хотя дом внушал ей суеверный ужас, Кала отважно приблизилась к нему, чтобы узнать, откуда шёл этот странный звук.
Войдя в дом, Кала, к своему удивлению, обнаружила необычного малыша, безволосого и совсем не похожего на детёныша гориллы. Было очевидно, что малыш остался без родителей и нуждался в помощи.
Кала подобрала ребёнка, и они с опаской и интересом принялись изучать друг друга.
Вдруг Кала заметила, что сверху на них смотрит леопард Сабор, готовая к прыжку.
Кала, преследуемая Сабор, выскочила из древесного дома.
Именно Сабор убила детёныша Калы.
Решив спасти странного малыша от опасного леопарда, Кала схватила ребёнка и прыгнула в лодку. На их счастье, бросившаяся в погоню Сабор запуталась в верёвках подъёмного блока.
Молодой горилле Терку странный малыш пришёлся по душе, а вот муж Калы, вожак стаи Керчак попытался уговорить её вернуть ребёнка туда, где она его нашла. Керчак боялся, что когда-нибудь ребёнок навлечёт на его семью беду.
Но Кала уже решила стать ребёнку матерью и назвала его Тарзаном.
Через пять лет, благодаря любви и заботе Калы, Тарзан превратился в маленького сильного мальчика.
Он был таким же проказливым, как и другие детёныши горилл, а иногда даже гораздо более озорным!
Но однажды Тарзан учинил настоящую беду, случайно прогнав слонов по месту, где гориллы искали еду.
Керчак очень рассердился на Тарзана
- Он никогда не станет одним из нас! - прорычал он Кале, пытавшейся защитить мальчика.
Слова Керчака ранили Тарзана. Он очень хотел быть таким же, как остальные. Ночью Кала утешала его. Она приложила руку Тарзана к его сердцу, а его голову прижала к своей груди.
- Слышишь? Они бьются одинаково, - сказала Кала.
- Просто Керчак этого не понимает.
- Я заставлю его понять! - вскричал Тарзан и обнял Калу.
Шли годы. Тарзан превратился в сильного юношу. И вот однажды случилось нечто, изменившее мнение Керчака о нём.
В тот день Терк и Тарзан шутя боролись между собой, и Тарзан побеждал.
Внезапно на горилл набросилась Сабор. Керчак отважно защищал свою семью от леопарда, но Сабор сильно ранила его.
И тогда Тарзан убил страшного леопарда и спас жизнь Керчаку. Преклонив колени, он положил мёртвого врага к ногам Керчака.
Вдруг недалеко послышались звуки выстрелов. Перепуганные гориллы бросились в джунгли, а Тарзан решил остаться и выяснить, откуда берутся эти странные и страшные звуки.
Вскоре Тарзану пришлось сильно удивиться: он никогда ещё не видел таких существ.
Одно из них, по имени Джейн, особенно заинтересовало Тарзана. Из своего укрытия он видел, как оно рисовало детёныша бабуина.
Вот только маленький бабуин решил, что рисунок Джейн предназначался ему. Он стащил альбом и начал вырывать из него страницы. Неудивительно,что Джейн рассердилась!
Семейству бабуинов совсем не понравилось, когда Джейн стала осыпать их малыша упрёками. Обезьяны набросились на неё, и Тарзану пришлось спасать девушку от рассвирепевших обезьян.
Наконец им удалось оторваться от разъярённой стаи Говорить по-человечески Тарзан не умел, поэтому он просто ткнул себя в грудь и произнёс «Тарзан».
Через какое-то время девушка поняла, что Тарзан назвал ей своё имя.
- А-а-а, понятно! - рассмеялась она.
- Ааапонятно, - повторил Тарзан.
- Нет, нет! Джейн, - поправила она его.
- Нет-нет-джейн, - повторил Тарзан.
Тогда Джейн ткнула в себя пальцем и сказала «Джейн».
- Джейн, - нежно протянул Тарзан.
Терк и друзья-гориллы Тарзана наткнулись на человеческий лагерь. Людей на месте, к счастью, не оказалось, и никто не помешал озорным обезьянам играть со всеми странными вещами, найденными ими здесь.
Когда Тарзан привел Джейн обратно в лагерь, она, к своему удивлению, обнаружила, что там полно горилл.
Керчак и остальные гориллы услышали шум. Они пришли в лагерь сразу же после Тарзана и Джейн. Стоило Керчаку увидеть Джейн, какой принялся
яростно бить себя кулаками в грудь. Джейн была чужаком и могла представлять опасность семье Керчака, поэтому он хотел напугать её. И он преуспел! Затем Керчак увел упиравшегося Тарзана из лагеря и от Джейн.
Керчак приказал Тарзану держаться подальше от людей. Но Тарзан знал, что должен снова увидеть Джейн, и вернулся в лагерь. Там он встретился с профессором Портером и охотником Клейном.
В последующие дни Тарзан постоянно возвращался в лагерь, где Джейн с отцом учили его всему, что они знали о мире людей.
Но не только Джейн показала Тарзану её мир: он с удовольствием открыл ей свой.
И даже научил кататься на лианах.
Через несколько дней Тарзан, к своему ужасу, выяснил, что Джейн и её друзья собираются вернуться домой в Англию.
Клейтон сказал Тарзану, что если бы у них появилась возможность увидеть настоящих горилл, Джейн и её отец, возможно, захотели бы остаться.
Профессор Портер считался выдающимся специалистом по гориллам, но никогда не видел их в природе.
Профессор Портер и Джейн были очень рады встрече. Были свои причины радовать ся и у охотника Клейтона, который зловеще посмеивался про себя, глядя на счастливые лица вокруг.
Тарзан очень хотел, чтобы Джейн осталась, и уговорил своих друзей Терка и слона Тантора увести Керчака от остальной стаи. Затем Тарзан привел Джейн и других людей к семейству горилл.
Но вдруг появился Керчак. Увидев людей, он зарычал и набросился на них. Юноша постарался помешать ему, чтобы дать своим друзьям-людям скрыться.
Тарзан очень расстроился из-за драки с Керчаком.
Он знал, что разочаровал Калу и других обезьян своим поступком.
Забравшись на дерево, Тарзан с тоской смотрел на корабль, который должен был увезти от него Джейн.
Кала понимала чувства Тарзана и, наконец, решилась показать ему древесный дом, где она нашла его много лет назад и где когда-то жили его родители.
Преисполненный любопытства, Тарзан исследовал дом изнутри.
Тарзан решил, что его место среди людей, с Джейн. Надев одежду своего отца, Тарзан с тяжёлым сердцем простился с Калой, ждавшей его у входа.
- Ты всегда будешь для меня матерью, - сказал он.
На следующее утро Джейн, к своему удивлению, увидела, как на борт корабля поднимается Тарзан.
Её увлечение этим сильным и нежным человеком всё больше росло по мере того, как она узнавала его.
Поднявшись на корабль, Тарзан бросил последний взгляд на свои любимые джунгли!
Но Джейн, её отец и Тарзан угодили в ловушку.
На борту их схватили люди Клейтона.
Расхохотавшись, Клейтон поведал Тарзану о своём плане поймать горилл и продать их в Англии. Тарзан, вспомнив, что сам показал Клейтону место, где жили гориллы, взвыл от ужаса и отчаяния.
Друзья Тарзана Терк и Тентор не успели попрощаться с ним. Возвращаясь в джунгли, они переживали, что он уплыл, так и не сказав им «до свиданья».
И вдруг они услышали отчаянный вопль Тарзана на корабле. Не сговариваясь, друзья поспешили на помощь.
Попав на корабль, Тантор воспользовался своей слоновьей силой, чтобы пробить палубу и освободить Тарзана и Портеров.
Клейтон и его приспешники уже добрались до лагеря горилл и хватали их одну за другой, хотя Керчак изо всех сил пытался помешать злодеям.
Клейтон решил, что вожак стаи Керчак слишком дикий и сильный, чтобы его можно было держать в неволе, даже в клетке. Его люди связали Керчака, и Клейтон поднял ружьё.
В этот момент на поляну выбежали Тарзан и его друзья. Пролетев на лиане, Тарзан сбил Клейтона с ног прежде, чем тот успел выстрелить. Затем он бросился на помощь Керчаку.
Джейн поспешила к клетке Калы, чтобы освободить её. В этот момент Клейтон выстрелил и ранил Тарзана в руку. Когда он поднял ружьё во второй раз и снова выстрелил, Керчак закрыл Тарзана грудью. Пуля, предназначавшаяся Тарзану, ударила Керчака, и он рухнул на землю.
Тарзан бросился от Клейтона на дерево, но тот в ярости последовал за ним. Наконец, двое мужчин оказались лицом к лицу, и Тарзан вырвал ружьё из рук Клейтона. Но стрелять он не стал, а просто связал Клейтона лианой.
Клейтон попытался освободиться с помощью мачете, но свалился вниз и разбился насмерть.
Керчак умирал. Тарзан сжимал могучую обезьяну в своих объятьях и просил прощенья. Но Керчак ответил ему:
- Нет… Это ты прости, за то, что не понимал тебя… не понимал, что ты всегда был одним из нас. Теперь наша семья пойдёт за тобой…
Следующее утро было для Тарзана очень печальным. Керчак умер, а Джейн и её отец собирались на корабль, чтобы вернуться в Англию.
Оглянувшись на Тарзана, оставшегося на берегу, Джейн поняла, что полюбила этого странного, удивительного человека. Перемолвившись парой слов с отцом, она выпрыгнула из лодки и поплыла к берегу.
К счастью, профессор Портер тоже надумал остаться, решив, что жизнь среди горилл будет удивительным приключением.
Пролетая на лианах сквозь джунгли, Тарзан и Джейн улыбались. Они знали, что будут счастливы здесь всегда!

Берроуз Эдгар Райс

По лесной тропе бесшумно двигался бронзовотелый человек-гигант, почти полностью обнаженный, если не считать набедренной повязки. Это был Тарзан, обходивший ранним бодряще- прохладным утром свои обширные владения-джунгли.

Он выглядел безразличным к окружавшей его среде, однако безразличие это было кажущимся, - следствие того, что он прекрасно разбирался в запахах и звуках джунглей. Все его органы чувств были обострены.

Тарзан всегда и во всем предпочитал полагаться на свое обоняние. Глаза человека могут обмануть в сумерках и ночью, уши - попасть под влияние разыгравшегося воображения. Но обоняние не подводило никогда. Оно было всегда безошибочным; оно всегда говорило человеку, что есть что.

К сожалению, человеку не всегда удается идти навстречу ветру - либо человек меняет направление движения, либо ветер.

Вдруг до слуха Тарзана донеслось нечто такое, чего не смогли бы уловить ничьи иные уши, кроме его собственных - далекий крик гиены Данго.

До тех пор, пока Данго не причиняла зла, Тарзан ее щадил - ведь не мог же он в самом деле убить зверя только потому, что ему не нравится его запах. Кроме того, этот запах был дан Данго от природы.

Раздался взрыв смеха мартышек, и шаловливый самец огорченно потер грудь одной лапой, а другой - озадаченно почесал голову.

Поиграй со своими братьями, - выкрикнул Тарзан. - Сегодня у Тарзана нет времени для забав.

На земле лежал частично изуродованный аэроплан. Там же, бродя кругами вокруг обломков, обнаружился источник ненавистного Тарзану запаха - полдюжины гиен с высунутыми языками, с которых капала слюна. Они двигались безостановочной мягкой поступью, кружа вокруг аэроплана, время от времени прыгая на фюзеляж и явно пытаясь добраться до чего-то, находящегося внутри.

Тарзан, казалось, не обращал никакого внимания на гиен. Лук и колчан со стрелами, а также охотничий нож в ножнах оставались на своих местах - Тарзан не схватился за них. Он даже не замахнулся в угрозе дротиком. Всем своим видом он выказывал презрение. Однако Тарзан держался начеку. Гиен он знал с давних пор. Трусливая - да, но, подстегиваемая голодом, способна неожиданно и дерзко напасть, пустив в ход клыки и когти. Сейчас он нюхом чуял, что они голодны, и, оставаясь внешне презрительным, внутренне же был собран.

Пока те были заняты своей отвратительной трапезой, Тарзан обследовал самолет и обнаружил, что тот разбит не полностью. Одно крыло оказалось помятым, шасси же сломано окончательно. Но то, что относилось к этому сооружению из металла и проводов, не относилось к той плоти и крови, которая им недавно управляла - к той плоти и крови, до которой гиены оказались не в состоянии добраться. В кабине